Вопреки

Иногда Инахо кажется, что грязь войны преследует его по пятам. Кошмары заставляют его просыпаться посреди ночи, выгоняют на кухню в поисках спасительного стакана воды, которым можно смочить охрипшее от тяжелого дыхания горло. Он никогда не кричит во сне, но приходить в себя на смятых простынях, в липком холодном поту, с бешено стучащим сердцем и раз за разом выискивать в беспроглядной темноте комнаты мертвые лица погибших товарищей едва ли можно назвать приятным занятием. Днем приходится улыбаться сестре, готовить еду и отправляться в офис на бессмысленную работу, неторопливо перебирать бумажки, глядя в окно на то, как бездомные, оголодавшие люди ластятся к порогу здания в поисках сочувствующих подачек. Инахо знает их всех в лицо - здешних несчастливчиков, чей дом оказался погребен под завалами войны, здешних детей, оставшихся без опеки погибших родителей, и даже здешних разводил, не гнушающихся использовать чужое горе ради собственной выгоды. На столе у Инахо всегда лежит горстка медалей. Юки нравится рассматривать их, когда она заглядывает к нему в кабинет, и это единственная причина, по которой Инахо еще не избавился от этих вычурных, совершенно ненужных украшений. Кто-то носит их с достоинством, гордясь за то, что сражался за свою страну, но Инахо при виде медалей вспоминает лишь те страшные сводки смертей, что тяжким грузом давят на его плечи и терзают душу. Когда тебе двадцать, а твои руки уже по локоть в крови, гордиться какими-то побрякушками кажется ему смехотворным. Инахо убирает папки в стол, выключает свет в кабинете и спускается по лестнице на подземную парковку, чувствуя, как бедра неумолимо наполняются жаром. Он едва заметно хмурится, рассматривая свое отражение в стеклах дорогого джипа. Аккуратно вынимает из пиджака календарь, сверяя даты, и устало садится за руль. Все же в разгаре войны один факт имел неоспоримое преимущество - забыть о собственной природе было так легко. Отсутствие режима, редкое питание, постоянные ранения, головные боли и нервотрепки - о том, что родился альфой, Инахо вспоминает лишь теперь, плывя по течению монотонных будней. За стенами парковки расплывается лужами отвратительная весна, напоминая его телу о том, что не мешало бы найти себе партнера. Инахо заводит машину и трогается вперед, вливаясь в неспешное движение снующих по городу автомобилей. Районы покорно сменяют друг друга, пока на город медленно опускается ночная тьма, зажигая россыпь фонарей. Витрины дорогих бутиков уступают место обычным жилым зданиям, угрюмые многоэтажки и неухоженные парки безразлично мелькают в боковом зеркале джипа. Свет фонарей обрывается, словно показавшиеся впереди развалины южной половины города недостойны быть частью некогда роскошного мегаполиса. Инахо сбавляет скорость, слушая, как шины мощных колес шуршат по камешкам и бетонному песку. Это не первый раз, когда он вынужден приезжать в это место, но отвращение к собственному решению до сих пор скребется в его сознании мерзкими мыслями. Ему ничего не стоит найти себе омегу или бету в том окружении, в котором он обитает. Вокруг героя войны всегда полно тех, кто готов забраться в его постель - на одну ночь или несколько или даже навсегда. Он мог бы встречаться с влюбленной в него без памяти Инко, он мог бы ответить на насмешливый, но томящийся одиночеством взгляд Райет, а сколько уж раз во время нагрянувшей внезапно течки Мазуурек набирал его номер, Инахо уже устал считать. Юки постоянно уговаривает его выбраться на свидание с подобранными ею кандидатурами, но Инахо упрямо отказывает ей и радуется тому, что сестра, как и все женщины будучи бетой, не до конца осознает, на какие меры приходится ему идти, когда начинается проклятый гон. Приглушенный свет фонарей, развешенных у подъездов полуразрушенных зданий, выхватывает из темноты стройные - и не очень - тела столпившихся омег и бет. Десятки голодных взглядов впиваются в лениво движущийся джип, но Инахо не торопится остановить машину или открыть окошко. Ему не нравится та наглость, с которой дешевые и разукрашенные шлюхи липнут к его джипу, стремясь первыми урвать себе клиента на ночь. Ажурные кофты и обтягивающие шорты обнажают привлекательные тела, совсем не оставляя простора воображению. Инахо скользит равнодушным взглядом по мелькающим одинаковым лицам, сам не зная, кого хочет найти. В прошлый раз выбранный им омега был слишком угрюмым и молчаливым, и хотя Инахо и удовлетворил потребность тела, удовольствие от секса он едва ли получил. Не то чтобы Инахо ожидал от обыкновенной шлюхи особой страсти в постели, но за те деньги, что он заплатил омеге вперед, можно было хотя бы притвориться ради клиента. Впрочем, Инахо омегу не винит, справедливо предполагая, что клиенты здешним ночным бабочкам попадаются далеко не всегда адекватные. Луч качнувшегося от ветра фонаря скользит в темный проем переулка, выхватывая из укромной тьмы бледное лицо прижимающегося к стенке дома омеги. На худых плечах скромная красная футболка, тонкие бедра надежно спрятаны под тканью синих джинсов, светлые прядки растрепанных волос шевелятся на ветру, чуть игриво завиваясь на кончиках. Инахо смотрит в усталые глаза цвета морской глади и невольно останавливает машину. Омега весь съеживается, пока Инахо идет ему навстречу, избегая недовольных взглядов собравшихся неподалеку шлюх. Изящные пальцы сцепляются в замок, нервно поглаживают друг друга, омега опускает глаза на землю, пока Инахо молча стоит напротив. От омеги пахнет многими альфами, но даже сквозь вонь чужих тел Инахо ощущает его приятный аромат, и по позвоночнику пробегается стайка шаловливых мурашек. Запах необъятного поля и зеленой травы, свежего ветра, ласкающего бесконечную вереницу вьюнков и чудесных цветов, ютящихся среди высоких стеблей. Такому аромату невозможно противостоять. Будь он чуть менее сдержан, в штанах стало бы уже тесно. - Сколько? - выдыхает Инахо, приковывая омегу к месту пристальным взглядом, отрезая ему все возможные пути к отступлению. - От трехсот за ночь, - несмотря на видимую нервозность, омега отвечает спокойно, - По десять сверху за любой удар руками или… - А просто? - Инахо прерывает бессмысленный поток слов. Он никогда не был склонен к жестокости и никогда бы не посмел причинить боль даже самой прожженной шлюхе. - Ч-что просто? - в приятном голосе прорезываются нотки удивления. Инахо внимательно наблюдает за тем, как движется кадык на соблазнительном горле. - Просто секс. - А… - светлые глаза наполняются непонятной горечью, омега впивается пальцами в мятую футболку и улыбается Инахо с искренним сожалением, - Тогда вам лучше вернуться назад. Боюсь, я вас не заинтересую. Я… испорченный товар. Чуть дрожащие пальцы тянут ворот футболки вниз, ненадолго открывая взгляду Инахо хитросплетение уродливых шрамов. Омега поправляет футболку и отворачивает голову, вероятно, чтобы не видеть отвращения на лице собеседника. Сгорбившись, он послушно ждет, когда Инахо уйдет. Но Инахо не чувствует брезгливости, хоть и догадывается, что сетка шрамов, скорее всего, покрывает все тело омеги, а не только его грудь. Инахо осторожно берет чужую ладонь в свою и ласково проводит большим пальцем по острым костяшкам. - Не вижу причины, по которой мне следовало бы вернуться назад. Во взгляде омеги плещется неверие пополам с удивлением, но он не возражает, когда Инахо, не выпуская его руки, направляется к джипу. Громкое фырканье и перешептывание бесстыдно летят им вслед. Теплая ладошка под его пальцами вздрагивает, когда до их ушей доносится безжалостное «Как можно спать с таким уродом?», «Да он же только и способен, что толпу обслуживать», «Хах, спорим, клиент вышвырнет его сразу, как он одежду скинет?». - Я сниму комнату в отеле, возражения будут? - Инахо задает этот вопрос больше для того, чтобы отвлечь омегу от несправедливых шепотков. Он знает, что за мизерную, дополнительную плату можно устроиться на ночь в местных притонах, но удобства в них настолько убоги, что Инахо предпочитает раскошелиться на нормальную комнату в отеле. - Н-нет, - рассеянно отзывается омега, забираясь в джип, когда Инахо распахивает перед ним боковую дверцу, и тихо добавляет, будто бы заученную фразу, - Желание клиента всегда - закон. Направляя джип в сторону более приличного района города, Инахо украдкой рассматривает омегу. Тот явно пытается выглядеть спокойным и собранным, но зубы время от времени прихватывают кончик нижней губы, а глаза все никак не дерзят подняться выше сложенных на коленях рук. В свете мелькающих мимо, более ярких фонарей Инахо замечает то, что укрылось от его взгляда чуть раньше - синяки на локтях и полоски подживших ссадин на тонких запястьях. - Мы сделаем это несколько раз за ночь, - Инахо предпочитает внести ясность заранее, хоть и подозревает, что омега не станет сопротивляться, даже если он достанет нож, - У меня гон. Омега лишь послушно кивает. Инахо останавливает машину у аптеки, чтобы купить презервативов и смазки, вытаскивает из замка зажигания ключи. Омега оборачивается на пыльную, мигающую вывеску и нерешительно ловит Инахо за рукав пиджака. Их взгляды встречаются, и Инахо приходится проявить усилие воли, чтобы сдержаться. Жар в теле требовательно концентрируется в паху, намекая на то, что у него осталось совсем немного времени прежде, чем природа возьмет свое. - Я… я ничем не болею, вы можете… не обязательно… то есть… - в лихорадочном шепоте омеги нотки волнения перемешиваются с нотками искренности, и Инахо внезапно хочется прижаться губами к заманчивой линии рта. - Я просто не хочу сделать тебе больно, - поясняет он, - У тебя же нет течки. Хрупкие пальцы выпускают ткань рукава его пиджака и прикасаются к щеке, на которой вдруг выступает румянец. Омега снова прячет взгляд, но Инахо решает не терять больше времени. Вернувшись из аптеки, он кидает упаковку с презервативами и тюбик со смазкой на заднее сиденье и выискивает на встроенном навигаторе адрес ближайшего отеля. На черном небе потихоньку исчезают звезды, поднявшийся ветер приносит с собой стаю бесконечных туч. - Как тебя зовут? - спрашивает Инахо, когда джип замирает на полупустой парковке у трехэтажного, серого здания. - Слейн, - отвечает омега после долгой паузы, и Инахо улыбается краешками губ. Ему совершенно не нравится безликий секс, пусть он и на одну ночь. Но еще ни один омега так и не назвал ему своего имени, хотя Инахо не видит в том, чтобы выдумать для клиента ненастоящее имя, ничего сложного. Однако сейчас что-то внутри него подсказывает, что омега не лжет. Первые капли весеннего дождя опаляют кожу. Инахо прячет свои покупки во внутренний карман пиджака и ставит джип на сигнализацию. Слейн покорно следует за ним по пятам, натягивая на озябшие плечи короткие рукава футболки. Инахо толкает в сторону входную дверь и пропускает его вперед, из-за чего омега едва не спотыкается на ровном месте и запускает одну ладонь в свою шевелюру, чтобы скрыть непривычные эмоции. Администратор-бета за стойкой, зевая, скользит пренебрежительным взглядом по сгорбленной фигурке омеги. Яркие лампы фойе не прячут синевы его синяков, впрочем, кредитная карта в руке Инахо и его невозмутимое лицо останавливают готовые сорваться с ее языка грубые слова. Выдав ключи, женщина провожает их фальшивой улыбкой, но, уже поднимаясь по лестнице, в спину Инахо все же прилетает едва слышимое «этим альфам лишь бы шлюх по отелям таскать». Слейн рядом с ним снова съеживается, словно то, что Инахо искал себе партнера на ночь - целиком и полностью его вина. Дверь в номер распахивается, открывая вид на просторную комнату с большим окном, занавешенным вульгарно бордовыми шторами, по которым вдобавок струится золотистый узор. Двуспальная кровать застелена белоснежным постельным бельем, на краю аккуратно сложена пара махровых полотенец. Инахо скидывает ботинки, вешает пиджак на спинку попавшегося по пути стула и инспектирует ванную, захватив с собой полотенце. - Я приму душ, - уже стянув с себя рубашку, Инахо заглядывает обратно в комнату и добавляет, - Если хочешь, можешь сходить после меня. Слейн, скромно устроившийся на краю постели, вздрагивает, словно от удара. Он обхватывает себя руками, явно и безуспешно пытаясь загородить от внимательного взгляда Инахо свои ссадины и синяки. - В-все в порядке, - выдавливает из себя он, - Я готов. Инахо прикрывает дверь и, избавившись от остатков одежды, встает под теплые струи воды. Армада капель щекочет спину, расслабляя затекшие за день сидения в офисе мышцы. Инахо запоздало вспоминает о том, что стоит предупредить Юки, чтобы не заглядывала к нему с утра на завтрак. Сестра живет в соседней квартире и любит нагрянуть к Инахо без предупреждения, оправдывая свое поведением тем, что у него до сих пор нет спутника жизни. Выбравшись из душа, Инахо обматывает полотенце вокруг бедер и скидывает Юки короткое сообщение. Когда он возвращается в комнату, Слейн по-прежнему недвижно сидит на постели. Чудесный запах омеги тревожит ноздри, подталкивая Инахо к действиям. Он опускает ладони на сгорбленные плечи в молчаливой просьбе подняться, и когда Слейн замирает рядом с ним, обхватывает руками низ футболки и тянет ее вверх. Красная ткань безропотно падает на пол, обнажая собравшиеся на бледном теле шрамы и еще не сошедшие следы человеческой жестокости. Слейн кусает губы и дрожит так сильно, что Инахо хочется его обнять. Но инстинкт ли это альфы в нем говорит или нечто большее, он не знает. - Все хорошо, ты очень красивый, - в распахнутых глазах изумление переплетается с горечью, но Инахо опускает ладони поверх сетки шрамов и ласкает жуткие полосы, которые мог оставить только хлыст. Он избегает прикасаться к свежим синякам, не желая причинить омеге ненужную боль. Руки проходятся по груди, не задевая набухших и выглядящих очень болезненно сосков, спускаются ниже, на впалый живот и выпирающие косточки бедер, скользят на спину, поднимаясь вдоль линии позвоночника, и успокаивающе поглаживают лопатки и плечи. Под его прикосновениями тело Слейна потихоньку расслабляется, и омега неуверенно позволяет Инахо притянуть себя в осторожное объятие. Инахо догадывается, что Слейн до сих пор ищет подвох, ждет привычного удара, и пустые слова и обещания не помогут Инахо добиться ни толики необходимого доверия. Ему остается лишь подтверждать свои намерения необоснованной нежностью и лаской. Запах близости омеги кружит голову, тело настойчиво требует своего, но Инахо заставляет себя сдерживаться, словно в его руках драгоценная фарфоровая чаша. Когда губы Инахо опускаются на открытую шею, Слейн потерянно вздыхает, хватаясь за его плечо. Инахо оставляет вереницу поцелуев за ухом и на линии подбородка, вдоль адамова яблока и на сгибе шеи, не забывая вызывать стайки мурашек ненавязчивыми поглаживаниями поясницы и чересчур худых боков. Возбуждение скапливается в паху, член наливается кровью, и Инахо, вжимаясь в омегу бедрами, надеется, что это не отпугнет его. Слейн не высказывает неодобрения, когда Инахо бережно усаживает его на постель и, присев перед ним на корточки, принимается расстегивать ремень на мешающихся джинсах, лишь цепляется пальцами за край одеяла, пока на щеках позорно горит румянец. Но, несмотря на это, Инахо прекрасно понимает, что по-настоящему возбудить омегу у него вряд ли получится. Когда Инахо еще только в первый раз отправился искать себе партнера, чтобы утолить жажду тела, Калм сразу предупредил его, чтобы он не ждал чудес взаимности от обыкновенных шлюх, разве что повезет снять омегу в течке. Инахо стягивает джинсы прочь и наблюдает за тем, как Слейн пытается закрыть ладонями наиболее отвратительные скопления синяков на внутренних бедрах. В синеве и желтых пятнах просматриваются отпечатки безжалостных рук. Инахо осторожно обнимает его за спину и укладывает на постель, накрывая своим телом. За окном умиротворенно шуршит усиливающийся дождь, подыгрывая в такт шороху постельного белья. - А м-можно… свет выключить? Пожалуйста… - надтреснутым голосом просит Слейн, и Инахо, глядя на то, скольких сил стоит омеге озвучить такую пустяковую просьбу, приходит к выводу, что в его жизни, должно быть, никогда не было порядочного альфы. Инахо без колебаний поднимается на ноги, и секунду спустя комната погружается во мрак. Он позволяет полотенцу упасть к ногам и перекладывает презервативы и смазку из кармана пиджака в изголовье постели. Слейн послушно дожидается его на месте, даже не шевелится, как будто малейшее движение способно разозлить Инахо. Лишившись визуальной картинки, Инахо чувствует, что не сможет долго сдерживаться - во тьме запах омеги ощущается более резко, а его учащенное, взволнованное дыхание вызывает постыдное желание наброситься и не отпускать. Тем не менее, когда Инахо возвращается на постель, Слейн уже смелее сплетает руки на его спине. Видимо, своим поступком Инахо заслужил толику его доверия. Он покрывает неторопливыми поцелуями округлые плечи и изящные ключицы, мягко лаская внутреннюю сторону бедер омеги, не дерзя притронуться к незаинтересованному члену. Слейн беспрекословно открывается навстречу его движениям, разводит ноги, давая доступ Инахо к своим ягодицам. Инахо гладит его острые коленки и распаковывает тюбик со смазкой, выливая прохладную жидкость на пальцы. В темноте он не может видеть лица омеги, но бедра под его прикосновениями дрожат, пока Инахо скользит подушечками пальцев в ложбинке между ягодиц. Внутри Слейна неожиданно тесно - так, что если бы Инахо не чувствовал застоявшийся запах других альф, то мог бы подумать, что этот секс у омеги первый. Горячее нутро призывно опутывает пальцы, жар огненным всполохом проходится по телу, но Инахо методично растягивает омегу, отказываясь оставлять в своих действиях лазейку для будущих угрызений совести. Слишком много ошибок и сожалений томится на его душе после войны, чтобы прибавлять к ним новые грехи. Упаковка презерватива рвется легко, но Слейн вдруг садится на постели и забирает у него заветный квадратик, словно собственное бездействие вынуждает его нервничать. Инахо, стоя на коленях, позволяет омеге надеть на его упругий и готовый к соитию член презерватив ртом. Пальцы Слейна опутывают основание, дразняще, но мягко оттягивают мошонку, и Инахо рад тому, что с его губ практически невозможно вырвать стон. Он запускает ладонь в растрепанные волосы, поглаживает омегу по затылку, пытаясь контролировать взбесившееся дыхание. Как только ладони Инахо ложатся на чужие бедра, Слейн догадливо откидывается назад на подушку. Инахо устраивается между раздвинутыми ногами, гладит омегу пальцами по вздрагивающему животу, молчаливо спрашивая разрешения. Слейн прижимает колено к его боку, шумно выдыхает, заметно стараясь расслабиться. Дождь швыряет капли града в стекло, когда Инахо наконец-то прижимается членом к ложбинке между ягодиц. Направляя себя, он скользит внутрь одним уверенным и точным толчком, почти не встречая сопротивления, и замирает, давая и себе и Слейну время свыкнуться. Судорожная хватка омеги на его локтях слабеет, его руки зачарованно гладят плечи Инахо, словно до сих пор не веря, что секс может обходиться без боли. Инахо наклоняется вперед и целует невидимые в темноте полоски шрамов на груди. Тонкие пальцы на мгновение благодарно дотрагиваются до вороха его волос, но тут же исчезают, будто обжегшись. В конце концов, жар нутра омеги вынуждает Инахо начать двигаться. С каждым толчком сдерживаться становится все труднее. Горячая и влажная теснота омеги раз за разом принимает его в свое лоно и дарит незабываемое наслаждение. Инахо прикрывает глаза, позволяя своим бедрам задавать наиболее желаемый темп. Слейн под ним глухо постанывает, то ли в вялой попытке изобразить толику возбуждения, то ли и правда получая хоть какое-то удовольствие от происходящего процесса. Запах омеги и секса еще больше сбивает дыхание. Инахо чувствует, как по его спине катятся капли пота. Он ловит губами спасительный воздух, разрешая телу двигаться так, как оно того хочет - в быстром и рваном ритме. Поддаваясь инстинктам, Инахо понимает, что кончит еще не один раз за ночь. Ненавистный гон не даст ему долгого перерыва. Слейну придется потерпеть, в том числе и моменты вязки. Волны первого оргазма прокатываются по телу ослепительной волной. Инахо вжимает омегу в постель, впиваясь выступившими клыками в попавшуюся под горячий шквал ощущений, ни в чем неповинную ключицу. Слейн вскрикивает, но виной ли тому боль от укуса или набухающий в нем узел Инахо, потерявшийся в наслаждении, не может определить. Когда к нему возвращается возможность мыслить, он ласково зализывает место укуса языком и заботливо гладит руками заходящиеся в судорогах бедра омеги. Хорошо, что в купленную смазку входит специальный состав, укорачивающий возможное время вязки. Вязка для омеги вне течки - далеко не всегда приятный процесс. Когда спадает узел, Инахо осторожно выходит из Слейна, помогает ему опустить затекшие ноги на постель и избавляется от презерватива. Тяжелое дыхание омеги и дрожь заставляют Инахо подняться с кровати в поисках воды и включить ночник. Слейн неуклюже принимает стакан из его рук, чуть не опрокидывает его на смятую простыню. Инахо садится за его спиной, ненавязчиво притягивает к себе на грудь, и омега вопросительно поворачивает к нему кажущееся сейчас бесконечно усталым, побледневшее еще сильнее лицо. - Отдохни, - хрипло шепчет Инахо, хоть и чувствует, что готов продолжить вбиваться в податливое тело хоть сейчас. Холодный кончик носа упирается в его шею, Слейн устраивается на боку, нерешительно опустив ладонь поверх его живота. Инахо укрывает их свернувшимся в ожидании на краю постели одеялом по пояс и скользит рукой по взмокшей спине. В свете ночника пересечения шрамов на ней выделяются еще острее. Омега засыпает так быстро, что полчаса спустя, когда терпеть и дальше становится уже невозможно, Инахо приходится будить его поцелуями. Растерянный и сонный Слейн принимает его гораздо легче. Инахо меняет позу, на этот раз расположившись за его спиной. В полумраке комнаты худой силуэт омеги, изуродованный пятнами синяков, и разъезжающиеся в бессилии по постели тонкие локти отзываются в груди Инахо пронзительной нежностью. Он никак не может перестать ловить губами капельки пота на линии плеч и выпирающих лопатках и старается не смотреть на обилие ссадин и чужих отпечатков на ягодицах, которые так и хочется собственнически смять руками, но он не разрешает себе. И откуда в людях столько жестокости? После пятого раунда Инахо относит изнуренного Слейна в душ и помогает ему освежиться. За плотно задернутыми шторами неторопливо занимается серый рассвет. Инахо укладывает задремавшего омегу на постель, натягивает на его плечи одеяло. Ему совершенно не жалко расстаться с содержимым кошелька, которое он оставляет в изголовье кровати, но он впервые не хочет уходить, впервые не рад тому, что ему хватает лишь одной ночи, чтобы усмирить бушующие инстинкты. Однако впереди долгий рабочий день, а ему еще нужно заехать домой, чтобы сменить одежду. Рубашка и брюки недовольно обволакивают наполненное истомой тело. Инахо заводит найденный на подоконнике будильник ко времени выезда из номера и напоследок прикасается пальцами ко лбу омеги, убирая налипшие на него мокрые прядки. Пиджак легко скользит на плечи. Инахо завязывает ботинки и проверяет, на месте ли ключи от джипа. Голос Слейна настигает его уже у двери. - Спасибо. За то, что впервые я почувствовал себя омегой, а не… - Слейн упрямо смотрит на вцепившиеся в край одеяла свои скрюченные пальцы, - А не грязной шлюхой. Инахо молча захлопывает за собой дверь, чтобы не видеть того, как дорожки слез неумолимо расчертят бледные щеки. *** Безликие будни сменяют друг друга, и только лишь воодушевленное лицо Юки, солнышком врывающейся в его квартиру по утрам, выдергивает Инахо из охватившей его странной пелены безразличия. Ему больше не снятся кошмары, но каждый раз, как он поднимается с постели, его преследует назойливое чувство, что он что-то упустил. На работе многочисленные бумаги все также покоряются его воле, но Инахо внезапно в порыве сдержанного раздражения убирает горстку опостылевших ему треклятых медалей в стол. В один из вечеров он, ведомый уговорами взволнованной сестры, выбирается на свидание с Инко. Бета радостно щебечет обо всем и ни о чем, но Инахо, сидя напротив нее в дорогом ресторане, поддерживает разговор лишь из вежливости. Он провожает ее до дома из соображений безопасности и устало забирается в джип, потирая лицо. Сколько бы он ни избегал этих мыслей, он не может забыть. Когда-то давно, еще до войны, когда он был мальчишкой, Юки, озаботившись его неосведомленностью в поле плотских утех, подсунула ему статью об альфах и омегах, автор которой, наивный романтик, утверждал, что альфа способен выбрать своего единственного омегу лишь по запаху. Позднее, на собственной шкуре прочувствовав, что такое гон, Инахо досконально изучил эту тему и пришел к выводу, что более глупого утверждения он еще не встречал. Однако теперь, ловя себя на том, что направляет джип в южную часть города, Инахо вынужден признать, что доля правды в тех словах все же есть. Ему вдруг как никогда раньше хочется ощутить рядом запах Слейна, и эта настойчивая потребность рвет в клочья все разумные доводы и логические цепочки, упорно твердящие о том, что не стоит действовать сгоряча и бездумно. Но он вжимает педаль газа до упора и ни разу не сворачивает с нужной дороги. На часах уже поздняя ночь, когда он добирается до места. Сборище шлюх кажется изрядно поредевшим - вероятно, кто-то уже успел отхватить себе клиента, а кто-то отправился восвояси с пустыми руками, несмотря на теплую июньскую погоду. Когда Инахо выходит из машины, парочка разодетых омег льнет к его плечам, но Инахо игнорирует их приставания, за что предсказуемо получает вслед обиженное фырканье. Волею чуда или, может, судьбы Инахо находит Слейна в том самом переулке, где увидел его в прошлый раз. Омега сидит, тяжело привалившись к стене и поглаживая разбитые костяшки пальцев. Частично порванная одежда, заплывший глаз, припухшие, искусанные губы и свежая вонь нескольких альф не оставляют сомнений в том, что на сегодня Инахо опоздал. Впрочем, за чем точно он приехал, он и сам еще не до конца осознает. Почуяв его присутствие, Слейн резко вскидывает голову и затем также быстро прячет пострадавшее лицо, подтягивая колени к груди. - Нет, - шипит он, - На сегодня с меня хватит, уходи. Инахо молча приседает рядом, завороженно прикасается рукой к разбитым костяшкам, но Слейн вдруг с силой отталкивает его ладонь прочь и смотрит на него с такой ненавистью, что Инахо чувствует, как внутри него все опаляет леденящим огнем. - Ты, что, не понимаешь? - голос омеги дрожит, злость вырывается наружу полурыком и загнанным оскалом, - Да я лучше сдохну! Лучше сдохну, чем проснусь наутро, и ты снова уйдешь. Ты… Слезы катятся вниз по изможденному лицу. Слейн закрывает глаза и упирается лбом в плечо Инахо, когда Инахо обхватывает его за плечи, игнорируя резкую вонь чужого пота и спермы и крови и грязи. - …слишком добрый. Инахо тянет вниз мешающийся ворот чужой потрепанной рубашки, и впервые после окончания войны чувствует, как живо бьется собственное сердце. Слейн впивается ногтями в его спину, пока он ставит метку на тонкой шее - там, где совсем недавно чьи-то руки сдавливали нежную кожу. Инахо еще долго усмиряет отголоски боли вереницей поцелуев, поглаживая дрожащее в его объятиях тело. - Что ты наделал, - шепчет Слейн, но вопреки своим словам все сильнее прижимается к нему, - Я шлюха. У меня нет денег. Я ничего не умею. Я даже забеременеть не могу. - Пойдем домой, - просто отвечает Инахо и гладит омегу по спутанным волосам, пока его искусанные губы заходятся в беззвучном крике. *** Все складывается далеко не так легко, как может показаться со стороны. Они часто не понимают друг друга. Слейн чересчур эмоционален, а Инахо слишком сдержан. Шрамы прошлого и шрамы войны зачастую руководят ими обоими сильнее, чем здравый смысл. Но никто из них никогда не пересекает черту невозврата - то Слейн, сдавшись, прижмется лбом к его плечу, то Инахо принесет чашку горячего чая омеге в постель. Они редко спят друг с другом, чаще лишь тогда, когда природа вновь показывает свой безобразный лик. Слейн не скрывает того, что не испытывает никакого удовольствия в сексе, исключая изнурительные периоды течки, и хотя он часто повторяет Инахо, что альфа может быть с ним, когда захочет, Инахо не решается рушить его покой. Зато им обоим нравится прижиматься друг к другу по ночам и прогонять навязчивые кошмары. Они часто просыпаются посреди ночи и идут на кухню греть чай, переговариваясь о совершенных бессмыслицах, а потом, забравшись с ногами на широкий подоконник, неторопливо целуются, пытаясь не выронить чашки. В такие моменты Инахо больше всего любит прикасаться губами к побледневшим полоскам шрамов на обнаженных плечах. Юки не сразу принимает их отношения, хотя и знает, что омеге практически невозможно избавиться от метки, однажды поставленной альфой. Закон однозначно твердит о том, что осмелившиеся на такой поступок самцы обязаны взвалить на свои плечи бремя обязательств по заботе об омеге. Юки безостановочно ворчит, пока как-то утром случайно не застает Слейна полураздетым в прихожей, когда Инахо собирается на работу. Она ничего не говорит при виде сетки некрасивых шрамов, но в ее глазах впервые мелькает огонек понимания. Осень прогоняет жаркое лето, выжигая листву. Зима укрывает снегом угрюмый город. Весна затапливает тротуары, гоняя по асфальту сбежавший из урн мусор. Инахо помогает Слейну пережить очередную течку и надеется, что весенний период гона чуть задержится, чтобы у омеги было время как следует отдохнуть. Дни сменяют друг друга, наполненные незамысловатым теплом и умиротворением, пока однажды чудо не стучится в дверь. Вернувшись с работы, Инахо застает Слейна заплаканным на кухне. Юки успокаивающе держит его ладони и улыбается Инахо. - Кажется, я стану теткой. Инахо роняет портфель, не заботясь о том, что важные папки рассыпаются по полу. Он падает на колени у ног Слейна и вжимается лбом в его бедро, чувствуя, как впервые, может быть, за всю жизнь жжет от невыплаканных слез глаза. - Я люблю тебя, - повторяет Слейн, сминая пальцами рубашку на его плече, - Я так тебя люблю.