Заплатишь

Англия ненавидел Шотландию, а Шотландия ненавидел Англию — это знали все. Уэльс и Ирландия всегда чувствовали себя рядом с этими двоими лишними, поскольку между ними и вовсе не было противостояния. Они просто не видели в нем смысла, ведь люди, которых связывают семейные узы, не должны становиться врагами, верно? К большому сожалению братьев, это было не про Артура и Скотта. Да и что уж тут говорить… Один, сухой и чопорный, восхищающийся собственными манерами и пользующийся благосклонностью у королевы, истинный джентльмен с типичной английской надменностью. Другой — непокорный, диковатый в некоторых вещах и чтящий свои обычаи, пусть они и кажутся глупыми. Это вечное соперничество, эти вечные споры и мелкие, а порой и не очень гадости в сторону друг друга. Да как они вообще могли быть братьями? Все четверо… Они были так странно разделены — Англия почему-то оказался с Шотландией, а Уэльс с Ирландией, хотя лучше бы все было наоборот. Дружественные младшие братишки устали влиять на вечно дерущихся родственников, и, помахав на прощание ручкой, скрылись за горизонтом, оставив странную парочку выяснять отношения самостоятельно. Никакого толка их помощь все равно не приносила, а если перестать маячить перед глазами Скотта и Артура — что-то могло измениться. Могло… Или нет? Но они не подозревали, что подобный ход приведет к куда более худшим последствиям. Артур рассматривал брата издалека, когда их позвали на очередной королевский прием. Всеобщая элегантность, увлеченность, светские манеры — эти вещи были повсюду кроме… Кроме того места, где был Скотт Кёркленд. Англия рассматривал его очень долго и сам не замечал, как начинал невольно сравнивать его с собой. Правда, в большинстве своем это выдавалось самодовольным фырканьем и взглядом, полным пренебрежения. Впрочем, Шотландия отвечал ему тем же. Это был единственный раз, когда он согласился снять свой килт и надеть костюм, палагающийся для подобного мероприятия. В нем Скотт был очень даже ничего, но Артур вдруг неожиданно признался себе, что эта дурацкая юбка, эта чертова юбка в клетку с сумкой или спорраном, как ее называл рыжий, от вида которого младший Кёркленд хохотал до колик — эта ерунда бесила и раздражала, смешила и вызывала даже некое умиление. А с недавних пор Англия вдруг полюбил красную клетку. Вернее, эмоции были так же отрицательными, но его стремление обсмеять брата или унизить его чем-то будто уменьшилось. Артуру было бы и вовсе всё равно. Ему вообще казалось, что его жизнь давным-давно превратилась в День Сурка — английские комики выпускали шутки про мужские юбки, лишний вес, трудно понимаемый акцент, про отсутствие трусов под килтом… И над всем этим Артур смеялся. Однако смех его преобразился в нечто иное, он стал тусклым и тихим, а затем и вовсе смолк. Губы изгибались в усмешке, но она была такой слабой, ничтожной, как сказал бы Скотт, если бы хоть раз в жизни её увидел. Англия чувствовал, что проигрывает в этом вечном сражении. Шотландия ощутил на себе пристальный взор и обернулся в сторону младшего брата. Тот немного поежился и поспешил обратить свое внимание на что-то другое. И не смог сделать этого. Темно-зеленые глаза, так отличающиеся от тех, что были у самого Англии, глаза холодные, презрительные, в которых тлели, как угли, ненависть и безумие, жажда схватки, и хищная ядовитая ухмылка, которую Артур настолько не переносил, мечтал навсегда стереть её с лица — она возникла на тонких бледных губах Шотландии почти мгновенно. Показались белые острые клыки. Сейчас Скотт походил на лисицу, хитрую и быструю, и в самом деле нельзя было понять, что он намеревался сделать в следующую секунду. Он прекрасно знал, что при королеве курить нельзя, и еле сдерживался, чтобы не вынуть сигарету. Артур невольно пожалел его — все-таки и брат иногда может быть нормальным человеком. Почти нормальным человеком. Англия все-таки опасался, что именно из-за его замашек, из-за его глупости, когда он говорит только то, что сам считает нужным и что по сути является тем, что говорить не следует, он опозорится. Опозорится вместе с Уэльсом и Ирландией. Ну почему, почему Скотт не пытался хоть раз попробовать быть похожим на своего младшего брата? Почему Артур вынужден дрожать каждый раз, когда Шотландия начинает разговор? Они трое — Англия, Ирландия, Уэльс, — стыдились его. Стыдились и не признавались в этом самим себе. Никто из них. Лишь в Артуре с недавних пор появились зачатки понимания. А Скотт? Что до этого Скотту? Ничего! Он спокойно напивался, курил почти где хотел и когда хотел, боролся за независимость пока были силы, и его прожигающий взгляд зеленых глаз, оттенок которых похож не на теплый лаймовый как у самого Англии… Он хвойный, более холодный и бездонный. Но в самой глубине прячется настоящий огонь, который не угасал с самых древних времен. Вот почему Артур так боялся смотреть на него. Он был великолепен в своей национальной одежде, как бы младший Кёркленд её не ненавидел. Он часто представлял Скотта в килте, представлял гордый, надменный взор, бледную кожу, ярко-рыжие волосы… У него был отвратительный характер, Англия мог бы убить его на месте, ему не было бы жалко этого ублюдка, но что-то поменялось! С тех пор, как Ирландия и Уэльс перестали вмешиваться, они стали чаще оставаться наедине. В такие минуты неловкость и раздражение, которое появлялось лишь от собственной растерянности, овладевало Артуром почти полностью. И вот теперь его старший брат стоял всего в нескольких шагах, уже не смотрел на него, определено скучая. Светскую болтовню и чопорность Шотландия всегда терпеть не мог. Он начисто забыл об Артуре, как будто тот испарился или стал обычным пустым местом. Скотт всегда относился к нему так — не проявлял никакого снисхождения, прогонял от стен замков стрелами и камнями, и даже грязь на ботинках, наверное, была ему более приятна, чем общество Англии с его уязвленным в кои-то веки самолюбием и внезапно проснувшейся нерешительностью. — Валяешь дурака? — осведомился младший Кёркленд, медленно подходя к Шотландии. — Ну, а что я еще могу здесь делать, братишка? — последнее слово всегда произносилось то ли с сарказмом, то ли с пренебрежением, то ли с обреченностью, то ли и вовсе звучало ядовито, издевательски. — Мог бы не строить из себя крутого и поговорить со мной, если тебе нечем заняться, — презрительно фыркнул Англия. — Что-то не заметил, что моему братцу, который сейчас передо мной выебывается, очень интересно в этой компании дамочек и их муженьков на высоком положении, — усмехнулся Скотт, вновь обнажая клыки. У него это получается красиво в любом случае — безумен он или горит желанием унизить. — Выражайся в своем каменном свинарнике, — злобно прошипел Артур, а рука его было дернулась, чтобы схватить брата за грудки, — здесь королева, если что. — Плевать я хотел, — в тон ему отозвался Шотландия, при этом придвинувшись к нему так близко, что они почти соприкасались носами. Его дыхание было почти обжигающим, со знакомым едва уловимым запахом дыма от сигарет с ментолом. Снова ходил в уборную, чтобы покурить. Англия несколько секунд стоял на месте, глядя Скотту в глаза — прямо в его блестящие зеленые глаза, красивые, но опасные, немного пугающие. Пугающие своей бесстыжестью, как будто вопрошающие: «Ну, что же будет дальше?». Этого Артур и сам не знал. — В своем свинарнике ты можешь материться, рушить всё что вздумается, ходить в юбке и без трусов, делать любое дерьмо, которое тебе по душе. Но тут, на моей земле, будь добр — соблюдай приличия, брат. Англия, заметив обращенные на них заинтересованные взоры, поспешил отпустить брата. Тот молчал, смотря куда-то в сторону. А затем, глядя на Артура и буквально рыча, но так, чтобы никто из рядом стоящих людей не услышал, проговорил: — Заплатишь за это, мелкий. Дорого заплатишь. Тот непроизвольно отшатнулся от Шотландии. Очевидно поняв, что братишка спекся, ухмылка Скотта стала лишь шире. Он сделал несколько шагов вперед и, поравнявшись с ним, грубо и даже несколько брезгливо потрепал по непослушным светлым волосам. Наклонился к уху Англии, отчего он вздрогнул, застыл на месте как статуя, и прошептал, опаляя чувствительную кожу безумно горячим дыханием: — Какой же ты мелкий ещё. Даже прибивать тебя жалко — никакой чести. Хотя… Зачем она мне? Ведь я — не ты. Не супер-джентльмен, который выебывается больше чем нужно. Не завидую я тебе, Арти. И той мизерной свободы, которую ты себе даешь, не хватает ни на что. Тебе не дотянуться до меня. И да… Заплатишь, мелкая шваль. Обязательно. Когда-нибудь. Но заплатишь. Время будто замедлилось для самого Артура. Скотт прошел дальше, не забыв по привычке ощутимо толкнуть его плечом, как бы показывая свое превосходство. Он отдалялся от Англии своей привычной, немного развязной походкой, до жути неприлично держа руки в карманах. Кёркленду даже показалось, что этот безумец обернулся к нему. Снова сверкнули зеленые глаза и острые клыки, засияла в лучах солнца серьга в ухе, и его голос, с приятной хрипотцой, самодовольный и угрожающий снова повторил то слово: — Заплатишь. И так произошло. С того дня Артур уже не просто мучился от странных, непонятных ему чувств по отношению к Скотту… Он страдал. Страдал по ночам, мечтая о грубой ласке от брата, представляя, какие у него губы. Англия не касался его и всё для него было решительно новым. Мозолистая ли у Шотландии кожа на ладонях? Действительно ли он горячий, действительно ли его тело такое сильное, красивое, которому так идет этот чертов килт и гольфы? А его волосы… Они определенно не должны быть мягкими. Ярко-рыжие, необыкновенные, к которым так и тянет прикоснуться. Артур не мог сказать точно, что с ним, но в тот миг он был готов наплевать на гордость, пасть на колени, взять все слова назад, добиться для Скотта независимости, всё, что угодно! Ему было страшно, было противно, ведь Шотландия — его брат, но что же сделаешь? Если он сказал — это случится. И случилось. Он заставил Англию расплачиваться. Заставил мучиться. В доме у Шотландии царила самая странная и удивительная атмосфера. Артур по-прежнему, помня стрелы и камни, опасался заходить сюда, в его дом, он ожидал всего чего угодно, начиная от хитрых ловушек до того, что Скотт сам набросится на него. Ведь обещал же когда-нибудь свернуть шею, как охотничья собака кролику. Но на удивление — ничего. Брат не встречал его, Англия направлялся к двери гостиной с замиранием сердца, зная, что именно там он и находился все время. Ему отчего-то жарко здесь. Красноватый свет освещал стены замка, который Шотландия облюбовал и в котором поселился. Стенам этим много лет, что, впрочем, совсем не смущало рыжего. О, ведь Артур сам ему сказал, что здесь он — полноправный хозяин. Младший Кёркленд с удивлением рассматривал охотничьи трофеи на стенах, не особенно веря, что все они принадлежат Скотту. Тот любил выпендриваться, чертов сукин сын. Кажется, и домишко свой прибрал — все не выглядело как обычно. Что-то определенно изменилось. — Брат? — Англия заглянуть в комнату, которая оказалась библиотекой, впрочем, тоже сделанной из чистого желания попонтоваться перед остальными. Мол, я — образованный шотландец! Да ни черта, единственное, что любил читать старший брат, это книги писателей, которые родились именно в Шотландии. Никакого разнообразия — Роберт Стивенсон, Вальтер Скотт… Наконец, Артур отыскал гостиную, но кричать и заявлять о своем присутствии не спешил — брат наверняка о нем уже осведомлен. На улице стояла жаркая летняя ночь, но Скотт растапливал камин, будто бы ему все равно не хватало тепла. Комната маленькая, но достаточно уютная по шотландским меркам. Англия, увидев ярко горящий огонь, фыркнул. В кресле у камина сидел Шотландия, задумчиво глядя, как пляшут язычки пламени. Младший Кёркленд не представлял, как он выдерживал стоявшую жару. Но ведь Скотт любил её. И сейчас он тянулся к огню, прекрасно зная, что он обожжет его, но убить не сможет. Он будто бы что-то видел в нем, но оно не представляло для него особенного интереса. Артур вдруг понял, что и здесь стоял тот самый запах дыма от сигарет с ментолом. Тот, который ему понравился. И если уткнуться носом в одежду Шотландии, его можно почувствовать. Тепло сбивало Англию с толку. Его брат, о котором он мечтал, грезил каждый день, сидел там, всего в нескольких шагах. Артур заметил давно знакомую красную клетку — значит, Скотт как обычно в килте. Казалось, что если прижаться к нему, то станет еще горячее, еще обжигающе, но приятнее, а руки, мозолистые руки будут жадно исследовать тело Англии, считать мелкие шрамы, язык будет шептать грязные словечки с привычным акцентом, но Артур желал, он хотел этого. И не знал, как заставить Шотландию хотеть того же. — Проходи, мелкий, чего стоишь? — хрипотца в голосе старшего брата стала для Артура чем-то большим. Тон вкрадчивый, как у Сфинкса, который готов поиграть снова в свою опасную игру. — Спасибо, — нервно рассмеялся Англия, но все-таки сделал несколько шагов вперед. Чем дальше он шел, тем сильнее был жар от камина. Скотт вновь усмехнулся. Снисходительно. Он позволил Артуру сесть в кресло напротив, а сам медленно закрыл глаза, будто погружаясь в раздумья. — Ну, — вдруг повелительно произнес Шотландия, — с чем пришел? Не люблю незваных гостей. Обычно всегда что-то пропадает. Например, фамильное серебро… Веки у него по-прежнему были прикрыты. — Я? — спохватился младший Кёркленд. — Мне было скучно. — Устал от своих светских раутов? Братец приоткрыл один глаз и усмешка стала больше. Артуру хотелось податься вперед, поцеловать Скотта, но чем это обернется он нн представлял. Им постепенно овладевал страх. — Ненавижу тебя, — буркнул Англия, скрестив руки на груди. — Да ну? — хмыкнул Шотландия. — По тебе и видно. Уже как месяц твои двинутые на всю голову комики ничего не пишут обо мне и моем народе. Программу посмешнее и разнообразнее разрабатывают? И футболисты наши ваши сборные побеждают. Удивительно… Он цокнул языком и, взяв рядом со стола стакан с виски, отпил немного. — Считай, что тебе везет, — огрызнулся Артур. — Пока что. — Думаешь отыграться в ближайшее время? — искренне улыбнулся Шотландия. — Так всегда было, — гордо ответил Англия. — Ну, не всегда… — Да ты с восьмидесятых в финал не проходишь. Футбол явно не для шотландцев — в юбках бегать неудобно, да? Скотт мрачно и оценивающе в то же время поглядел на него. — И почему я раньше тебя не прихлопнул? — протянул он. — Знал же, чем дело кончится. Не нравится мой килт? Пошел нахер из моего дома, подстилка этого придурковатого американца. — А чего ты грозишься опять? — разошелся младший брат. — Задел? Уже самим стыдно это носить? — Закрой свой рот, мелкий, или без зубов останешься. — А я не закрою! Не закрою! Сволочь, строишь из себя крутого, а на деле ничтожество! Даже твой народ не пожелал отсоединяться от меня! Они оба вскочили с кресел. — Я всё равно свалю из этого дурдома, который зовут Великобританией, и ты меня не остановишь, сукин сын! А сначала ты мне за всё заплатишь… Секунда, и Шотландия повалил брата на пол, мгновенно устроившись на нем. Он грязно ухмылялся. Но выглядело это слишком красиво. — Что ты собираешься… — Артур и сам тут же понял, что хотел сделать Скотт. — Тихо, — их лица вновь были на расстоянии нескольких дюймов друг от друга. — Укусишь — выбью зубы, понял? Я сделаю это, ты меня знаешь. Их губы слились в страстном поцелуе. Скотт целовал грубо, до боли сжимая светлые волосы Артура, его язык уверенно исследовал рот брата, а вторая рука забралась под одежду. Губы у него были приятные, с каким-то пряным вкусом, таким, что Англия, не отстраняясь, подался ему навстречу. Шотландия усмехался даже глазами — этими необыкновенно зелеными глазами, в которых вдруг мелькнуло тепло. Мелькнуло и исчезло, затем снова появилось. Приятно было чувствовать на себе его тяжесть, вкус его губ, еще приятнее найти на груди то место, где ясно чувствовалось биение сердца и с внезапным счастьем узнать, что это желание вынашивал не только сам Артур. Скотт, наконец, оторвался от него и ощутимо укусил за ухо, и жарко, и нетерпеливо, и вдруг с нежностью прошептав какое-то слово. — Что? — переспросил Англия, взглянув в затуманенные страстью зеленые очи. — Заплатишь, — ухмыльнулся старший братец. Но потом Артур с блаженной улыбкой осознал, что, кажется, Скотт выучил совсем иное, новое слово, которое до этого никому не говорил.