chclt wth strwbrr

      Закоулки Кабуки-чо ярко освещены огнями магазинов и хост-клубов. Настолько ярко, что режет мне глаза. В предпраздничные дни всегда все происходит подобным образом: все заведения работают дольше, даже чем-то украшенные, заманивают посетителей пестрыми вывесками и скидками. 13 февраля — день перед самым бессмысленным праздником — вот, что вертится у меня в голове, которая раскалывается от суетливых шумов девушек и женщин, суматошно бегающих по магазинам. У них завтра важный день. Хотя мне всегда казалось бесполезным существование праздника 14 февраля — Дня всех влюбленных. Вот, что витает вокруг сладостной розовой дымкой. Из-за этой глупой суеты Кондо-сан приказал патрулировать позже обычного времени. Я устало бреду по улицам квартала, то и дело выкуривая сигарету одну за другой, стараясь переварить, пропустить через фильтр окружающие шумы. Хотелось очутиться в казармах Шинсенгуми, привычных, где в такое время всегда приятная и расслабляющая тишина.       Ко мне подходит низкая девушка, выбивая меня из потока мыслей, словно вынимая затычки из ушей. Смотрю на нее: совсем юная, быть может, чуть младше Окиты. Черты лица ее были напряжены и были броскими: заметно отличались от женских азиатских лиц. Девушка, неуверенно перебирая ткань рукава своей одежды, робко спросила:        — Извините, господин, Вы же полицейский, верно? — тоненький голос, явно выраженный акцент.        — Да. У вас что-то случилось?        — Н-нет, просто я из далеких мест и не знаю, где здесь и что…        — Вы потерялись? Есть ли у вас какие-то ваши координаты? Гостиница, в которой вы остановились? Девчушка облегченно вздохнула и улыбнулась. Она, видя человека, готового помочь, протягивает мне красную листовку, благодарно, но робко посматривая на мое лицо.        — Мне нужно найти эту кондитерскую. Говорят, что именно там самые вкусные сладости в Эдо! — ее голос наполнился уверенностью и неким мне непонятным восхищением. Взглянув на листовку, я мигом вспомнил одну мелочную вещь.        — Эй, Хиджиката, смотри-смотри, — раздается голос в моей голове, громко и интересно завлекающий меня в закоулки памяти. Пока я не ушел туда окончательно, я одобрительно кивнул девушке и пообещал ее отвести в нужное место.       —Ты чего развопился, придурок? — немного нервно спрашиваю я у Гинтоки. Он, закутавшись в шарф, уже терся около какой-то светлой витрины.        — Ну-ну, иди сюда же, покажу тебе кое-что! Его голос звучал по-детски заинтересованно, а обычно мертвый рыбий взгляд необычайно мерцал. Я вздохнул и подошел ближе к нему. Его покрасневший от холода палец указывал на какую-то аккуратную и изысканную коробочку в бордовых тонах, перевязанную золотистыми ленточками.        — Ну, и что здесь такого? Ты что, девушка что ли, вестись на красивые коробочки?        — Тебе, майонезному идиоту, естественно не понять. Это один из вкуснейших шоколадов во Вселенной! — с легкой обидой выпаливает это Гин, делая вид эксперта в сладостях. Хотя, думается, он действительно в них разбирается — поглощает различные сладости в огромных количествах.        — Да и цена у него, действительно, «лучшая во Вселенной», — приглядываюсь я к ценнику и перевожу взгляд на рядом стоящего.        — Потрясающий молочный шоколад, внутри потрясающая шоколадная нуга, а сердцевинка! Сердцевинка! Сладкая клубника, ах, какая же вкуснятина, — растягивает Саката, забвенно рассматривая коробку со сладостями.        — Понял-понял, ты только стекло слюнями не забрызгай, ладно? Я не хочу позориться. Ну, пойдем уже, — тяну я его за рукав незаметно,— я уже замерз.        Смотрю прямо в его глаза: те блистающие искры, свойственные детям, потухли, вернув привычный «рыбий» взгляд, с долей некой легкой грусти. Гинтоки молчал всю дорогу до своего дома, сильнее пряча краснеющий нос под шарфом. Прикосновения мороза были всегда ярко видны на его чистой коже, белой, словно первый декабрьский снег. Наверное, она чувствительна к холоду и быстро становится шершавой из-за пребывания на морозе. Переулок нелюдный. Нет ни души. Тихо, спокойно. Идет мелкий снег. Слабо светят фонари.        — Ну и чего ты надулся?        — Ничего не надулся, — буркнул тот себе под нос. Похож на капризного ребенка.        — Неужели ты так сильно хочешь те конфеты? Гинтоки молчит и еле видимо кивает.        — Не расстраивайся из-за такой ерунды, — потираю свои ладони. Окончательно замерзли.        — Дай сюда руку, — неожиданно произнес Гин, отвернув голову в сторону. Я непонятливо вскидываю бровью и ощущаю тепло. Он, не дожидаясь моего ответа, сжал мою ладонь, скрестив наши пальцы. Мы стали идти ближе друг к другу, сохраняя тепло в этих сантиметрах.       Звон входного колокольчика прервал пелену моих воспоминаний, отчего я задумчиво ухмыльнулся. Оглядываюсь по сторонам и вижу, как потерявшаяся девушка уже стоит у прилавков, зачарованно разглядывает пирожные. Точно. Тот же самый магазин.        — Господин полицейский, — зовет меня девушка, — можете мне помочь? Я подошел к ней и был готов слушать ее.        — Я хочу выбрать сладости для своего старшего брата в честь праздника, какое из них бы понравилось вам? — она указывает на два пирожных. Шоколадное, с небольшой клубникой в качестве украшения, и, похоже, песочное с каким-то светлым кремом.

«Сердцевинка! Сладкая клубника, ах, какая же вкуснятина!»

Незаметно улыбаюсь всплывшей в разуме фразе и указываю рукой на шоколадное пирожное.        — Я бы выбрал это, с клубникой, миледи. Мне кажется, что оно непременно понравится вашему брату.        — Да! Спасибо большое, господин полицейский. Вы мне очень помогли, — она благодарно низко поклонилась, хотя ее вид выдавал, что она была не уверена в правильности своего действия. Она подошла к кассе, оплатила покупку, доброжелательно улыбнувшись продавцу, который так аккуратно упаковал вкусности, в знак благодарности.        — Вам еще нужна помощь? — поинтересовался я.        — Ох, нет, спасибо вам огромное, господин полицейский! У меня хорошая зрительная память, я запомнила обратный путь, — она резко остановилась и замялась, после добавила: — Завтра, надеюсь, вы будете рядом со своим любимым человеком. Хороших вам праздников, господин полицейский!       Она еще раз приветливо улыбнулась, поклонилась и поспешно вышла из кондитерской лавки. Я, несколько ошарашенный ее словами, смущенно потер шею, вспомнив лицо одного надоедливого типа с серебряными волосами, который так несерьезен, будто бы ребенок. Я полез в карман за своим бумажником. Достав его, я проверил свои сбережения и медленно закрыл его, посматривая на полку с коробками конфет. Перед глазами стоит образ Гинтоки, жадно разглядывающего витрины со сладкими изысками.        — Сердцевина-клубника значит, да?..       Я принялся рассматривать витрины и, заметив ту самую красную коробочку, попросил консультанта упаковать ее. Видимо, он понял мою просьбу не совсем верно и празднично «нарядил» упаковку конфет. Сам факт существования такого неестественного для моего характера предмета меня несколько смущал, поэтому я поспешил выйти из кондитерской, нечаянно сильно хлопнув дверью. Когда я нашел место за пазухой, куда бы можно было спрятать эту смущающую вещицу, мне стало намного спокойнее.       Время патрулирования подходило к концу, 13 февраля уже покинуло улицы; наступила полночь, 14 февраля, глупый праздник, к которому я совершенно неосознанно купил подарок. Да еще и в подарочной упаковке, которую старшеклассницы почему-то считают безумно милой. Женщины всегда ведутся на красивые обертки.       Половина второго ночи. Я стою у его дома, поднимаю взгляд вверх, на второй этаж, где был дом, а по совместительству и рабочее место светловолосого лентяя. Ну и что же я, черт возьми, делаю? Поднялся по лестнице наверх и постучал в двери. Пути отступления обрушились, оставив меня на этом мелком практически тонущем островке. Да нет, он уже наверняка спит. Явно не подойдет к двери.        Холодно, руки опять замерзли. Стучу еще раз. Зачем? Йорозуя явно спит в такой час, особенно Гинтоки — этот любитель бездельничать явно пользуется ночью на все сто, полностью выжимая из этого времени каждую приятную капельку сна, которой, порой, очень сильно не хватало мне из-за работы. Топчусь на месте, выдыхаю дым, докуривая сигарету.       Слышу шаги.        Да ладно? Шутите, что ли?        Звук открывающейся двери.        Мост «обратно» окончательно разрушен. Из дверного проема выглядывает Гин, потирая уставшие глаза. Он еще даже не ложился спать, что показалось мне очень странным. Он был в своей повседневной одежде, только лишь его деревянный меч был не на привычном месте. Он удивленно смотрит на меня сквозь негу сна в глазах. Тушу сигарету и думаю, куда бы выбросить окурок. Вижу, что он усмехается и тянется за пепельницей, которую спустя несколько секунд протягивает мне.        — И что ты тут забыл? — спрашивает он меня, потирая свободное от ткани кимоно плечо.        — Да так, мимо пробегал.        — Так и будешь здесь стоять? На дворе зима вообще-то, холодно.        — А мелюзга ведь, я их разбужу…        — Их нет, они сегодня ночуют у Шинпачи, готовятся к чему-то «грандиозному».        — Тогда… Я зайду? — потираю затылок покрасневшими руками, несколько неуверенно спрашиваю я. Ответом мне служит раздражительное цоканье и бормотание «гостеприимного» хозяина. Захожу и закрываю за собой дверь, быстро разуваюсь, аккуратно ставя обувь у входа, и прохожу в комнату. Присаживаюсь на диван и продолжаю неотрывно смотреть на Гинтоки: его усталый овал лица, расслабленные и медленные движения.       — Так что же они там делают такого «грандиозного»? — спрашиваю я. Не то, чтобы мне было безумно интересно. Нет, нужно создать атмосферу, говорить что-то отвлеченное, пока эта тишина не сожрала меня. Нас.        — День святого Валентина завтра. Кагура сказала, что очень хочет приготовить шоколад своими руками. Шинпачи принялся помогать ей в этом, хотя та отказывалась, — отвечает он непринужденно и легко. То, что сейчас нужно: легкость и отстранненость. Неловкость и стеснение, характерные для старшеклассниц во время признания в любви, стискивают меня, заставляя волноваться.        Ну что за бред.        — Вообще-то он уже сегодня. Сейчас.        — А ведь и правда, совсем не смотрел на часы, — он оперся о стол, после чего устало забрался на него и сел. Почему он не воспользовался стулом? Не знаю. Его поза на столе заставляла меня смущаться несколько сильнее. Дурацкая идея. Дурацкий день. Дурацкий праздник.        — Вы прямо-таки пожираете меня глазами, Хиджиката-сан, может прекратите это? Его голос вновь приобретает игривые нотки, звуки изливаются так сладостно.        Приторно.        — Замолчи, — раздраженно ответил я. Он был прав, я точно пожираю его глазами. Полностью.        — Эй, Хиджиката, у тебя что-то из-под кителя выпирает, — Гин подходит ближе.       Слишком близко. Впритык.        Свободных сантиметров так мало. Я отвожу взгляд от его склонившегося надо мной лица и пытаюсь выдавить из себя какие-то слова:       — Это я для тебя купил. Достаю цветастый пакетик и передаю его Гинтоки. Он удивленно его принимает, с интересом распаковывает. Видит содержимое. Я замечаю, как в его глазах проявляется радостный блеск и детский восторг. Он открывает коробочку и снимает пробу. Вкус конфеты сладостно растекается по его рецепторам, принося истинное наслаждение.        — Ну, ты вроде говорил, что очень сильно хочешь их попробовать. Да тут еще и день такой, когда шоколад дарят… Он резко прервал меня неожиданным поцелуем, горячим. Я сразу же почувствовал этот сладкий вкус во рту. Он обнимает меня, разрывает поцелуй и замечает, что я поморщился.        — Прости, не подумал. Зато теперь ты понимаешь, что чувствую я, когда ты, покурив, лезешь ко мне с ласками, — он тихо смеется, искренне, чисто. — Неужели так сильно сладкое не любишь?        — От такого шоколада с клубникой я бы не отказался, — обнимаю Гинтоки в ответ, шепчу на ухо поздравление, нежно касаясь мягкой кожи на шее своими пальцами.        — Идиот, как у тебя выходит говорить подобное? — он смущенно утыкается в мое плечо и спокойно дышит.        Пахнет клубникой и табаком. Не такое уж и плохое сочетание.