***
Огромная двуспальная кровать с черным постельным бельем и висящая на потолке лампочка, покачивающаяся на одном лишь проводе из стороны в сторону от небольшого сквозняка.. - Может,закроешь наконец окно? — раздается голос с кровати, но парень поперек раскинувшийся на ней звездой, даже не поднимает головы. Комната пропитана запахом сырости, старые доски на полу, которые скрипят, когда ступаешь по ним и въевшийся в ноздри и легкие, запах дыма. - Может быть.. Однажды.. — следует хриплый ответ и парень сидящий у стены, напротив кровати, ежится от того, как тонкая игла пронзает давно огрубевшую кожу бедра, после чего откидывает шприц в сторону, закатывая глаза и ударяясь затылком о стену. Воздух спертый, он царапает острыми когтями внутренности и сжимает раскаленными прутьями горло, сдавливая его, заставляя выгибаться от боли и биться в истерике и конвульсиях. - Думаешь у нас когда-нибудь настанет… это однажды? — еле шевеля губами интересуется лежащий на кровати Чондэ, но в уничтожающей тишине маленькой комнаты, этот вопрос звучит как выстрел в висок с расстояния — впритык. У Минсока перед глазами проплывают странные картины, сменяющие одна другую и он сужая по лисьи прекрасные глаза, которые секунду назад закатывались от очередной дозы, пытается рассмотреть силуэт парня. - Чондэ-я.. — тихий шепот разрезает острием наточенной катаны, пытаясь вырвать из глубины той темноты, в которую они попали. - Мы.. — Чен слышит как срывается голос парня, но поднять даже голову, нет сил. — Где мы сейчас, Чондэ-я? Как мы… Минсок выпускает тяжелый вздох, который черным вороном кружит по комнате, задевая лампочку, и взмахом крыла поднимая практически ураган в комнате. Чен переворачивается на бок, сворачиваясь в позу эмбриона и вытягивая одну руку вперед так, что та свисает с кровати. - Тебе снятся сны, Мин? — интересуется Чондэ, без всякого интереса скользя взглядом по облупленной краске на старом окне и трещинам на стекле. Губы невольно дергаются вверх, сравнивая это окно с их жизнями и по коже будто скользит ледяной змей, заставляя поежиться. За окном очередная осень, или весна. Не понятно. И разница давно не видна. Небо серое, иногда Чену кажется, что в нем видны хмурые взгляды людей на кладбище, а когда идет дождь, редкие слезы на циничных лицах. - Я не знаю, — шепотом отвечает рыжеволосый парень и прикрыв глаза, пытается вспомнить. — В детстве, мне снились добрые сны.. говорят, если снится хорошее, не нужно рассказывать никому. А если плохое, стоит поделится, чтоб спастись от неприятных ощущений. К концу предложения, Минсок лишь шевелит губами, потому что больно. И слезы по щекам. Он крепко зажмуривает глаза, глотая крик отчаянья, и скользит пальцами по деревянному полу, сжимая их в кулак и загоняя мелкие занозы под кожу. Знакомое чувство. - Минсок, в этом нет твоей вины.. Чондэ знает. Он слишком хорошо все знает. Парень тянется к тумбочке, доставая баночку таблеток и запив одну водой из бутылки, вновь соприкасается головой с подушкой. - Я не должен был делиться. Я должен был рассказать о том, какое прекрасное и волнительное море снилось. Как мы прыгали на волнах и гоняли мяч на горячем песке. Я не должен был… Он сползает по стене, укладываясь на твердую поверхность и прикрывает глаза. У Чена избитая и мертвая полу улыбка на сухих губах, мешки под глазами и пустота. Пустота в каждой клеточке тела, в каждом миллиметре. Он ведь тоже не должен был… - Я вчера видел сон. Мы ехали по дороге. Широкая и, знаешь, казалось, бесконечная. Минсок-а… Она такая же бесконечная, как и мы… Обними меня, — и это даже не просьба. Просто так надо. Так легче и в ту же секунду больнее. Скрип деревянных досок под ногами, и огромная кровать прогибается под весом чужого тела, и теперь два парня лежат голова к голове, так что ноги свисают с обоих краев. Минсок не обнимает. Он запретил себе. А Чондэ не настаивает, он никогда не винил старшего. - Я бы хотел завести кота, — говорит Мин с закрытыми глазами и ловя вздохи и выдохи Чена. Калейдоскоп перед глазами, а в ушах лишь…вдох…выдох…вдох…выдох… Для обоих кажется, что прошла вечность, когда за окном темнеет и лампочка, что горит все время, не начинает мигать, давая понять, что ее конец близок. «Как символично», - думает Минсок. «Нужно купить новую», - размышляет Чондэ. «Слишком разные», - проносится в мыслях обоих, и Чен чувствует свинцовую тяжесть на веках, но не позволяет себе уснуть. - Мы могли бы, — через, кажется, бесконечный отсчет секунд, отвечает Чондэ и как-то так получается, его пальцы находят чужие, сжимая их в безмолвном касании. Наверно они и правда могли бы. Они вообще многое бы могли, но кажется не в этот раз. Возможно однажды… Однажды. Звучит как надежда. Давно потерянная, мертвая, избитая и истерзанная до неузнаваемости. - Ты когда-нибудь был в Диснейленде? — внезапный и весьма странный вопрос, но Чен лишь улыбается уголком губ. Он не помнит, всегда ли Минсок был таким. Или его хён просто.. - Нет, — спокойный ответ, а в душе ветер гоняет пустоту, создавая природные катаклизмы. — Но мы могли бы отправиться туда вместе.. И опять это «могли бы..», опять усмешка на мертвых губах и огромный, противный ком в горле. - Чонде-я… И остается лишь…выдох…вдох…выдох……….***
Когда мир рушится на глазах, погребая под землю самое дорогое, нам кажется, что мы умираем. Умираем медленно, разлагаясь на клетки, рассыпаясь на атомы, растекаясь противной слизкой жижей по пропахшему резиной от шин автомобилей асфальту. Мы слышим хруст ломающихся костей, и как трещит грудная клетка, будто по ней попадают бейсбольным мячом, который летит со скоростью света. У нас ломает позвоночник, опуская на колени, и разбивая коленные чашечки, от столкновения с твердой землей. В такие моменты, мы забываем о том, что кажется где-то наверху, есть Бог. И мы могли бы закричать, надрывая горло, просьбу спасти, дать еще шанс, но нет. Мы падаем на землю, смешивая слезы с грязью, и сжимая ее между пальцами так, что вся она оказывается под ногтями. Горло вроде как начинает саднить, но столько боли, что нельзя разобраться, где точно болит. Пытаемся подняться, но все тщетно. Слабость… Выходя из некого транса, Чондэ открывает глаза, глядя в окно больничной палаты и устремляя все тот же пустой взгляд вдаль. Они проиграли. Они не смогли. Не выстояли. - Господин Ким, Ваши документы для выписки готовы, — заходя в палату оповещает медсестра и кладя папку на кровать, выходит, оставляя парня одного. На улице весна и это отчетливо видно по притворной радости на губах прохожих, цветах, начинающих пестрить своими красками и противным пением птиц. В такси слишком душно, и открыв окно, Чондэ откидывается на заднее сидение. Перед глазами все расплывается и прикрыв их, парень погружается в свои мысли, пока голос таксиста не оповещает его о том, что они приехали. Чонде стоит практически не дыша и в упор смотрит за стекло, где в рамках стоят фотографии. Улыбающийся и всегда громкий БэкХён. Ушастый и счастливый ЧанЁль. Сексуальный и горячий Чонин. Тихий, но порой непредсказуемый КёнСу. И… - Минсок-а… Чондэ чувствует как подгибаются ноги, и он падает на колени, не чувствуя боли. Пальцы сжимаются на шее, царапая ее, а в легких совсем заканчивается воздух. Слезы беззвучно душат, сжимаясь прогнившей, костлявой рукой у основания горла, и желания сопротивляться нет, от слова совсем. « -Чен-Чен!» , раздается веселым голосом Бэка в голове, и из горла Чондэ вырывается плачь. Первый, за столько времени. « — Хей бро!» — ЧанЁлевский бас, и Ким начинает плакать громче, сжимая в руках их общее фото, которое хранил столько лет. « — Привет Чондэ..» , идеальная улыбка сердечком, и сердце в груди выкручивает наизнанку. « — Сегодня опять пойдем в клуб, нужно кого-то подцепить!» , ухмылка на пухлых губах Чонина, и у Чена совсем нет сил. Так больно. « — Ты когда-нибудь был в Диснейленде?» , ударом в солнечное сплетение, и из самого нутра вырывается дикий и болезненный рев зверя… Они не смогли… А он смог… Так не должно было случится… Не с ними…***
- Два яблока в карамели, — протягивая деньги продавцу, говорит Чондэ и забрав свои лакомства, проходит в глубь парка, ища уединенное место. Усевшись на лавочку, он вдыхает свежий воздух, откусывая кусочек за кусочком и находясь мыслями где-то не здесь. Когда одно яблоко съедено, он вдыхает последний раз, поднимаясь с насиженного места и подходя к урне, выбрасывает второе яблоко, с грустью глядя как оно опускается к прочему мусору. - Да, Минсок-а, я был в Диснейленде, — тихо выдыхает он, и засунув руки в карман, мягкой походкой удаляется вдаль, оставляя на лавочке общую фотографию шестерых подростков, которым просто не объяснили правила игры, с ее простым названием…жизнь.