ритуал новой жизни

Лайонел обладал отвратильно-покладистым характером. И грива у него была, как у льва, мешалась и лезла всюду, будто существовала отдельно от хозяина. Первое время я терпел, но затем стало невыносимо. Для посланника смерти у него была слишком горячая кожа. Детское лицо совершенно не шло сильному, накаченному телу, покрытому такими же рунами, как и плащ. Прошло не мало времени, прежде чем я научился их читать – это было божественное писание. Посланник будто заражал меня своей странной аурой, я стал видеть гораздо больше – например растения мертвых, которые могут срывать только духи и такие же посланники, как Лайонел. Мне было запрещено прикасаться к ним, они несли смерть для живых, а я пока что был живым. Лайонел не скрывал, что готовит меня к новой жизни, а затем сказал, как называется этот ритуал. - Замужество? Прости, что? - Ну, в действительности этот ритуал имеет древнее, не выговариваемое название, поэтому для таких, как ты, придумали краткий аналог. Люди ведь приносят клятву, когда делают это. - «Это» - это что? – моего терпения не хватало. Лайонел был совершенно не похож ни на прежнего Даррелла, ни на настоящего Даррелла совсем. Все его движения были тягучими и неторопливыми, сам он редко изъяснялся, но иногда бывало: его прорывало так, что не заткнуть. - Не знаю, как описать, - пожал плечами посланник, сжевал печеньку и продолжил пялиться в книгу по биологии. Больше из него ничего нельзя было вытянуть – я уже это проходил. Лайонел очеловечивался: ему становились не чужды все человеческие проблемы и потребности, он был как маленький любопытный ребенок, но все же он оставался гордым львом и редко просил помощи. Я уже начал думать, что он справится со всем сам, но неделю назад произошло то, чего я никак не ожидал. Готовясь ко сну, я не ожидал что он ворвется ко мне в комнату с бешенными глазами, полуобнаженный и с заметным стояком под штанами. Коса, которую он обычно заплетал на ночь, чтобы не мешалась, не была заплетена до конца. - Фабиан! Честно, в тот момент я сильно испугался за свою жизнь. - Фабиан! Что это?! – он указал на свой неприлично выпирающий член. – Я заплетал косу, думал о тебе, а он… сделал это. Я покрылся пятнами от смущения: больше от того, как он выражался, а не от того, что думал обо мне. Я давно думал о нем, как думала бы женщина. Мне даже хотелось бы побыть женщиной для него. - Что мне делать, Фаби? Я не знаю. Детское лицо внезапно преобразилось – линии стали острее, такое происходило, когда он злился или, как теперь я понял, возбуждался. И ему это чертовски шло. - Это нормально… - замялся я, Лайонель ждал объяснений. – Если ты думаешь о том, кто тебе нравится. - Ты мне всегда нравился! Всю твою жизнь. Почему сейчас, черт подери. Это невыносимо. Сделай что-нибудь! Я зарделся от его слов. Но делать пришлось. Детская непосредственность посланника просто умиляла. Я посадил его на свою кровать, стянул штаны, удивляясь собственной храбрости. Член стоял, я его помассировал, чтобы убедиться, что Лайонелю нравится – ему нравилось, он закусывал губу, чтобы не застонать. Это меня даже раззадорило, я начал дрочить ему и думал уже взять в рот, как посланник дернул меня наверх, и я оказался на нем. - Нельзя, - его глаза горели праведным гневом, а член упирался мне в зад. – Твои губы для другого. - Чтобы лобзать ноги богам? – я не удержался от дерзости, меня трясло от собственного возбуждения и того факта, что я прикасаюсь к такому человеку. Почти человеку. - Нет. Сначала ты должен поцеловать меня. Люди часто целуются, когда хотят выразить симпатию, - сказал он таким тоном, будто я этого не знал. Я закатил глаза, но он меня поцеловал. И это был первый раз, когда я лишился всех мыслей от его поцелуя. Второй раз произошел через пятьдесят лет. Лайонель, ничуть не изменившийся за эти годы, нежно коснулся губами моей морщинистой руки. Мне было тошно от собственного тела, когда он был рядом, когда гладил меня по волосам и в тысячный раз признавался в любви. У меня отказали ноги, стало сложно ходить. Я превратился в беспомощного старика, как те, которых я лечил когда-то. Но Лайонель все равно глядел на меня влюбленным взглядом, словно мне снова двадцать. Приближался семидесятый день рождения. Лайонел зашел в комнату, подошел к моему креслу-качалке, встал на колени и поцеловал руку. В этот момент я лишился не только мыслей, но и чувств, и тела. Я был снова молодым, хоть и не таким живым.