Вечер тысячи комплиментов

Когда Себастиан накануне делится своими планами на грядущий праздник, который они оба (по крайней мере, согласно их клятвенным заверениям) никогда не праздновали, у Хантера внутри все обрывается… Точнее, в первую очередь обрываются ниточки, фиксирующие на месте его челюсть, отчего она отправляется в недолгий полет согласно всем законам земного притяжения, во вторую — голос, когда мужчина, прокашлявшись, выдавливает из себя удивлённо-раздражённое «что, блять, ты только что сказал?»… Где-то в процессе перехода из одного пункта в другой обрывается ещё и его спокойствие, но спокойствие Хантера — слишком неустойчивое и шаткое состояние, чтобы вообще хоть как-то его учитывать. — В смысле «что, блять»? — с осторожной улыбкой переспрашивает Себастиан, пытаясь высвободиться из объятий любовника, которые, говоря откровенно, с каждой секундой все больше и больше начинают походить на борцовский захват, какие обычно используют в боях без правил. Одно неверное движение или слово — и вот уже шея свёрнута. Хантер иногда бывает… довольно пугающим. — Что-то не так? Или, может, нужно объяснить, что я имею в виду?.. — Будь добр, объясни, ага. А то звучало твоё предложение невероятно тошнотворно и отстойно, и я просто уверен в том, что слегка его… Не догнал. Пальцы Хантера все ещё находятся в угрожающей близости от его сонной артерии, поэтому прежде, чем продолжить, Себастиан решает изменить стратегию, чтобы слегка себя обезопасить: — Детка, помнишь, как ты проиграл мне в карты желание? Да-да, тот самый первый и попросту единственный раз, когда ты вообще мне в чем-то проиграл. Так вот, это моё желание. И ты не имеешь права злиться, отказываться или душить меня, потому что карточный долг — долг чести. В конце концов, ты сам мне это говорил неоднократно, когда заставлял меня делать все те унизительно-приятные вещи… Помнишь? Отлично! Тогда разожми, пожалуйста, пальцы, а то мне сложно дышать… Сейчас все объясню. Хантер откатывается на противоположный край кровати, раздувая ноздри подобно взъяренному зверю, которого загнали в угол, и кривится в оскале. Он недоволен, но Себастиан и не ждал от него понимания. Ровным счетом как и не ждал от себя подобных желаний. Но Хантер все равно обязан выполнить любую его блажь, и сворачивать с этой кривой зыбкой дорожки теперь поздно. — Вечер тысячи комплиментов, — украдкой сглатывая, продолжает юноша. Ладно, с этим он согласен — звучит и правда наитупейшим образом. — Я это в сериале подсмотрел и хочу повторить то же самое с тобой. Точнее, это будешь делать ты — ты завтра вечером должен сказать мне тысячу комплиментов, окей? Ничего сложного: я каждый день говорю тебе, засранцу, о своих чувствах, а ты принимаешь это как должное. Хочу оказаться на твоём месте. Хочу хмыкать в ответ на все твои приятные слова и говорить «ещё бы», «я знаю», «это же я» или «ты не единственный так считаешь». Завтра ты меня будешь ублажать. Вечер тысячи комплиментов, ясно? И даже не вздумай спорить. Во время своей пылкой речи Себастиан осознаёт, что тоже начал злиться, и слова, вылетающие сквозь его сжатые зубы, звучат куда жёстче, грубей и резче, чем хотелось бы. Сев на кровати с расправленными плечами и горделиво вскинутым подбородком, он, по своему скромному мнению, «размазывает любовника по стене», а тот молчит. Это почти так же странно, как и все, что Хантер в принципе делает — неужели он и правда даже не возразит? — Хорошо, ты прав. — Черт побери, серьёзно? Это что, розыгрыш? Нет, это не розыгрыш — это день, когда Хантер-чертов-Кларингтон поставлен на колени в словесной перепалке. — Конечно, я бы с большим удовольствием пригласил тебя на официальное свидание в какой-нибудь дорогой ресторан и может быть даже подарил бы тебе цветы или разрешил сесть за руль моей крошки… — Себастиан, поджав губы, поспешно мотает головой, чтобы случайно не согласиться на притягательное щедрое предложение, и мужчина только вздыхает: — Но если так ты видишь день святого Валентина, если ты всерьёз хочешь свою тысячу комплиментов, будет тебе тысяча комплиментов. Так тому и быть. Я от своих слов не отказываюсь. Проиграл — буду расплачиваться. Себастиану в голову ударяет власть — все в глазах меркнет, а он практически заходится в моральном оргазме. Как это вообще возможно, нет, правда? Обошлось без кровопролития и скандалов. Без перевёрнутых стульев, разбитых губ и стертых костяшек… Совершенно очевидно, Себастиан сегодня у руля, а Хантер, как бы ни щерился, играет роль безропотной сучки. Наконец они поменялись местами. — Ты какой-то странно податливый… Может, ещё и отсосешь мне, а? Это может стать первым твоим комплиментом! В физическом плане. А если хорошо постараешься, то зачту сразу за сто! Хантер продолжает улыбаться. Он даже подползает назад и сидит теперь прямо напротив любовника, спокойный, сосредоточенный, обнаженный и, мать его так, все ещё пышущий жаром после недавнего секса. Красивее всех греческих богов вместе взятых и с достоинством, превышающим размеры древних стандартов… Вот почему Себастиан не может удержать себя от комплиментов. В конце концов, не сделает он — сделает кто-то другой. А если у Хантера уже есть тот, кто заставляет его морщиться или смеяться от очередных приятных слов, на кой-черт ему сдался кто-то ещё? Разве не логично?.. — Отсосу, — почти шепотом тянет Хантер, перехватывая пальцами подбородок любовника. Себастиан, выдернутый из сладких фантазий, дергается, но взгляд не отводит — ему только что отсосать пообещали, он не может ни секунды из этого пропустить! Сощуренные глаза мужчины многообещающе сверкают, в паху уже начинает крутить, но когда Себастиан собирается схватить Хантера за волосы, чтобы нагнуть его, дело принимает совершенно неожиданный оборот: — Когда-нибудь, когда ты этого заслужишь. Но сейчас ты ведёшь себя как зарвавшийся маленький ублюдок, и я просто обязан поставить тебя на место. Так что сосать сейчас будешь ты, это ясно? А иначе я разорву твою маленькую ублюжью задницу на части… И поверь, отнюдь не тем способом, который ты так любишь. Решил повысить на меня голос? Готовься его сорвать. Причина молчания Хантера становится понятной: нет, он не слушал его, внемля каждому слову и соглашаясь с обоснованной претензией, а просто был сконцентрирован на своём возбуждении. В отместку Себастиан прокусывает его губу, со всей дури сжимая зубы во время поцелуя, но уже очень скоро сдаётся. Действительно, с чего бы ему отказываться? Член Хантера — все ещё его любимая игрушка. Ну, после его нервной системы, разумеется.

***

Говорить комплименты у Хантера не получается. Он старается изо всех сил, но что-то постоянно идёт не так — и диктофонная запись Себастиана (да-да, ясное дело, он записывает каждое слово, ведь должны же у него быть неопровержимые доказательства взаимности их чувств!) полна больше матами, чем комплиментами. Однако они не сдаются: Хантер, ломая пальцы, продолжает выдавливать из себя комплименты, а Себастиан, ведя отсчёт, пытается сдержать смех. Он уже давно понял, что целая тысяча — это слишком, слишком много, но потуги мужчины собраться с мыслями невероятно очаровательны, и прекращать эксперимент он не планирует. — У тебя классная задница, — вдруг выдаёт Хантер, ни капли не меняясь в лице. Он говорит это уже в двадцать седьмой раз, неизменно надеясь, что юноша это забыл, но его ложь все-таки не остаётся незамеченной: — Уже было. — Она НАСТОЛЬКО классная, что заслуживает куда более частого упоминания, чем ты думаешь. Ну давай, засчитай же. — Детка, нет. Не катит. — Тогда… У тебя охуенная попка. — Ты всего лишь заменил два слова на синонимы! Не пытайся меня провести. Не засчитываю. А на будущее учти, что «охуенная попка» может быть у всяких шлюх, которых ты снимаешь в клубе, а у меня таки «классная задница». И нет, не то чтобы я разрешал тебе снимать шлюх в клубе — я вообще против всех шлюх, что у тебя когда-либо были, если на то пошло, пусть в аду горят! я просто к тому… Боже, забудь. Хантер насмешливо вскидывает бровь, и на лбу Себастиана выступает испарина. — Ты чертовски очарователен, когда ревнуешь, и становишься ещё более очаровательным, когда пытаешься сделать вид, будто тебе наплевать. — Зачтено. Дважды зачтено. Хантер доходит до трёх сотен комплиментов, и дела у него становятся ещё хуже, чем до того. Себастиан почему-то наотрез отказывается принимать его трёхсотый «твой рот шикарно смотрится на моем члене», трёхсот первый «ты так широко растягиваешь губы, что профессиональные путаны с тобой не сравнятся» и трёхсот второй в том же стиле. Трёхсот третий, звучащий как «твоя задница — как шоколадная печенька для стакана моего молока, то есть подходит идеально» ему тоже почему-то не нравится, и тогда у Хантера не остаётся другого выбора. — Я люблю тебя, — едва слышно бормочет он, стараясь не отводить взгляд. И это у него тоже получается довольно паршиво. «Я люблю тебя» от Хантера Кларингтона — это самый мощный комплимент, который Себастиан когда-либо слышал. Точнее, по сути это их первое признание в любви, но за тремя простыми словами кроется столько всего, что можно назвать их мультикомплиментом. Мультиоргазмом. Себастиан впивается в подлокотник кресла, судорожно выключает диктофонную запись, не с первого раза попав в кнопку, и запрокидывает голову, зажмурившись и поджав губы: «я люблю тебя» Хантера-гребаного-Кларингтона проходит по его горлу вниз, в желудок, а потом опускается к пальцам ног, заставляя их поджаться. «Я люблю тебя» — это «ты мне нужен», «я хочу только тебя», «ты делаешь меня счастливым» и, возможно, даже «ты самый лучший из всех, кто у меня был». — Не делай такое странное лицо. Я в том плане, что правда люблю тебя — не «ты мне нравишься», а именно «люблю». — Хантер, заткнись, я понял. Пожалуйста, заткнись. Я не могу, я… Они снова смотрят друг на друга — пристально, внимательно, пронзительно. У Себастиана краешек губ нервно подрагивает, а Хантер просто непрошибаем. Невозмутим так, будто только что снова вспомнил про «классную задницу». Себастиан не понимает этой внезапности, но ему и не нужно — он чувствует, когда его мужчина врет, и знает, что сейчас ему говорят абсолютную правду. — Зачтено. Зачтено семьсот один раз… Вечер комплиментов официально объявляется оконченным, а если так, то, может, сводишь меня на ужин, как и собирался? Ну, я за рулем твоего Порше, цветы, вино или что там дальше по плану… — Сесть за руль я тебе предлагал вчера, а сегодня не предлагаю. Будешь сидеть рядом, пристегнутый и бесправный — это ясно? И ресторан я выберу сам. Такой, чтобы там цветы стояли в вазах на столах, потому что аукцион невиданной щедрости отменяется. Предложение уже устарело за сутки. Себастиан, забыв, что обычно в таких ситуациях громко возмущается, всего лишь смиренно кивает. Хантеру, наверное, куда больше идёт быть у руля… и теперь, когда Себастиан знает, что он — его любимая сучка, этот факт можно со спокойной совестью принять. Окей, он сядет на пассажирское сидение. А там, по дороге, может быть, отстегнется, чтобы поиграть в «Candy Crush» на большом гаджете Хантера.