Соловьи

Моё имя писали на каждой второй двери, и сидели в деревьях заснеженных снегири. Отпевали ушедших литые колокола, кровью имя моё вырисовывала толпа, не пускали меня и в хижинах на порог. Поднимались вверх стаи, каждая — в сто сорок, из прорех в поднебесье сыпался белый снег, прочь тянулся от города свежий багровый след. Он сказал, что пройдёт за мной следом и станет цел, что предательство это как шрам на его лице, как стекающий накрест позорный и мерзкий шрам. Он сказал, что найдёт меня всюду, куда б ни шла. И держали его, раз не мог усмириться сам, он кричал, моё имя и кровью нельзя писать. Я сидела на ветке, смотрела во все глаза, вот его повалили соратники и друзья, мне казалось, сейчас же он вспыхнет да и сгорит. Щебетали вокруг настоящие снегири.