СОМНАМБУЛА

      - Этого не может быть. Ну не бывает так, - внутренне возмущалась Лада. – В конце концов, оно точно никак не должно предвещать беды, - но девушке было неспокойно: брови её резко сдвинулись, а правая вообще поднялась так высоко, что любой увидевший её в этот момент забеспокоился бы так, как беспокоятся гребцы, когда вода поднимается выше ватер-линии на сером корпусе лодки, отражающем солнечные лучи, которые отражают плавно качающиеся гребешки спокойной речной воды.       Ладе приснился сон. Это был Сон, принадлежащий особому, привилегированному сословию, а может даже и касте, если таковые имеются в сложившемся устройстве жизни Снов. Он был повторяющимся, но не таким, который начинает преследовать за несколько дней до или несколько дней после какого-либо важного мероприятия, знаковой встречи и изуверски жестоко вытягивает из человека хрупкую ночную безмятежность, заставляя в предрассветный час просыпаться и глубоко всасывать теплый, нагретый собственным же телом воздух из-под сбившегося одеяла, и застывать на несколько минут с панически широко открытыми глазами и поджатыми к телу коленками. «Сны-убийцы» - так бы их вписали мастера облачных и заоблачных далей сознания в Несуществующий Кодекс и Забвенный Словарь. Однако Ладин сон точно был не из их числа. Он не подвергал предсмертным пыткам своих жертв, провалившихся в измерение, им не до конца знакомое, и не заставлял их мнимо гореть в геенне огненной; путешествия подопечных в неизведанные места, где их настигли бы самые сильные и самые опасные животные, а ещё такие же люди, с новоизобретёнными и, конечно же, ужаснейшими видами оружия, которое не даёт осечек и не выдаёт вообще никакого рода ошибок, – его тоже заботили мало.       Куда более интересным ему представлялось загнать (в буквальном смысле) всегда робкого и ни от чего не защищённого гостя в многоступенчатые и объёмные дебри его же собственного подсознания. Иногда для выполнения этой задачи Сну требовалась помощь, и он обращался к Памяти... Случалось это довольно часто, но заканчивалось обычно непредсказуемо: они часто ссорились по поводу зоны ответственности. Дело в том, что Сон был равнодушным наёмником, в то время как Память была почти прочно закреплена за своим хозяином и, кажется, намертво срасталась с ним, одновременно связывая руки её предприимчивому партнёру. Однако он относился к ней настолько уважительно, насколько это вообще возможно, потому что кто такая Память знали все, но никто не помнил, откуда и как она появилась: она являлась здесь безупречной хранительницей бесчисленного множества фактов и впечатлений, которые были мало кому известны, но поддерживали жизнь в нашей Странной Канцелярии. По этой причине все стали считать, что Память появилась с незапамятных времён.       Предполагалось, что Сну дОлжно быть очень искусным в деле, и он полностью оправдывал ожидания коллег и, стало быть, получал скромный, но сладкий барыш – коим выступала абсолютная свобода действия и направления деятельности мозга человеческого в процессе сна (и не только человеческого, кстати. С другими формами жизни он тоже работал в некоторых случаях, предписанных договором мыслительного труда от .4543.987.75342. и вступившим в силу .4543.987.75342.).       В Ладиной голове Сну (полное имя, конечно, Сновидение, но мы вынуждены сокращать) выдалось рождаться не так часто, как хотелось бы. Почему так получалось, никто понять не мог: и условия вроде бы наиблагоприятнейшие: девочка чувствительна, а значит имеет много воспоминаний, впечатлений; явных – и затаённых пока что переживаний. Есть где разгуляться. С Памятью на сей раз проблем быть не должно: она точно даст согласие на расчистку территории сна, договорится с другими инстанциями и будет сотрудничать с ним в полной мере. Казалось бы, вот! – твори не хочу, выстраивай извилистые лабиринты, создавай многотысячные измерения, придумай мотивы (или не придумывай), создавай форму (или не создавай) – и гоняй, гоняй её по рельефам собственных проекций картин бытия. Но…       Работа стопорилась. Бизнес медленно, но верно летел в тартарары. Сон загибался от воистину нечеловеческих условий существования. Он почти бедствовал, пока… не случилось того, что случилось.       Ещё не опустившийся до положения обезбашенного клерка – того самого «сна-убийцы» - но уже ступивший одной ногой на эту скользкую дорожку, он придумал вот что: использовать запрещённый (но такой манкий!!!) приём – показать ей то, что она уже видела раньше. Это делать было совершенно нельзя, такие преступления строго карались Безумным Судом, и Снам не разрешалось уже вести себя так опрометчиво, за ними следили; в иных случаях всё сводилось к тому, что они вообще переставали существовать…       Азарт взял верх. Получив у Памяти необходимый доступ к воспоминаниям «сложной» девицы, заставившей его так горько, без надежды на хоть сколько-нибудь благоприятный исход страдать, да ещё – и это самое страшное – совсем не догадывавшейся об этом дурном деянии (О, блаженная!), он поспешил на поиски. Собирая нужную информацию, он прокатился по диким, по самым дальним закоулкам впечатлений девушки, по мозаике эмоций, сложенной хаотично, но с долей художественности, а именно: по страхам – жутким, чёрным паукам, скрывающимся на самом виду, но всплывающим в поле зрения весьма неожиданно; по радостям, которые то едва-едва загорались тёплой желтизной ясного прохладного летнего утра, то вспыхивали синевато-красным закатом и автоматически убеждали подёргиваться уголки губ; частенько ему попадалось удивление, которое подмигивало и поводило изогнутой бровью, точь-в-точь, как его хозяйка; уж совсем он был утомлён, блуждая в недрах задумчивости – издалека серых, но при приближении прозрачных, но в то же время как будто бы зеркальных параллелепипедах, сложенных в аккуратные, в некоторых местах ещё не совсем достроенные изящные конструкции. Наконец, он добрался до того, что ему так было нужно. На границе того, что объективно было, и того, чего так же объективно не было, на околоточной площадке перед ним красовалось нечто, похожее на большую водяную мельницу, но вместо воды жернова ей крутили маленькие осколки разноцветного стекла…       - Оно, - сообразил Сон, - и оглядел находку, сооружённую с претензией на оригинальность и поражающую глаз какой-то уместной несуразностью, если хотите; с наивным почерком весьма способного ученика. Было очевидно – это творение другого Сна; но кого именно, он не знал: на подвижной проекции не было подписи и ничего такого, что напоминало бы автограф. Возможно, его засудили, и того Сна уже давно не существует, а сокровище было им тоже украдено у другого. – К чёрту сомнения, к чёрту нерешительность, - торопился наш бедный делец. Он скопировал, хотя привычнее будет сказать «увёл» образ сна, уменьшив его в десять раз и сжав у себя в ладони. Предстояла долгая работа по преобразованию сия детища, но измаявшегося от долгих мыканий мученика грела та мысль, что он-де спасётся наконец от голодной жизни, которая ещё чуть-чуть – и подвела бы его к последней черте, за которой только темнота, упрощение форм, искривление образов и представлений, а значит, и его самого, что неминуемо ведёт к смерти всего объективно сущего и объективно несуществующего соответственно.