Матовый белый пластиковый прямоугольник

Матовый белый пластиковый прямоугольник. Легко гнётся, ничего не весит. И края тонкие и почти острые, порезаться им нельзя, но, если с небольшим нажимом провести по тонкой коже руки, останется быстро краснеющая белая полоса. В белый, безликий и безразличный ко всему билет впаян микрочип: полдюйма на три десятых дюйма. Всего ничего – кусок синтетического кристалла с записанной на нём информацией; двоичный код так же бесстрастен и безлик, как и белоснежный пластик. Матовый белый пластиковый прямоугольник. За него дрались, ради него убивали. Если можно было бы собрать всю кровь, которая пролилась ради этого бездушного предмета, то, наверное, можно было бы наполнить небольшое озеро. Если б на Земле вообще ещё оставались озера или даже моря с океанами. Земля была перенаселена, выжжена и иссушена. А ещё планете оставалось лет сто до гибели. Окончательной и бесповоротной. Нет, Солнце не взорвётся, Луна не врежется в Землю, падение кометы уже пережили… Эпидемии и так косят народ, несмотря на то, что в теле среднестатистического человека механики больше, чем настоящих органов. Тела стали практически бессмертны, а души истлели. Земля просто перестанет существовать, её уже невозможно спасти. Так сказали Они. Матовый белый пластиковый прямоугольник помнил тысячи прикосновений. Первые - осторожные, бережные, принадлежащие его Создателям. Затем жадные, потные и жирные – того, кому он бы отдан в первый раз. Затем бесконечная череда рук, прикосновений. Капли крови, попадая на матовую поверхность, скатывались, не оставляя следов. Его не разъедала кислота, даже «царская водка», он не плавился, его нельзя было разрезать или расколоть… Матовый белый пластиковый прямоугольник лежал в грязи на обочине дороги. За него теперь никто не дрался, никто не хотел его заполучить. Его попросту потеряли. Очередной обладатель, убив предыдущего, убегал с места преступления, а столь ценную вещь сунул в карман куртки. Когда он перелезал через завал мусорных баков вперемешку с запчастями каких-то древних роботов, то злосчастная куртка зацепилась за торчащий кусок карбона. Модифицированный нейлон не порвался, а вот карман открылся. Кусочек пластика вывалился и, никем не замеченный, уже третьи сутки лежит в грязи. Лежал. Ровно до того момента, пока тщедушный мальчишка-оборванец его не нашёл. Глаза разного цвета сверкнули в свете подыхающей лазерной установки, щедро бросающей пучки света на исписанные стены небоскрёбов. Она должна была зазывать посетителей в низкосортный бар-притон, какими изобилует нижний уровень города, но на деле только создавала жутковатые на вид тени. Ну и, конечно же, служила некоторым вместо фонаря. Солнца на нижнем уровне не видели уже давно: смог над городом не рассеивался последние пятьдесят лет точно. Раньше его разгоняли раз в год, на какой-то общий праздник, но с тех пор как был убит мэр и праздник забылся, деньги идут вовсе не на разгон вечного покрывала свинцовых туч, которые плотно закрывали солнце от горожан, а горожан от солнца. Мальчишка, подслеповато щурясь, покрутил в руках прямоугольник, пытаясь рассмотреть его получше. Аквамариновый искусственный глаз с радужкой, которая была почти вдвое больше естественной, видел гораздо лучше, чем тёмно-карий, настоящий. Впрочем, механический глаз был единственным механизмом, который был вживлён в тощее мальчишеское тело. Пусть у него почти отказали почки из-за того, что бродяжке нередко приходилось пить дождевую воду, а сердце расположено не слева, а справа и может остановиться при любом сильном стрессе. Тонкие кости были хрупкими и знали множество переломов. Волос на голове не было и вовсе: всё тот же дождик виноват. Из одежды на мальчонке – безразмерная чёрно-серая куртка с потрепанным воротом и рукавами, плотные нейлоновые штаны, доходящие до тощих щиколоток, рваные под левым коленом и неумело заштопанные (ярко-зелёный лоскут уж слишком сильно выделялся на тускло-оранжевой ткани). Из притона вывалились трое цепляющихся друг за друга людей. Пола не понять, да и не важен он уже совершенно. Люди что-то орали, обнявшись за плечи, и, шатаясь, брели в сторону, где в куче мусора решил найти себе пристанище на ночь мальчишка. Тот, конечно же, это заметил и дал дёру, сноровисто карабкаясь по хламу. Белый прямоугольник он так и сжимал в руке: выработанный поколениями рефлекс «хватай и беги» работал безотказно. Те трое если и заметили удирающего мальчишку, то не погнались. Просто плюхнулись на ту же кучу мусора, весело гогоча и улюлюкая. Лошадиная доза синтетических наркотиков в их крови ещё надолго обеспечит им самое что ни на есть радужное настроение и мировосприятие, позволяя сбежать из этого техногенного ада. Убедившись, что за ним никто не следует, пацан нашёл себе ещё одно укрытие: опрокинутую на бок проржавевшую бочку. Ничего опасного, в таких обычно хранят пищевой концентрат. Когда он залез в неё, то кое-как умостился, закутываясь поплотнее в куртку, так и сжимая в кулачке кусок белого пластика, и попробовал заснуть. Он не боялся, так как хорошо знал эти места. Если пройти ещё примерно полторы мили, то очутишься на огромном полигоне, на который сваливали мусор уже лет сто. Там можно найти что угодно и кого угодно: такие же, как он, отбросы строили себе из этого мусора дома. Даже больше, он сам был там рождён. Свои своих не трогают – одно из нескольких правил, которые ещё соблюдались в этом мире. Только не суждено было мальчишке в эту ночь нормально поспать. Классика жанра: холодный белый свет, который не так уж и смахивает на лучи старенького лазера, пара секунд – и в старой, помятой с одного бока ржавой бочке только ворох тряпья и остался. Мальчишки нигде не было. Да даже если обыскать всю планету, его не найти. Хотя кто станет обыскивать всю планету ради какого-то безымянного бродяжки? Вот-вот. Но вот ради того самого билета, который так глупо потерял вор, может и стоило бы обыскать всю землю. Но, увы, уже было поздно: пластик рассыпался пылью, как только исчез мальчишка. Словно и вовсе не было этого предмета, из-за которого погибло столько людей… Людей ли? *** Мальчишка просыпался несколько раз и, каждый раз считая происходящее полным бредом, со спокойной совестью засыпал дальше. Мало ли какая отрава была в тот день распылена в воздухе? А вдруг в той бочке раньше был вовсе не пищевой концентрат, а что-то поядрёнее? Всё может быть. А от галлюцинаций самое верное средство – сон. Они становились всё реальнее и реальнее. Тёмно-зелёные, почти оливковые стены, приглушённый мягкий свет, который всё же хорошо освещал хромированные жгуты, которые вились вокруг хрупкого мальчишеского тела. Стоило посильнее дёрнуться, как эти самые жгуты ослабли, а через несколько секунд с тихим мерным жужжанием и вовсе исчезли, скрывшись в стенах. Юноша с трудом пошевелился; всё тело ныло, будто он где-то очень сильно замёрз, а затем попал в помещение с тёплым, даже горячим воздухом. А ещё он был полностью голым. Даже пары плетёных из ниток браслетов, которые подарила ему мать, – «на удачу» - не было. Такое довольно часто случалось: бродяжек отлавливали и попросту пускали на органы или продавали в притоны. Да, искусственные органы давно решили эту проблему, но биологические использовались наравне с ними. Их лишь немного улучшали, а потом вживляли. Могли ещё продать в ресторан, было и такое. В мире, где каждый первый частично или полностью сошёл с ума, в мире, где натуральной пищи уже практически не осталось, человеческое мясо ценилось дорого. Мальчишка не собирался тратить последние силы на то, чтобы бегать по совершенно пустой комнате, орать и просить выпустить его. Зачем, если всё равно это ни к чему не приведёт? Если деваться совершенно некуда, а последняя возможность спастись – это подождать того момента, когда кто-то придёт. Тогда можно будет постараться улизнуть, в ловкости и проворности мальчишке равных не было. Сидел он долго. Пол был тёплым, от него исходило даже какое-то свечение. Вообще, вся комната светилась: и пол, и стены, и потолок. Ни окон, ни дверей, ни мебели, но зато этот свет, естественно, зеленоватый. Глаза он не раздражал, но атмосферу нагнетал. Что может быть страшнее ожидания, когда решается твоя участь? Время ползло медленно-медленно, а может, наоборот, быстро летело. Парень свернулся калачиком в углу и смотрел в одну точку. Ни к чему показывать, что с тобой всё в порядке и ты ещё можешь оказывать сопротивление, тогда твой шанс на спасение будет чуточку больше. Когда стена, словно какая-то вязкая жидкость, буквально растеклась в разные стороны, мальчишка опять задремал. Но стоило войти в комнату тому, кого он ждал… - Ааааа!!! – Было всякое. И люди с двумя головами, и люди с щупальцами вместо рук, и люди со странными глазами… Что угодно было, но не это. Огромные, слегка раскосые, абсолютно чёрные глаза, вытянутое лицо с треугольным подбородком, тонкие губы, почти незаметный, приплюснутый нос… И щупальца вместо волос. В зеленоватом свете комнаты они казались медными, хотя, наверняка, это не настоящий их цвет. Существо фигурой было похоже на человека, даже больше: скорее всего являлось гуманоидом. Две руки, две ноги, голова… И извивающиеся длинные щупальца на голове, которые, цепляясь, оплетая друг друга, так и тянулись в сторону оцепеневшего от страха мальчишки. Существо стояло у стены, через которую и вошло. Стояло как-то совсем по-человечески, скрестив руки на груди и чуть склонив голову набок, не обращая внимания на то, что творилось с его «причёской». - Так вот почему нам было запрещено заглядывать сюда, человек, - существо губ не размыкало, только улыбнулось слегка. Голос звучал сам по себе, будто отражаясь от замерцавших жёлтым и оранжевым стен. Мальчишка съёжился, стараясь казаться незаметнее. Все надежды на спасение рухнули разом: от этого создания так и веяло силой и любопытством… И ещё чем-то, столь тщательно подавляемым, что слабые эмпатические способности землянина не могли различить. Существо, увидев, что пленник на контакт идти не желает, видно что-то для себя решило и подошло ближе. Настолько ближе, что юноша смог детально разглядеть его обувь: странные ботинки с урезанными голенищами, доходящими едва-едва до середины икр. Подошва была серебристой, но абсолютно гладкой, а судя по складочкам на мысках сапог, материал, из которого они были сделаны, чем-то напоминал искусственную кожу, которая так ценилась на Земле. - Не бойся меня, я не хочу причинить тебе вреда. Ты на космическом корабле. Последний из десяти людей, которых мы забрали с вашей планеты… - гуманоид встал на одно колено и нагнулся совсем близко к мальчику, принюхиваясь. - Н..н..не подходи ко мне! – мальчишка даже дыхание затаил, как завороженный наблюдая за гибкими щупальцами, которые теперь вились у самого его лица. Они не были склизкими или противными, наоборот, казались даже тёплыми, гладкими… А ещё от этого существа исходил тонкий, едва различимый сладковато-горький запах… Едва парень учуял его, как забыл о всякой осторожности, даже расслабился и постарался вдохнуть поглубже: аромат был просто божественным. - Зря я пришёл сюда. – «Пришёл», значит существо мужского пола. Запах стал чуть сильнее, а юноша уже сел, всё сильнее и чаще вдыхая. У него начала кружиться голова, а в висках стучала прилившая кровь. Надо сказать, что прилила она не только к голове, но мальчишка попросту не заметил этого. Он уже закрыл свои разноцветные глаза и сидел, стараясь хоть немного взять под контроль собственное тело. Ему хотелось изваляться в этом запахе, хотелось, чтобы его тело пахло так же, хотелось попробовать на вкус то, что ТАК пахнет, вонзить свои зубы, присвоить себе… - С тобой всё в порядке? – Пусть это говорил не этот… мужчина, но всё равно голос был обеспокоенным. – Я сейчас уйду, прости. Не знал, что всё может быть так… - Нет!!! - Он уже собирался встать с колен, как мальчишка, уже совершенно потерявший инстинкт самосохранения, буквально накинулся на него, хватая за широкие плечи и утыкаясь носом в грудь. - Что ты делаешь?.. Нет, прекрати… - гуманоид попытался осторожно отцепить от себя юношу, но щупальца у него на голове, явно жившие своей жизнью, начали легонько оглаживать безволосую голову землянина. Одно из них обвилось вокруг подбородка и мазнуло по губам мальчишки, от чего он прерывисто вздохнул и лизнул самый кончик. Мужчина от этого вздрогнул, сопротивляться уже не было сил. От землянина пахло столь соблазнительно, что удержать себя и не попробовать его было попросту невозможно. Он понимал, что его потом могут попросту убить за то, что ослушался приказа, за то, что «испортил» последнего, десятого человека, за то, что… Всё это было так сладко… Парень облизывал щупальца, которые так и норовили подставиться под его горячий язык, и тихо постанывал от удовольствия, в то время как мужчина, закрыв глаза, гладил кончиками пальцев его шею и выступающие ключицы. Тот запах, поначалу едва различимый, теперь наполнил всю комнату, заставляя сходить с ума. Мальчишка, неумелый, опьянённый и невероятно чувственный. Такой хрупкий, с белой кожей, покрытой сеточкой розоватых шрамов, выступающими рёбрами, которые можно пересчитать на глаз, тонкими руками-плетями и стучащим в безумном ритме сердцем… Землянин, который мог от малейшей ласки стонать так, что звенело в ушах, привыкших к тишине… Страстный любовник, который с горящими от страсти глазами пытался снять с него одежду и рычал, когда понял, что сделать этого не может… А инопланетянин и забыл о себе - нежно ласкал юношеское тело пальцами с короткими, но острыми коготками и щупальцами, оставив во рту парня только одно - самое длинное. Остальные же… Парочка обвилась вокруг члена юноши, не слишком большого, возбуждённого, с рельефной, покрасневшей головкой. Когда они только дотронулись до него, мальчишка застонал и выгнулся, подкинув бёдра вверх вслед за горячими и нежными отростками, которые испуганно свернулись от резкого движения. Мужчина, увидев такую реакцию землянина, потёрся щекой о напряжённый орган и улыбнулся настолько широко, насколько мог, услышав тихое хныканье. От члена мальчишки пахло настолько возбуждающе, что не попробовать его на вкус было бы просто кощунством. Длинный, раздвоенный на конце язык осторожно лизнул уже пульсирующую от возбуждения бордовую головку, потом, поласкав маленькую трепетную дырочку тонким кончиком, начал основательно облизывать его. Точно так же, как мальчишка облизывал чуть увеличившееся в размере щупальце, ласково поглаживая его обеими руками. Это было приятно, даже очень. Представители расы, к которой принадлежал мужчина, моменты близости рассматривали только как необходимость установить иерархию или закрепить какое-то соглашение, но никак не для того, чтобы просто получить удовольствие. А тут… Щупальца, как всегда проворные и юркие, слегка влажные от слюны землянина, тёрлись меж его широко расставленных ног, иногда обхватывая и перекатывая тугие шелковистые яички, которые судорожно напрягались от каждого прикосновения языка мужчины. Парень, распластанный на полу, уже не помнил себя: настолько ему было хорошо. Он даже не заметил, как одно из щупалец проникло в него, бережно раздвигая сжатые мышцы ануса, и, извиваясь, начало тереться о горячие и нежные стенки. Это только добавило ещё одну каплю в море наслаждения. Слюна текла по подбородку землянина, капая на его шею, в щупальце, которое было в его рту, уже отчётливо можно было почувствовать пульсацию крови. Мужчина шумно дышал и мелко дрожал, прикрыв свои большие чёрные глаза. В анусе парня было уже два щупальца. Тонкие, они вытворяли что-то невообразимое, словно танцевали, то скручиваясь в тугой жгут, то расцепляясь, трясь друг о друга и о тугие стенки прохода, словно желая доставить ещё больше удовольствия… Мальчишка ещё шире развёл ноги и инстинктивно поднял бёдра чуть вверх, от чего его член проехался по губам мужчины, пачкая их выступившей смазкой. Тот облизнулся и отстранился, аккуратно выведя свои щупальца из тела юноши. Два движения – и бесшовная ткань расползлась от прикосновений к специальным датчикам. Теперь они оба обнажены – последняя преграда, ещё позволявшая остановиться пока не поздно, разрушена. Землянин как-то странно смотрит в абсолютно чёрные глаза мужчины. Не говорит и не шевелится, только дышит через рот. Красные губы блестят от слюны, зрачки в обоих глазах расширены, лоб блестит от испарины, даже щёки раскраснелись… И мужчина понимает. Скользнув подушечками пальцев по впалому животу, он ложится на юношу, прижимаясь к его члену своим, куда более длинным и толстым, с набухшими от возбуждения венами. Проникнуть внутрь всё же не так-то просто: пусть мышцы уже достаточно разработаны его щупальцами, но всё же они были слишком маленькими. Мальчишка стонет протяжно и слегка ёрзает на полу, не смея вырваться, но инстинктивно стремясь избежать неприятных ощущений. Хотя, как только член мужчины протискивается в него полностью, парень только прижимается к тому ещё сильнее, обнимая ногами за талию… Движения поначалу нежные, затем переходящие в поистине животную страсть; стоны землянина и шумное дыхание его любовника, щупальца, беспорядочно шевелящиеся и извивающиеся, пот и кровь из закушенных губ… Когда всё заканчивается, ни один, ни другой уже не могут найти в себе сил даже для того, чтобы откатиться друг от друга. Так и засыпают, переплетя ноги и руки и прижавшись друг к дружке. Многим позже в эту комнату заглянули по очереди почти все члены команды космического корабля. Просто так, из любопытства, посмотреть на своего капитана, который отважился связать свою жизнь с землянином. На того, чьей парой стал этот мальчишка, нашедший по случайности кусок матового белого пластика без каких-либо опознавательных знаков, оказавшийся в итоге его счастливым билетом. Десять землян должны были улететь со своей родной планеты для того, чтобы продолжить свой род в другом мире. Десять «билетов» было отдано мировому правительству, чтобы те выбрали лучших, но, как водится, людская алчность и эгоизм привели к тому, что полетели не лучшие, а богатейшие и хитрейшие. Девять богатейших и хитрейших и один удачливый мальчишка. Тем, кто вызвался транспортировать этих людей, было категорически запрещено заглядывать в их комнаты. Их даже кормили автоматы, за ними убирали автоматы… Просто была вероятность того, что в какой-то мере похожие друг на друга физиологическим строением расы совместимы, и может выйти то, что вышло… Впрочем, то, что случилось, ни к каким трагическим последствиям не привело, к счастью для этих двоих. Капитан корабля еле выжил после наказания, которому его подвергли за нарушение приказа, но выжил же… Мальчишка так и остался на корабле. По собственной воле между прочим. Ему предлагали перейти в людскую резервацию, но он стойко отказывался, предпочтя остаться помощником техника и тайком бегать в каюту капитана, пока тот валялся в беспамятстве, восстанавливаясь. Сидел подолгу у лечебной капсулы, глядя на спокойное лицо и щупальца, при нормальном свете оказавшиеся ярко-розовыми, с фиолетово-синими концами. Всё остальное было скрыто матовым напылением на стекле капсулы, да и любопытствовать мальчишке не особо хотелось. Поговаривали, что с мужчины содрали почти всю кожу, когда пороли энергетическим хлыстом… Шло время. Поначалу землянину было очень сложно освоиться, но к нему относились с уважением: понимали, что он оставил более-менее нормальную жизнь в резервации ради их капитана. Ему помогали, старались даже подбодрить, наблюдая, как мальчишка с покрасневшими от недосыпа глазами, выходит из каюты капитана и плетётся в рубку, где его пристроили помощником. А вот когда капитан пришёл в себя, вот тогда… Вот тогда от этих влюбленных взвыла уже вся команда, наплевав на слабые голосовые связки…