Разделить на троих.

Любовь дарит радости и печаль, Восторги, сомнения и мечту. Любовь — это звездно-хмельная даль И крылья, несущие в высоту. Эдуард Асадов

Резкий взмах крыльями, и огромный черный дракон взмыл вверх. Небеса встретили свое дитя громким раскатистым громом, эхом разнесшегося на сотни километры вокруг. Сверкнула яркая молния, отразившись в черных, как смоль, глазах. А в глубине, там, где таится душа, кричали от боли и беспомощности три сущности, разделяя боль между собой. Стрелой вверх, выше, а потом резко сложить крылья и безвольной тушей устремиться к земле. Свободный полет над острыми пиками гор, болезненный рев дракона, разрывающий душу на куски. Боль, всепоглощающая, сжигающая изнутри. Если бы он только мог разделить эту боль с ней, а еще лучше — забрать себе. Но все, что он мог сделать — смотреть и делиться своей силой, сдерживая наворачивающиеся предательские слезы в глазах, а внутри рвал и метал дикий зверь. Он ли это? Его ли это чувства? Или это чувства не его? Где правда, а где ложь? Пики гор были уже совсем близко, выставили свои копья, словно ожидая, когда огромное тело упадет на них, а острые концы вонзятся в толстую кожу, пробьют невероятно прочную броню. Еще совсем немного и… Миг, и вместо дракона, в небо снова взмывает огромная черная птица. Раскрывает крылья, подхватываемая встречным ветром. И снова в голове набатом отдается грохот грома в угрожающе нависших тучах. Хрипя, огромный ворон пытается крикнуть, но из горла вырывается невнятный булькающий хрип. Ливень, уже набравший силу, хлещет, больно ударяя каплями по крыльям, бокам; заливая глаза, смешивался вместе со слезами. Кому больно? Ему ли? Шону? Мраку-дракону? Мраку-ворону? Кому…? Им всем. Короткий взмах, и ворон сложил крылья. Он падал, падал…. Только не в небо, а в пропасть, в черноту, в бездну. Бешено билось сердце, скованное страхом, что они могли бы потерять ее. Или, могли бы медленно, но неумолимо и беспомощно наблюдать, как угасает в ней жизнь, если бы не стало ее любимого жениха, единственного родственника? И больше не услышали бы они заветного вопроса, не щелкнули по носу любопытного Кузнечика. Не прилетел бы Мрак-ворон посреди ночи, и не почесал бы никто его за ухом. Не открыл бы свое сознание Мрак-дракон, пуская любопытный нос в самые сокровенные уголки. А утром не стал бы Шон ругаться со своими ипостасями, предупреждая, что так делать нехорошо. И снова крик в небеса. Да что они знают?! Что они знают о беспомощности? Что ему сила и знания, если… Если ей плохо?! И как бы не пытался задавить в себе зародыш тягучего, теплого, словно сладкая патока чувства Шон, он почти физически ощущал, как просыпается от крепкого сна. И эти ощущения, совсем не свойственные ему, пугали, заставляя вздрагивать и беспомощно запускать длинные пальцы в волосы, взлохмачивая их. Это не эксперимент с колбами в лаборатории, не сырая магия, это что-то интереснее, что-то опаснее и притягательнее. Поэтому ли его тянет к ней, словно он опять глотнул из того злосчастного кубка? Или… или потому, что на самом деле что-то чувствует? Он не понимал, запутался в себе, своем отношении к хрупкой девушке, к юному дракону. И снова острые пики в паре метров от него, но он успел создать портал, за секунду до, провалившись в зеркальную поверхность. «Шон?» — раздалось взволнованное в голове. — «Шон, как ты?» «Бель? Все хорошо, решил проверить подопытных», — мысленно хихикнул Шон. Получилось не очень. А сам подлетел поближе, заглянул в умиротворенное лицо, в свете приглушенного света магических светильников, похожего на фарфор. Рука сама потянулась к щеке, но маг сразу отдернул ее и осекся, словно кто-то мог застукать его за этим делом. «Что же ты делаешь со мной, Воробей?», — мысленно вздохнул (Кто? Мрак-дракон, ворон или сам Шон?), и обернулся вороном. Сделал каркас из силовых нитей и вспорхнул на них, неотрывно следя за девушкой. Птица сидела неподвижно, черным глазом, не отрываясь от созерцания. Если бы Мрак-ворон был бы котом, то сейчас он бы громко заурчал успокаивающую колыбельную, пристроился рядом с худым боком, согревая теплом. Где-то на краю подсознания недовольно ворочался Мрак-дракон, но молчал. Ворон, впрочем, как и сам Шон, словно со стороны наблюдая за всем, чувствовали все то, что происходило…с ними? Сколько прошло времени, не знал, когда в голове снова раздался мысленный зов, на этот раз Тиану. «Шон, мы собираемся ужинать. Ты… идешь?» «Не идет. Он… устал.» — ответил за мага Мрак-ворон. А, вслед за этим, ощутил, как его коснулась пришедшая от друзей волна удивления и поддержки. Больше его в тот вечер никто не трогал. А он.. они… продолжали неотрывно вглядываться в знакомые черты, представляя, как распахнутся глаза и раздастся робкое: «Шон…?». И так тепло становилось от этого внутри, словно вырастали еще одни крылья, уносящие куда-то ввысь. И чем больше он смотрел на нее, тем сложнее было отвести взгляд. «Она — моя добыча», — вдруг зарычали внутри. — «Моя!» Ворон захлопал крыльями, мысленно вторя голосу. И только один пытался призвать к порядку, но потонул в гамме чувств, что смешивались с его собственными. И он уже не понимал, где чувства его — Шона, а где чувства его ипостасей, так неосторожно привязавшихся к девушке? Превратившись обратно в человека, мужчина неловко осел прямо на пол, схватившись за голову. Внутри поселился огненный шар, разгораясь все сильнее. Прошелся по позвоночнику и больно ударил в виски, проникая глубоко в сознание. Это были чувства обезумевшего от тоски дракона, не ясным образом как, но услышавший тихий, на грани сознания, едва различимый зов еще не вылетевшего дракона. Это был словно выстрел на старте. Шон едва сдержался, чтобы не превратиться прямо тут, в комнате. Дракон протяжно взвыл, словно бродячая собака, увидевшая на пыльной дороге изломанное, искореженное тело своего собрата, неосторожно попавшего под колеса телеги. «Пусти меня… Пусти меня! Я хочу поделиться силой. Ей это нужно я… я чувствую! Мне нужна она.» Что для дракона проявление любви? Что есть сама любовь? Это быть рядом, касаться друг друга, чувствуя родное тепло, наслаждаться каждой минутой и понимать без слов. Для дракона — это сравнимо танцу в небесах, это свобода для двоих и всепоглощающая нежность, забота, которую могут дарить только драконы. Это рай для двоих, будь он дракон, ворон или человек. Чем больше Шона накрывало с головой чужими чувствами, тем быстрее стиралась та грань, что отделяла его собственные. И тем шире распахивались карие глаза. Глубоко вдохнув, маг, все так же сидя на полу, мотнул головой и сел, положив одну руку на колено. Его грудь часто вздымалась, а дыхание было учащенным, будто он только что вынырнул из воды. По птичьи склонив голову, Шон поднял взгляд вверх, снова вперившись взглядом в подвешенную на силовых нитях в воздухе девушку. — Моя добыча… — как будто с удивлением и одновременно с облегчением прошептал маг, сам не веря своим словам. А на краю сознания, вдалеке, раздавался переливчатый, как сотни серебряных колокольчиков, смех.