Однокрылому

      Не кручинься, что б ни пророчили, да послушай, как сказ ведёт о тебе, королевской дочери, очарованный стихоплёт, — сказ из тех, что пажи и фрейлины передали в уста из уст, сказ о том, как ты мак посеяла, а пророс он — в крапивный куст, и как семя слезой непролитой в благодатной земле взошло...       Как твой братец, навеки проклятый, лебединым взмахнул крылом.       Самый пылкий да самый ласковый, с бескорыстной простой душой, был чудесной заморской сказкою королевский сынок меньшой, но явилось ему знамение горьким клёкотом — «Я вернусь!»       Белоснежное оперение.       И сорнячная птичья грусть.       В алом клюве с травою жгучею, — стебли колкие, не сплести, — сколь принцесса в потёмках мучилась, чтоб одиннадцать солнц спасти! Ну а братец, печаль мятежная, всё целебные росы лил на сестрицыны пальцы нежные.       На кровавые волдыри.       Пусть поют, как кривыми спицами всё крапиву, как лён, плела, десять птиц обернулись принцами, а последнего — не спасла. Пусть поют, как у плахи рухнувшей да с закрытым обетом ртом ты глядела на ткань кольчужную с недовязанным рукавом, как кляли вас вороны встречные и как гасла закатов медь...       Не расплакаться — бессердечному.       Однокрылому — не взлететь.       Не кручинься, не вешай голову ты от света и дотемна: лист крапивы, однажды сорванный, не проклюнется в семенах. Пусть предсказывают кудесники, — пусть легендой судьбу вершат! — что живой лебединой песнею прослывёт твой невинный брат,       Прослывёт — соберётся с силами всем жестоким ветрам назло.       И обнимет сестрицу милую драгоценным своим крылом.