14 февраля

Казалось, в этот день снег падал будто непрерывно. Не переставая ни на минуту, белоснежные хлопья неустанно вальсировали с небес и, гонимые слабым ветром, опускались на землю в последнем пируэте, где их ожидали тысячи таких же притягивающих взор снежинок. Как итог их мелодичного танца – сугробы повсюду и невозможность выйти на улицу из-за мороза, который нещадно покалывал алые от холода щеки. Но к этой невозможности, к счастью, присоединилась еще и столь редкая ненадобность, из-за которой выходить за стены привычного штаба было не нужно. Выходной. Слово, которое в этом мире, казалось, изжило себя и растеряло свое значение. Сейчас же приказ был получен сверху, а значит, действительно можно было выдохнуть – никаких экспедиций, экспериментов, никакой нудной бумажной работы. Отдыхать положено по случаю небольшого, но приятного праздника, и известие об этом обрадовало определенно большую часть разведкорпуса. Кто-то же, напротив, отдыхать попросту разучился. Февральский воздух проникал в кабинет даже сквозь плотно стиснутые ставни окон, покрытые витиеватыми острыми узорами. Мужчина сидел за своим столом, слабо покачивая взятую тонкими пальцами за горлышко чашку, и, подперев одну щеку рукой, непрерывно смотрел в единственную точку. Не моргая, он вот уже несколько минут пытался разглядеть в пестрой бумаге, лежавшей на его столе, что-то новое. Аромат крепкого черного чая заполнил собой помещение, и тягучий пар, тянувшийся волнистыми линиями из белой посуды, будто манил сделать очередной неспешный глоток. Бледные губы коснулись горлышка, чуть приоткрылись, вкушая пленительный напиток, и вновь примкнули к краю чашки. Глоток. Теплая жидкость разлилась по телу, принося с собой ощущение уюта и некоего невесомого спокойствия, несмотря на внутреннее напряжение. Наконец, тихий выдох и резкое желание закрыть порядком уставшие глаза. Ривай, не без присущей ему аккуратности, поставил чашку на стол и откинулся на спинку сиденья. Большой и указательный пальцы массажировали прикрытые под тяжестью недосыпа и усталости веки, но перед глазами все еще мельтешила яркими вспышками нежно-розового цвета бумага в форме сердца и старательно выведенная явно дрожащей рукой фраза: «С днем Святого Валентина!». Было видно, что отправитель усердно пытался сделать свой почерк максимально красивым. Пытался. Ривай мысленно хмыкнул, но с виду остался непоколебим. Тяжело вздохнув, брюнет принял прежнее положение и, осторожно взяв открытку в руки, развернул ее, поддев за слегка помявшийся край. В который раз он уже читает эти строки? Мужчина не знал, почему уже на протяжении нескольких минут разглядывает обнаруженное утром послание, не знал, почему, спустя некоторое время размышлений, вновь перечитывает написанное, подмечая для себя что-то свое, определенное, нужное. Вот только, для чего именно нужное? Наверное, выходной день с самого утра сказался не лучшим образом на лидере отряда, раз подобные мысли, не имеющие отношения к общей ситуации в мире, настойчиво пробирались в его голову, ненавязчиво занимая собой все освободившееся пространство. Точно так же, как, возможно, неосознанно делает и он. Равнодушный взгляд серых глаз вновь пробежался по строкам. Медленно из стороны в сторону двигались зрачки, снова стараясь зацепиться за что-то, что представит собой новую шестеренку в механизме, который приведет к пониманию. В этом пустом взоре, в бездонной серости глаз, казалось, невозможно было разглядеть эмоции. Они тонули, угасали, едва появившись, и мгновенно пропадали, исчезая из вида других. Испарялись, но не бесследно. То, чего не видно снаружи, вовсе не означает, что не существует вовсе. Любой проблеск чувств или эмоций, что загорался в душе капрала, затем переходил в голову, осмысливаясь и занимая внутри же свое законное место. Ни к чему было внешнее проявление того, что само еще не успело подвергнуться анализу, на который, опять же, зачастую не было времени. Однако важным оставалось одно – брюнет по-прежнему чувствовал. Чувствовал что-то и сейчас, во время прочтения в неизвестный раз этой небольшой записки, от которой исходила… забота? Ривай понимал, что чувствовал. Осознавал, быстро рассматривал различные варианты, оставался непоколебим снаружи и… Ровно три стука прервали размышления капрала. После отрешенного «Войдите» дверь медленно открылась с характерным глухим скрипом, заставившим мужчину тихо цокнуть, и в проеме показалась фигура солдата. Осторожно зайдя в кабинет и закрыв за собой дверь, Эрен остановился около нее, не решаясь пройти дальше, пока не выровняет сбившееся дыхание. Грудь его поспешно вздымалась и опускалась, волосы были небрежно растрепаны, а глаза сверкали по-особенному ярко, на секунду остановившись на брюнете, а после отчего-то поспешно устремившись в пол. Оглядев парня, Ривай скептически изогнул бровь, вновь делая глоток чая. На этот раз он не отрывался от лицезрения того, чье имя стояло в подписи к интересующему его посланию. Объяснений от солдата не потребовал, дав возможность отдышаться от скорого бега, о котором свидетельствовал весь внешний вид Эрена. Зачем, если, придя в себя, Йегер сам все расскажет? Непременно расскажет. Ривай неплохо знал этого мальчишку. Ждать долго не потребовалось. Выпрямившись и зачесав рукой волосы назад, Эрен подошел чуть ближе к сидевшему за столом капралу и, уверенней посмотрев на него, заговорил. – Ханджи передала мне, что вы хотели видеть меня. Я помогал Армину и Микасе разносить валентинки остальным, но прибежал к вам сразу же, как только освободился. Прошу меня простить, – Эрен чуть наклонил голову и, смутившись, отвел взгляд в сторону. – Вы что-то хотели? – поинтересовался он, вновь взглянув на мужчину. Шатен усиленно делал вид, что лежавшей на столе записки не замечал. Ривай, не привыкший долго ходить кругами и говорить намеками, взял ее в руки и, поднеся на уровень головы, спросил: – Что это? Всего два слова, а Эрен боязливо сглотнул, на мгновение растерявшись. Что ему ответить? Разве капрал сам не понимает, что держит в руках? Тело грозилось не выдержать натиска испытывающих серых глаз, чей взгляд отчего-то приковывал к одному месту и буквально смотрел насквозь, прожигая изнутри. При этом Ривай оставался по-прежнему бесстрастным, а Эрен – по-прежнему взволнованным. Но смятение вскоре развеялось – шатену хотелось поскорее выйти из кабинета, чтобы не оставаться наедине с этим человеком. Его не покидало чувство, что диалог сегодня, как часто и происходит, не заладится, да и сам Йегер рискует произнести явно лишнее – воодушевленный праздником, он стал слишком эмоционален и беспечен. Нужно было исправлять ситуацию, спокойно отвечая четко на поставленные вопросы, не говоря большего и не интересуясь причинами и мотивами задаваемых вопросов. А наедине… Наедине они побудут в другой раз, когда вероятность того, что Эрен выдаст самого себя, будет не так велика. Такую установку дал себе шатен, мысленно уповая на то, что возможность оказаться с капралом один на один еще выпадет ему. – Это валентинка, сэр. – Вижу, Йегер, – спокойно произнес Ривай, в который раз взглянув на записку. – Зачем? – и взгляд его снова остановился на парне, который, похоже, не ожидал прямого вопроса в лоб. Эрен замялся. Неуверенность вновь отразилась на его лице, и руки, видимо невольно, то сжимались в кулаки, то теребили края рубашки. Иногда лидер отряда тихо недоумевал: как преисполненный решимостью и энтузиазмом солдат, рьяно следующий к своей цели, может быть таким… робким и беззащитным? Ривай не видел тому причины, но реакция Эрена на его довольно естественный в свете последних событий допрос предоставила ему интересную пищу для размышлений. – Понимаете, капрал, – неожиданно заговорил Йегер, снова собравшись с силами и подойдя практически вплотную к столу мужчины, – в день Святого Валентина принято дарить валентинки не только тем, кого любишь, но и тем, кому ты благодарен, кого уважаешь… – Ривай внимательно следил за его словами, взглядом, который не может найти, за что бы ему зацепиться, за немного нервными телодвижениями и отмечал про себя, что Эрен Йегер – все-таки довольно милое создание. – Мы с Микасой и Армином решили написать всем такие послания, чтобы сегодня каждый почувствовал себя нужным. Правда, я написал только им и вам… – Больше меня в ваши детские игры не втягивайте, – резко перебил парня брюнет, не желая дослушивать рассказ. Записка, что была в его руке, оказалась смята таким же быстрым сжатием кулака, а после отправлена в прицельный демонстративный полет до ближайшего мусорного ведра. Эрен, проследивший за этим, переменился в лице, чуть поджав губы и глубоко вздохнув. – Я понял, сэр. Извините, пожалуйста, – ровно ответил он, задним шагом направляясь к двери. – Если это все, то я пойду, нужно еще ребятам помочь… – пробормотал шатен, торопясь уйти, а после, выглянув из дверного проема, добавил с теплой улыбкой: – И все же с днем Святого Валентина вас, капрал, – и поспешил удалиться. Ривай с минуту смотрел Эрену вслед, положив подбородок на скрещенные пальцы рук и размышляя об этом странном парне. Любопытное поведение, любопытные мысли, любопытные чувства… Брюнет, не долго думая, осторожно наклонился и достал лежавший на поверхности слегка помятый лист – Аккерман предусмотрительно не сжимал кулак сильно, чтобы не испортить бумагу еще больше. Положив записку на стол и бережно расправив ее, мужчина, расположившись поудобней в кресле и отхлебнув глоток слегка остывшего любимого чая, вновь принялся за прочтение. Короткое послание, ничего необычного, но что-то необъяснимое с каждым разом пробуждалось в Ривае, стоило его глазам опуститься на быстро запомнившиеся строки, а мыслям улететь в сторону их автора. Да, капрал определенно давно не испытывал подобного чувства. – Неисправимый наглец, – заключил брюнет, убирая записку в надежное место и вновь возвращаясь к делам. Кажется, сегодня эмоции в его глазах задержались дольше обычного. *** «Дорогой капрал, Поздравляю вас с Валентиновым Днем! Я понимаю, что это не лучший праздник, с которым стоит поздравлять именно вас, но мне это показалось таким нужным, важным… Необходимым. Спасибо вам за вас. За то, что вы есть, за то, что делаете для всех нас. Для меня. Быть может, вы этого и не замечаете, но я точно вижу. Обещаю, ваши старания не пропадут даром, мы вас не подведем. Я сделаю все от меня зависящее, знайте это, пожалуйста. Я буду стараться быть полезным. Я буду стараться быть нужным. Желаю вам достижения единственной истинной цели и, возможно, нахождения хотя бы блеклого отголоска счастья. Берегите себя. Я благодарен вам. Я восхищаюсь вами. Спасибо еще раз. С праздником вас, Эрен Йегер».