Переселение душ или Во всем виноват котенок

Смотрю на часы – восемь вечера. Пора собираться навстречу телесным удовольствиям. Иду в ванную, принимаю душ, начинаю бриться у зеркала. Смотрю на себя: высокий брюнет с двухдневной щетиной, широченными плечами, раскаченным торсом. Кожа у меня слегка смуглая, а глаза – зеленые, блядские, как и моя душа. Улыбаюсь сам себе, вижу два ряда безупречных белых зубов в обрамлении ярко очерченных чувственных губ. Я красив до наглости, брутален до цинизма, к тому же далеко не дурак. Все это сформировало меня как ядовитую, саркастическую личность, до неприличия уверенную в себе. А что? Я идеал, это видно с первого взгляда. А еще я – гей, искушенный в сексе с 13 лет. Кстати, сейчас мне почти 20. Но при всей моей брутальности, я - убежденный пассив. У меня довольно часто возникают проблемы. Нет, дело вовсе не в количестве поклонников, их хоть жопой жри, чем я, собственно, и занимаюсь, а в их качестве – ко мне обычно липнут ванильно-карамельные деффачки. Побрился, иду одеваться. Что выбрать, когда вся одежда на тебе превосходно сидит? Надеваю светло-бежевую рубашку и черные драные джинсы. Два кожаных напульсника – и я готов идти в ночной клуб. Закрыл дверь, иду. На улице уже стемнело. Иду пешком, мне повезло, мне вообще всегда везет: вполне приличный гей-клуб находится в пяти минутах ходьбы от моего дома. Сам себе улыбаюсь в предвкушении скорого и качественного траха. Вдруг, слышу жалобное-прежалобное мяуканье. Я циник, мачо и тому подобное, но сердце ведь не камень. Подхожу ближе, понимаю, что звук идет из приоткрытого канализационного люка. Заглядываю внутрь – темно, как в жопе у негра. Раздалось очередное жалобное: «Мяууу!» Быть мне героем, определенно. Тяжело вздыхаю, вспоминаю мать-перемать, хуй, блядь и далее по списку. Перед мысленным взором вижу себя – спасителя котят – с нимбом над головой и маленькой кисой-няшечкой в руках. А что, я живу один, все веселее будет. Капитаном Астро назову, и пофиг, если оно – девочка. Опять вздыхаю, отодвигаю крышку люка. Ну нихуя ведь не видно! На всю улицу полтора фонаря, и те далеко. Свечу в колодец айфоном – глубина метра три. Блять! Ебаный герой! Нахожу глазами скобы на стене колодца, лезу вниз. Долез, нагибаюсь за котенком и... чувствую невероятную тяжесть, как будто гора падает. Слышу тихий треск костей. «Позвоночник», - понял я и захлебнулся волной адской боли. Мне как всегда повезло - сознание потерял через несколько секунд. Осматриваюсь по сторонам, машинально отмечая, что больше нет боли. Вижу в углу до сих пор пищащего котенка, неестественно сложенное пополам тело, на котором топчется и матерится какой-то пьяный мужик, большой и толстый - килограмм под сто тридцать. А потом замечаю протянутые в сторону котенка красивые мужские руки в кожаных напульсниках. Блять! Кто-нибудь, скажите, что это не то, что я думаю! Но порефлексировать над своей несчастной долей не получилось. Вокруг меня закрутились какие-то черные вихри, как будто из тяжелого дыма. Чувствую, меня куда-то несет с огромной скоростью. Спустя мгновение попадаю в большую комнату. Готичненько тут, скажу я вам: три черных массивных стола, окон нет, на стенах черные же светильники, в стене камин, полыхающий адским пламенем. Почему адским, сам не знаю, ассоциации такие. На каждой стене – скрещенное оружие: мечи, секиры и еще что-то непонятное. Вместо обоев натянута материя глубокого бордового цвета, на полу из темного дерева - черный ковер. Но, как ни странно, в комнате очень светло. Чудеса, чтоб их. Подхожу к ближайшему столу, за ним сидит мужчина, про таких обычно говорят «неопределенного возраста, ничем не примечательной внешности». Он перебирает бумаги. - Здравствуйте, - говорю. - А, Маааксим Громов, - протянул он. – В ад, – и уставился в монитор стоящего перед ним ноутбука. Нет, я, конечно, понимаю, что из добрых дел у меня за душой только неудавшееся спасение котенка. А сам я пью, курю, изредка употребляю наркотики, говорю и думаю на мате, трахаюсь в зад и редко навещаю родителей. Но, все же. - Это что же за хуйня, блять, такая нездоровая? Мне цыганка, потомственная прорицательница в пятом поколении, нагадала, что я встречу богатого папика на двадцать лет старше меня, и мы будем жить как в сказке - долго и счастливо и умрем в один день. А Вы что себе позволяете?! - Ну почему сегодня все права качают? – меланхолично вздохнул мужчина. - Я Вам сейчас покачаю. Разъебу тут все нахуй! – ору я. - Ладно, сейчас перепроверим. Та-а-ак… за грехи - в ад, и без вариантов, - мужик несколько раз кликает мышкой и становится серьезнее. – Но, действительно, не время еще. Ошибочка, видать, вышла. Такой человек, как ты в жизни бы не полез спасать котенка и смерти бы так не нашел. Мефистофириус, что делать-то? – обратился он к мужчине за соседним столом. - Сейчас разберемся. Я не выдерживаю: - Да что тут разбираться, блять?! Идиоту понятно, назад меня отправляйте как хотите! Совсем, суки, охуели! Тот, которого назвали Мефистоблабла, поморщился, видно не часто ему приходится сталкиваться с силой великого и могучего русского языка и гаденько улыбнулся: - Назад, так назад, на Землю значит. К богатому папику, ага. Меня опять подхватывают черные вихри и несут куда-то. Как только туман рассеивается, вижу женское лицо, наполовину скрытое медицинской маской. Волосы упрятаны под белым колпаком, вокруг глаз мелкие морщинки… - Ой, чудо какое! В жизни бы не подумала, что он выживет. Я была уверена, что младенец не перенесет такую тяжелую операцию. Но, на все воля Божия. Галина, перекладывайте малыша в бокс и не забудьте про искусственную вентиляцию легких. «Что, мать вашу, происходит?!» - последняя мысль в моей голове. Потом сознание прощается со мной. Слышу чей-то писклявый крик. Фу, не люблю детей. Заткните его кто-нибудь! Ну пожалуйста… Но раздирающий младенческий вопль продолжает терзать мои барабанные перепонки. Нехотя открываю глаза. Вижу какой-то нечеткий белый потолок с тремя длинными горизонтальными лампами. Пулей проносится понимание, что это я ору. Что?! - Ой, очнулся, маленький. Сейчас-сейчас, - мягкий женский голос. Пластиковую крышку над моей головой поднимают, и я вижу очередные женские глаза над медицинской маской. К моим губам подносят большой шприц без иголки и начинают вливать мне в рот что-то типа сладкого молока. Автоматически делаю три глотка. Буээ, терпеть ненавижу молоко и все, что с ним связано. Пытаюсь отвернуться, но у меня ничего не получается: голова не слушается. В итоге, я выпил все и опять провалился в небытие. Я потерялся во времени суток. К сожалению, бодрствовать получалось лишь по нескольку часов, потом я неизменно засыпал от слабости. Тело, по-прежнему, мне не принадлежало. Один раз я проснулся от того, что меня по лицу ударила рука, как я потом понял, моя же рука. Причем она действовала самостоятельно, помимо моей воли. Прошло, наверное, несколько дней. Я окончательно убедился в абсурдности моего положения. Моя душа попала в тело младенца, я абсолютно беспомощен и не контролирую себя. Мои мысли по этому поводу, само собой, состоят исключительно из матов. Хотя, справедливости ради, я все же признаю, что, возможно, сам виноват в своей тяжелой судьбинушке, ибо нехуй было выебываться на контрольно-пропускном пункте в мир иной… Проснувшись в очередной раз, вижу склонившуюся надо мной молодую женщину. Высокая стройная блондинка с большими карими глазами, ярким макияжем, в ушах - бриллиантовые серьги, в глубоком декольте – силиконовые сиськи и ожерелье опять же с бриллиантами. «Анарексичная фотомоделька», - подумал я. - Здравствуй сынок, - сказала она, красиво улыбаясь. «Безумно рад, маман», - мысленно отвечаю. - Через два дня тебя можно будет забрать домой, - проинформировали меня. – О! А вот и папа! Дорогой, иди скорее, он проснулся. Надо мной наклонился мужчина, лет двадцати на вид. Шатен с выразительными зелеными глазами, красиво приподнятые брови, прямой нос, пухлые, безумно сексуальные губы. «Сосать – не пересосать», - ухмыльнулся про себя я. Картину довершали трогательные маленькие веснушки по всему лицу. Фигуру было видно плохо, но то, что он высокий и подтянутый я все же разглядел. Прим. автора: Здесь поклонники божественного мммм… таланта Дженсена Эклза могут представить своего кумира. Ибо отец ГГ был как две капли воды похож на него. Если б мог, я расплылся бы в блаженной улыбке. Но у меня вышло только открыть рот. - Привет, малыш, - поздоровался папочка. - Дорогой, он такой миленький! На тебя похож. Дальше последовал неинтересный с моей точки зрения треп на тему ползунков-подгузников-прикорма. Единственной полезной информацией оказалось мое имя – Павлуша. Пиздец! Вот они специально самое дебильное имя выбрали, да? Лично у меня имя «Павлуша» ассоциируется со слабоумным деревенским детиной. Мне очень нравилось мое прежнее имя – Макс Громов. Спустя два дня меня привезли в мой новый дом. Обстановка мне пришлась по душе. Конечно, когда тебя несут в горизонтальном положении, все рассмотреть довольно тяжело, но я подметил стильную, явно недешевую мебель, красивые люстры, стены с декоративной рельефной штукатуркой, в гостиной вместо одной из стен был аквариум с пираньями. Через несколько дней проживания в новом доме выяснилось, что хозяйством занимается домработница - она готовит и убирает. Также на родителей работает садовник – он приходит два раза в неделю. Ко мне приставили няню, которая меня подмывала-одевала и кормила смесями. Конечно, зачем маман свое силиконовое добро портить. А я только рад такому повороту событий, как представлю, что мне надо женскую сиську сосать, сразу тошнотики начинаются. Буэ. Из разговоров я понял, что мой отец – Роман Климов, учится на юриста, а также занимается семейным бизнесом, помогая деду. Он владелец довольно солидной юридической фирмы с хорошей репутацией и постоянными состоятельными клиентами. Моя вновь обретенная жизнь меня бесит. Я абсолютно беспомощен. Первое время даже ворочаться не мог, сейчас могу уже. Тело меня не слушается. Пытался говорить (естественно, когда никого из домочадцев поблизости не было) – получились только невнятные звуки, похожие на «ааа, агу, буу». Вся ситуация доставляет мне массу дискомфорта, особенно то, что я не могу регулировать испражнения, вынужден питаться молочной смесью и слушать болтовню няни на тему «сюси-пуси-малыш». Даже подрочить, блять, не могу. Другое дело, что не выросло у меня еще то, что дрочат… эх… Моя мать меня вообще раздражает, ну не люблю я женщин и все, тем более таких. Благо она не часто осчастливливает меня своим вниманием, у нее масса своих дел: шоппинг, походы в солярий, салоны красоты, спа, массажные кабинеты и тому подобная бабская хрень. Также она учится где-то заочно, но явно не особо парится по поводу учебы. Вся энергия ее молодого, хорошо протюнингованного тела уходит на богемный досуг, проще говоря, маман любит шляться на тусовки золотой молодежи. Рома, к моему счастью, нечасто составляет ей компанию. Он у меня вообще хороший: учится на "отлично", работает. Он - единственный луч света в моем темном царстве. Красивый парень, такому я бы дал, не задумываясь. Первый раз я увидел папочку во всей красе, когда мне было два месяца. Ну, что сказать? Oh. My. God. Он шикарен! Как же хорошо, что взрослые не стесняются младенцев. Так вот, рост у Ромы, по моим подсчетам, около 185 см, вес – под 80 кг. Он отлично сложен: широкие плечи и грудь, узкая талия, длинные стройные ноги и божественная круглая мускулистая попка, казалось, что он ее слегка оттопыривает, но присмотревшись повнимательнее я понял, что это особенность фигуры. Клёвая такая особенность. Рома явно занимается спортом, но не перекачен. В довершении картины – член. Он был почти полностью расслаблен, в обрамлении темных коротких волосков, но все равно большой, мясистый, с рельефной головкой, скрытой под кожицей. «Мать моя – одноглазый негр! Да он больше, чем у меня был!» - восторженно отметил я. Тут папочка почувствовал, что я на него смотрю. А я не смотрел, я просто пожирал его глазами. - Сынок, ты проголодался, наверное. Сейчас я тебя покормлю. «Покорми меня своим членом, дядя. Вставь мне по самые гланды и трахни меня в ротик, а я с удовольствием выпью всю твою сперму до последней капельки и вылижу яички». - Аааа, - отвечаю. Когда мне исполнилось четыре месяца, меня отвезли на повторную операцию. В этот раз все было гораздо хуже, возможно, потому, что я стал воспринимать тело несчастного младенца как свое. Я очень тяжело отходил от наркоза: голова раскалывалась, желудок болезненно сжимался, кишечник также вышел из строя – я не мог сам сходить в туалет по-большому, плюс общая слабость в довесок. Еще через полгода состоялась третья операция, к моему счастью заключительная, которая тоже не запомнилась мне ничем приятным. Я постепенно научился управляться со своим новым телом. Рано начал ходить и говорить. Ну, так-то я вообще в три месяца заговорил, но сам с собой, тихонечко, чтобы никто не услышал и на опыты не сдал. Тактику поведения я выбрал самую разумную – стараться ничем не отличаться от обычных детей и тщательно прятать мои недюжинные умственные способности. Единственное, что я себе позволял – редкие вылазки к компьютеру Ромы. Я с жадностью читал новости, чтобы иметь представление о ситуации в мире, иногда смотрел гей-порно, тоскливо вспоминая свою прежнюю жизнь. Естественно, все это я делал в условиях строжайшей конспирации, удаляя электронные адреса из истории. Опять ночь, и опять я слышу развратные стоны матери и другие характерные звуки. Пиздец, как сильно я ей завидую, тварь белобрысая. Ну почему ей достался этот потрясающий мужчина? Я должен быть на ее месте. Со мной ему было бы лучше, он не мычал бы тихонько, я заставил бы его громко орать от наслаждения. Так не пойдет. Как только стоны утихли, иду в комнату к родителям. Перед дверью начинаю выжимать из себя слезы. Захожу. Фух, слава яйцам, они в халатах. Сильно пахнет сексом и потом. - Павлуша, что случилось? - приветствует меня маман. «Жаба меня душит, вот что». - У меня под кроватью жуткий монстр, - всхлипываю я, глотая слезинки. - Сынок, иди сюда, - зовет папа. Они с мамой сдвигаются ближе к краям, давая мне возможность лечь посередине. Ну уж нет. Внаглую лезу с правого края, Роме под бочек. Мама не сильно расстроилась, а папа не был против. Так я оказался в их постели в первый раз. Далее моей изобретательности мог позавидовать любой сказочник. Меня в комнате пугали: пауки, бабайка, мертвец, кака-то жуткая тень, инопланетяне, оборотень, вампир, ожившие игрушки, грабители, а также дождь, гроза, снег, мне было слишком жарко, холодно, грустно, болел живот, снился кошмар, и еще случалась всякая хуета невиданная и жутко загадочная. К моему счастью, родители никогда не были против и мне частенько удавалось заснуть, прижавшись к столь желанному телу Ромы. А иногда мне снились развратные сны про меня и про Рому, только вот я был в теле Максима и мог трахаться с ним во всех мыслимых и немыслимых позах. А по факту – я малыш, и у меня не стоит, стоялка не выросла. Когда мне стукнуло три года, я пошел в садик. Там мне определенно не нравилось, несмотря на то, что это было элитное заведение для тех детей, которые родились с серебряной ложкой во рту. Обслуживающий персонал состоял исключительно из представительниц женского пола (не могу сказать «прекрасного», ибо прекрасны на мой вкус только мужчины). На завтрак кормили молочными кашами, в обед давали молоко. Мне там было смертельно скучно, даже посмотреть было не на кого – никогда я не увлекался двух-шести летними мальчиками. Я жил в достатке, окруженный заботой и вниманием. От грустных мыслей меня с успехом спасал один молодой, чертовски сексуальный мужчина, ласково именуемый мною «папочка». Сижу дома, опять тоскую по пьяному угару гей бара и по крепким членам моих любовников. Рома, истолковавший мою грусть как-то по-своему, ведет меня в магазин игрушек. - Пашенька, выбирай, какие игрушки тебе купить? «Анальную пробку и большой черный фалоиммитатор», - думаю я, сладко улыбаясь своим фантазиям. - Конструктор? Робота? - полувопросительно ответил я. - Хорошо, малыш. «Ага, заебись». - Спасибо, папочка. Когда мне исполнилось четыре, у Ромы, к неимоверной моей радости, открылись глаза на жену. Открылись они случайно и банально, как в голливудских фильмах: он вернулся с работы раньше времени и застал маман в коленно-локтевой позе перед садовником. Они были очень увлечены и не сразу его заметили. Папа приятно меня удивил, не стал закатывать истерики со слезами и битьем посуды, просто вышвырнул маму с любовником на улицу, благородно дав им одеться. Возможно, он сам был не ангелом, раз так легко расстался со своей супругой, но я не видел, чтобы он гулял на сторону. Вы спросите, замечал ли я измены Роминой благоверной? Конечно, замечал, я ведь не дурак, к тому же любопытный. Она начала наставлять ему рога, едва мне минул годик. А я молчал. Иногда меня посещали мысли как бы нечаянно выболтать Роме о том, что у нее рыльце в пушку, но, проанализировав ситуацию, я пришел к выводу, что торопиться некуда. Развести я их всегда успею, а сейчас все равно не смогу получить доступ к желанному телу моего отца в силу своего нежного возраста. Развод оформили быстро, Рома оставил белобрысую блядину без копейки. Меня, естественно, забрал себе, маме запретил видеться со мной под угрозой ареста во избежание тлетворного влияния на маленького сынишку. Он ведь юрист, проблем не было, дед сразу встал на его сторону, сказал, что «ребенка они и сами поднимут». «Ну-ну, поднимайте, я же не против». Как-то я подслушал разговор Ромы с другом, они обсуждали бывшую половинку отца. У нее, оказывается, жизнь хорошо сложилась. Сначала приютили богатые друзья, потом она нашла себе состоятельного любовника, депутата какого-то, благо внешность у нее была весьма располагающая и действовала на несчастных депутатов, как кости на собак. Отношения с садовником она разорвала сразу - хватило ума. Рома после развода тоже монахом не заделался. Из разных деталей в виде засосов, поздних возвращений с работы, запаха женских духов на его рубашках я сделал вывод о наличии у него регулярной сексуальной жизни. Но я был очень признателен Роме за то, что он ни разу не привел любовницу домой. На мой шестой день рождения мы с Ромой поехали в Диснейленд. Вообще, мне повезло, папа заботливый и внимательный. Он стал для меня по-настоящему близким и родным. Да и внешне, кстати, я - его копия, судя по фотографиям, конечно. Спасибо, за хорошую наследственность, папочка: я довольно высокий для своего возраста милый блондинчик, внешне сам себе напоминаю не то херувима, не то амура, не то ангела. Но, блять, я однозначно красив. Только вот глаза у меня пока карие. Папа говорит, что у него глаза стали зелеными в десять. Что ж, подождем. Иду с Ромой за руку по дороге мимо аттракционов, ем сладкую вату и глазею по сторонам. - Сынок, куда бы ты хотел пойти? «В гостиницу, папочка, трахаться с тобой до потери пульса», - подумалось мне. - На Американские горки, - отвечаю. А что, я, правда, давно хотел покататься на настоящих американских горках. Люблю драйв и адреналин. - Прости, Паша, ты слишком мал. Может, покатаешься на вон том зеленом дракончике? «Лучше я покатаюсь на твоем горячем эрегированном члене». - Хорошо, - вздыхаю, - только если ты пойдешь со мной. В семь меня отдали в гимназию, в класс с математическим уклоном. Очередная ирония судьбы: будучи Максом, я учился на физмате в самом престижном университете нашего города. Ну да хуй с ним, я смирился и готов жить дальше, точнее, заново. В школе буду придерживаться той же тактики – не выставлять напоказ в первом классе знание таблиц Брадиса и логарифмических функций. Не хочу стать героем программы «Пусть говорят». Когда мне исполнилось десять, я чуть не проболтался отцу. Сидим с ним на кухне, завтракаем. Он пьет кофе, а я ем кукурузные хлопья и Рому - глазами. Смотрю на него, не могу отвести взгляд. Как же я давно его хочу! Десять лет… Он пристально смотрит мне в глаза и выдает: - Знаешь, Паша, иногда мне кажется, что ты старше меня. У тебя такие взрослые глаза. «Нихуя подобного, мы ровесники». - Ты веришь в переселение душ? – спрашиваю я, не отводя взгляд. - Ннне знаю, - почему-то заикается отец. - Не верь, чушь это, нам вчера учительница по литературе так сказала. Ой, забыл тебе сказать, у нас в пятницу родительское собрание, будут обсуждать оценки за четверть, да и Новый год скоро, в школе праздник будет, - ухожу от темы, как могу. О чем я только думал, заикаясь про переселение душ? Роме совсем не пойдут седые волосы на висках. Давеча мне минуло двенадцать, и я, здраво рассудив, что двенадцать – это не одиннадцать и уж тем более не десять, решил действовать. План был такой: «ближе к телу», что подразумевало ближе к члену. На часах 23:30, стучу к папе в комнату. - Пап, я тут заснул, и мне приснилось, что на меня трансформеры напали, целой толпой, убить хотели. Можно у тебя остаться? – на последнем предложении корчу самую умильную мордаху, на какую способен. - Конечно, - говорит папа, отодвигаясь на правую половину кровати. Решаю, что правая половина, действительно лучше, поэтому мы будем спать на ней. Шустро запрыгиваю на кровать, придвигаюсь вплотную к папе, кладу голову ему на грудь. На секунду замираю, вдохнув его обалденный запах. «Мммм… ты будешь моим». Блять, опять он улегся спать в футболке и штанах. Бедный я, бедный, лишнюю работу делать придется. Рома, меж тем, обнимает меня правой рукой за плечи, невесомо целует в макушку. Начинаю действовать – запускаю руку ему под футболку, глажу живот. Кожа упругая, горячая, от пупка вниз идет дорожка волос. Рома застыл, шумно выдохнул. «О, да, детка, я знаю, что делаю». - Паша, зачем… - Тшшш, - не даю ему договорить, впиваюсь поцелуем в шею, одновременно запускаю руку ему в штаны и сжимаю член. - Оооо, - напряженно стонет Рома. «Ага-ага, попался», - думаю я. Не жду, когда он придет в себя и скинет меня с кровати, начинаю быстро и сильно дрочить. Я говорил, что у него большой? У него, блять, огромный! Пальцы не смыкаются. Рома судорожно хватает ртом воздух, как будто бежит марафон. Его член стоит колом. Чувствую пальцами, что он потек. «Теперь не соскочишь», - злорадно думаю я. Похотливо облизываю губки и ныряю под одеяло. Приспускаю его штаны и в буквальном смысле нос к носу сталкиваюсь с проблемой – а член-то у папочки ого-го, длинный и очень толстый, особенно для двенадцатилетнего пацана. Пытаюсь заглотить его в рот, практически выворачиваю челюсть, а он один хуй не лезет. Мне удается поместить в рот лишь головку. Ну и ладно, талант не пропьешь. Сосу головку, все также интенсивно работая рукой. Рома закричал, дернулся, но я крепко присосался, от меня так просто не отделаешься. Начинаю очень активно работать язычком, обвожу головку по кругу, толкаюсь в дырочку, вылизываю его вкусную головку, затем высовываю язычок и сосу, громко причмокивая. От этих звуков мужчина подо мной полностью теряет контроль и начинает стонать в голос. Откидываю в сторону одеяло – пусть видит, как его сосут. Запускаю вторую руку ему под футболку и сильно сжимаю сосочек, он вскрикивает и начинает скулить, как бы прося помочь ему дойти до финала. «Всегда, пожалуйста, сладкий», - усмехаюсь каламбуру в моей голове. Рома ведь не сладкий, а совсем наоборот – соленый, слегка горьковатый и немного пряный. Чувствую, что я уже на пределе, такая желанная близость кружит мне голову, я вот-вот кончу. Немного меняю положение тела и начинаю тереться пахом о папину ногу. «Как похотливый маленький кабель», - еле удерживаюсь, чтобы не заржать. В бешеном ритме дрочу Рому, причмокивая сосу головку, пытаюсь трахать себя в небо. Наверное, неплохо, папа выгибается, всхлипывает, делает попытку отстранить меня, но куда там! Я присосался намертво. Он кончает в мой ротик. Я слегка расслабляю губки и даю сперме вытечь у меня изо рта. «Это шоу для тебя, Рома». Он видит белую вязкую жидкость на своем члене. Я высовываю язычок, смотрю ему в глаза и начинаю слизывать его капли. Он офигел, уж не перестарался ли я? Вылизываю его досуха. Мягко возвращаю штаны на место, подползаю к Роме под бочек, обнимаю, целую его в шею (в губы боюсь, вдруг побрезгует) и буквально через пару секунд отрубаюсь. Я ведь тоже в процессе кончил, пижама насквозь промокла. Просыпаюсь среди ночи, наверное, прошло несколько часов. Одеяло сползло, лежу один, мне холодно, хочу к Роме. Встаю, иду на поиски. Папа нашелся сразу, на кухне. Замираю на пороге, сердце болезненно сжимается от открывшейся картины: Рома пьет вискарь, на столе почти пустая бутылка, голова опущена, плечи подрагивают, а с кончика носа капают слезинки. Не выдерживаю, подбегаю к нему, падаю на пол, обнимаю за коленки. Рома громко всхлипывает. - Прости меня, малыш, я тварь, - с трудом разбираю слова, он пьян в стельку. Надо срочно что-то делать. - Все хорошо, успокойся, - глажу его по ногам. Вообще-то, я знаю только один действенный способ, как успокоить мужчину. Ну-с, приступим. Подползаю еще ближе, оттягиваю вниз пижамные штаны. Рома не сопротивляется, он как будто в прострации. Беру его член в рот на максимально возможную глубину и начинаю старательно сосать. Он мягкий и расслабленный, поэтому в рот поместилось много. Папа меня не отталкивает - спасибо тебе, «Блэк Лейбл». Член быстро твердеет, начинаю ласкать его ствол рукой, не переставая сосать. Вторую руку запускаю папе под футболку и глажу поясницу, успокаивая и согревая. Рома не выдерживает – приглушенно стонет и подается бедрами вперед. А я что? Я только за. Продолжаю играть язычком с его головкой, одновременно скользя рукой по стволу. У меня появилось непреодолимое желание засунуть себе палец в попку и поласкать там себя. Мысленно стискиваю зубы, я не могу вспугнуть Рому сейчас, неизвестно как он отреагирует, если я буду трахать себя пальцами у него на виду. Потом, в ванной я осуществлю эту маленькую проказу. Хорошо, в холодильнике огурцы есть. В этот раз мне пришлось дольше трудиться над папиным членом, а я не против. Приятно порадовало то, что он иногда подмахивал бедрами. Кончил Рома опять обильно. Из-за виски его вкус сильно изменился, стал более терпким и горьким. Надо попросить тетю Таню, домработницу, ананасовый сок купить, он чудеса творит, ну Вы поняли, о чем я. Когда Рома кончил, его совсем разморило, и он стал моститься прямо на столе. Я с силой дернул его на себя, взял за талию и буквально поволок в спальню. У него заплетались ноги, мне было очень тяжело. Уложив папу, ложусь рядом. Теперь буду спать здесь, я так решил. Проснулся я один. В гимназию мне во вторую смену, смотрю на часы – 08:03, Рома ездит на работу к девяти утра, должен быть дома. Иду его искать – нигде нет. Понятно, сбежал. Хоть бы вечером пьяный не пришел. Собрался, сходил в гимназию, пришел домой, сделал уроки за полчаса, сижу, лазаю в интернете. К моему удивлению, Рома пришел с работы раньше обычного. Ох, чувствую жопой, готовится к серьезному разговору. Блять, не люблю выяснять отношения. Почему мы не можем просто жить вместе и трахаться? - Привет, - бросил он и ушел к себе в комнату. «Боится», - подумал я. Оказалось – нет, он просто ждал, когда тетя Таня уйдет домой. Пришел, позвал меня в гостиную. - Паша, прости меня, пожалуйста, - начал Рома, усаживаясь в кресло напротив меня. - Ты ни в чем не виноват. Я сам этого хотел. - Но ты мой сын, а я – твой отец. Тебе двенадцать и, вообще, мы мужчины, - пролепетал Рома. «Вообще-то мне тридцать два, как и тебе». - Ну ты прямо Капитан Очевидность, - отвечаю. - Паша, это неправильно. «Ага-ага, двойной изврат», - думаю. Отвечаю: - Я люблю тебя. «Блять, я еще ни разу не признавался в любви партнеру по траху. Рома, ты первый». - Я тоже, сынок, но мы никогда не сможем быть вместе. Это я во всем виноват, не смог тебя воспитать, как следует. «Блять, только не причитай и не вздумай разрыдаться. Воспитал он меня неправильно! Да у меня за плечами семь лет активного ммм… пассивного гей-секса. А еще год усиленной мастурбации в прелестном тельце Павлуши». - У нас все будет хорошо. И мы теперь вместе, - говорю Роме. - Нет, - серьезно отвечает он. - Из дома убегу. Найду сорокалетнего мужчину и буду жить с ним, раз ты не хочешь. - Паша! Пашенька… Что же делать? – с отчаяньем спрашивает Рома. - Ничего. Успокойся. «Я все сделаю сам, детка». На этом наш разговор закончился. Уже поздно. Принимаю душ, надеваю пижаму, иду к Роме. - Нет, - говорит мне папочка, лежащий в постели. - Убегу, - отвечаю я и ложусь рядом. Этой ночью я к нему не приставал, пусть успокоится, а то, чего доброго, сам от меня сбежит. Рома долго ворочался, пытаясь заснуть. А я лежал и вдыхал его запах, такой возбуждающий, родной, сексуальный, самый лучший в мире. «Ты обязательно трахнешь меня, вот увидишь», - моя последняя мысль перед тем, как заснуть. Он избегает меня. Иногда пытается поговорить. Я не сдамся, не для того я двенадцать лет ждал. Наши отношения похожи на танец – шаг вперед, два назад. Позавчера я его поцеловал, он в ответ напился до беспамятства. Радует то, что мы по-прежнему спим вместе. Не без боя, конечно, я его шантажировал, угрожал, умолял… Еще радует то, что от него больше не пахнет женскими духами после работы. Но я не обольщаюсь, у Ромы, наверное, стресс. Лишь бы импотентом на нервной почве не стал, вот мне облом будет. Хотя нет, там все нормально, я по утрам проверяю. Иногда даже трогаю слегка или прижимаюсь попкой, когда он спит. Пришел из гимназии. Уроки сделал, как всегда, за полчаса. Cкууучно. Решил прикольнуться над Ромашкой. Беру телефон, звоню: - Привет! Будешь идти с работы, заскочи в аптеку, купи вазелин. - Ззз… за… зачем? – охуел Ромка на том конце. Ахахаха, очканул! Готов поспорить, у него даже глаза стали слегка косить от страха. Вообще он у меня не косоглазый, начинает чуть-чуть косить только в моменты сильных нервных потрясений, как сейчас, в ахуе. - Холодно. Губы трескаются. Мазать буду. Кладу трубку и ржу минут десять. Даже тетю Таню напугал, она пришла спросить, уж не случилось ли чего. - Нет, теть Тань, все хорошо. Вот вечером обязательно случится, - опять захожусь диким хохотом и падаю на диван. Специально ныкаюсь от Ромы до вечера. Слышу – пошел в ванную. Бегу в теперь уже нашу спальню и занимаю боевую позицию. Когда папа выходит из душа ему открывается вид на следующую картину: я лежу посредине кровати попкой кверху, в одних ма-а-аленьких белых трусиках. - Где мой вазелин? - говорю я самым развратный голосом, на который способен двенадцатилетний мальчик. Папа лезет в карман пиджака, висящего в шкафу, подходит ко мне. - Вот, - гаденько усмехается, протягивая мне маленькую коробочку. Беру, смотрю. Твою ж мать! Гигиеническая помада. Ах ты, падла! Все, я обиделся. Разворачиваюсь в полоборота к Роме, томно смотрю ему в глаза, глажу себя по попке через трусы: - Так неудобно будет. Он смеется. Я дуюсь, зарываюсь в одеяло, засыпаю, вынашивая мстю. На следующий вечер Рому ждали сразу два сюрприза. Во-первых, я таки использовал помаду по назначению, получилось охуенно: мне и так достались от папочки красивые пухлые губы, а намазанные блестящей гигиеничкой, они прямо источали секс. Рома покраснел, сглотнул, сделал шаг назад. Оценил, да? Вот в гимназии все заценили, я там и так звезда, теперь еще поклонниц прибавилось. Уверен, завтра кто-нибудь из одноклассников губы намажет, уж больно эффектно смотрится, да и отмазка хорошая есть – мороз на улице. Итак, второй сюрприз. Опешивший Ромашка смотрит на прикроватную тумбочку и видит аж три крема для рук, выставленных рядочком. - Зачем это? – переводит на меня взгляд и опять зависает на губах. - Как это, зачем? Руки мазать, они у меня очень сохнут… по ночам, - подмигиваю ему. Этой ночью Рома впервые сам поцеловал меня. Взасос, страстно и горячо. Он проникал мне языком в рот и часто облизывал губы. Спасибо тебе, гигиеническая помада! Но дальше, к сожалению, мы так и не зашли. Он повернулся ко мне спиной, усиленно делая вид, что спит. А вскоре и правда засопел. Эээх… Облизываю губки – мммм… на них еще остался его вкус. Не выдерживаю, иду в ванную отдрочиться. Рома стал прижиматься ко мне по ночам. Он хочет меня, я это чувствую. Пора действовать дальше. Как только вечером мы легли в кровать, накидываюсь на него, начинаю целовать. Он замирает на секунду, потом начинает отвечать мне, вскоре забрав инициативу. Наверное, ему понравился наш первый поцелуй с помадой или он просто устал сопротивляться мне. Но факт остается фактом: я лежу на нем, он меня крепко прижимает к себе, гладит спину, страстно целуясь со мной. А я балдею и чувствую животом его стояк, у меня, естественно, тоже стоит. Спустя минуту он уже трахает мой ротик языком, постанывая мне в губы. Резко отстраняюсь, Рома недовольно стонет. Ныряю по одеяло и беру в рот его сочащуюся головку. Опять дурею от его запаха. Начинаю сосать, громко причмокивая, одновременно одной рукой энергично двигаюсь по его члену, вторую руку запускаю себе в трусы и дрочу. Мы кончили быстро и почти одновременно, сказалось скопившееся возбуждение. Тщательно вылизываю его. Иду в ванную, мою руки, меняю трусы. Когда я вернулся, Рома еще не спал. Он сам притянул меня поближе, устроил мою голову у себя на плече, мягко и нежно обнял, коротко, я бы сказал целомудренно, чмокнул меня в губы и задремал. Я был очень доволен и чувствовал, что наш трах не за горами. Вскоре я тоже заснул. После этой ночи Рома начал разрешать мне сосать. Да и вообще, наши отношения стали теплее, доверительнее. Я часто смотрю с ним документальные фильмы про историю ВВС и про войну, сидя рядом на диване. Иногда я кладу голову Роме на колени, и он перебирает мои волосы, а я улетаю от наслаждения. Он думает, что я смотрю с ним документальные ленты, чтобы казаться взрослым, а я смотрю, потому что мне интересно. Вспомнилось, что в институте мы рассчитывали давление на крыло самолета, а также подъемную силу через коэффициент братьев Райт. Физмат, епт. А еще я ловлю кайф от близости с ним. Весь следующий месяц прошел с регулярными отсосами, страстными поцелуями и моей усиленной дрочкой. Кстати, дрочу я себя не только снаружи, но и внутри, используя предметы в основном растительного происхождения. Естественно я деру себя не на виду у Ромы. При нем я позволяю себе только ласкать свой член, запустив руку в трусы, пока отсасываю у него. Правда, пару раз я не сдержался и засунул пальцы в свою дырочку. Но он не заметил это или сделал вид, что не заметил. Прошла зима, наступила весна. Сегодня Рома задержался на работе. Пришел поздно и подвыпивши. Не до такой степени, чтобы не стоять на ногах, но в достаточной кондиции, чтобы чувствовать себя раскованно «а-ля море по колено». Говорит, отмечали международный женский день. Я рад, очень, моя попка тоже хочет отметить свой женский день. Я все ждал повод перейти, так сказать, на новую стадию наших отношений, конкретно - к аналу, да все никак не получалось. Сейчас я свой шанс не упущу. Отправляю Рому в душ, сам тоже бегу в другую ванную и на скорую руку мою и готовлю себя. Иду в нашу спальню, ложусь, жду. Он заходит в комнату. Какой же он охуенный! В одних пижамных штанах, волосы мокрые, по безупречному торсу скатываются капельки воды, взгляд слегка затуманен и губы приоткрыты. Держите меня семеро! Если он не раскрутится на трах по доброй воле – изнасилую нахуй. Рома ложится на кровать, я сразу подползаю к нему, начинаю целовать, прижимаясь плотнее. Он отвечает мне, увлеченно орудуя языком у меня во рту. Он быстро возбудился, у него стоит, приспускаю его штаны, начинаю гладить рукой член, не разрывая поцелуй, развратно стону ему в губы. Чувствую, Рома начинает улетать от кайфа. Эээ, нет, так не пойдет! Отстраняюсь от него, он недовольно бурчит и тянется за поцелуем. Я быстро протягиваю руку к тумбочке, беру крем, выдавливаю побольше себе на руку и начинаю дрочить его член с кремом. Он удивленно распахивает глаза, не даю ему опомниться, становлюсь в коленно-локтевую позу и направляю его член в свою попку. Хоть бы он не очканул в последний момент. Я и позу выбрал специально такую, сзади я все же не так на пацана похож, а дырка, она у всех дырка. Рома меня не подвел. Он подставляет член к моей дырочке. Я знаю, что надо делать, стараюсь максимально расслабиться, чтобы впустить его в себя. Он надавливает на колечко моих мышц и начинает медленно погружаться. Бля-я-ять! Как же больно! Кусаю себе руку со всей силы, чтобы не заорать, боюсь его вспугнуть. Я говорил, что у него большой, да? Так вот, у него хуй как у мамонта! Здоровенная, колом стоящая, елда. Возможно, я испытываю такую адскую боль, потому что Павлуша все же девственник, а соответственно дырочка у меня маленькая, узенькая, как у двенадцатилетнего мальчика. Везет Роме, я очень тугой. Он входит в меня наполовину, а я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, грудь свело от боли. Рома замирает ненадолго, возможно, у него все же был опыт анала, хотя бы с девушками, и он знает, что делать. Я постепенно начинаю дышать, разжимаю зубы на руке. Останутся следы, я сильно вгрызся. Он почувствовал мое напряжение: - Все в порядке? – спрашивает он, поглаживая меня по спине. - Отлично. Продолжай, - только бы перетерпеть первые минуты. Рома вынимает член буквально на сантиметр и снова качается вперед, входя в меня еще глубже. Опять стискиваю зубы, расслабляю попку, терплю. Еще движение назад-вперед и еще, он полностью входит в меня. Чувствую, что меня прямо распирает изнутри. «Лишь бы мозг не задел», - мелькает в голове. Он полностью заполнил меня и опять замер. Такой заполненности я не чувствовал никогда в жизни. Во-первых, будучи Максимом, девственности я лишился в тринадцать, во вторых, у моего партнера был вполне себе обычный среднестатистический хуй, а тут не хуй, а гигантская елда! Из размышлений о судьбе своей жопы меня выводит движение внутри меня. Рома двигается плавно, мягко. Я постепенно прихожу в норму. Подаюсь ему навстречу и начинаю подмахивать. Он понимает меня правильно и двигается интенсивнее. Я усиленно кручу попкой, пытаясь изменить угол наклона его члена, чтобы он задевал простату. Бинго! Мне это удается, по моему позвоночнику проходит разряд, я начинаю ловить кайф, постанывая от его толчков. Рома стал агрессивнее входить в меня, увеличивая амплитуду, я тоже подмахиваю ему сильнее. Боль еще чувствуется, но она уже на втором плане. Моему любовнику изменяет выдержка, и он начинает вколачиваться в меня, бешено двигая бедрами, входя в меня сильно, глубоко и яростно. Не могу выдержать его напор, руки подкашиваются, падаю на плечи. Рома вдалбливается в мою дырочку, сжимая руками ягодицы. Он громко стонет, чувствую капли его пота у себя на спине. - Да-а-а, так! Еще-еще! – выкрикиваю я. Ему окончательно сносит крышу, он работает как поршень, я начинаю кончать, не в силах больше сдерживаться. Моя попка сокращается внутри во время оргазма, мышцы плотнее обхватывают Рому, я становлюсь еще более тесным. Рома чувствует это и тоже кончает, громко крича, падает мне на спину. Я приглушенно пискнул под его тяжестью, 80 кг, епт, раздавишь! Он скатывается на бок и притягивает меня к себе, благодарно целуя в губы. Рома весь вспотел, трусь об него, глубоко вдыхая его запах. Кайф… Не зря я мучился и ждал столько лет. К моему удивлению пьяный Рома не засыпает. Он начинает гладить меня по груди и животу. Это что такое? Кто-то хочет еще? Протягиваю руку, нащупываю его член, и правда – стоит. Довольно улыбаюсь. Беру Рому за плечи и подталкиваю его, чтобы он перевернулся, нависнув надо мной. Я лежу на спине к нему лицом. А что? Я отмучился в первый раз. Теперь хочу видеть его во время секса и целовать. Он все понял правильно. Берет свой член в руку и осторожно входит в меня, сразу почти на всю длину. Член легко проникает – дырочка достаточно растянута и мокрая от его спермы. Вскрикиваю. Он наклоняется и жадно целует меня, начиная двигаться во мне. Страстно встречаю его толчки, усиленно подмахивая. Рома опять стонет, и я постанываю вместе с ним. Приподнимаю голову и слизываю капельки пота с его висков. Мммм… обожаю его вкус и запах. Движения во мне становятся более сильными и резкими. И снова я не выдерживаю и кончаю первым, судорожно вцепившись в его плечи. Рома чувствует, как сокращается моя дырочка, еще пару минут он размашисто двигается во мне, а потом кончает. Ложится на спину, обнимает меня и засыпает, уткнувшись носом мне в макушку. Я не расслабляюсь, не хочу, чтобы утром у Ромы был шок. Осторожно выскальзываю из объятий, иду в ванную, подмываюсь. Засовываю палец в попку, смотрю – розоватая мутная жидкость. Все же я порвался, завтра будет паршиво. Мочу полотенце, возвращаюсь к Роме. Его член манит меня как магнит, не выдерживаю и начинаю облизывать его. Ммм… не передаваемый вкус: слегка горьковатая сперма смешалась с моей кровью. Вылизываю его досуха, затем обтираю полотенцем. Утром я проснулся первым. Папа отсыпается с бодуна, благо сегодня суббота. Иду умываться, еле передвигая ноги: попа жестоко болит. Надо будет помазать чем-нибудь. Завтракаю стоя. Сесть за комп не решаюсь, беру Ромин ноут, ложусь на диванчик. Мой герой-любовник объявляется спустя четыре часа, умытый, причесанный. «Мля, ты бы еще костюм одел и галстук повязал». - Паша, как ты себя чувствуешь? – а сам на меня не смотрит, руки прячет за спиной. - Отлично, чего и тебе желаю. - То, что вчера было… - Ради жизни хомячков на Марсе, только не начинай просить прощения, - обрываю я его на полуслове. - А что я еще могу? - Давай просто попробуем быть вместе. Рома подходит ко мне, целует в макушку, вздыхает и уходит. Вечером состоялся еще один серьезный разговор, в ходе которого было решено все скрывать от деда, дабы не окочурился прежде времени, тети Тани и вообще всех-всех-всех. Я выдвинул свое условие – отсутствие у папы связей «на стороне». В противном случае я пообещал сам выебать его. Таким образом, я отстоял свое право на этого фантастического мужчину и, конечно, на трах с ним. Знаю, что впереди у нас будут проблемы, но я ничего не боюсь. Где наша не пропадала? К тому же за почти тринадцать лет я успел досконально изучить Рому, я знаю о нем все и знаю, как сделать его счастливым. Начался период нашей притирки. Радует, что Рома не избегает меня и секса со мной. Возможно, я ему нравлюсь, и он привык к таким отношениям. Моя задница в полном восторге от своего папочки! Я всегда хотел себе такого мужчину: сильного, красивого, успешного. На днях был прикол: я в очередной раз отчебучил немыслимую позу в постели, и в душу моего Ромашки закрались сомнения, которые он озвучил следующим образом: - Откуда умеешь? «Ха! Да я асс секса, детка, я и не такое могу. Вот доберемся мы с тобой до игрушек, еще веселее будет». Отвечаю: - Я давно понял, что гей и ты мне нравишься, поэтому смотрел гей-порно, - практически не соврал я. Летом у меня были каникулы. Рома взял отпуск, и мы поехали во Флориду. Там он снял нам отдельное бунгало на побережье. Я просто в восторге! Можно трахаться сколько захочешь, в том числе и на пляже; можно не скрываться от людей - ни кому до тебя нет дела, все же хорошо, когда тебя не знают. Я получаю удовольствие от жизни, ну и от члена моего мужчины тоже. - Сынок, как ты смотришь на то, чтобы поужинать сегодня в ресторане? «Бесит! Ну какой я ему «сынок», а? Блять!», - думаю. - Копать! Рома, не называй меня «сынком», - мы решили называть друг друга «Ромой и Пашей» в связи с поездкой, дабы лишний раз не афишировать нашу родственную связь. Но сейчас мы одни дома, поэтому он опять за свое. - А как тебя называть? - Джастином, - отвечаю. - Как-как? – спрашивает Рома с наитупейшим выражением на своем очаровательном личике. - Солнышком, говорю, называй. - Солнышко, прекрати материться, - делает вид, что злится. - Я не матерился, старче, я сказал «копать». - Но подумал-то ты другое. - А ты, значит, экстрасекс у нас, да? - Вот никак не пойму, в кого ты такой наглый? – не выдерживает словесной дуэли Рома. Я такой, да, меня не перепиздишь. - Оооо, дорогой, тебе лучше не знать. - Я знаю хорошее применение для твоего наглого ротика. - Мммм… так бы сразу, - говорю, опускаясь перед ним на колени. Собираюсь на ужин в ресторан, надеваю костюм – Рома сказал, что «место приличное». Синий костюм и голубая рубашка - мне идет, я даже старше смотрюсь, лет на шестнадцать. Он оделся в черный костюм с приталенным пиджаком и белую рубашку. Ему охренительно идет! Готовая модель для глянцевого журнала. Пришли, миленько тут, как в Букингемском дворце, шик, блеск, дорогая мебель. Читаю меню – охуеваю – это цены или номера телефонов? Да, у Ромы свой бизнес, но, блять! - Ром, предупреждаю сразу: если мы сейчас потратим все деньги, я отказываюсь заниматься проституцией. Только наркотики или торговля оружием. - Паша, не переживай, мы можем себе это позволить. - Да-а? – хитро прищуриваюсь. - Да. - Может, ты мне еще Nintendo Wii U Deluxe Set купишь? – новая игровая консоль. - Куплю. - И третий iPad? - Да. - Пятискоростной вибратор? - Да. Что?? - Спасибо, милый человек, а то я уже замучился попку огурцами подготавливать, - довольно улыбаюсь, сработал старый прием. - Аааа… - Рома завис на какое-то время с открытым ртом. – Что заказывать будешь? Смотрю – официант подошел, такой весь из себя: в смокинге, с бабочкой, нос до потолка, натянутая фальшивая улыбка и показная вежливость. Король мира, епт, ненавижу таких. - А ты? – спрашиваю Рому. Он диктует свой заказ. За это время в моей пошленькой голове зреет подъеб. Строю елейную мордашку, начинаю перечислять: - Мне бифштекс из мраморной говядины с гарниром, под соусом чили, пожалуйста, слегка непрожаренный, можно с кровью, - официант быстро водит ручкой по блокноту, - на десерт - грушевый чизкейк с миндальным мороженым и смазку для анального секса. Пить буду к мясу свежевыжатый грейпфрутовый сок, к десерту - Kopi Luwak. Когда я закончил перечислять, лицо и уши официанта были насыщенного бордового цвета, даже шея покраснела. Рома старательно делал вид, что кашляет в салфетку. - Пп… простите, - начал официант. - За что? - Я, наверное, ослышался. - Нет, - говорю, - не ослышались. - Но мы такое не подаем, - бедный аж трясется. - Да? Жаль. Тогда вместо смазки "Florette Sea &Earth", пожалуйста. Официант откланялся, папа пришел в себя: - Паш, ну ты даешь. Наклоняюсь к его уху, касаюсь губами мочки. - Я всегда буду тебе давать, по первому слову, - лизнул, жарко выдохнув. Настала очередь Ромы краснеть, правда, ему румянец охренительно шел. Поели. Не спорю, было вкусно. Рома вытирает губы салфеткой. Аах, какие у него губы, из головы пропадают все мысли, кроме одной. - Ром, а пойдем-ка в туалет. - Пойдем. Только, надеюсь, ты ничего не задумал. - Да. Надейся, - мне уже невтерпеж, не в туалет, естественно, а по другой нужде. - Паша, это приличный ресторан, тут куча охранников, в конце концов. - Ага-ага, я понял, - говорю, заталкивая его в кабинку. А тут будет удобно: большая и широкая, блестит чистотой, то, что доктор прописал. Прижимаю его к стене и впиваюсь в губы поцелуем. - Нет, нет, нет, - говорит мне в губы между поцелуями. Начинаю массировать рукой его член прямо через штаны. - Да, да, да! – задыхаясь, шепчет Рома. Пора. Расстегиваю себе ремень, ширинку, резко спускаю брюки вместе с бельем до колен, поворачиваюсь спиной, упираясь руками в стену. Слышу судорожный вдох и уже через мгновение два Роминых пальца, смоченных в слюне, проникают в меня, сразу на всю длину. Несколько резких движений взад-вперед, слегка провернул их, раздвинул, опять взад-вперед. Вынул пальцы, сплюнул на мою дырочку, подставил головку ко входу и начал размазывать ею слюну. - Ну же! Быстрее! – два раза его просить не пришлось. Раздвигает руками мне половинки и входит одним сильным движением. Выгибаю спину. Кайф! Он замирает, давая мне привыкнуть, только мне это не нужно. - Двигайся! – слегка назад и вперед до упора. Быстрые нетерпеливые толчки. Кручу попкой, пытаясь поймать нужный угол. Получилось! Начинаю энергично ему подмахивать, насаживаясь на его член до предела. Стискиваю рукой свой конец, я на грани. - Все, давай! – громко шепчу. Он все правильно понял, несколько резких глубоких толчков и мы кончаем, он в меня, я в свою руку. Ноги подкашиваются, начинаю оседать на пол кабинки, он меня подхватывает под живот, разворачивает и прижимает к себе. Нежно целует. Какой же он сейчас сексуальный: глаза блестят, румянец на щеках, а на висках – хрустальные бисеринки пота. Не могу просто смотреть на это, начинаю лизать его лицо: щеки, нос, скулы, виски... - Мммм… ты такой вкусный. - Успокойся, малыш, продолжим дома, - и мы продолжили. Опять горячо, туго, опять сильные толчки до искр перед глазами, до дрожи в коленках. Весь отпуск описывать не буду, он прошел потрясающе, по программе: подъем, секс, обед, секс, пляж, секс, ужин, секс, секс, секс. Я просто счастлив, на душе тепло, а в дырочке мокро от непросыхающей Роминой спермы. Однако было одно из ряда вон выходящее событие, заставившее меня просто охуеть. Утро. Сплю. Через открытое окно дует соленый ветерок, и проникают солнечные лучи. Просыпаюсь от обжигающих влажных прикосновений к своему входу. Не понял! Слышу причмокивание, чувствую язык внутри себя. Что?! Язык?! Выпадаю в осадок, дергаюсь. - Тебе неприятно? А у меня все в горле пересохло, не могу ответить. Я просто не ожидал, что Рома захочет меня поласкать там. Последний раз меня вылизывали тринадцать лет назад. Он отстраняется, гладит меня по животу, заглядывает в глаза: - Ну ладно, все хорошо, я думал, тебе понравится, - смотрю на его мокрые красные губы и задыхаюсь от эмоций. Притягиваю его к себе, целую, вылизывая рот, чувствую свой вкус. Хочу еще. - Трахни меня язычком, - говорю, надавливая ему на голову, направляя к своей промежности. Он послушно устраивается между моих ног, разводит мне бедра шире и начинает меня лизать. - Аааах, - выстанываю я. Он начинает сильно толкаться в меня языком. - Так! Да! – тянусь к своему члену, но Рома отталкивает мою руку и начинает сам дрочить меня, не забывая входить в мою дырочку. Не выдержав и минуты, выгибаюсь, начинаю кончать: - Ромаааа! И тут новый шок: он ловит мою сперму широко открытым ртом. В ужасе распахиваю глаза и не отрываясь смотрю на моего любовника. Он, развратно улыбнувшись, приближается и накрывает мои губы поцелуем, делясь моей же спермой. Блять, в это мгновение я не жалею ни об одном дне заточения в теле ребенка. Это самый счастливый день за мои тридцать три года. Чего мне ждать еще от жизни? Пожалуй, только секса с игрушками. Ну, или БДСМ… Когда мне исполнилось пятнадцать, умер отец Ромы, оставив ему нехилое состояние и семейный бизнес. Он переживал, а я был рядом и всячески поддерживал его. Говорят, что иногда одна смерть влечет за собой другую. Казалось бы, чью? Правильно, маменькину. Она скончалась через полгода после деда. Случилось это неожиданно: во время одной из богемных тусовок она отравилась некачественным экстази. Спасти не успели. Таким образом, мы лишились всех родственников, так как дедова жена умерла, когда Роме было десять, а с родителями моей мамы он не общался после скандального развода. По поводу смерти экс-супруги Рома вообще не убивался, к тому же, от грустных мыслей его спасал я и качественный трах со мной. Спустя месяц Рому осенила гениальная идея: он отдал меня в детдом и отказался от всяческих прав на меня. Надо ли объяснять, что это произошло лишь на бумаге? Фактически, все время я провел дома, под теплым бочком моего любовника. Через два месяца меня фиктивно усыновил папин сотрудник, он же изменил мне фамилию. Рома спешно продал семейный бизнес, недвижимость, машины и стал готовиться к иммиграции в Канаду. Благо, мы с Ромой свободно говорим по-английски, французский выучим, не проблема, у нас с ним все хорошо с языками. И вот, по прошествии полугода, мы с Ромой иммигрировали. Канада нас встретила прохладной погодой, заснеженными горными вершинами и вечнозелеными хвойными лесами. Мне тут нравится. Не буду вдаваться в юридические тонкости, но мы с Ромой уже не являлись родственниками. Возникла серьезная проблема с внешностью, так как мы уж очень похожи. Но ничего радикального мы делать не стали. Я слегка осветлился, оставив зеленые глаза, а Рома наоборот покрасился темнее своего цвета, став темным шатеном. Еще он начал носить коричневые контактные лизны, и его глаза стали цвета горького шоколада. Я к переезду подготовился заранее: купил белые обтягивающие трусики с красной надписью «Сanada» на попе и красным же кленовым листом на… ну Вы поняли где. Дом мы выбрали вместе. Он большой, просторный, светлый, одна стена полностью стеклянная, с большим участком и живописным видом из окон. Переезд я отметил в колено-локтевой позиции, сначала в означенных выше белых трусиках, а потом без них, но с членом в заду. Рома быстро освоился на чужбине. Он занялся гостиничным бизнесом и моей похотливой попкой. А я окончил школу и поступил на физмат. Хочу закончить начатое в прошлой жизни. Просыпаюсь один посередине нашей кровати от запаха роз. Сегодня мне исполняется восемнадцать. Хочу красивую машину! Открываю глаза. Рома протягивает мне огромный букет красных роз. Он в костюме и в галстуке. Странно… Пока я умиляюсь и нюхаю цветочки, он встает на одно колено перед кроватью и сует мне под нос маленькую черную бархатную коробочку. Ура! Ключики от машины! Беру ее в руки, открываю – в ней лежат два кольца из белого металла, как выяснилось позже, из платины. Кольца довольно широкие, половина окружности гладкая, а в другую половину вставлены один за одним бриллианты, семь штук. Я, блять, в ахере! Перевожу офигевший взгляд на Рому. - Паша, я люблю тебя. Ты выйдешь за меня? Сглатываю подступивший к горлу ком, вспоминаю, что надо дышать. - Да, Рома. Любимый… Вы спросите, люблю ли я его? Способен ли вообще такой человек как я любить? Давайте разберемся во всем по порядку. До начала нашей связи я жил с ним двенадцать лет, заключенный в тело беззащитного ребенка. Мое влечение к нему появилось с первого взгляда, но, в силу обстоятельств, я не мог ровным счетом ничего. Первые четыре года меня съедала черная ревность и зависть к моей так называемой матери. Потом еще восемь лет я ревновал его к бесконечным любовницам. Двенадцать лет это желанное тело маячило пред моим носом, но было бесконечно далеко от меня. Я хотел его до одури, до истерики, до криков, до плача, до изнеможения. Быть с ним было моим самым заветным желанием, он – мой фетиш, если хотите. Следующие шесть лет он был потрясающе-крышесностным любовником. Таким любовником, что я ни разу не подумал о другом партнере. И все это время он неизменно терпел все мои многочисленные выебоны, был рядом и заботился обо мне. Возможно, я изменился. Возможно, это он изменил меня. При одном взгляде на него мне сдавливает грудь, мое сердце бешено колотится о ребра, в паху тяжелеет, дырочка сжимается в предвкушении, а губы расплываются в блаженной улыбке абсолютно счастливого человека. Если это не любовь, то любви и вовсе нихера не существует в этом гребанном мире.