И не забудь поздравить с днем рожденья меня, И не забудь пожелать мне счастья, И не забудь поздравить с днем рожденья меня, И не забудь, я буду слишком рада…
Ночные снайперы
День начался с сюрпризов. Проснувшись и сладко потянувшись, так что томная нега волной прокатилась от макушки до кончиков поджавшихся пальцев ног, я несколько минут пролежала в кровати, пытаясь осознать, что стала на год взрослей, и понять, что именно чувствую по этому поводу. Прежде я обожала свой день рождения: родители отмечали с размахом, и это был единственный раз в году, когда мне дозволялось пригласить домой друзей, что для ребенка возраста начальной школы имело особенный вес. Позже это были вечеринки с лицеистками во всем известных забегаловках на букву «М», килограммы картошки и литры самого вкусного молочного коктейля — чего нам, вечно недоедающим в школе подросткам, еще можно было желать? А потом — последние классы, и первый алкоголь, пьянящая свобода и желание поскорее повзрослеть… Теперь, когда перевалило за двадцать, торопить время больше не хотелось, а «взрослости» и самостоятельности я за последние года полтора наелась так, что порой меня начинало тошнить от необходимости решать очередной жизненно важный вопрос и думать, где добыть деньги. Скоро вот и первые морщинки появятся, а там и до седых волос недалеко… Нет, что-то определенно меня это событие не радует. Чудес ждать не приходится, да я и сама не планировала ничего, как, впрочем, и год назад, так что этот день грозил ничем не отличаться от остальных. Разве что на кухне обнаружилась записка, придавленная большой коробкой моих любимых кокосовых конфет. «С днем рождения, Пахомыч! Сразу все не ешь, а то кое-что слипнется. Но если очень хочется, то можно». Улыбка против воли растеклась по моему лицу, и настроение мгновенно улучшилось. Не забыл! Распаковала коробку и с наслаждением положила конфетку в рот. Антипов приехал пару недель назад, привезя с собой победу в нескольких матчах, и мы вернулись к привычному общению, по-прежнему пытаясь сохранять нейтралитет. Он не спрашивал, нашла ли я квартиру, а я нашла, но пока не спешила об этом говорить. Так что мы оба молчали и вообще делали вид, что ничего особенного до его отъезда не происходило, — просто жили, старались реже попадаться друг другу на глаза и потихоньку подъедали Юлины запасы, которые оказались как нельзя кстати: я вообще не успевала готовить. Работа над книгой шла полным ходом, и редактор торопил с иллюстрациями, а я не успевала сдать все в срок, поэтому рисовала везде и всегда, делая какие-то наброски на переменах и даже в минуты отдыха во время смен. Снова пришлось вспомнить про любимую каморку и прятаться там от любопытных глаз, поглощая кофе в опасных для жизни количествах. Приехав в академию, я вошла в аудиторию, и остановилась в нерешительности, потому что мое привычное место за первым столом уже было занято. Возле него столпились едва ли не все девчонки, которые, увидев меня, заулыбались и расступились в стороны, позволяя подойти ближе. Со всех сторон послышались поздравления, стали подходить парни. Кто-то просто желал то, что обычно желают в день рождения, кто-то дружески хлопал по плечу, а Архипов с Сергеевым полезли обниматься. Когда все утихло, и ребята разбрелись по своим местам, я опасливо покосилась на лежавший на столе букет и спросила у своей соседки, бессменной старосты Тани: — Это чье? — Наверное, твое, — улыбнулась она, пожав плечами. — Это же у тебя сегодня день рождения. Верно, и праздник у меня, и место мое, а цветы — не мои. И не просто цветы. Это были веточки магнолии, усыпанные изумительно прекрасными бутонами нежнейших бело-розовых соцветий. Букет был упакован в прозрачную слюду, перевязанную лентой, и между тонких веточек пряталась сложенная треугольником записка. — Она ненастоящая, — недоверчиво сказала я, разглядывая магнолию. — Из шелка, может быть… Откуда ей взяться поздней осенью в Подольске? — Открой записку, — прошептала другая моя соседка, Наташа. — Давай узнаем, от кого эта прелесть. Я неуверенно взяла букет и тут же поняла, что ошиблась. Магнолия была самая что ни на есть настоящая, нежная, источающая тонкий аромат. Осторожно выудив записку, я развернула ее. «Если верить в мечты, они обязательно сбудутся. Верь в свою мечту так же, как я верю в тебя. С днем рождения, невозможная девчонка». Рука дрогнула. Щеки вспыхнули румянцем. Я положила букет обратно на стол и в растерянности опустилась на скамью. — Ну что? — нетерпеливо спросила Таня. — Там подписано? Я молча покачала головой, протягивая ей записку. — Ничего себе, — заключила она, передавая ее Наташе. — Как романтично! — в свою очередь вздохнула та. — Так ты не знаешь, от кого это? — Не знаю, — соврала я. — И даже не догадываешься? — Нет. — Скорее всего, это кто-то старшекурсников, — заявила Таня. — Муж говорил, на тебя многие заглядываются. Спрошу у него. — А мне кажется, будто я где-то видела этот почерк, — задумчиво произнесла Наташа, возвращая мне записку, которую я незамедлительно спрятала в сумке. Определенно, видела. У себя в зачетке ты его видела. Нужно срочно сворачивать эту тему, пока девчонки ни о чем не догадались. В академии любая новость распространяется подобно верховому пожару, передаваясь из уст в уста, как в игре «глухие телефоны», и нередко на выходе история не совпадает с первоисточником. Вот этого мне совсем бы не хотелось. Я смотрела на букет, как на ядовитую змею. И красивый безумно, и в руки взять страшно. Зачем? Что это — издевка? Неловкая попытка к примирению? Напутствие? Или… Может быть, Крагин не так уж и не прав? «Минуй нас пуще всех печалей…». Да ну, бред. Где я и где он? К тому же, насколько мне известно, он еще не вернулся в город, да и в страну, скорее всего. Может быть, это просто чья-то злая шутка? Розыгрыш? Честно говоря, эта версия нравилась мне больше всего. В этом случае ничего не придется ставить под сомнение и переворачивать с ног на голову. Но почерк! И это милое дурацкое обращение… «Пахомова, вы совершенно невозможны…». Мне стало жарко от всех вопросов, которые теснились в голове, грозясь взорвать мозг, поэтому я в очередной раз воспользовалась мудростью всем известной женщины и решила, что подумаю об этом завтра. А сегодня… Я протянула руку и подгребла букетик к себе. Имею право. В конце концов, у меня день рождения, вот. *** Таскаться с цветами по академии оказалось тем еще испытанием. Я переживала, что им плохо без воды, и постоянно проверяла, не замялись ли где лепестки. А еще — нюхала. Аромат был необычный, совершенно ни на что не похожий, и таил в себе множество нюансов. К концу дня я устала, и у меня слегка кружилась голова, а прекрасному созданию было хоть бы хны — магнолия все так же радовала глаз свежестью и нежностью. Удивительно. Хорошо, что у меня не было занятий на курсах, так что после последней пары я поехала домой, не рискуя везти букет в общественном транспорте и позволив себе такси. Да, весьма по-буржуйски, но раз в год можно, к тому же, я ведь не для себя, а для цветов… Дома достала их из слюды и поставила в Юлину вазу, которую давно обнаружила в одном из кухонных шкафов. Магнолию, кажется, все устроило, и к тому времени, как я сходила в ближайшую кондитерскую за тортиком и вернулась, она раскрыла лепестки цветков и радостно тянулась к заглядывавшему в окно солнцу. — Пахомыч, я дома! — громко оповестил Антон, так же громко хлопая дверью, а спустя пару минут в проходе показалась его бритая макушка. — Откуда цветочки? — Из Тая, вестимо, — машинально ответила я, и тут же поправилась, посмотрев на его вытянувшееся лицо: — Однокурсники подарили. Почему соврала, сама не поняла. — Занятный веник, — фыркнул Антипов и потерял к букету всякий интерес. — Пахомова, собирайся. — Куда? — растерялась я. — Праздновать пойдем, — пожал он плечами. — Форма одежды — парадно-выходная. На сборы… — он оглянулся на часы, висевшие в прихожей. — У тебя есть час. Ну вот, а я думала, чай с тортиком попьем… *** Подходящей для такого случая одежды у меня не было. Платья во время своего свободного плавания я не покупала вообще, раз и навсегда вычеркнув из арсенала прежде любимые воздушно-летящие образы как признак инфантилизма. В ходу были уютные и удобные трикотажные костюмы и вещи в классическом стиле. После недолгих размышлений я вытащила из шкафа белые брюки-палаццо из костюмной ткани и черную атласную рубашку. С прической заморачиваться не стала, просто стянула с волос резинку, позволяя им мягкой волной стечь на плечи, разве что причесалась чуть-чуть. А вот с макияжем, хоть и простым, не видным невооруженному взгляду, но подчеркивающему достоинства, пришлось повозиться. Усилия того стоили. Заглянувший в комнату Антон окинул меня зачарованным взглядом. — Какая же ты все-таки у меня красивая, — неожиданно вырвалось у него, и он нахмурился, поняв, что сказал лишнее, и в нерешительности остановился за моей спиной, так что в зеркале я прекрасно видела растерянное лицо и порозовевшие кончики ушей, и сама едва не млела от нежности, и теплоты, окутавшей меня от его слов. — Ты говоришь это только потому, что у меня день рождения, — прищурилась я, разворачиваясь и привычно пытаясь сгладить углы. — Естественно, — поддержал он мою версию, тот час же заметно расслабляясь. Я улыбнулась, в свою очередь оценив его внешний вид. Черные джинсы и белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, — куда бы мы ни направлялись, вместе мы выглядели весьма гармонично. Хотя, встретившись взглядом с Антоном, мне резко расхотелось вообще куда-то идти. И вот эта вот пуговица прямо под его кадыком, кажется, лишняя. Я подошла и аккуратно расстегнула ее, чувствуя, как мгновенно напряглось тело парня, а сам он молча следил за моими действиями, и с трудом остановилась, чтобы не проделать то же самое с остальными пуговицами, или, что было бы еще лучше, не содрать к чертям эту рубашку. — Теперь у тебя не такой строгий вид, — сказала, отойдя на пару шагов и рассматривая результат, чтобы только что-то сказать и унять тем самым зарождавшуюся где-то в глубине дрожь. — Спасибо, — глухо отозвался он. — Идем? — Скажешь, куда? — Сама увидишь, — качнул он головой, выходя в прихожую и снимая с вешалки куртку. У подъезда нас уже ожидало такси, чему я одновременно удивилась и обрадовалась (надевая белые брюки, я как-то не подумала о том, что они могут не выдержать противостояния с ноябрьской грязью). Мы загрузились в машину и поехали туда-не знаю куда. Вернее, Антипов-то знал, но молчал, сохраняя интригу. Мимо проносились унылые городские пейзажи. В воздухе чувствовалось звенящее ожидание снега. Первый стаял на следующий день, а потемневшая земля и серые деревья в лохмотьях побуревших листьев покорно и немного печально ждали зимы. И только яркие всполохи рябиновых гроздьев привлекали и взгляды прохожих, и веселые стайки шумных воробьев, оживленно круживших неподалеку. Середина ноября, скорпионово время… Мы подъезжали к набережной, и воспоминания неожиданно вернули меня почти на год назад. Тогда я стояла здесь, глядя на темную воду Пахры, и сердце сжималось от жуткого ощущения одиночества и тоски, которые плотным кольцом окружали меня, готовые довести до отчаяния… А потом появился он. Я украдкой, из-под полуопущенных ресниц, взглянула на Антона. Уж кому-кому, а мне грех жаловаться на судьбу, и стоит поблагодарить ее за него, потому что сейчас мне страшно даже представить, что было бы со мной без этого вредного, язвительного, а сейчас отчего-то очень серьезного и сосредоточенного Антипова. Он все-таки перехватил мой взгляд, и в его карих глазах отразился вопрос, но как раз в это время машина остановилась: приехали. Стоя перед черными стеклянными дверями нового ресторана, только-только открывшегося в конце этого лета, я не смогла сдержать удивленного вздоха. Здесь же, наверное, баснословно дорого! И пафосно, скорее всего. Нет, определенно не так я представляла себе этот день. Антипов же решительно подхватил под локоть притормозившую меня, уверенно, а то и слегка настойчиво проводя под арку входа, где в полутемном узком холле нас встретил улыбающийся хостес и, ни о чем не спрашивая, проводил к гардеробу, а после, дождавшись, пока гардеробщик примет наши вещи, отвел в большой зал с панорамными окнами и мягкой светлой мебелью. И я снова каменным истуканом остановилась в дверях. В середине зала был накрыт стол, уставленный всевозможными закусками, а рядом с ним небольшими кучками по интересам толпились в ожидании молодые люди. И… все знакомые! Первыми взгляд выхватил тех, с кем я рассталась не позднее двух с половиной часов назад: Татьяна и Наталья с гроздьями шаров в руках стояли у окна и оживленно беседовали с Алиной Морозовой, рядом с которой стоял, скромно улыбаясь, ее парень Михаил. Парни из группы флиртовали с медсестричками из моего отделения, чуть поодаль от них я увидела Семена и Риту, а рядом с ними… Он заметил меня первым и отсалютовал зажатым в руке стаканом воды, а я все не могла сдвинуться с места, чувствуя, как в горле образовался горячий ком, и глаза вдруг защипало совсем некстати… Это что, все для меня? — Софи! Софи-и-и! — радостно кинулись ко мне девчонки, подхватывая под руки и утаскивая к столу. — С днем рождения! Выходит, они все знали, и даже словом не обмолвились, поганки! Тут же поднялась невообразимая суматоха и круговерть. Все подходили, наперебой поздравляли, обнимали, передавали в руки нарядные коробки, конверты, так что я не успевала отвечать и благодарить. Антипов маячил где-то рядом, и я, одурманенная от чистейшего восторга, обвешанная бантами и шарами, пробиралась к дальнему концу стола, чтобы обнять, прижаться к неожиданно широкой груди, и совершенно счастливо выдохнуть в шею: — Ди-им… *** — Ну не мог же я это пропустить, — пару минут спустя, когда все уселись за стол, со смешком произнес Щукин, и в его глазах мелькнул веселый огонек. — Тем более, я соскучился. Он снова сгреб меня в медвежьи объятья, и я ни капельки не сопротивлялась, несмотря на то, что в зале было полно народа и все смотрели на нас. Димка же. Он совершенно изменился за этот год, и ничего не выдавало в нем прежнего вратаря хоккейной команды. Щукин возмужал, отрастил какую-то совершенно немыслимую шевелюру и редкую поросль на подбородке, надел прямоугольные очки в черной оправе, превратившись в этакого хипстера-айтишника. Надо сказать, ему очень шло, и девчонки из моей группы то и дело бросали в его сторону заинтересованные взгляды. Гости поочередно поднимались из-за стола и произносили тосты. И Таечка, пожелавшая мне профессиональных побед, и Бакин, который стесняясь и краснея, говорил об исполнении желаний, и неразлучная парочка Архипова с Сергеевым, недвусмысленно заявлявшая об успехах в личной жизни… Я только и успевала поражаться тому, как можно было собрать воедино всю эту разношерстную братию. Поистине, это мог сделать только человек, который знал меня больше остальных, и даже лучше, чем я сама думала. — Я просто хотел, чтобы ты поняла, что никогда не была одна, — пожал он плечами, отвечая на мой молчаливый вопрос. И мне вдруг так остро захотелось обнять его, что я едва сдержала этот порыв, пообещав себе оставить его на потом, и только благодарно улыбнулась. — А где Андрей? — Андрей? — Антипов изогнул брови, не понимая, что я имею в виду. — Ну да. Где Кисляк? — Я думал, ты не захочешь его видеть. — Ну и зря, — отмахнулась я, и Антон понимающе кивнул. Ну да, я его простила. Кисляк изменился, я изменилась, и оказалось, что я совсем не против его компании. Праздник шел своим чередом. Оказалось, Антипов арендовал весь зал на три часа, и здесь были только наши гости, никого постороннего. После того, как с закусками было покончено, официанты торжественно внесли торт, на котором мне полагалось задуть свечи, а после чаепития парочки отправились танцевать. Я беседовала с гостями, стараясь уделить время каждому. С Алиной мы немного посекретничали о личном, и я пожалела, что мы редко видимся ней в обычной жизни, и тут же пообещала себе это исправить. С Таей поболтали о работе, с однокурсниками — о грядущих зачетах. Оказавшись в центре внимания, я все больше раскрывалась, чувствуя себя удивительно свободно, как будто привычно, и понемногу, по капле, возвращая себя прежнюю — то лучшее, что было в Софии Пахомовой, наполняясь уверенностью и оптимизмом. На какое-то время я позволила себе просто получать удовольствие от происходящего, это оказалось так легко и так правильно, что стало для меня настоящим открытием. А ведь это все Антон. Интересно, как он смог это организовать и со всеми договориться. А главное — почему? Но, кажется, я знала ответ на главный вопрос. По крайней мере, догадывалась. И тут, в самый разгар веселья и удовольствия, мой телефон разразился трелью, а вернее, голосом Билли Джо, которому я всегда доверяла тему заглавной мелодии входящих звонков. Я посмотрела на дисплей, и улыбка сползла с моего лица, а на душе заскребли кошки. Звонила Оля. Я встала из-за стола и отошла к панорамному окну, только после этого приняв вызов. — С днем рождения, Софи! Голос подруги звучал жизнерадостно, и я откликнулась тем же, одновременно с тем чувствуя, как в области солнечного сплетения заворочалось холодное и скользкое чувство вины, и это была не метафора — я буквально ощущала ее физически. — Софи, я желаю тебе счастья. Такого, какого ты сама себе заслужила. Я знаю, что ты сильная у меня, и пусть все трудности останутся позади, и все у тебя, наконец, будет хорошо. — Спасибо, Оль, — слова произносились с трудом, потому что меня с головой затопило стыдом. Она не забыла обо мне и моем празднике, а ведь я, напротив, совершенно забыла о ней. И не нашла ничего лучше, чем искренне сказать: — Жаль, что тебя сейчас нет рядом. Мне действительно было жаль. Я сморгнула набежавшие на глаза слезы и только теперь заметила приближающегося Антона. — Пахомыч, ну ты скоро? У меня для тебя тоже есть подарок! Я предостерегающе замахала свободной рукой, но было уже поздно. — Это что, Антон? — изменившимся голосом спросила Оля. — Антон, — обреченно призналась я, потому то ничего другого мне не оставалось. В телефонной трубке повисла долгая пауза, во время которой я старалась не дышать. Антипов приблизился и теперь, нахмурившись, прислушивался к разговору. — Вы общаетесь? — Мы… дружим, — выдавила я почти правду. Слишком сложно вдруг оказалось признать даже это, не говоря уж о том, что я живу у него. — Здесь ребята из «Медведей», Димка, и он… тоже. — И Егор? — с робкой надеждой в голосе спросила она. Если бы здесь был Егор, это бы все объяснило и упростило. Но нет, Егора здесь не было. — Нет. Егор с Мариной. — Понятно, — отозвалась Белова таким тоном, что я сразу поняла: ей абсолютно ничего не понятно, да и мне теперь тоже. — Значит, он там сейчас, рядом с тобой? — Да, — я подняла глаза на Антона, который, действительно, стоял рядом. Ближе, чем требовалось. — И как он? — голос Оли дрогнул. — В порядке. Оль, ты не подумай, мы не так часто видимся. Если учесть во внимание, что мы оба все время чем-то заняты. Это тоже была «почти правда». В глазах Антона мелькнуло то-то такое… Я не разобрала, но отчего-то ясно осознала, что он сейчас выхватит трубку из моих рук, чтобы… Чтобы что? Постараться разубедить Олю, схватиться за этот разговор, как за последнюю соломинку, и вернуть все назад? Или нажать кнопку и прекратить этот поток лжи? Не выхватил. Стоял рядом и продолжал слушать, сделав очевидный выбор стать соучастником и разделить эту ложь на двоих. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — медленно проговаривая слова, спросила Оля, будто что-то почувствовав. — Хочу, — призналась я, стараясь увести разговор в сторону. — У меня так много новостей, Оль, и я обязательно тебе все расскажу, хорошо? А сейчас мне нужно проводить гостей. — Да, конечно, — сухо отозвалась она, а у меня внутри в очередной раз перевернулось. — Еще раз с днем рождения. И она первой прервала связь, а я опустила руку с телефоном и посмотрела на Антипова. У него был тяжелый взгляд, и я не знала, чего ожидать. Похоже, обо мне он думал примерно то же самое. — Значит, не так часто видимся? — он сделал еще один шаг вперед, и я была рада, что мы в этом зале не одни, и ребята, потеряв именинницу, уже заинтересованно поглядывают в нашу сторону. — А что я должна была сказать? — с вызовом ответила я, глядя ему в глаза. — Правду? — пожал он плечами, будто бы сам был не уверен в своих словах. — А ты уверен, что она готова к этой правде? — Не уверен, — покачал он головой. Мы помолчали, сверля друг друга взглядом. В моем — вина, в его — тревога. — Софи… — неуверенно произнес он, делая шаг навстречу. — Я не хочу, чтобы ты сейчас грустила. В этот особенный день. С днем рождения! И протянул мне три ярких билета. На самом деле, я думала, что подарок Антипова заключался в том, что он снял этот ресторан, пригласил гостей и подготовил банкет. Но сейчас я держала билеты на концерт любимой группы, целых три, и не было никаких сомнений в том, кому они предназначались. — Антон… — тихо сказала я, поднимая на него взгляд. — Ты же не любишь такую музыку. — Зато ее любишь ты, — наклонившись, шепнул он, и меня обдало волной мурашек. — Спасибо, — смущенно пробормотала я, отстраняясь и видя, как потемнели глаза напротив. Время аренды зала подходило к концу, и я снова понемногу общалась с гостями, благодарив каждого за то, что пришли. — У тебя классные друзья, — сказала мне Таня. — Почему ты раньше не рассказывала, что дружишь с «Медведями»? Они же крутые! — Ну… — я не знала, что сказать и просто развела руками. — Может, достанешь нам с мужем билеты на следующий матч? — склонившись, заговорщицки сказала она мне на ухо. — Можешь считать, что они уже у вас, — тихо рассмеялась я. — Антон у тебя вообще замечательный, — улыбнулась Наташа. — Все так здорово придумал, а нас просил ничего тебе не говорить. — Я уже поняла, — призналась я. — Спасибо вам, девочки, сюрприз по-настоящему удался. — Всегда пожалуйста, — подмигнула Таня и вдруг проницательно спросила: — Но ведь тот букет был не от него? — Не от него, — подтвердила я, вспомнив о магнолии и мысленно застонав. — Значит, у тебя все-таки есть тайный поклонник! — радостно заявила Наташа. Я закатила глаза. И вовсе не тайный. И никакой не поклонник, а… Вот даже не знаю, как его назвать. Чудо кудрявое! *** Когда гости разошлись, мы с Антоном и Димкой сложили все коробки с подарками в большие пакеты и отправились домой. Доехали, конечно, на такси, потому что времени до концерта осталось всего ничего, а нам не хотелось стоять в огромной очереди перед дворцом спорта. В итоге, по-быстрому заскочили домой, сгрузив подарки на полу, а конверты убрав в шкаф в моей комнате. Щукин смотрел на все происходящее круглыми глазами: вероятно, для него было откровением, что я живу у Антипова. — Я тут просто комнату снимаю, — почувствовала я необходимость прояснить ситуацию. — А-а-а, — протянул Дима и кивнул, но, судя по взгляду, не поверил. Людей, пришедших на концерт, было много. Они сливались в одну большую, длинную очередь, которая ворочалась и извивалась, как огромная растревоженная змея. Но перед нами народу все же было меньше, чем после нас, так что, зайдя в холл и сдав одежду в гардероб, мы спустились по лестнице на большой танцпол и заняли удачное место возле сцены. Дальше оставалось только ждать. Дворец был относительно новым, я никогда прежде здесь не была и теперь с любопытством оглядывалась по сторонам. Большая сцена пока утопала во мраке, но можно было разглядеть барабанную установку в ее глубине и микрофоны — одна стойка стояла ближе к краю, две другие располагались чуть дальше, на противоположных сторонах. По краям от сцены были закреплены большие вертикальные проекторы. Под одним из них, на полу, стоял странного вида черный ящик с прорезью, напоминающий почтовый. К нему периодически кто-то подходил. Проследив за моим взглядом, Антон заинтересовался и чему-то довольно ухмыльнулся. Сам танцпол был широким и мог вместить, вероятно, более тысячи человек. На другом его конце, на значительном удалении от сцены, ярусами располагались сиденья, которые сейчас тоже заполнялись людьми. Честно говоря, не понимаю тех, кто на концертах выбирает сидячие места, мне вот всегда в таких случаях хочется танцевать, разве что ни о каком личном пространстве тут речи не идет, но ведь и идут сюда не за комфортом, а за тем, чтобы наслаждаться действом, музыкой, чувствуя себя не отдельной единицей, а частью целого, — именно с такой точки зрения я всегда рассматривала подобные мероприятия. — Ребят, я сейчас, — внезапно сказал Антипов, явно собираясь уйти. — Ты куда? — встревожилась я. Народ все прибывал и прибывал, концерт должен был начаться с минуты на минуту. — Ты же потом сюда не пробьешься! — Нет ничего невозможного, — усмехнулся он. — Димон, присмотри за Пахомычем. — Конечно, — с готовностью откликнулся Щукин, и Антон растворился в толпе. А Димка уставился на меня немигающим взглядом. — Ну что, Пахомыч, — копируя интонацию Антипова, потребовал он. — Рассказывай. — Что рассказывать? — моргнула я. — Что у вас с Антоном происходит. — А что у нас с Антоном происходит? — сделала я совершенно невинное лицо. — Ты же знаешь, что мы давно дружим. Мне тут какое-то время пришлось помотаться по съемному жилью, вот он и предложил пожить у него, но это ненадолго, — я пожала плечами. — Сейчас подыскиваю что-то поближе к работе. — И все? — И все. — А искрит между вами просто так, без повода? — усмехнулся Щукин. — Искрит? — переспросила я, чувствуя, как пересохло в горле. — Я бы даже сказал, что молнии полыхают, — улыбка стерлась с лица друга. — Я уже начал переживать, как бы меня не задело. — Я… — мне нужно осмыслить его слова. Неужели всем окружающим это заметно, или только Щукину с его проницательностью? Я вот лично никаких таких искр не вижу и даже не чувствую. То есть да, глупо отрицать, что у нас иногда возникает желание, но… Черт побери, это что, так очевидно? — Мы не… Ничего такого, Дим, мы просто дружим. — Хорошо, — кивнул он. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. В его голосе мне почудилась грусть, а в следующую секунду он притянул меня к себе и уткнулся носом в мои волосы. Ничего я не знаю, Дим. И ни в чем уже не уверена. — Ну вот, стоит оставить их одних, и они уже обнимаются, — ворчливо произнес Антипов, выныривая откуда-то сбоку. Димка посмотрел на меня, многозначительно приподняв брови, и я тихонько рассмеялась. А потом начался концерт. Вспыхнули софиты, раздались первые аккорды, и на сцену вышел он. И я потерялась. *** Это человек умел делать шоу. Яркие огни, энергия и драйв захватили все внимание, строчки любимых песен в живом исполнении обретали иное звучание, а солист был не только перед нами, он был вместе с нами и каким-то образом — вокруг нас. Он говорил, шутил и завораживал, а в какой-то миг спустился со сцены и прошел вдоль первого ряда, в котором мы стояли, пожимая протянутые к нему руки. И вдруг — до меня дотронулся, в глаза заглянул и улыбнулся, а у меня сердце остановилось на мновение, а потом снова пошло, застучав с удвоенной силой, и заботливые руки подхватили сразу с двух сторон, чтобы не упала. А он поднялся обратно на сцену. Еще в самом начале концерта Роман Витальевич, а именно так и никак иначе теперь хотелось называть этого человека, раскрыл секрет «черного ящика». Это, и вправду, оказалась своеобразная «почта». В перерывах между песнями он доставал записки и зачитывал их вслух. В основном, это были комплименты, признания солисту и его творчеству, иногда — вопросы, на которые он с удовольствием отвечал. А потом снова пел, и весь зал в унисон отвечал ему, скандируя строчки припевов. Атмосфера царила сумасшедшая. — Антон, спасибо тебе за подарок, — сказала я, повернувшись к Антипову. — Ты невероятно крутой. — Ага, — улыбнулся он, и я с удивлением отметила его раскрасневшееся лицо, которое просто светилось от удовольствия. Ну вот, а еще говорил, что песни не нравятся! Окончив очередную композицию, солист выдержал паузу, вынимая из ящика новую записку, и на миг его лицо приняло удивленное выражение, которое тут же сменилось задумчивым, а потом он улыбнулся и поднял глаза. — Друзья, среди нас находится человек, у которого сегодня день рождения, — громко объявил он. — София Пахомова, если ты здесь, помаши нам рукой! Я не успела ничего сообразить, как Антипов уже подхватил меня и высоко приподнял, едва не усадив себе на плечо. Ну… я и помахала. Роман перехватил мой взгляд и снова улыбнулся — светло и открыто, как улыбаются старому другу. — Давайте все вместе поздравим эту прекрасную девушку! С днем рождения, София. Пусть сбудутся все твои мечты! Эта песня — для тебя. И со сцены полились звуки единственной за этот вечер лирической композиции. А я… Я не могла вымолвить ни слова, только растерянно хлопала глазами. — Можно тебя пригласить? — спросил Антон, аккуратно опуская меня на пол и беря за руку. Я молча кивнула, разрешая осторожно обхватить себя за талию, и положила руки ему на плечи. И огромный зал исчез вместе с окружавшей нас толпой. Вокруг не осталось никого. Только музыка. Только глаза напротив. *** Домой шли пешком. Сначала, конечно, ехали на автобусе с другими такими же, как и мы, ошалевшими, переполненными счастьем и энергией людьми, и кто-то махал флажками с названием группы, а кто-то все еще продолжал петь, и тогда весь автобус подпевал и выкрикивал что-то про районы и что-то про кварталы, и о том, что мы уходим красиво… В общем, было весело. Мы с Димой еще успели поговорить. Оказалось, в фирме, в которой он работал, быстро разглядели его потенциал и предложили новую должность. В общем, Щукин с головой ушел в разработку игр. Из общежития, предоставленного университетом, он съехал, и теперь снимал квартиру, одновременно учился и работал. — Так что имейте в виду, если будете в Москве, у вас теперь есть, где остановиться, — сказал он перед тем, как выйти на своей остановке. А потом, оттеснив меня от Антипова, так, чтобы он не слышал разговора, тревожно заглянул мне в глаза. — Хотел бы я сказать, что спокоен за тебя, Софи, но не могу. По-моему, ты запуталась. Постарайся не наделать глупостей, ладно? — он притянул меня к себе и невесомо прикоснулся губами к щеке, после чего вышел из автобуса. А мы поехали дальше. И, наверное, мне хотелось подумать о его словах, потому что они были не лишены смысла, но вот только никак не получалось. Я все еще была опьяненной музыкой и событиями сегодняшнего дня, эмоции били через край, а Антон смотрел так… У меня дыхание перехватывало, а в груди дрожали невидимые струны. Выйдя на остановке, быстро пересекли двор и поднялись по лестнице. Молчали. Хотелось так много всего сказать, и в то же время не отпускало ощущение, что мы думаем об одном и том же. — Это был чудесный день, — выдохнула я когда мы вошли в квартиру. — Спасибо тебе, Антон! — Не за что, — пожал он плечами и как-то слишком просто выдал: — Мне нравится делать для тебя приятные вещи. От признания, прозвучавшего столь непринужденно, я смутилась, щеки обдало жаром. Пытаясь скрыть смущение, наклонилась, чтобы расстегнуть замки на ботинках. Пальцы слушались плохо, и если с одним я все же справилась, то второй никак не поддавалась. Кажется, бегунок снова захватил кусочек кожи — моя извечная проблема. — Давай помогу, — вызвался Антон и опустился на колени. Пока он возился с застежкой, я смотрела на него сверху. На его склонившуюся голову, напряженные плечи… И что-то необъяснимое завладевало мной, по капле забирая мою волю и затуманивая сознание. — Все, — выдохнул Антон, запрокинул голову, чтобы заглянуть мне в лицо, и замер. Хотел что-то сказать, но осекся на полуслове. Медленно поднялся, оказавшись недопустимо близко. Так близко, что по телу прокатилась крупная дрожь, и сердце в груди затрепыхалось сильнее прежнего. Я еще помнила, что Антипов — мой друг. Больше, чем друг. Сила, к которой я тянулась. Каменная стена, за которой было уютно прятаться. И сейчас меня пронизывал страх, напитывая каждую клеточку моего тела. Я знала: если переступить черту, пути назад не будет. Нам нельзя. А если нельзя, но очень хочется, то можно? Эта мысль волновала и будоражила, внутри искрило так, что казалось, вот-вот и с кончиков пальцев сорвутся крошечные разряды. Не знаю, о чем думал Антон. Он смотрел на меня, и я видела свое растерянное отражение в его зрачках. А потом какая-то сила подтолкнула нас навстречу другу, так, что невозможно было сопротивляться, и его губы накрыли мои, а руки властно сомкнулись на талии, не давая ни малейшего шанса на отступление. Но я не собиралась отступать. Вместо этого я вжималась в Антипова, обхватив его плечи, и долго сдерживаемое желание срывало любые ограничители, заставляя цепляться за него, пытаясь стать ближе, еще ближе, и целовать, целовать, целовать… Я не помнила, как мы оказались в моей комнате, и я — прижатая к стене, без единой возможности вывернуться, оттолкнуть, спастись… Антон завладел моими губами, руками, самым моим естеством, и еще никогда прежде мне не было так жарко… Так горячо. — Антон… — прошептала я ему в губы, пытаясь воззвать к остаткам разума. — Молчи, — рыкнул он. — Ты моя, понятно? Моя девочка… И я сдалась окончательно. Магнолия на подоконнике стыдливо сложила лепестки.