Часть 1
13 февраля 2016 г. в 21:40
Хината тихо улыбается на издевательски-сочувственные взгляды и вышивает цветы. Под нитью распускаются бутоны, в белых глазах спокойствие праматери. Она выходит замуж за Наруто.
Сакура цветёт и, кажется, порхает. Чуть-чуть и оторвётся от земли без чакры. У неё тоже скоро свадьба, скоро мон-без-мон сменится на веер, скоро Харуно сможет окончательно забрать вещи из родительского дома, забыть лавку, уйти.
Наруто смеётся и таскает Хьюге цветы, ест с Саске рамен. На последнего косятся, и ни для кого не секрет, чем занимаются Герой Войны и Последний Учиха ночами в пустом квартале проклятого клана. У них скоро свадьбы, у них юные невесты-куноичи, а они обмениваются взглядами, цепляются, сплетаются и разлетаются искрами.
Госпиталь полнится шепотками, шипением, кривыми губами. Сакура слишком юна, личная ученица, примазалась, добегалась, достала. Нелюбимая, третье колесо, Следующая Неудачница. Та не замечает: лечит прикосновением, походя приращивает оторванные конечности и радостно напевает, копаясь в вывороченных кишках, вытаскивая куски лопнувшей селезёнки и готовя пересадку.
Медсёстры и врачи снисходительны, а у выживших в Четвёртой Мировой выступает холодный пот.
Хината Хьюга возьмёт фамилию Узумаки. Хината проводит много времени с младшей сестрёнкой, нейтрально улыбается отцу, старейшинам, уважаемым соклановцам. Хиаши вздыхает — каким бы отцом он ни был, печати младшей ветви на дочери родной не хотел видеть. Пусть уходит, Узумаки — хорошая кровь, джинчуурики — серьёзная сила, Герой — достойный статус. Не создана Хината для жизни шиноби — пусть будет матерью, женой, глядишь, Узумаки и станет Хокаге. Добился же.
В руках Хинаты нити — шёлк, шерсть, вкрапления. Ткани стелются складками, нежными, ничего не говорящими. Как улыбка, под поверхностью которой таится что-то. Это видит Ханаби, это её пугает. Хината вернулась с войны.
Учиха не герой, ему дано немного времени, он уйдёт из деревни. Его сторонятся, его пыталась убить собственная невеста. На него всё равно засматриваются от девяти до девяноста. У него грация змеи, стремительность хищной птицы и еле заметные морщинки в уголках глаз, которые видно, когда он улыбается Наруто, наворачивающему очередную порцию неизменного рамена. Он холоден и вежлив с невестой, но та словно этого не замечает. Десяток лет она за ним бегала, ослепла от придуманного образа, смеются за спиной.
Наруто заполнил деревню, до верха, до отказа. Миссии — Узумаки пишет отчёт, бежит-собирает свой курс на посиделки, радостно вешается разом на Ируку-сенсея и Какаши-тайчо, в очередной раз о чём-то спорящих, тараторя, что уговорил-таки Саске на мальчишник, да-да, оба приглашены, таскает старушкам сумки, везде-везде он. Оранжевая, неизменная куртка и глаза небесной синевы — девушки оборачиваются вслед, вздыхают. Старшее поколение вздрагивает, когда видят его рядом со скалой — на них осколками ледяной синевы смотрят два Четвёртых: каменный и живой.
Но Наруто улыбается, кажется, так растянуть губы вообще невозможно, и чувство горячего дыхания на загривке и острых клыков пропадает. В речи его Сакура-чан, Хината, Киба, Гаара — друзья и товарищи. И на каждое имя по два упоминания Учихи. Все всё понимают, когда Узумаки посреди разговора настораживается и скользит взглядом вверх. Где-то там Саске, и кажется, что абсолютно все темы и варианты меркнут перед возможностью вцепиться в нукенина. Коноха не приняла Учиху, она его терпит, ради Героя, ради его Учителя-Хокаге и мёртвого саннина.
За спиной Узумаки, слыша от него очередное упоминание о свадьбе с химэ Хьюг, непроизвольно удивляются: когда Наруто стал нужен кто-то кроме Саске?
Квартал Учих ночами не освещается огнями, он пережил Девятихвостого, Пейна, войну — переживёт и это, ему не удивляться, а для того, что творится ночами, свет не нужен. Все видят, как Учиха поправляет воротник водолазки, скрывая фиолетовые следы. Прикус нечеловеческий, да и Сакура ночи проводит в госпитале. А у Наруто в глазах счастье, а на лбу чужой протектор, в спешке спутанный со своим.
Его аккуратно поправляет Хината, улыбается нейтрально Учихе, тепло приветствует Харуно, машет Шино. Киба ведёт носом, ловит запахи команды номер семь, смешно чихает, понимает, таит это знание и привычно задирает Узумаки. В щёлках-глазах смесь эмоций, во взгляде на Хьюгу тоска звериная, глубоко погребённая.
За спиной Кибы насмешливые вопросы, молчаливые и невысказанные. Шино сверкает на них очками, поправляет воротник и спрашивает про миссии: Инузука хвастается, Узумаки ведётся, их разнимает Сакура и тащит всех к Ино.
За спиной Харуно Нара и Яманака перекидываются понимающими взглядами, косятся на Саске, чтобы тут же прикрыть очередной комментарий Сая совместной атакой. А когда те устают, масочника кормит Акимичи.
У них у всех на дне зрачков плещется тьма, эхо сражений гремит раскатами в ушах, перед сном ставят в дверях растяжки, дремлют вполуха.
Они радуются, ругаются, громко шумят и едят много сладкого. Юные, весёлые, забавные. Идут за Наруто.
За спиной говорят, что дети распоясались, смеются на глупости Узумаки, слепоту Харуно, слабость Хьюги и безысходность Учихи.
Где-то в Суне пустынной кошкой тихонько фыркает Темари, читая братьям письма из Конохи, и сам песок согласно шуршит её ироничному знанию.
В отличие от этих глупых людей, они знают.
Что Ханаби не возьмёт власть в клане белоглазых. Её не примут. Но печати сестре своей не желает Хината, и прячет спёкшуюся кровь в тени ресниц. Хьюги страшны в ближнем бою. Нет ничего страшнее пехоты в войне. Нет ничего более циничного, чем сцепившиеся на расстоянии вытянутых рук шиноби.
Ханаби видит сестру, посадившую на цепь своих чудовищ, она не понимает, почему этого не видят остальные. Она ещё мала, но уже знает: не быть ей главой клана, не жить тем, кто не будет кланяться спустя пятнадцать лет Хинате-доно.
Хината шьёт на алом шёлке мон Учих. На оранжевом водоворот Узумаки. Химэ улыбается в свою работу: всё идёт, как договаривались. Спустя десять лет на её стороне будет Хокаге, будут Учихи, будет сильнейшая куноичи, когда она вернёт себе фамилию Хьюга и изменит клан во имя памяти Неджи и будущего детей.
Ей осталось немного подождать. Она довольна.
Киба не знает всего этого. Не знает, с каким предложением к ней подошла бывшая команда номер семь, что они обсуждали ночи напролёт до возвращения в деревню, что снилось ей, когда вокруг костра дремали ученики саннинов. Но Хината верит в него, знает: он дождётся. Параллельно с работой медленно, но неизбежно ложится узор на подстилку для Акамару. Её чуть волнует, что Шино легко мог догадаться, но и в него она верит. Слишком много всего их связывает. Он будет на их стороне.
Что Ино, что Шикамару, что Чоуджи знают, но не говорят на своих традиционных посиделках. Ино травит рассказы из госпиталя, упуская, что скоро уйдёт под руководство Ибики. Морино доволен, как и сама Ино своей судьбой, но Нара и Акамичи и так это знают, им интереснее, что говорят о Сакуре. Талантливый медик, несчастная девчонка, дурная, недалёкая. Не оценившая в своё время ничего.
Химэ Яманак привычно ругает давнюю соперницу, и сложно понять, что уважает она её не меньше цепкого Шикамару, что сманил из Суны перспективнейшую из стихийников-фуутонщиков, не меньше обманчиво-мягкого Акимичи, кому отошла резкая облачница.
ИноШикаЧо не нужны прямые слова для объяснения: им и так понятно, что Сакура ночами пробирается в квартал Учих и её там встречают две пары радостных глаз и тепло понимания.
Яманака сматывает клубки эмоциональных связей, Нара играет на логике строящихся интриг, и паутина правды, прикрытая не ложью, но позволением слепцам обманываться самим, выскальзывает из рук старшего поколения. Они пока этого ещё не понимают, но тонкие пальцы Шики, почти девичьи, мнут пачку сигарет, как сминаются чужие планы парой непредсказуемых деталей. Власть вьётся верёвочкой, свивается паутиной перекрёстных взглядов и подсознательного, животного понимания товарищей.
Они прошли войну, они ближе кровных родственников, они действуют едино, подспудно всё зная, слова давно закончились. Взращенные на крови Третьей войны джонины чуют перемены, ветер щекочет по холкам опасностью, тонкими улыбками.
Они ещё не понимают, что готовится, но шуганные, битые и матёрые, пропускают бешеный молодняк, готовятся отойти, смотрят спокойными глазами за учениками и друзьями учеников нынешнего Хокаге.
Хатаке тоже всё понимает. Нет, он не вмешивается в то, что творит его команда, но он лучше всех других знает, кто они и на что способны. Паккун только подтвердил его подозрения — Сакура, Наруто и Саске сплелись так близко, что не разорвать, не оттащить без крови и вырванных мышц. Ему не страшно: они достаточно сильны, чтобы выжить, а о том, чтобы их из страха не задели свои же, он позаботится: тогда не будет причины идти им вразнос, а он знает, к чему это приводит, Обито был наглядным примером.
Что понимают выжившие санины? Знают лишь их призывы, да и кто бы искал Цунаде в логове Орочимару, спокойно пьющую, кто бы подумал, чай. Шизуне в Конохе, Като и Якуши следят, смотрят, молчат.
Слушают, что говорят за спинами кохаев.
У них достаточно опыта, чтобы понимать: дети родятся, мирная жизнь наладится, а в Коноху вернётся жёсткая военная диктатура Сенджу с ударной силой Учихи.
Что управлять деревней будет не дурак-Узумаки, которому спешно уступит пост Хатаке, а потомок великого клана, сильнейший джинчуурики, потомок Рикудо, с ученицей Сенджу, медиком и умницей-куноичи Сакурой, с Учихой Саске, что возьмёт себе АНБУ.
Втроём.
Пока за их спинами могут говорить что угодно.
Всё идёт по плану.