Картины безоблачного счастья

Джинни сидела на краешке кровати и с удовольствием вспоминала прошедший день. Она еще никогда не испытывала радостного смущения, да и вообще раньше предполагала, что такое невозможно. Она не знала, что Гарри собирался сказать всем друзьям о том, что она ждет ребенка прямо за праздничным ужином. Гермиона, Флер, Анжелина (девушка Джорджа), миссис Уизли и миссис Тонкс радостно-изумленно вскрикнули и кинулись обнимать и поздравлять ее. Мужчины торжественно и немного восхищенно пожимали ей руку, а Рон, в котором восторг и радость боролись с остатками братской ревности и желанием во всем защищать младшую сестренку, громко воскликнул: «Ну вы даете!». И только Гарри стоял в стороне от поздравляющих и тихо сиял от счастья. Джинни даже показалось, что у него на глаза навертываются слезы. Но тогда она бы не поверила в реальность происходящего. Джинни встала с кровати и взяла лежавшую на столе цепочку – подарок Гарри – чтобы еще раз ее примерить. Но, когда она села обратно, на нее накатили более давние воспоминания. Джинни могла точно сказать, что была счастлива с самого момента окончания Хогвартса. Интересная работа в Ужастиках Уизли в Хогсмиде (за несколько лет существования магазин приобрел филиал), их с Гарри свадьба, покупка этого дома на самой вершине утеса, у подножия которого плескалось море. Многочисленные друзья и родственники, с которыми можно часами говорить и не наговориться. Малыш Тедди, внешность которого менялась быстрее погоды в Туманном Альбионе, и родившаяся два года назад дочка Билла и Флер – Мари-Виктуар. Множество счастливых воспоминаний, кроме одного. Думать о нем Джинни не хотелось, но тот зимний вечер слишком ярко стоял перед глазами. Весь день море было грязным, пенистым и неспокойным, а под вечер поднялся ветер и погнал белые гребни волн к их утесу. Вода с суровым грохотом разбивалась о скалы, как будто желала сломить многовековой камень грозными ударами. В их доме стоял запах морской соли и сырости. От ветра, задувавшего во все щели, стало холодно, и Джинни разожгла огонь в камине. И, к своему удивлению, через полчаса увидела его потушенным. Гарри стоял у распахнутой запасной двери, которая вела из кухни в маленький сад на самом краю утеса. По первому этажу домика гулял сквозняк, было очень темно. Джинни не понимала, что происходит. Она подошла к мужу, положила ему руку на плечо, но он не обратил на это ни малейшего внимания. Создавалось такое ощущение, что он вообще ничего не замечает кроме бушующего за краем утеса моря. Гарри жадно впитывал глазами волны, брызги, напрягался при каждом порыве ветра, пытаясь что-то уловить… Джинни как ни силилась, не могла понять, что происходит. Тогда она кое-как заставила Гарри вернуться в дом и закрыла злополучную дверь. Девушка вновь разожгла камин, чтобы хоть как-то согреть выхоложенную комнату. Джинни села на диван и уткнулась в книгу. Но чтение не шло, а поведение мужа оставалось все таким же странным и непонятным. Гарри ходил по гостиной взад-вперед и ежесекундно смотрел в окно, на море, как будто ждал чего-то. Джинни невольно подумала о зверях, запертых в клетках. Сейчас Гарри производил впечатление порабощенного, заточенного животного, которому и нужно только что свобода. Чтобы хоть как-то отвлечь Гарри от такого состояния, Джинни пыталась завести беседу, но безрезультатно: он только кивал и отвечал невпопад. И когда она наконец решила, что лучшее лекарство от плохого настроения – это хороший сон, он позволил увести себя в спальню и заставить лечь спать. Но Джинни, как любая любящая жена, чувствовала, что Гарри не спит. И действительно, через час он тихо, как пантера, встал и выскользнул из комнаты. Джинни колебалась всего несколько секунд, страх перед правдой оказался слабее желания узнать ее. Сбежав по лестнице, она вновь обнаружила дверь в сад распахнутой. Но теперь в проеме никто не стоял. На самом краю утеса выделялась высокая фигура, полы халата развевались на ветру как паруса корабля в шторм. Самые страшные мысли пронеслись в голове Джинни, она стремглав бросилась к Гарри, в исступлении страха выкрикивая его имя. Ей все казалось, что слова не долетают до него, что ветер уносит их куда-то в сторону, и он может уже никогда не услышать ее голос. Дорожка до края скалы показалась Джинни тогда бесконечно длинной и, оказавшись наконец рядом с мужем, она вцепилась в его холодную руку и зареклась больше никогда ее не отпускать. Гарри как будто не замечал ее пламенного порыва, он вообще ничего не замечал, и, казалось, завидовал морю. Они вернулись в дом, и Джинни закрыла за ними дверь. Когда они вновь улеглись под теплым одеялом, она поняла, что Гарри не уснет в эту штормовую ночь и оказалась права. Всю ночь она сдерживала слезы страха, переживаний и невысказанной обиды. А на следующее утро все вернулось на свои места, и о прошедшей ночи они предпочли не вспоминать. Но Джинни не давало покоя это воспоминание, и, чтобы излить душу, она написала Гермионе, подробно рассказав о произошедшем, ведь подруга могла знать о Гарри что-то такое, чего не знала она. Хотя признаться в этом даже себе Джинни боялась. С мучительной тревогой Джинни вскрывала конверт, и пергамент трясся в ее дрожащих руках. Письмо было примерно следующим: «Джинни, я не могу сказать с уверенностью, что произошло, как не может сказать никто, кроме самого Гарри… Мне кажется, что я догадываюсь, но боюсь, что тебе не понравится моя догадка. Я ценю тебя за то, что тебе важно мое мнение, но не воспринимай его слишком близко к сердцу. Мне кажется, Гарри не хватает войны. Борьбы, сопротивления – назови как угодно. Он привык жить по долгу чести и когда это ушло на второй план, он почувствовал себя не в своей тарелке. Может ему просто нужны приключения, опасность, риск и случай, когда нужно быть сильным и смелым. Я бы назвала это синдромом грифффиндорца. Но, повторюсь, не воспринимай это серьезно – я могу и ошибаться». Джинни была шокирована. У нее в голове не укладывалось, как такое возможно. В том, что Гермиона права, девушка не сомневалась. Но как можно хотеть войны?! Приключений – да, но борьбы, проявления силы… Джинни вспомнилось постоянное чувство страха, наполнявшее ее во время войны. Страха за родных, друзей, за Гарри. Страх перед ужасными наказаниями Кэрроу, страх перед тем, что могут сделать с теми, кого она, Невилл и Луна поднимали на борьбу со Снейпом. Со Снейпом, которому она никогда не простит то, что он позволял применять Круцио к ученикам, позволял мучить их как вздумается Кэрроу, никогда не простит, будь он сто раз самым смелым человеком на земле. И было еще одно чувство, из-за которого Джинни никогда не захотела бы повторения войны. Ощущение, будто сходишь с ума: в памяти появляются провалы, а на себе ты находишь следы странных, страшных дел. И отчаянные попытки избавиться от, как она узнала позже, хоркруса. А когда он был уничтожен, они еще и не подозревали о важности этого события. Только лет через пять целью жизни Гарри стало уничтожение чаши, диадемы, змеи и медальона. Гарри, Рон и Гермиона потом так много рассказывали именно о последнем. Холодный, оскверняющий душу, разум и сердце… И тут Джинни как током поразило. Она вынырнула из воспоминаний и обнаружила у себя в руках все ту же серебряную цепочку. «Холодный» — метал, струившийся между пальцев оставался холодным, хотя в комнате было душно, и даже майский ветерок не влетал в окна. «Оскверняющий душу, разум и сердце» — она уже минут пятнадцать перебирала в голове самые страшные, грустные и неприятные воспоминания. Джинни бросила цепочку на стол, нашла палочку и уже готова была произнести заклинание, которое бы подтвердило принадлежность этого предмета к темным артефактам, когда в комнату зашел Гарри и застыл на пороге. На его губах заиграла удивленная улыбка, и он спросил: - Джинни, ты чего? - Гарри, ты уверен, что это не, — ей вдруг стало стыдно. Как это он - аврор (она верила, что он успешно пройдет испытательный срок), превосходный волшебник и просто любящий муж – мог не проверить предмет, который дарит жене? - Что не? – Гарри продолжал весело улыбаться. - Это…это не темный предмет? Гарри рассмеялся, подошел к жене и поцеловал ее в лоб. - Конечно нет. Я проверил эту цепочку как мог, разве что Джордж пробрался сюда и подменил ее на «Преображающие украшения». Джинни невольно улыбнулась: ее братец придумал серию украшений, меняющих цвет, форму, а порой даже и структуру той части тела, куда этот «бриллиант» надевался. Гарри застегнул на шее девушки замочек цепочки и снова поцеловал в лоб. Его ободряющая улыбка была призвана разогнать сомнения, но Джинни все равно решила выяснить, что же за чары делают эту тонкую серебряную нить такой странной и необычной.