Рука и другая рука

Когда-нибудь они найдут единственных и неповторимых. Пока этого не произошло, Дитер разводит Питера на секс. - Эй, друган, - говорит он. - Подумай сам, мы всегда вместе. Как рука и... другая рука. Теннис - наше тело. Мы связаны им. И даже можем соприкасаться! Теннис таскает нас по миру, как руку и другую руку. Подумай сам, друган, нафиг покупать третью или соглашаться на бесплатные дары, когда нас уже двое? Питер краснеет, невнятно бормочет и задом пятится из номера, но доходит только до стены. Дитер упирается в нее одной рукой, другую держит наготове, вдруг друган поведется. - Это нифига не смешно, - лопочет Питер и затравленно косится на дверь. А потом - на обветренные и искусанные губы. - Друган, я ведь тебя не заставляю. Ты просто подумай! - радостно вещает Дитер, не убирая руки, но и не касаясь Питера. - Я подумаю, - нервно кивает тот. - У меня завтра игра. И у тебя. Игра. Завтра. Спать пора! - Ага, - легко соглашается Дитер. - Кто первый в душ? Питер сглатывает, прикидывает варианты и останавливается на самом безопасном. - Ты, - хрипло говорит он. - Отлично! - улыбается Дитер, убирает руку и идет в ванную комнату. - Ты водички попей, - заботливо говорит он, - а то скрипишь, как рассохшаяся ракетка. - Ага, - соглашается Питер и на слабых ногах идет к столику с водой. Дитер моется и напевает легкомысленный мотивчик. Питер бегает по корту от мячей Дитера, а не за ними. - Эй, друган, что с тобой? - кричит извращенец и оглаживает рукоять ракетки. - Плохо спал? Плохо? Питер вообще не спал, лежал на кровати, не зная, то ли укутаться понадежней, то ли скинуть одеяло на пол, чтобы оно не цеплялось за ноги. Лежал, не спал и боялся, что злой немец придет и укусит за попу. От немцев такого можно ожидать, они в сороковых Лондон бомбили. А уж эта их тяга к кожаным штанам и сосискам! - Сосискам, твою мать, - бормочет Питер. Зеленое яйцо теннисного мяча хлещет его по ляжке, ракетка летит в сетку, руки и ноги сплетаются в сложные узлы и тянут на дно корта. - Сосискам, - всхлипывает Питер. - Эй, друган, ты жив? Дитер склоняется над ним, как мамочка. В глазах тревога, в шортах член. Питер смотрит на немца-извращенца и находит ответ: - Припекло. Жарковато. - Панамку носить надо, - ржет Дитер и протягивает ладонь в грубых мозолях, которые оставили годы тренировок. - Пошли в тень. Он усаживает Питера, приносит ему влажное полотенце и кудахчет, что сейчас за водичкой сбегает. У него в сумке как минимум три бутылки... «Отравит, - понимает Питер. - Опьянит, одурманит и зеленые яйца пристроит. Почему зеленые? Дверью защемил». Он подскакивает, лихорадочно собирает сумку, закидывает ее на плечо и бежит в номер. Бежит истинный англичанин - неторопливо и с достоинством. Этот блондинчик постоянно сбегает. Дитер не собирается его насиловать, всего лишь немного развратить. Разбавить британскую чопорность блеском в глазах и румянцем на щеках. Он не планирует медленно ступать к алтарю, вцепившись в руку своего папаши. И совсем не намерен заводить детей. Дитер хочет трахаться. Причем, на регулярной основе. Ни одну подружку не потаскаешь за собой по миру, а Питер - спортивный и ухоженный - всегда в зоне досягаемости. Иногда Дитер признает, что испытывает к британской палке странные чувства, над которыми лучше не задумываться. Какая, к черту, романтика между спортсменами? Даже будь Питер теннисисткой, Дитер все равно предложил бы ему просто трахаться. - Подрочить, что ли? - лениво тянет он. Идея - как ни крути - хороша. Дитер достает любимый носок, выдавливает в него смазку и включает самый лучший порноролик всех времен и народов. Видео длится больше часа, но хватает и десяти минут, чтобы вцепиться рукой в подлокотник и глухо застонать. Дитер откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. В ушах шумит рев публики: на мониторе Питер Кольт разделывает под орех Дитера Проля. Немец-извращенец все-таки достал его. Не прижимался, не ловил в уголке, всего лишь подрочил, и то себе. Тем не менее - достал. Питер стоит за дверью, смотрит в щель и тяжело дышит в кулак. Наблюдает за Дитером. Как тот выдавливает смазку в носок, надевает наушники и нажимает на пробел. Питер не видит член, только ритмичные движения руки, неторопливые и нежные. Мышцы перекатываются под кожей, соломенные волоски золотом стекают вниз по плечу, через предплечье, в пах, который спрятан от жадного взгляда. Питер хочет закрыть глаза, отвернуться и убежать. Но не может. Питер может закрыть глаза, отвернуться и убежать. Но не хочет. Он следит, как рука набирает темп, и кусает свой кулак. Член стоит колом, распирает тренировочные шорты и болезненно пульсирует. По виску стекает капля пота, в горле колотится сердце, уши терзает глухой стон этого извращенца. «Дерьмо», - думает Питер, засовывает руку в шорты и пару раз передергивает. Сперма покрывает ладонь и уделывает трусы. «Дерьмо», - Питер не знает других слов, с брезгливостью смотрит на свою руку и ненавидит Дитера. - Друган, поужинаем сегодня вместе? - сияя, спрашивает Дитер. - Нет. Питер хмур и молчалив. За последние сутки он сказал три полных предложения, в двух из которых обругал своего партнера. «У мальчика плохое настроение, - с умилением думает Дитер. - Слишком много солнца для его британской задницы». - Как хочешь. Если что, я внизу, в ресторане. Запомни, в ресторане, а не на террасе. Питер убивает его взглядом и хмуро пялится в монитор ноутбука. Дитер думает, не потащить ли его силой, но отмахивается от этой идеи. Пусть сам решает, когда, с кем и зачем. В ресторане полно прекрасных фроляйн. Длинноногие немки заливисто хохочут, с аппетитом едят блюда бюргерской кухни и запивают красным столовым вином. Дитер любуется ими и даже помышляет познакомиться с кем-нибудь, только в номере сидит белобрысая грымза, которую так просто не выставишь. «Или выставишь? - чешет Дитер затылок. - Проверим». Прелестница по имени Зандра с удовольствием принимает его приглашение на танец, беззастенчиво прижимается грудью и задорно целуется. Ее серые глаза блестят и крепкое молодое тело совсем не прочь сменить позу. Под довольный визг Дитер перебрасывает ее через плечо и тащит в лифт. Белобрысая грымза валяется на кровати, хмуро смотрит на них и не собирается уходить. Сам дурак. Дитер и Зандра прячутся под одеялом, возятся, стаскивают с себя одежду и постоянно целуются. От нее чудесно пахнет - молодостью и радостью. Дитер надевает презерватив и резко входит в нее. Секундой позже хлопает дверь. Зандра скидывает одеяло на пол и смотрит ему в глаза, моргает после каждого толчка и кусает свои губы. Она прекрасна. Она белобрыса. Жаль, что она - не рука. Питер бесится, как никогда в жизни. Мечется по пляжу, пинает песок и рычит. У этого немца совсем нет ни стыда, ни совести. Притащил к ним в номер какую-то шалаву и завалился с ней под одеяло! Мог бы к ней пойти. Он специально, чтобы достать Питера, это факт, это такая стратегия, загнать противника в угол, а потом делать с ним все, что хочешь. А еще про руку и другую руку рассказывал! Слово «рука» включает память на полную катушку, Питер мучительно краснеет и грязно ругается. Особенно злит тяжесть в паху, которую нужно сдрочить, чтобы не ломило яйца, чтобы не ползать с утра по корту, как любитель. Питер дрочит второй раз за сутки и второй же раз не получается удовольствия, всего лишь избавляется от спермы. Он не успевает убрать член в штаны, как к нему подходит полицейский и выписывает штраф за неприличное поведение. Чтоб этому немцу пусто было! Дитер сидит на трибуне, наблюдает за игрой Питера и хмурится. Его друган сливается по всем позициям, психует и не делает сухим счетом ничего, чтобы исправить положение. Он уступает какому-то пенсионеру от тенниса, который давно покинул сотню и никогда в нее не вернется. - Друган, что с тобой случилось? - спрашивает Дитер после игры, прижав Питера к стене. - Отцепись. - Пит, друган, я же... Дитер не знает, что сказать, как встряхнуть чопорного британца и узнать, какая муха его укусила. Секундой позже он не знает, куда бежать и где прятаться: к его губам прижимаются искусанные губы Питера. Это больше похоже на отчаяние, чем на поцелуй. Они не шевелятся. Стоят, еле дышат и держат друг друга за тенниски. Дитер боится сделать что-нибудь не так и спугнуть Питера, но понимает - каждая секунда неподвижности делает «не так». В дурной голове может возникнуть слишком много мыслей и сомнений, а еще идиот вспомнит о неуверенности, и занудстве, и понятии «неправильно». Напридумывает себе целую Баварию глупостей и будет обсасывать их долгими ночами, исполненными стыда. Дитер разжимает пальцы, чуть отодвигается и осторожно целует Питера. Никаких языков, задорности можно оставить на потом, а потом будет, однозначно будет, Дитер об этом позаботится. Питер шумно выдыхает и расслабляется. - Рука и другая рука, - подмигивает он несколько секунд спустя. - Ты это понял, друган?! - радостно восклицает Дитер и крепко его обнимает. До единственных еще целая вечность из матчей. Неповторимых - уже нашли.