Готовы завоевать Галактику, Император?

Последние несколько дней Хакса сливаются в сплошную серую полосу. Они горькие на вкус (кофе и сигареты) и окрашены в бледно-голубой (мониторы терминалов и датападов). Они настолько похожи один на другой, что кажется, будто это один день, помноженный на шесть. Захват небольшой базы Сопротивления на одной из отдаленных планет Внешнего Кольца пошел не так, и Хаксу пришлось разбираться с последствиями, среди которых были значительные разрушения нескольких отсеков Финалайзера. Сноук неожиданно строго отреагировал на эту, по меркам Хакса, незначительную, но досадную неудачу. Хакс уважает Верховного Лидера, но уважение не означает трепет. Аудиенции со Сноуком для Хакса — неприятная необходимость. В последнее время он находит ее раздражающей. Когда он стоит перед нависающей над ним голографической проекцией, ему часто кажется, будто ледяные руки смыкаются вокруг него и воздуха становится меньше. Конечно, он с детства натренирован не показывать настоящих эмоций на лице, но в такие моменты проскальзывает зависть к Рену и его маске. Сноук приказал Хаксу лично разобраться со всеми политическими и административными последствиями поражения Первого Порядка, иначе генерал поручил бы часть работы высшим офицерам, как делает это обычно. Если Хакс считает этот приказ нерациональным и откровенно бесполезным, то он держит это при себе. В последнее время Хакс чаще и чаще развлекает себя мыслями о том, что было бы, будь он главным. Он, а не Сноук. Он, конечно, не звал бы себя Верховным Лидером, смехотворно, он был бы Императором, и Галактика трепетала бы перед ним, но он не дает мыслям оформиться в идею. Это было бы неразумно с его стороны. Хакс ценит контроль во всем — от управления кораблем и людьми на нем до соответствия собственной прически стандартному протоколу, регулирующему внешний вид офицеров Первого Порядка. Необходимость следования правилам вбита в саму сущность Хакса его воспитанием, и он до сих пор проверяет ровность линий покрывала, заправляя кровать, хотя это давно от него не требуется. Кайло Рену, предсказуемо, плевать на все правила, бережно прописанные в Уставе и не раз проверенные Хаксом. Кайло Рену плевать на прическу Хакса, на его постель, на его корабль. Хакс не видел Кайло Рена ни разу за эти шесть дней, и он не знает, что он чувствует по этому поводу. За последние месяцы Рен стал для Хакса одной из постоянных, без которой его контроль идет трещинами. Иногда для того, чтобы не сойти с ума, нужно потерять рассудок. А для того, чтобы сохранить контроль, его лишиться. И Рен – тот, кто делает это для Хакса, кто впускает в жизнь генерала неудержимый всепоглощающий хаос, с кем Хакс может отпустить себя ненадолго. Хакс не жалеет ни на минуту, что позволил этому случиться. - Хакс выходит в коридор с последней на сегодня встречи с офицерами и испытывает редкий момент эмоциональной истощенности, когда поддерживать нейтральное выражение лица и безупречную осанку становится немного сложнее, чем в обычный день. Лампы над головой слепят, и Хакс едва сдерживает желание накричать на ближайшего техника, чтобы уменьшили интенсивность освещения. Он останавливает себя, понимая, что его претензии не объективны. Хакс идет прямиком в свою каюту, планируя чуть позже проверить, как идут дела на мостике. Он почти удивлен, когда в поле зрения попадает знакомая, облаченная в черное фигура Кайло Рена. — Не похоже, что вы хорошо справляетесь с вашим провалом, генерал, — вместо приветствия говорит Рен, его голос механический из-за маски, и Хакс едва заметно сводит брови. — Не похоже, что это ваше дело, Лорд Рен. Рен следует за ним до каюты, не говоря ни слова. Коридор пустой, и никто не видит, как Рен заходит внутрь вместе с Хаксом. Хакс напряжен, он разворачивается к Рену, стоя ровно, как на параде. — Не помню, чтобы я тебя приглашал. Уходи, Рен, — ему кажется, что его голос звучит глухо, как из-за стены. Он жестом указывает Рену на выход и идет к рабочему столу, не ожидая, пока тот уйдет. Металлическая пепельница блестит чистотой, и Хаксу не терпится раздавить в ней окурок, загрязнить сияющую поверхность. Он закуривает сигарету, щелчок зажигалки и горький дым — знакомый источник комфорта. Рен, конечно, и не подумал уходить — его присутствие ощутимо, как жар на коже. Хакс позволяет себе вздохнуть, и оборачивается. Он отшатывается назад от неожиданности — Рен стоит совсем рядом, и на нем нет маски. Его лицо похоже на плохо выполненную скульптуру, которая красива, только если смотреть под определенным углом, а в остальное время гротескно уродлива. Его лицо — своеобразный символ комфорта для Хакса, и он душит эту мысль до того, как она посмеет облечься в слова в его голове. Хакс отходит от Рена, обходит стол и приближается к окну, за которым в яркие полоски света сливаются звезды. Он глубоко затягивается, и дым в легких на мгновение заглушает всепоглощающую усталость. Сигареты — неосознанная форма протеста против правил. Потому что как бы генерал Хакс ни ценил правила, он любит их нарушать. Например, «не спать с Кайло Реном» можно считать неписаным правилом. Здравым смыслом даже. И, тем не менее. Рен не двигается с места и только смотрит на Хакса. Хакс докуривает сигарету, подходит обратно к столу и с наслаждением тушит окурок, наблюдая, как пепел делает матовой блестящую поверхность пепельницы. — Что ж, — Хакс прочищает горло и демонстративно поправляет на себе шинель, направляясь к выходу, — если ты пришел сюда постоять у моего стола, я тебя оставлю. У меня дела. Только когда его швыряет о стену и от силы удара из легких выбивает весь воздух, он признается себе, как сильно этого ждал. Контроль трещит по швам и скоро распадется на части, и беззвучно упадут все стены, защищающие Хакса от внешнего мира. — Что, ты, блядь, делаешь, Рен? — Хакс резко разворачивается и демонстративно морщится. Рен стоит неподвижный, и в его взгляде вызов, который огнем горит на кончиках пальцев Хакса. Он замахивается и бьет Рена кулаком по лицу, не жалея сил, зная, что Рен позволит ему сделать это. Темная кровь пачкает верхнюю губу Рена, но он остается неподвижен. Его невероятная физическая сила — источник восхищения и зависти для Хакса, в чем он, конечно, не признается. Хакс несколько спешно стаскивает шинель и кидает ее на кресло. Обычно он вешает ее в шкаф, поэтому даже этот жест играет для Хакса роль протеста. Рен в свою очередь снимает накидку, и она тяжело падает на пол у стола. — Хотите устроить спарринг, генерал? — у Рена слишком самодовольный голос для человека, у которого из носа идет кровь. Хакс принимает боевую стойку, Рен повторяет за ним. — Какого черта ты не предупредил, что повстанцы будут вооружены? — Хакс замахивается снова, но в этот раз Рен легко уклоняется. — Какого черта я должен в одиночку разгребать последствия? Какого черта я трачу свое время на работу своих подчиненных? Хакс тяжело дышит и больше не может остановиться. Рен не отвечает, зная, что Хакс сам знает все ответы. Хакс делает выпад вперед, но Рен быстрее, и он снова уклоняется. Просто дай мне это, Рен, зло думает Хакс, надеясь, что Рен услышит. И Рен дает. Это не долгий спарринг, но каждый удар — еще одна трещина в контроле Хакса, и он чувствует, как вибрирует от долго сдерживаемого напряжения его тело, как отзывается раскаленным металлом каждая кость в теле. Он не умеет отпускать себя сам, только Кайло дает ему эту привилегию, и Хакс ненавидит его за это. — Разве тебе не хочется восстать против него? — тихо шипит сквозь зубы Хакс, едва успевая уйти от кулака Рена и сразу же пугаясь собственных слов. Вслух такое нельзя. Но и отступать Хакс не намерен. — Он мой наставник, — так же тихо отвечает Рен, но в его словах нет убеждения, они как заученное правило. — Кто я? — вопрос, и напряжение в комнате вдруг зашкаливает, потому что они никогда не говорят о том, кем они приходятся друг другу. — Кем ты хочешь быть, — как предложение, обещание. Хакс никогда не любил стеклянную вазу в форме цилиндра на полке в кабинете и когда Рен разбивает ее о стену и прижимает к шее Хакса крупный осколок, генерал едва сдерживает стон. Рен вжимает Хакса спиной в стену, они оба рвано дышат, и Рен такой огромный, что практически полностью накрывает Хакса своим телом. Еще одна вещь, которой генерал наслаждается, и которая должна остаться секретом. Рен пахнет металлом и потом, на его скуле наливается синяк, на его губе засыхает кровь и Хакс тянется вверх, стекло ранит шею под давлением, пока он широко и влажно лижет верхнюю губу Рена, чувствуя на языке соль. Рен давится воздухом на секунду, и Хакса пьянит неожиданная власть, контроль, который он находит в потере контроля. Император, читает Хакс по губам Рена и в голове шумит от осознания: Рен знает. Шею жжет, порез неглубокий, но кровь уже пачкает воротник пиджака, невидимая на черном. Хакс откидывает голову назад, обнажая шею перед Реном, и его пробирает дрожь от ощущения полного подчинения. Рен ведет осколком в сторону, удлиняя порез, но не углубляя его. Боль растекается от шеи, расходясь по телу, затапливая ощущения, ослепляя. У Хакса болезненно стоит, и он почти неосознанно трется членом о бедро Рена, стремясь ослабить интенсивность возбуждения. Рен поднимает стекло к глазам Хакса, испачканное кровью, в красных пятнах, как символ осколков, на которые только что незаметно распался его контроль. Хакс не может определить длину пореза, потому что вся шея горит от боли. Рен роняет стекло на пол и ведет по ране пальцами. Хаксу кажется, что его вскрывают заживо, обнажают, открывают напоказ всей гребанной Галактике, и он не может сдержать звук, рвущийся из горла, среднее между хрипом и стоном, звук поражения и победы. — Чего ты хочешь? — голос Рена хриплый. — Власти, — Хакс еще не слышал свой голос таким, надломанным, пьяным. — Кто я? — спрашивает Хакс и застывает в руках Рена, одновременно боясь и желая услышать ответ. Время останавливается, и Рен наклоняется к уху Хакса. — Мой Император, — горячо шепчет Кайло. — А я твой рыцарь. Хакс поднимает руку и тянет Рена за волосы. Он послушно обнажает шею, и Хакс кусает. Его рот наполняется кровью, пока Рен продолжает касаться пальцами свежего пореза на шее Хакса. Кровь на вкус как клятва. Поцелуй — печать. Смазанный, мокрый от слюны и крови, с металлическим вкусом, грубый, неаккуратный. Они освобождают друг друга от одежды, как от оков, пальцы Рена скользкие от крови и он не справляется с застежками на форме Хакса, поэтому разрывает их Силой. В голове Хакса туман боли и возбуждения, и он не помнит, как они оказываются на кровати, идеально заправленное покрывало теперь смято, одна подушка падает на пол. Рен нависает над ним, заполняет собой поле зрения Хакса, его темные волосы спутанными прядями свисают вокруг них, когда Рен наклоняется к лицу Хакса, потом ниже. Рен касается губами пореза на шее, и Хакс чуть не вскрикивает от острой боли, но закусывает губу и сдавленно мычит. Рен лижет свежую рану, спускается языком ниже, оставляя после себя кровавый след, от ключицы, до правого соска, по животу и ниже. Рен жадно проводит носом по светлым рыжим волоскам, ведущим от пупка к паху Хакса, тянет за них зубами, а потом резко насаживается ртом на член генерала, и Хакс тяжело дышит, почти стонет, сминает в кулаке покрывало. Пальцы Хакса запутываются в волосах Рена, он удерживает его на месте и трахает не глядя. Он откидывает голову назад, чувствуя, как волосы на затылке приходят в абсолютный беспорядок и раненая шея отзывается болью, которая почти заглушает ощущение от горла Рена, сокращающегося вокруг члена Хакса. Рен давится, но Хакс не дает ему времени откашляться и ощущает, как стекает по внутренней стороне бедер чужая слюна, как Рен дрожит всем телом и кажется, будто воздух вибрирует вокруг них, живой и дышащий. Рен тянется правой рукой вверх, его пальцы скользят по шее Хакса, открывая порез наново. Хакс чувствует, как по шее течет горячая свежая кровь, и как Рен даже не душит, просто надавливает, но перед глазами плывут вспышки, в голове шумит, и Хакс не помнит, кричит ли он, когда кончает, выгибая спину и до крови впиваясь ногтями в запястье Рена, то ли пытаясь отдернуть его руку от своей шеи, то ли надавить сильнее. Рен с влажным звуком выпускает изо рта член Хакса и вытирает рот тыльной стороной окровавленной ладони, которой держал генерала за горло. Он откашливается и тяжело дышит, пока Хакс лежит расслабленный в послеоргазменной дымке. Рен тяжело падает на кровать рядом с Хаксом, его лицо и грудь раскрасневшиеся от возбуждения, и он еще не кончил. Хакс тянется за сигаретами и зажигалкой на прикроватном столике и закуривает. Он поворачивает голову и смотрит на Рена, на багровый укус на его шее, на опухшие после минета губы, полуприкрытые глаза и разметавшиеся по подушке волосы. Мой, думает Хакс. Да, едва слышно звучит в голове, и жидкий огонь возбуждения снова растекается по конечностям Хакса. Он чувствует слабость, наверняка, из-за потери крови, но находит в ней силу встать и оседлать бедра Рена. Что-то со свистом разрезает воздух и падает на кровать рядом с ними: смазка. Рен смотрит на Хакса выжидающе, и Хакс наклоняется к лицу Рена, почти касается губами его губ, но не целует. — Приступай, Император, — говорит Рен, выдыхает последнее слово в рот Хакса, и оно обжигает горло, легкие, от него кружится голова, в нем обещание, в нем руины. Хакс почти задыхается, и Рен самодовольно ухмыляется. Хакс борется с желанием пренебрежительно фыркнуть, но тянется рукой за смазкой. Засохшая вокруг шеи кровь неприятно тянет кожу, и порез пульсирует тупой болью. Хакс затягивается, и знакомая горечь сигаретного дыма заполняет легкие, когда он, наконец, опускается на член Рена до основания. Он думает о тысячах миров у своих ног, о страхе, с которым будут произносить его имя, о Рене, который разрушит вселенную, и на ее руинах Хакс построит свою Империю. Хакс запрокидывает голову, и начинает двигаться на члене Рена, не спеша, почти лениво, глядя вниз, на своего Рыцаря. Он чувствует неестественную легкость во всем теле, — виновата потеря крови, — и наслаждается слегка болезненным растяжением вокруг члена Кайло. Он большой, и он заполняет его до конца, дает то, что Хакс не в состоянии получить больше нигде. — Я ненавижу тебя, — говорит Хакс. Болит шея. Свободную от сигареты руку он протягивает к лицу Рена и надавливает на синяк на скуле, Рен не издает ни звука. Хакс ускоряет движения, его бедра скользкие от пота, и мышцы дрожат от напряжения, но Рен и не думает двигаться сам. Кожа ударяется о кожу, член Рена скользит внутрь и обратно с влажным звуком, Рен закусывает губу, и Хакс знает, что конец близок. Он проводит пальцами от скулы к шее Рена и вжимает подушечки большого и среднего в укус, оставленный им ранее. Рен низко стонет, и Хакс давится воздухом, потому что его истерзанную шею сжимает невидимой хваткой. Хакс сильнее давит на укус, чувствует, как выступает под пальцами теплая кровь, как дергается кадык Рена, когда он сглатывает. — Я тебя тоже не особенно люблю, — хрипит Рен, и на смену Силе, сжимающей шею Хакса, приходит широкая ладонь. Хакс зажмуривается и не сдерживает стоны, когда порез снова начинает кровоточить, хотя Рен едва на него давит. Он вспоминает про сигарету и затягивается, не прекращая при этом двигаться и не отрывая взгляда от темных глаз Рена. — Давай, еще немного, — шепчет Рен и перемещает руку с шеи Хакса на его член. Пары движений достаточно, и Хакс сбивается с ритма, выгибает спину и кончает на живот и грудь Рена, несколько полупрозрачных капель оседает на его щеке и в темных волосах. Рен кончает сразу после него, Хакс чувствует, как пульсирует внутри член. — Блядь, Рен, — хрипит Хакс, глядя вниз, на свой испачканный в крови член, на красные пятна на своей груди, на оттраханного Рена под ним. Хакс слегка поднимается на дрожащих бедрах и слезает с члена Кайло, морщится от ощущения растянутости и вытекающей из него спермы и смазки. Теперь, когда он больше не пьян от возбуждения, он чувствует все последствия секса с Реном: чертовски сильно болит раненная шея, привычно, но все равно неприятно болит задница, дрожат от напряжения мышцы ног. Хакс садится на ноги Рена чуть выше колен и докуривает сигарету, удивляясь, как он умудрился не поджечь в процессе постель. — Готовы завоевать Галактику, Император? — спрашивает Рен, и Хакс смотрит на него, как будто видит в первый раз. Рен улыбается. Хакс улыбается в ответ и тушит сигарету о шею Рена, симметрично укусу. Тот даже не удивляется. — Генерал, — поправляет Хакс, наклоняется и зализывает ожог, прихватывая тонкую кожу зубами. — Он все еще жив. Рен в отместку погружает два пальца в растраханную и чувствительную задницу Хакса, потом поворачивает голову и несильно кусает Хакса за ухо. — Ненадолго, генерал, — шепчет Рен. — Ненадолго. Хакс поднимает голову и лениво целует Рена, чувствуя на его языке горький вкус собственной спермы, своих сигарет и полного контроля над собой и своими желаниями, обретенного только что после его полной потери. Очень похоже на вкус победы.