Against the grain

Очередной раскат грома разбудил его. Такеда медленно приоткрыл веки, немного поморгал, чтобы убедиться – это больше не сон. Ночные видения отступили, тихо и злобно шипя уползли под кровать на какое-то время, но тяжелые холодные тучи дурных воспоминаний сгущались над головой, не переставая. Метнув короткий сонный взгляд в сторону окна, он решил, что вставать с постели не имеет ровным счетом никакого смысла: рассвет едва-едва забрезжил на самой кромке неба, где серая глинистая земля плавно перетекала в серое свинцовое покрывало грозы. За окном льет, как из ведра, уже неделю. Размыло все дорожки внутри храма и за пределами его только сплошная грязь и слякоть – в сезон дождей они всегда окапывались внутри, под защитой высоких стен, грелись у очага и весело галдели, ожидая, когда солнце подсушит площадку для тренировок, и наставник даст добро идти на улицу. За мутноватым стеклом казармы сквозь бесконечные сплошные потоки воды он и Фокс любили смотреть на влажно-зеленый хвойный лес вдали и пляшущие серебристые стрелки молний над острыми верхушками деревьев; как дозорные, накрывшись солнечно-желтыми непромокаемыми плащами, сменяли друг друга на посту. Мальчишкам было весело и грустно одновременно. Такеда позволял себе на несколько минут вспомнить о матери, такой нежной и любимой, на вдвое меньшее количество – подумать об отце, вспомнить дождливую субботу, когда они впервые встретились на мокрой мостовой под козырьком какой-то бакалейной лавки, и как отец принес его сюда, где и оставил, казалось, навсегда. В такие вот моменты ему хотелось что-нибудь сломать, поскольку самому себе сломаться он ни за что бы не позволил. С другой стороны, не брось его отец в Ширай Рю, кто знает, как сложилась бы судьба, но точно как-нибудь иначе, и он не встретил бы стольких хороших друзей. И до сегодня Такеду эта мысль грела. Теперь кроме него и Ханзо в храме не осталось никого, да и учитель тоже ушел куда-то по делам, поэтому вот уже четыре дня парень существовал в этой обители совсем один. Или же не совсем?.. Пустая крепость выглядела склепом: холодным, темным, тонущим в дождях и липкой грязи, и каждый час отсутствия Хасаши сознание мальчишки по каплям наполняла мысль – еще чуть-чуть, и это место станет для него гробницей. Первые двое суток он исправно зажигал все свечи, очаг в главном зале, проверял всю территорию, последним дозором обходил все башни, хотя и промокал насквозь, но в тот же вечер нападок кенопсии перерос в приступ панической атаки и мигрень. Хватаясь за стены, Такеда сползал на пол, глотая воздух ртом, как рыба, а призраки кружили за темными колонными вокруг, в тени, не выходя на свет. В шуме воды и дроби капель о стекло он начал слышать голоса, отзвуки битвы, смех, лязги оружия, доспехов; раскаты грома начали пугать – очередная вспышка молнии рисовала на стенах силуэты безумных императоров, богов, волшебников и демонов. Дурная память при очередном белом сполохе подсовывала сознанию воспоминания об ужасе, который он чувствовал, впервые умирая, когда захваченный в плен кодексом крови, Рейден изжарил его электрическим током. «Мне больно, мастер», – простонал он, сидя на земле и сквозь агонию в каждой клетке своего тела чувствуя, как отказывают мышцы, не желая подчиняться остаткам воли. – «Я… Я не хочу так умирать». «Мне жаль, Ханзо», – ответил бог Грома, а дальше мир провалился во тьму, огонь и боль. Еще до рассвета он просыпался от этого кошмара, снова воскресая, возвращаясь в свое измученное фантомной болью тело после недолгой, но мучительной борьбы за собственную душу. Руки дрожали, перед глазами плыли цветастые пятна – снова и снова переживать собственную гибель равноценно было самым страшным пыткам нижнего мира, но раньше рядом был учитель или хоть одна живая душа, способная напомнить, что он все еще жив. В следующую ночь он вскочил на постели от очередного кошмара и хотел было успокоиться, увидев, как спят спокойно его друзья и названые братья, как ровно дышат во сне или ворочаются, но уже буквально через мгновение понял – кровати, все до одной, пусты. В них только призраки, сны тех, кто раньше видел их, отдыхая здесь после дня упорной работы. Надо же как: здесь больше нет людей, но сны их все еще живут, тихонько дремлют, ворочаются и сопят или спокойно ровно дышат – еще не поняли, что больше некому смотреть их по ночам, и не известно, когда же, наконец, поймут. На утро Такеда перенес свою постель в центральный зал, устроив себе лежбище поближе к последнему источнику тепла. Третьим днем он уже не рисковал идти на улицу или слоняться коридорами после того, как, прорываясь перебежками сквозь обступившие его чужие сны, перетащил себе припасов и дров для очага. В четвертый день он отказался от еды и больше никуда вообще не выходил, оставшись у огня. Сегодня не хотелось даже разводить огонь. Единственное, на что хватило сил, так это натянуть почти до головы землистого цвета теплый шерстяной плед и устало подумать о том, что еще суток отсутствия Ханзо он уже не переживет. Скорее всего, по возвращении Скорпион найдет в этой постели холодный труп, если, конечно, он вообще вернется. Дождь нарастал. Сквозь грохот капель ему мерещилось, что кто-то ходит коридорами и проверяет комнаты, ищет его, зовет по имени. Галлюцинации. Не стоит отвечать им – так будет только хуже. Он медленно закрыл глаза, стараясь игнорировать все эти звуки, и в глубине души надеялся, что когда откроет их снова, вокруг него не будут этой пугающей, ужасной пустоты. Здесь жили люди, и Такеда больше всего на свете хотел бы видеть их снова живыми, веселыми, с аппетитом уплетающими свой завтрак и горячий чай. До боли, что сжимала грудь в тиски, ему хотелось, чтобы все это оказалось ложью, как будто он заснул случайно, как в восемь лет, во время завтрака, увидел этот страшный сон, а после Фокс со смехом растолкал его и потащил во двор. – Такеда? Почему ты здесь?.. Звуки шагов все ближе, голос тоже. Чужая сильная рука пыталась растолкать его в плечо. Не получилось. – Такеда?! Просыпайся, парень. Я искал тебя повсюду… – Тебя здесь нет, – пробормотал он, даже на секунду не удостоив коротким взглядом плод своих фантазий. – Ты нереален, и я не буду говорить с тобой. С него рывком содрали одеяло и, схватив за шиворот, куда-то потащили. Даже не оказывая сопротивления, он плелся рядом, едва переставляя ноги, не разбирая, куда идет, зачем. Дождь становился громче, в нос ударил запах влаги, земли, травы, озона, а вслед за тем его силой вытолкали под ледяные струи. Эффект был… отрезвляющим, если не больше. Реальность смыла с головы труху и все дурные мысли, оставив его, почти раздетого, под июньским ливнем отплевываться от воды, мечтая хорошенько врезать тому, кто вытащил его, словно котенка, принять бодрящий душ. – Какого…? Вода заливала лицо и глаза, волосы слиплись под тропическим ливнем, сплошной стеной непроглядного мрака закрыв весь обзор кроме узкой полоски земли. Вода попадала ему за шиворот и за пазуху, льдом расплываясь по теплой от утренней дремы коже, и заставляла её покрываться мурашками, а зубы – мелко стучать. Вода лизала ему босые ступни до самых щиколоток, хотя уже через несколько секунд он перестал чувствовать пальцы ног. Такеда попытался вывернуться, но вместо этого нелепо поскользнулся на вымытых дождем булыжниках и едва ли не свалился в чавкающую под ногами грязь, но его поймали. На вытянутой руке его за шиворот крепко держал Ханзо, такой же мокрый насквозь. Он выглядел усталым и немного грустным. Не исключено, что за все время долгой охоты он даже не сомкнул глаза. – Очнулся? – обеспокоенно спросил он, возвращаясь вместе с мальчишкой обратно под крышу. – Прости меня, это моя ошибка. – О чем Вы, мастер? – немного растерялся юноша, выжимая мокрые волосы и повязку. – Я задремал перед рассветом, увидел дурной сон… – Я не должен был оставлять тебя одного здесь, – со вздохом оборвал его наставник, уронив на тонкое угловатое плечо подростка тяжелую ладонь. – Ты поддался отчаянию. Собраться с мыслями на деле оказалось сложнее. Краем сознания Такеда понимал, что будет выглядеть как трус, если расскажет об одиночестве и ужасе, им вызванном, о чужих снах и о своих видениях, о тех кошмарах, что только усилились во время гроз и стали наяву преследовать фантомной болью и паникой. Скорпион не для того учил его все эти восемь лет, чтобы последний из воспитанников Ширай Рю ныл и жаловался на собственные домыслы, фантазии и страхи. Недалеко над лесом небо раскололось надвое голубовато-белой трещиной, впустившей в мир ужасный шум – спустя буквально несколько секунд холодный ветер донес до храма отголоски грохота и дрожь, прокатившуюся сквозь застывший воздух. Парень едва сдержал себя на месте, чтобы не подпрыгнуть под рукой учителя. Волна живой горячей боли зарождалась, как тогда, на кончиках держащих меч пальцев и текла через ладони, ползла к плечам, сквозь тело уходила в землю, не задев головы, но обрывая что-то у самого сердца и поражая до судороги напряженные мышцы. Она стихала так же быстро, как и зарождалась – вечность, в которую он чувствовал каждую клетку своего организма, со стороны продлилась от силы мгновение, в которое он, как показалось со стороны, всего лишь зажмурился и тяжело сглотнул. – Я просто… просто вспомнил многое о нашей прошлой жизни здесь, – насколько получилось, твердо ответил он, когда гром погас вдали, и стало легче различать слова. – Мне стало неуютно спать одному там… где погибли остальные. – Понимаю. Это страшная потеря, и тебе незачем стыдится скорби об этой утрате, но сейчас тебе придется на время оставить свои чувства, – сочувствующе отозвался Ханзо, но по его глазам и тону мальчишка понял, что ему поверили не до конца. – Мы ничего не можем более сделать для умерших, но все еще можем спасти тех, кто нуждается в нас. – Нам снова придется покинуть храм? – с непонятной даже для него самого надеждой спросил мальчишка. Внутри него смешались в неопределенность страх покидать свой дом и в то же время – желание бежать как можно дальше от его пустых и хмурых стен. – А как же…? – Есть вещи, которые могут подождать, а есть те, которые ждать не станут, – коротким жестом наставник оборвал все пререкания. – Мы восстановим Ширай Рю, я обещаю. Но сейчас у нас есть дело, не терпящее долгих отлагательств: мой старый добрый друг попал в большую передрягу и едва успел передать мне послание, прежде чем пропасть. Устав, да и слегка замерзнув, Ханзо решил покинуть террасу, пока мальчишка, не приведи старшие боги, не подхватил простуды или любого из крайне неприятных симптомов. Его конкретной целью стала оружейная – нужно было подготовиться и подготовить ученика к совсем не легкому путешествию. Такеда, боясь отстать даже на шаг, почти что бежал рядом с ним по темным коридорам крепости, стараясь смотреть только в пол и опасливо пряча глаза. Его босые ноги звонко шлепали по каменным плитам в почти гробовой тишине, оставляя от входа цепочку из лужиц по форме расплывчатых пяток. – Так вот что за дела заставили Вас так надолго уйти, – сам себе буркнул он. – Куда мы теперь и что собираемся предпринять? – Его держат, скорее всего, в Багровом лесу, но точно знать этого я не могу, поэтому мы отправимся в совсем противоположном направлении… «Те, кто поймал его, ищут и тебя тоже, Такеда. И мы идем туда, где вероятнее всего они станут искать – в Лампанг, на твою родину. Уверен, Дэйгон оставил там людей, чтобы схватить тебя, едва ты там появишься»