Fatally

Они — не пара. Они не вместе. — Том. Её выбивал из равновесия и лишал спокойствия один только вид этого надменного и лицемерного красавца. «И совсем он не красивый! Так… Просто стройный брюнет с неплохим телосложением… Всего лишь выглядит как прирождённый аристократ. Пф! Как такой вообще может кому-нибудь нравиться?» Однако он действительно нравился — и многим, даже, пожалуй, слишком многим, но… в их число Минерва, разумеется, не входила. Да и разве может истинная гриффиндорка хоть кому-то — хотя бы самой себе — признаться, что по ночам видит лишь одного человека, с волосами цвета вороньего крыла и глазами, в которых заблудилась холодная — обжигающе ледяная — сталь. В голове Минервы при мыслях о нём плавали — дрейфовали — точно такие же острые льдины. Минерва всей душой его ненавидела, потому что любить слизеринцев гриффиндорцы не научены. Это правило, к счастью, действует в обе стороны. — Минерва? Его раздражала эта заучка-шотландка, считающая себя лучше других. «Да чем она лучше? Чем она лучше меня, наследника Салазара?» Конечно, она не была лучше, Том это точно знал, но всё же… всё же… Скрывать собственное восхищение при взгляде на неё с каждым годом становилось всё сложнее, дошло до того, что стало почти невыносимо. — Сегодня ты снова пропустил зельеварение, Том. — А ты всегда замечаешь моё отсутствие, Минерва? — Не говори глупостей. «Ты мне безразличен». «Ты всегда такая… вездесущая». Том немного опасался, что однажды Минерва узнает и про все его тайные дела в Слизерине, и про постыдное прошлое в приюте, и про не обещающее ничего хорошего будущее. Ведь если кто и смог бы разгадать — увидеть, понять… принять?.. его — то только она. Впрочем, он бы её тоже принял — любой. Пусть она даже полукровка (как и он сам), гриффиндорка и заучка родом из Шотландии. Минерва — «отмеряющая», богиня мудрости у древних римлян. Римская Афина Паллада, молниеносная богиня гор, полезных открытий и изобретений. «Сколько мне ещё осталось, Мин? Отмерь...» Тоже — невозможно. Минерва — для него — невозможная и непонятная, и «Мин» он её никогда не назовёт вслух, хотя именно так обращается к ней мысленно каждый раз: «Мин… Мин. Мин… Спаси!» Не спасет. Для него она — Минерва. Не Мин. В общем-то, они абсолютно несовместимы. Очень разные, очень скрытные и недоверчивые, очень… Возможно, они просто слишком друг друга переоценивали. А может, наоборот — недооценивали. Хотел бы Том её недооценить… В любом случае они никогда не были парой и никогда не будут: для этого они чересчур разные. Узнай Мин о его тайнах, наверное, возненавидела бы на всю жизнь. Только Том почему-то даже не сомневался, что такая возможность ей обязательно представится и… тогда она его в самом деле возненавидит. Когда-нибудь. Но не сейчас. — Ох, вот поэтому я терпеть не могу наши парные лекции… — Не беспокойся, меня от твоего присутствия тоже воротит. — Ну вот, а говорила, что любишь меня, — с притворным вздохом изрек Том. — В жизни бы не сказала ничего подобного! — Непреклонно. Лживо. Ответила. — И ещё, Том… — Да? Придёт время, и они возненавидят друг друга всей душой. Как Слизерин и Гриффиндор, как Англия и Шотландия. Возможно, потому что на самом деле они всегда были слишком… похожи. Слишком. — Твои ошибки… Ты же знаешь, я готова их принять. — Ты неоправданно хорошего мнения обо мне, Минерва. — И всё же… — Хорошо, я это запомню. — Так ты не расскажешь, где был вместо того, чтобы со мной варить противоядие от одного очень редкого и интересного яда? — с нотками веселья в голосе спросила Минерва, но взгляд оставался всё таким же острым и холодным. Ледяным. В её зелёных глазах Том видел собственное отражение. — Будь моя воля, я бы вообще не стал подходить к девушке, которая считает яды «интересными». — Том! — Минерва! … «Мин». Известно, что молодости свойственно ошибаться. Если так, то Том был рад этим ошибкам, оплошностям судьбы, мгновениям, когда кажется, что даже самое невозможное на свете возможно — стоит только протянуть руку и коснуться бледной девичьей кожи. В конце концов, с Минервой Том предпочёл бы ошибаться снова и снова… Только всё равно приходит время, когда даже самое желанное и нужное, как воздух, становится невозможным и недосягаемым, а любая случайная ошибка оборачивается фатальной. Для Тома таким моментом стал день, когда он впервые услышал о крестражах. Для Минервы — день, когда сталь в дождливо-серых глазах окрасилась первыми отсветами алого. — Если ты ошибешься, я пойму, Том. — Я постоянно ошибаюсь, Минерва. «Скажи, сколько мне — нам — ещё осталось, Мин?» Сколько?..