Игра стоит свеч

Софи Близился конец августа, и природа потихоньку готовилась к смене декораций. В пышной кроне молоденькой березы, растущей неподалеку от нашего дома, появились вызолоченные еще по-летнему горячим солнцем пряди, а в саду поспевали яблоки, и я находилась в состоянии радостного предвкушения скорого сбора урожая, когда, собравшись, как раньше, всей семьей, вооружившись стремянками и корзинками, мы будем снимать с деревьев ароматные плоды антоновки, или, как принято у нас называть сорт между собой, — «пахомовки». Название это, кстати, вполне оправдано, так как сил в сад мы вложили немерено, и он по праву считается гордостью нашей семьи. Несколько лет назад, когда встал вопрос о покупке нового дома и вовсю шли поиски подходящего жилья, именно из-за яблоневого сада мы отказались от этой идеи. Честно говоря, я очень этому рада. После нескольких долгих лет, проведенных в чужом городе, так приятно прогуляться по аккуратным дорожкам, посидеть в резной беседке в дальнем углу сада, надежно укрытой от посторонних глаз густой листвой ухоженных деревцев, размышляя о чем-нибудь или листая книги, готовясь к учебе в вожделенной академии. Поступить туда, имея хорошие познания в биологии и химии, не составило особого труда, а больше всего мне нравилось то, что я добилась этого сама, не прибегая к отцовским средствам и связям. Возникший, как следствие, эмоциональный подъем позволил мне все лето быть примерной дочерью, и я, как и обещала, не теряла времени зря, стараясь вникнуть в основы бизнеса, которым учил меня отец. Все были довольны друг другом, и в семье царили покой и умиротворение. В последний день августа мы ждали на ужин давнего приятеля и по совместительству партнера отца, господина Калинина с сыном. Накануне, на комбинате, совладельцами которого были мой отец и Олег Иванович, опробовали новый способ рафинирования металлов, позволяющий выпускать более качественную продукцию, и папа решил отпраздновать это событие. По такому случаю я еще утром была безжалостно выдернута из своей комнаты и водворена на кухню, где вместе с мамой и приходящей кухаркой, Марией Михайловной, мне предстояло заняться приготовлением блюд, которыми наша семья собиралась потчевать гостей. Признаться, хозяйка из меня никудышная, я ненавижу готовить, да что там готовить, нужно очень постараться, чтобы заставить меня что-то сделать по дому, кроме уборки в своей комнате. Поэтому, конечно, серьезной работы мне не доверили и отправили чистить картошку. Целую тонну картошки, как мне сперва показалось, и испустив тяжкий вздох, я принялась за дело. Это было настоящим мучением: упрямые корнеплоды так и норовили выскользнуть из рук и плюхнуться в ведро с очистками, а нож пару раз опасно скользнул острием по пальцу, но я все-таки умудрилась не порезаться до крови, зато срезала кусочек ногтя, что меня очень огорчило, поскольку еще вчера я сделала обалденный маникюр, а теперь все пошло насмарку. В общем, надо ли говорить, что через полчаса мытарств я успела проклясть и комбинат, и предстоящий ужин, и, собственно, господина Калинина. — Все, больше не могу! — наконец не выдержала я, отбрасывая в сторону нож. — Неужели отец не может отпраздновать в ресторане или хотя бы заказать там еду? — Софиюшка, ты же знаешь, что Олег Иванович — сторонник домашней пищи, — добродушно отозвалась мама, которой кулинарный процесс приносил одно сплошное удовольствие. — Посидим тихо, по-семейному — это же лучше, чем в ресторане. И потом, ты так давно не виделась со Стасом! — И еще столько же бы не виделась, — пробурчала я. Вот уж с кем точно не хотела встречаться, так это с отпрыском Калинина, и причин этому было множество. — Он так изменился! Стал настоящим красавцем, а уж какой умница! — тем временем продолжала мама, улыбаясь, и эта ее улыбка очень-очень мне не понравилась. — Он, кстати, учится на физико-металлургическом, перешел на четвертый курс. На комбинате бывает часто, папа говорит, он о тебе спрашивал, интересовался, как у тебя дела. «Так-так-так, — пронеслось в моей голове. — Да меня, никак, сватают? Вот честно, совсем не смешно». Стас Калинин — внебрачный (но от того не менее любимый) сын Олега Ивановича, был редкостной занозой и успел попортить мне немало крови, пока мы учились в одной школе. Он, естественно, на два класса старше. Этот засранец постоянно изводил меня, каждый раз придумывая какую-нибудь новую пакость, а его изощренный ум был горазд производить их в колоссальном количестве. Начиналось все невинно: с подножек и дерганий за косы, а закончилось подложенным в мою сумку презервативом, из-за которого родители устроили мне (тогда еще шестиклашке) серьезный скандал, а этот зараза, как всегда, вышел сухим из воды. Впрочем, кроме этого у меня было еще немало причин для ненависти. Главная проблема заключалась в том, что в детстве и подростковом возрасте я страдала излишним весом, что, конечно, служило поводом для частых насмешек одноклассников. И вот этот лопоухий гад постоянно подливал масло в огонь, придумывая мне обидные прозвища. Одно из них — «Туша» или «Тушка» — быстро прижилось в школьной среде, и вскоре так меня не называли разве что учителя да пара верных товарищей. Избавилась от этого неприятного прозвища я только тогда, когда отец решил перевести меня в московскую гимназию. В общем, я изрядно настрадалась от этого зловредного мальчишки. Но, наверное, больше всего меня бесило то, что в те немногие дни, что наши семьи проводили месте, этот малолетний интриган был совершеннейшим паинькой — галантно ухаживал за мной во время прогулок или ужина. Надо ли говорить, что я абсолютно не горела желанием его видеть? Впрочем, другого выбора у меня все равно не было. Провозившись на кулинарном плацдарме до вечера, мы наконец сервировали стол, и меня отправили отдыхать и приводить себя в порядок. Ногти, конечно, пришлось обстричь и накрасить заново, ибо я относилась к тем девушкам, которые всегда и везде стараются выглядеть идеально, а любой изъян приравнивают к локальной катастрофе. Конечно же, мне хотелось произвести впечатление на главного мучителя детства, ведь раз уж и Стас стал, если верить маме, «настоящим красавцем», то и я немало изменилась. К попытке доказать, что являюсь уже не той, что раньше, примешивалось и обычное женское желание быть привлекательной, поэтому, порывшись в гардеробе, я остановила выбор на кокетливом платьице с черным лифом и пышной белой юбкой: в последнее время у меня был пунктик на черно-белой гамме. После этого я нанесла макияж и тщательно расчесала волосы, позволив им свободно струиться по плечам. Закончив с приготовлениями и оставшись вполне собой довольной, я услышала из приоткрытого окна шуршание шин подъезжающей машины и поспешила спуститься вниз. Калинины — отец и сын — с шумом вошли в дом, приветствуя хозяев. Олег Иванович обнялся с папой, вручил маме роскошный букет цветов и, увидев меня, приветливо улыбнулся, позволяя выйти из-за своей спины Стасу, тоже с букетом в руках. — Привет, Тушка… — парень замер, окидывая меня заинтересованным взглядом, и только спустя несколько секунд выдал: —…нчик. Вот так, новое прозвище не заставило себя ждать, а я-то надеялась… Впрочем, выражение его лица было красноречивее любых слов, и я позволила себе улыбнуться. — Привет-привет, Стасалегович! — не осталась я в долгу, с улыбкой вспоминая, как противный мальчишка важно тыкал себя пальцем в грудь, заявляя: «Я — Стас Олегович! Прошу обращаться ко мне именно так и никак иначе!». — Рада тебя видеть. Вышедший наконец из оцепенения молодой человек иронии не заметил или попросту не показал виду. На его лице расцвела улыбка, и он подошел, чтобы вручить цветы. «А мама, оказывается, была права», — подумала я, беззастенчиво рассматривая гостя и пытаясь увидеть хоть малейшие признаки того, что Стас остался тем, кем был, но тщетно. За то время, что мы не виделись, он сильно вытянулся и теперь возвышался надо мной со своих примерно ста восьмидесяти пяти. Красивое, холеное лицо ничуть не портил нос с едва заметной горбинкой, темные глаза лукаво смотрели на меня, а чувственные губы были слегка приоткрыты в ухмылке. — Хватит разглядывать меня, будто племенного жеребца, — подойдя ко мне почти вплотную и протягивая букет, шепнул он. — Знаю, что хорош. Я фыркнула, поспешно отступая от него на шаг и позволяя пройти в столовую, куда, шумно втягивая носом воздух и восклицая «Как восхитительно пахнет!» уже устремился Олег Иванович. — И ты, кстати, тоже великолепна, Тушканчик! — ухмыльнувшись еще шире, добавил он, подмигнул и отправился следом за отцом. Мне осталось только покачать головой от досады. Нет, ну надо же, какой наглец! Пять лет не виделись, а он ведет себя так, будто и пяти минут не прошло! Красавец, тоже мне. И получше видали. С этими мыслями я замыкала шествие к празднично накрытому столу. Ужин проходил в мирной, дружеской, даже семейной атмосфере. Разговоры главным образом вращались около комбината, его успехов и новых перспектив. Стас тоже активно участвовал в обсуждениях, из чего выходило, что он неплохо разбирается в вопросах металлургии и со временем станет достойной заменой отцу. Я не могла похвастаться тем же, поэтому отмалчивалась в сторонке, медленно потягивая дорогое вино и мечтая по-тихому смыться. Но тут обо мне наконец вспомнили. — Значит, ты решила, так сказать, вернуться в родные пенаты? — весело спросил олигарх всея Подольска, вперив в меня свои темно-карие глаза, которые в приглушенном свете казались пугающе черными. Я только кивнула, рассудив, что ответа тут и не требуется. — Ну и хорошо! Мой вот обормот тоже в столицу просился. А что там, в этой Москве, делать? Я всегда говорил: хорошее образование можно получить и в нашем городе, главное, чтобы тут, — он выразительно постучал указательным пальцем по лысой макушке, — что-то отложилось. Где родился, там и пригодился. Правильно ведь я говорю? Правильно! Я рассмеялась. Калинин-старший мне нравился. Было в нем что-то такое, чего не хватало отцу, добродушие что ли какое-то особое, искрометное чувство юмора, даже некая бесшабашность, которая, впрочем, была напускной и за которой скрывался острый аналитический ум. И — напротив — отсутствовало или же тщательно скрывалось осознание собственного превосходства над другими, более «мелкими» людьми — насколько я знала, со всеми Олег Иванович вел себя на равных, к каждому находил подход. Эти качества мне очень хотелось бы видеть и в своем отце, но, к сожалению, он обладал кардинально противоположным характером. Отужинав и наговорившись, партнеры встали из-за стола и отправились в отцовский кабинет обсуждать какие-то важные вопросы, мама упорхнула на кухню, и я оказалась один на один с Калининым-младшим, чему была несказанно «рада». Ничего не поделаешь, гостя надо было как-то развлекать. — Не хочешь прогуляться по саду? — предложила я. От выпитого алкоголя щеки раскраснелись, дома стало душно, и прогулка пришлась бы как нельзя кстати. — Пойдем, — он закинул руки за голову и потянулся, как большой сытый кот. — Яблоки еще не поспели? — Рано, — ответила я, поднимаясь из-за стола. — К середине сентября подойдут. Мы вышли в сад. Солнце уже садилось, подсвечивая облака таинственным красноватым цветом, будто там, наверху, тоже был праздник, и кто-то разлил в небе бокал пряного красного вина. Дул приятный летний ветерок. Пройдя по выложенной желто-серой плиткой дорожке, мы устроились к беседке. — Значит, у тебя завтра первый учебный день в академии? — спросил Стас, сидя на резной скамейке напротив и не сводя с меня взгляда. Я почти физически ощущала, как он касается моих обнаженных плеч, скользит по ногам. Странно, но эти ощущения не были противными, скорее, даже приятными. — Не могу дождаться, — воодушевленно сказала я. — Всегда мечтала о медицине. Мой дедушка по материнской линии был врачом. Помню, он рассказывал о том, как лечил людей. Я тогда просто упивалась этими историями. Представляла, будто сама спасаю людям жизни. Не знаю, как объяснить это чувство. Наверное, где-то на подкорке записалось желание, ну вот и… — не стану утверждать, что мне хотелось все это говорить, но разговор нужно было как-то поддерживать. — Не жалеешь, что из Москвы уехала? — Нисколько. Твой отец прав: нечего там делать. — Расскажи, как ты там жила, — попросил Стас, — какой там ритм, уровень жизни. Чем москвичи от нас, провинциалов, отличаются? Я принялась рассказывать. Лицей, в котором я училась, был вроде пансиона. Там мне и пришлось жить до получения аттестата. Правила в школе были строгие, ученики буквально по струнке ходили, скукота страшная. В город разрешалось выходить только в установленное время, никаких тусовок и прочих развлечений не позволялось. Потом отец снял мне квартиру, и уж после выпуска я оторвалась по полной. Ну, а столица — что столица? Город как город, и люди там такие же, как везде. Правда, амбиции у них больше, да и уверенности не занимать, а в остальном ничем от себе подобных не отличаются. Главным образом меня пугали столпотворения на улицах, я в толпе чувствую себя очень неуютно. В общем, мой рассказ получился не вдохновляющим: от учебы в Москве у меня осталось слишком мало приятных воспоминаний. — Ну, а все-таки, Софа, почему ты ушла из университета? — прищурился Стас. — Не поверю, что только из-за того, что мечтала о медицинском. Все-таки престиж и все такое. Да и твой отец любил похвалиться тем, что ты студентка крутого вуза. Неужели он просто взял и смирился? На этот раз мне самой пришлось окинуть его внимательным взглядом. Стоит ли ему доверять? Поделиться своими проблемами хотелось страшно, тем более под влиянием алкоголя язык развязался, но надо ли? Вдруг он только посмеется надо мной, парни не воспринимают всерьез россказни о слезливой чужой любви. С другой стороны, если не ему — то кому? Со столичными друзьями я порвала все контакты, а с ребятами, с которыми училась здесь, меня уже давно ничего не связывало. А Стас — вот он, повзрослевший, вроде бы поумневший, на первый взгляд кажущийся не таким, как раньше. И вроде бы детские обиды уже прошли. По крайней мере, у меня уже не возникало тех неприятных эмоций, что были перед его приходом. А, чем черт не шутит! Конечно, родителям я не рассказала и десятой доли правды. Умолчала о том, что влюбилась, как дурочка, в преподавателя макроэкономики — высокого красавца с чуть посеребренными сединой висками и глубоким голосом. Он был из той редкой категории мужчин, которых называют «породистыми»: обаятельный, с аристократичными манерами, правильными чертами лица… Он обладал каким-то невероятным внутренним притяжением. И я, как бабочка, полетела на этот неясный свет, чтобы в итоге разбиться, поломав крылья и растеряв остатки разума. Конечно, дело вовсе не ограничилось «парой поцелуев», нас связывало намного большее, и я уже наивно полагала, что это навсегда. Но он вдруг счел наши отношения неправильными и невозможными, порвал со мной и перестал замечать, а я, все еще надеясь на что-то, решив его вернуть, бросилась к его жене, обо всем рассказала, просила отпустить его. И вот чем все обернулось. Его, конечно, не уволили, пришлось соврать об этом отцу, да и вообще он легко отделался в отличие от меня. И университет здесь ни при чем, в моей душе осталась глубокая рана от понимания того, что меня использовали, что я была лишь временным развлечением. Этот урок я должна была запомнить навсегда. — Ну ты даешь, Тушканчик, — протянул Стас, выслушав мой путаный, сбивчивый рассказ, и как-то совсем по-иному на меня взглянул. С сожалением, что ли? — И нафиг тебе сдался этот старпер? Что, других кандидатов не нашлось? — Были другие, — излив душу, я чувствовала себя неловко, и потому на Стаса не смотрела, разглаживая на коленях складки подола. — Но не те. — Понятно. Значит, решила, что хватит с тебя самостоятельной жизни и предпочла вернуться к папочке под крылышко? — Что-то вроде того, — кивнула я. — Ну и правильно, — пожал плечами он. — В Москве легко затеряться, а здесь у тебя больше шансов стать заметной личностью. Только перестань думать о всяких глупостях. Любовь — это слабость. Никому не стоит раскрывать свою душу, а то придут, наплюют и ноги об тебя вытрут. А таким, как мы, лучше вообще никому не доверять. И держаться вместе. — Таким — это каким? — на всякий случай решила уточнить я. — Тем, кому позволено больше других. Игрокам высшей лиги. Зря смеешься, — обиделся он, заметив скептическую улыбку на моих губах. — Нам повезло, Софа, наши родители обеспечили нам будущее, и от нас требуется продолжать их дело, вот и все. — Звучит довольно пафосно, — ухмыльнулась я, — но при чем тут тотальное недоверие? — Потому что таких, как мы, не любят. Завидуют. Стараются использовать. Стас говорил прямо как мой отец. Сила и власть — наша привилегия, но она же — и наша слабость. Цепкий ум, амбиции осторожность и недоверие — вот чем нужно обладать таким, как мы, в первую очередь. Я не разделяла эту точку зрения, считая себя обычным человеком, а не из «сильных мира сего». И мой отец не царь, не лорд, всего лишь бизнесмен, владелец торговой сети и обладатель меньшей части акций металлургического комбината. А он сам — а теперь и Стас — сильно преувеличивает свою значимость. Нет, конечно, наличие денег и связей помогает решить некоторые проблемы, и быть дочкой провинциального олигарха довольно приятно, но ведь это еще не самое главное в жизни. С другой стороны, если подумать, в чем-то эти двое правы, и стоит научиться разбираться в людях, а заодно и повыветрить из головы всю эту романтическую чушь. Пусть даже преподаватель макроэкономики воспользовался мной совсем по другой причине. Как говорится, обжегшись на молоке, начинаешь дуть на воду. — Все это не очень воодушевляет, — сказала я. — Что поделаешь, — он развел руками. — По крайней мере, ты всегда можешь рассчитывать на меня. Я усмехнулась. Никогда бы не подумала, что мы можем стать друзьями. — Тебе, наверное, в детстве от меня досталось? — неожиданно с улыбкой спросил Калинин. — Еще как, — проворчала я, радуясь, что он сменил тему. — В таком случае, — Стас подсел ко мне на скамейку, и я сама удивилась тому, что не отодвинулась. — Хочу извиниться за все и сразу. С меня — ужин в ресторане. — Вот это — другой разговор, — поддержала я идею, чувствуя зарождающуюся симпатию к бывшему мучителю. — И заметь, просто так так тебе не отделаться! — Хорошо, — рассмеялся он. — Слушай, а как ты относишься к хоккею? — Никак, — честно ответила я. Спортивные игры вообще мало меня интересовали, и о достижениях и наградах наших спортсменов я узнавала только в рамках вечерних новостей. Другое дело мама. Раз в четыре года она выпадает из реальности, буквально прилипая к экрану телевизора: с замиранием сердца наблюдает за Олимпиадой. — Ну и зря, — покачал головой Стас. — Тогда приглашаю тебя на ближайший матч. Посмотришь, как наши парни играют. — Может, не надо? — попробовала сопротивляться я. Что мне этот хоккей? Все равно ничегошеньки в нем не понимаю. — Вряд ли мне будет интересно смотреть, как мальчишки пытаются отобрать друг у друга шайбу. — Спорим, будет? — ухмыльнулся он. — Да ладно тебе, сходим один раз, потом, глядишь, втянешься. А еще я тебя с ребятами из команды познакомлю. Я закатила глаза, осознав, что отмазаться не получится. — Ладно. Хоккей так хоккей. Но потом — обязательно ресторан. — Заметано! — обрадовался Калинин. Этот парень нравился мне все больше, и приходилось только удивляться самой себе. Кто знает, может эти отношения выльются в дружбу? Конечно, мне было невдомек, что у него на этот счет совсем другое мнение.