* * *
(Тук-тук-тук.) Дверь в спальню Фриска медленно приоткрылась. Через щелочку выглянул глаз медного цвета. — Дитя мое... Ты проснулся? — Она замерла. — Ой. Что же, думаю, это бы все равно тебя разбудило. Прошу прощения за свою грубость. Фриск был не в кровати. Он сидел за стареньким деревянным столом в углу комнаты, включив лампу, распространяющую чистый белый свет. Казалось, он противостоит мягкому золотому свечению, пронизывавшему дом Ториэль. Тишину нарушало лишь тихое шуршание карандаша. Мальчик даже не знал, что Ториэль вошла в комнату, пока на него не упала ее тень. Да, она не переставала шутить о своем возрасте, а ее рост составлял примерно 180 сантиметров, вот только передвигаться она могла точно ниндзя в библиотеке. — Что ты делаешь, дитя? Рисуешь очередную картинку? Она заглянула через его плечо и увидела в его тетради задания по математике, выведенные аккуратными линиями. — О, твое домашнее задание! Ты такой хороший мальчик. Хотя правильно ли будет называть это домашним заданием, если я обучаю тебя дома. Тогда, получается, это просто... задание, — задумчиво произнесла она, нахмурившись и почесав нижнюю часть мордочки. — Так не пойдет. Я хочу, чтобы твое образование было веселым. Я придумаю название получше. Фриск кивнул, склонившись над работой. Изучение таблицы умножения было просто отдыхом по сравнению с некоторыми вещами, которые ему приходилось делать. А Ториэль явно нравилось его учить — ее голос стал строже, сильнее, меньше склонный к бессвязным извинениям. Они проводили уроки за обеденным столом, передавая друг другу тетради и учебники, где Ториэль записывала для Фриска нужный материал своим осторожным почерком. После этого она всегда улыбалась шире, чем обычно, и напевала мелодии, которые казались Фриску знакомыми. — В любом случае, я подумала, что тебе хотелось бы прогуляться. В конце концов, я не могла показать тебе Руины полностью, когда мы только встретились. Должно быть, тебе очень любопытно узнать больше об этом странном месте, — заметила она, прочищая горло и поправляя очки. — Разумеется, можешь завершить свое... спально-веселое... нет, нет, звучит ужасно... Фриск бережливо положил карандаш посередине тетради, встал и взял Ториэль за руку. Она просияла и крепко сжала его ладонь. Он еще никогда не находился в Руинах так долго. Он всегда задерживался ненадолго: в первый раз ему пришлось, так как нужно было оправиться после серьезного падения; после этого же он оставался просто потому, что знал о последующих событиях. Он проводил несколько спокойных ночей, давал Ториэль шанс начать его обучение и даже отваживался попробовать блюда из улиток. На самом деле они не так уж и плохи, если сосредоточиться на хрустящих кусочках. После ужина они оба садились с книгами: она — в кресле-качалке, он — у камина, скрестив ноги. Коллекция Ториэль в основном включала в себя ошеломляющее количество книг об улитках, но также там были и приключенческие романы. Фриск читал страницу за страницей, время от времени показывая длинные слова Ториэль, чтобы она их прочитала. Золотой свет никогда не потухал. Трудно было понять, день сейчас или ночь. Жизнь в этом доме была замкнутым кругом внутри круга побольше, но, по крайней мере, в ней была мягкая постель и теплая рука. Вдвоем они вышли из дома. Ториэль нагнулась, чтобы не задеть рогами дверную раму. — Спасибо, что не уходишь далеко. Я знаю, Руины весьма заманчивы, но там опаснее, чем тебе кажется. В некоторых местах легко проваливается пол, а многие монстры обладают скверным характером. Он знал каждый квадратный метр этой местности. Он был в дружеских отношениях с каждым монстром из Руин; например, Фроггиты любили пофилософствовать, если узнать их поближе. Фриск оставался близко к дому по другим причинам. Вспышки желтого в углу его глаза. Чувство, будто за ним постоянно наблюдают. Отдаленный, издевательский смех. Упавшие листья у подножья дерева, стоявшего неподалеку от дома Ториэль, были смяты в том месте, где мальчик обычно на них садился, выскребая что-то на стволе своей палкой. Это была все та же палка, которую он приобрел после падения, но все это время ее дерево оставалось живым и гибким. Может быть, она хотела пустить корни и расти. Фриск пообещал себе, что посадит палку, когда в ней отпадет необходимость. Тропинка разветвлялась; левая вела к выступу, с которого виднелась разрушенная панорама Дома, чей цвет слегка тускнел каждый день. Ториэль повела его в противоположном направлении. — На самом деле, — вздохнула она, — это место может показаться очень маленьким, когда к нему привыкнешь. — Ториэль прижала его к себе немного ближе, и щека Фриска уткнулась ей в бок. — Может, это не так уж и плохо. Если ты когда-нибудь потеряешься или поранишься, просто позови меня по имени. Я обещаю, что услышу. — Помолчав, она рассмеялась. — Ну... может, не по имени. Можешь называть меня так, как тебе нравится. В итоге он всегда начинал называть ее мамой. Это вышло случайно только в первый раз. Они прошли через головоломку со сменой перспективы, мимо ям, мимо ярмарки пауков. Они оставили позади столик с прилипшим к нему сыром, ничего не сказав. Дойдя до пола с трещинами, Ториэль помахала рукой, и камни сами встали на нужные места. Она поворчала насчет головоломки с шипами, говоря, что всегда хотела убрать ее полностью или хотя бы заменить шипы на что-то более безопасное, так как это безответственно — кто-то может пораниться. Через какое-то время они вышли из ворот Руин и спустились в фойе по лестнице. Это было место, где Фриск впервые взглянул на этот большой вход и ощутил решимость. — Думаю, пока мы здесь, можно взглянуть на цветочную поляну, — сказала Ториэль. — Я имею в виду, было бы здорово собрать новые цветы для дома. А то те почти завяли. Пойдем, дитя мое. Она начала идти и остановилась. Фриск не двигался. Она взглянула на него, и ее улыбка увяла. — Что-то не так? Ты сильно побледнел. Это было хорошее место. Но слишком неправильное. Детские безделушки были первым, что он заметил: ну, точнее, он видел их еще в самый первый раз. Сломанные карандаши, разная обувь, испорченные игрушки, пыльные от того, что ими давно не играли. Они валялись по всему дому точно реликвии: в шкафах, куда Ториэль никогда не заглядывала, на полках, на которых больше ничего не было. И тогда он стал замечать другие вещи. Как, читая рядом с камином, иногда он чувствовал ее взгляд на спине и видел вспышку вины в ее глазах, когда поворачивался — будто она ожидала увидеть другое лицо. Желто-зеленые кофты, что он отказывался надевать. Тот факт, что она никогда не спрашивала его имя. Спальня, в которой вечно был «ремонт». Однажды он прокрался туда, пока Ториэль дремала, и обнаружил, что там только холод и пустота. Он мог услышать свое дыхание, эхом отскакивавшее от стен. И где бы он ни был, как долго бы он не жил с ней, одна вещь не менялась: ее реакция, когда он спрашивал, как ему уйти. Будто кто-то опускал рычаг. Ее выражение лица становилось жестким и строгим, и Ториэль торопилась в подвал. И затем мальчик оказывался там же, окутанный ее огнем, пока она со слезами на глазах не доводила его до того, что он едва стоял. Ее сожаления нависали над ней точь-в-точь как гора Эботт нависала над всем подземельем. И их можно было легко разрушить. Он просто стоял. Ториэль нервно мяла свою одежду. — Тебе... тебе нехорошо? Прости, не стоило заводить тебя так дале... Он побежал и крепко обнял ее. Ториэль издала забавный удивленный вдох, и на ее щеках сквозь шерсть проступил румянец. Она положила ладонь ему на голову и мягко взъерошила волосы. — Какой чудной ребенок, — заметила она, подразумевая это в хорошем смысле. Фриск посильнее стиснул ее в объятиях. — Хочешь пойти домой? Он хотел. Но вместо этого он спросил ее, как уйти. Пахло пирогом и чистым бельем.* * *
Снова.* * *
(Тр-р-р-р...) (Щелк.) «Эй, Фриск, это Санс. Все снова повторяется, да? Я тут просмотрел свои заметки, думаю, что-то может да выйти. Я проверю, посмотрим, куда это меня заведет. И да, раз уж я тебе позвонил, можешь сделать одолжение и связаться с Папирусом? Я уже долго не был дома, а в местах, где я буду, не ловит сеть, так что я даже не смогу ответить на его звонки. Ты его знаешь, он толстокожий, но я думаю, что он все же расстраивается. Пап так загорелся идеей со свиданием и спагетти, что твой визит помог бы ему развеяться. В общем, это самое мягкое и пушистое, что у меня есть на сегодня. Возвращаюсь к работе. Скажи брату, что я передавал привет». (Щелк.)* * *
Фриска силой втянули в дружеское приключение. Место: комната Папируса, точнее, его кровать в виде красной гоночной машины. Приглашенные звезды: фигурки Папируса. — ...и вот этот мог превращаться из человека в монстра, но вот эта штука сломалась. А у этой была кнопка, можно было нажать, и она сказала бы обидные вещи, но это тоже сломалось! А у этого чувака уродливое лицо и плохое поведение, а еще он очень заботится о часах! Вот так. Такой у него характер, — взволнованно рассказывал Папирус. Они сидели бок о бок на кровати Папируса, разложив вокруг его коллекцию, точно неподготовленную и недисциплинированную армию. Фриск наклонился, изучая каждую новую игрушку, что ему показывали, но движения приходилось подбирать аккуратно: Папирус был настолько скачущим сгустком суставов и углов, что его локти представляли серьезную угрозу для черепа Фриска. — О, о, а это Закари! Это был мужчина в маске и свитере с красным сердцем посередине; Фриск не совсем осознанно коснулся своей груди, увидев это. — Он суперзагадочный и может перемещаться в пространстве и времени. Но он появляется только в весьма особенных эпизодах. — Он замолчал. — То есть. В стратегиях. Нье-хе-хе. Папирус немного покрутил руки игрушки в разные стороны. — Санс его очень любит. На пару секунд он умолк. Когда он заговорил снова, его голос был нехарактерно подавлен. — Я собрал их, когда мы еще жили в столице, — произнес Папирус. — Кроме тех, что мне дарил Санта, конечно. Я показывал их Сансу, когда он приходил домой, но он вечно засыпал, когда я добирался до его любимых. Но потом он говорил, что видел их в своих снах! Поэтому я знаю, что ему не все равно! А ты, человек! — вдруг оживился он, повернувшись к Фриску. — Ты тоже, кажется, страстный поклонник искусства коллекционирования! Я очень удивился, когда ты попросил меня показать их тебе! Я думал, у тебя есть дела получше! Фриск поднял игрушку и наклонил ее голову назад и вперед: не совсем. — Нье-хе-хе! Что ж! Ты выбрал безупречное время! Вообще-то. Я начал. Задумываться, куда пропал Санс. Выражение его лица стало хитрым, и стоит заметить, что это была одна из самых ужасных эмоций, которую Папирус мог показать. Хитрость на его лице была иммигрантом из далеких земель, не имевшим карты, а карманы ее пустели. — Скажи. Ты же не пришел потому, что мой брат тебя попросил, правда? Подумав секунду, Фриск пожал плечами и скрестил руки на груди: виновен. — Ага! Так я и знал! Мои силы дедукции просто вне конкуренции! Папирус вскочил с кровати с такой силой, что матрас чуть не отбросил Фриска на стену. — Послушай меня внимательно, человек! Я, великий Папирус, должен кое-что рассказать! Он встал, выпрямив спину и драматично откинув плащ. Его боевая броня сияла — особенно в тех местах, где немного отошла краска. Фриск инстинктивно отодвинулся немного дальше. Даже вне боя во время монолога Папирус был опасен. Его жесты становились настолько жесткими, что даже поднятые вверх большие пальцы могли отправить в нокаут. — Человек! Несмотря на то, что мы уже установили свои отношения как строго платонические, я должен кое в чем признаться! Когда он указал на свое лицо, его сустав хрустнул так громко, будто это был выстрел. Если бы у него имелся глаз, то этим движением он бы наверняка его выколол. — С самого первого момента, как я тебя увидел, у меня было хорошее предчувствие! Даже перед тем, как я обнаружил нашу общую любовь к головоломкам и спагетти! Я увидел тебя и подумал: «Я бы очень хотел стать другом этого человека! И если я испытываю такие чувства по отношению к нему, то он тоже должен испытывать такие чувства ко мне! Какая жалость, что я должен захватить его, ведь это произведет на него ужасное первое впечатление!» Но в итоге! Мне не пришлось тебя захватывать! Так что все вышло нормально! У Фриска начинало звенеть в ушах. Папирус остановился и перевел дух. Он потер подбородок, и его перчатка скрипнула, скользя по кости. Его глазницы сузились. — Дело не только в этом, — продолжил он, — я вижу по твоему лицу... Рука Папируса рассекла воздух. Кончик его пальца остановился в дюйме от носа Фриска. — Что ты чувствуешь то же самое! Но не только по отношению ко мне, разумеется! Челюсть Фриска упала. Он отвел взгляд, чувствуя, как кровь приливает к щекам. — Нье-хе-хе! И снова я проникаю в твою ауру тишины и вижу в ней правду! — воскликнул он, ударяя себя по ребрам. — В таком случае! Я надеюсь, твое стремление к этому особому кому-то приносит тебе только положительные плоды! Фриск свернулся на кровати калачиком и слегка кивнул. Энтузиазм Папируса частично пропал. — Нет? Хм. Как странно. Я готов поручиться за твои навыки заводить друзей! — удивился он, похлопывая себя по черепу. — Тогда у меня такой вопрос! Думаешь ли ты, что дружить с этой личностью — хорошая идея? Фриск посмотрел на него, кивнул и чуть не свалился с кровати, когда Папирус взмахнул кулаком. — Тогда я поддержу тебя в твоих начинаниях, человек! Потому что я знаю, что ты хороший! И если ты думаешь, что твои действия — это хорошая идея, то это определенно должно быть чем-то хорошим! Вот посмотри на Санса! Когда мы жили в столице, он нереально хотел быть стоматологом. Проводил недели вне дома, обучаясь в школе стоматологов! Я так им гордился! А потом мы переехали, и больше он никогда не говорил об этой работе! И это нормально! Я был готов поддерживать его, раз уж он этого хотел! И так же я поддержу тебя, человек! Одним резким движением Папирус неосторожно ударил потолок, и оттуда полетела штукатурка. — Я исправлю это позже! Немного посидев на краю кровати, качая ногами, Фриск спрыгнул, подошел к Папирусу и крепко его обнял. Это было неудобное объятие, — все-таки этот скелет обладал массой острых краев — но мальчик все равно постарался. Папирус застыл, а затем постепенно расслабился. — Ой. Нье-хе-хе! На секунду я подумал, что ты сейчас перебросишь меня через себя, — пробормотал он. Фриск взглянул на него снизу вверх, абсолютно сбитый с толку. — Ну, Андайн научила меня, что каждое объятие на самом деле бросок! Она сделала это, обнимая меня, а затем бросая и одновременно крича: «Каждое объятие на самом деле бросок!» Это... был не самый веселый урок, — заметил Папирус, похлопывая Фриска по спине. — Но это тоже неплохо. Они стояли посередине комнаты, пока фигурки молча наблюдали с кровати. — Надо будет мне научить тебя правильной технике объятий. Тебе повезло, что я рядом! Пахло костями и пластиком.* * *
Снова.* * *
(Тр-р-р-р...) (Щелк.) «Это Санс. Делюсь новостями, как и обещал. Маршрут, который я исследовал, завел меня непонятно куда. Я не нашел того, кто мне нужен, но столкнулся с некоторыми его... представителями, если так можно сказать. Они не особо помогли. Я, эм... боюсь, что он не хочет со мной встретиться. Хех. Надо признать... Я этого не ожидал. Но я пообещал, так? Так что его мнение ничего не значит. Это тупик. Я вернусь и начну с нуля. Учитывая, сколько мне требуется времени, я не думаю, что найду что-то поразительное в этой хронологии. Наверное, тебе придется спасти мир еще несколько раз, приятель. Как ты себя чувствуешь? Уже немного потрепан? Эй, может, стоит отнестись к этому, как к новому опыту. Теперь ты примерно представляешь, что ты заставил нас пережить. ...Прости. Не стоило мне так говорить. Поговорим позже». (...Щелк.)* * *
В каждом цикле существовали определенные константы. События, происходившие вне зависимости от обстоятельств. Ториэль всегда пыталась заблокировать выход из Руин. Особая атака Папируса всегда оказывалась украденной тем скверным псом. И уроки готовки Андайн всегда кончались пожаром. Хотя Фриск был не уверен, стоит ли считать последнее. Судя по тому, что рассказала ему Андайн, большинство ее кулинарных уроков оканчивались чем-то сгоревшим. Большинство того, что делала Андайн, оканчивалось чем-то сгоревшим. Во всяком случае, в этот раз они решили сделать соус. Он находился в кастрюле, блаженно не ведая о своем жестоком будущем. Андайн плотоядно зависла над плитой и с большим аппетитом взяла и укусила помидор, всасывая его внутренности. Фриск тихо попятился к пианино. Кухня была сценой кулинарной битвы, которая заставила бы Вегетоида пустить пену изо рта и упасть в обморок. Пятна сока доходили до потолка. — Кухня, — торжественно объясняла Андайн, — это поле боя. Пища — твой враг. Еда, которую ты готовишь, сопротивляется твоим усилиям сделать ее вкусной. И, как и с каждым противником, нужно вселить страх в ее сердце. Она двигалась так быстро, что ее синие руки расплылись в глазах мальчика. Одним стремительным движением она выдвинула ящик, достала деревянную толкушку и взмахнула ей. Взявшись за ручку, Андайн указала ею на Фриска. — Человек! Ты уже превзошел меня в бою! Но сможешь ли ты надеяться, что преодолеешь волю этих полезных ингредиентов? Фриск шагнул за пианино. — Подожди, что ты делаешь? Фриск поднял стул для пианино, отнес его к плите, отрегулировал высоту и забрался наверх. Теперь, по крайней мере, он мог заглянуть в кастрюлю. — Ха-ха-ха, ты такой крошечный! — не удержавшись, прыснула Андайн. — Это забавно. Пока я не вспоминаю, что ты одолел меня. — Ее зрачки сузились. — Тогда это меня бесит. Теперь возьми свое оружие! Он забрал толкушку у Андайн и уставился на соус. На его поверхности примирительно вздулся и лопнул пузырь. Андайн придвинулась ближе. — Настало время делать все размешать! Запомни основное правило: чем больше размешиваешь... тем лучше! Готов? Давай! Фриск стал перемешивать соус. — Сильнее. Фриск стал перемешивать сильнее. — Сильнее! Теперь Фриск перемешивал соус еще сильнее. — Сильнее! Тьфу! — недовольно воскликнула она, протягиваясь за ложкой. — Дай мне... В глазах Фриска что-то вспыхнуло. Он стукнул ладонью по столу и сильнее взялся за толкушку, вытянув большой и указательный пальцы и держа инструмент под углом. Он сбалансированно стоял над плитой. Соус булькал в замешательстве. Глаз Андайн расширился. Она сделала неуверенный шаг назад. — Эта... эта позиция. Невозможно!.. Ложка стучала по кастрюле, пока Фриск завершал свой последний маневр. Добавив свое революционное «диагональное» движение, он достиг скорости, о которой соусные кулинары и не слышали. Кухню наполнил звук дерева, стучащего по железу. Андайн, наблюдая, довольно усмехнулась, показывая множество зубов. — Да, — поощряла она Фриска, стуча кулаками по столу. — Да. Да! Продолжай, человек! Заполни это блюдо всем своим существом! Изюминка соуса маринары заключается не в свежих базилике и орегано, а в твоем пылающем духе! На этой реплике Фриск включил огонь, и кастрюлю охватило пламя. Края ложки заметно истерлись. — Ты чувствуешь? Этот огонь в твоей груди! Это тепло, кипящее в твоих венах! Ты чувствуешь дружбу! Чел, я сейчас так взволнована! — она повернулась и топнула так, что сквозь линолеум стали видны трещины. — Уничтожь этот соус, человек! Этот соус — твой смертельный враг! Этот соус должен тебе денег! Этого соуса зовут Джерри! Толкушка продолжала вращаться. Двигаться в бесконечных кругах. Продвигаясь по краю кастрюли без конца. Фриск обнажил зубы. Он так широко раскрыл глаза, что его зрачки почти были видны. Позади него Андайн стучала кулаками так сильно, что в барометрическом давлении происходили некоторые сдвиги. Около восьмидесяти процентов ее лица занимали острые зубы. Плита взревела. Огонь поднялся выше. Соус стал подниматься самостоятельно, будто Фриск вызвал его из глубин кислотной преисподней. — Да! Черт возьми, да! Блин, черт, да! Дружба! — вопила Андайн, бросая стол и пробив им потолок. — Дружба! — кричала она, головой разбивая пианино на две части. — ДРУУУУУУ... Они стояли напротив ее горящего дома. Пламя вырывалось из окон. Андайн задумалась, положив руку на бедро. Фриск уставился прямо на дом. Его одежду и лицо покрывали копоть и соус. Мальчик тяжело дышал. — Как это, блин, случилось? — спросила Андайн. Она посмотрела на Фриска. — Ты знаешь? Он все еще разглядывал огонь. Ни он, ни тренировочный манекен в углу не имели ответа на этот вопрос. — Ну все равно, — улыбнулась она. — Может, в бою ты и огребаешь, но это было нечто! Еще пара недель, и ты бы мог готовить ризотто, легендарный кулинар. Андайн оглянулась на дом. — Эм... надеюсь, к тому времени я закончу с ремонтом. Ну, Азгор всегда готов оплатить мой счет. Грудь Фриска поднималась и опускалась. Обе его руки сжались в кулаки. — Знаешь, — рассуждала Андайн, — выглядело так, будто ты сейчас напрягся сильнее, чем когда сражался со мной. Либо ты не думал, что я представляю угрозу, что было бы ужасной ошибкой, либо у тебя просто много стресса в последнее время. — Она сузила глаз. — Сейчас лучше? Фриск вытер соус с лица и кивнул. — Хорошо, — одобрительно хихикнула она. — Тебе нужно выплеснуть эту страсть в мир, где ты реально сможешь кому-то помочь. Устрой хорошую драку. Или, в твоем случае, иди и сделай что-то агрессивно, не знаю, — ухмыльнулась Андайн. — Я всегда готова к реваншу. И в следующий раз я не буду такой милой. Хотя я буду. Потому что мы вроде как друзья?.. Мальчик повернулся к ней, шмыгая носом и потирая глаза. Он потянулся к ней с распростертыми руками. — Воу-воу! Черт, это еще что? — воскликнула Андайн, отталкивая его. Фриск сконфуженно посмотрел на нее. — Никаких обнимашек! Объятия — худшая тактика на поле боя. Ты хоть представляешь, насколько ты уязвим, обнимаясь? Знаешь разницу между объятиями и броском? — Она ткнула в него пальцем. — Отсутствие милого завершения! Андайн сжала кулак, и на ее жилистой руке вздулись мускулы. Она показала кулак Фриску. — Так гораздо лучше. Этим простым жестом ты можешь показать свою бессмертную дружбу, — заявила она, улыбаясь и играя мускулами, — или уничтожить своих врагов. Сегодня у тебя хороший вариант. Спасибо, что так классно провел со мной время, кроха. Фриск поднял свой кулак. Андайн ударила по нему как можно мягче, но до конца этого дня у него все равно онемела рука. Пахло дымом и помидорами.* * *
Снова.* * *
(Тр-р-р-р...) (Щелк.) «Это Санс. Знаю, в этот раз звоню позже, чем обычно. Пытался кое-что другое. Не вышло. Тебе снова придется вернуться назад. ...ладно, по тому, как ты недовольно пыхтишь в трубку, полагаю, ты разочарован. Малыш, я правда стараюсь изо всех сил. С каждым новым кругом мои записи все длиннее, а количество вариантов уменьшается. Я тебе с самого начала говорил: не уверен, что это сработает. И при всем при этом, только между нами... Может быть, это было слишком оптимистичное заявление. Различий между временными линиями слишком мало. Я вижу все те же пузырьки. Мне стоило это предвидеть. Частично я согласился на твою авантюру, поняв, что ты будешь упрямиться. Я изучил каждый твой суд. Каждое колебание. И не пойми неправильно, мелкий, но ты еще пушистее, чем Больший Пес, если с него снять броню. Не думаю, что в тебе есть способность ранить чьи-то чувства. И это нормально. На сто процентов. Но пока ты будешь обниматься со всеми подряд снова и снова, мы продолжим топтаться на том же месте. Я пообещал тебе. Я не сдамся. Но мне кажется, тебе стоит пересмотреть кое-что. Ты явно заботишься о всех своих друзьях, так что задумайся, прежде чем перезагружать все так агр...» (Щелк.) ... (Стук.) (Хруст.) (Хруст.) (Хруст.) (Хруст.) (ХРУСТ.)* * *
Лаборатория Альфис выглядела угрожающе снаружи, — сверкающий хромированный гигант, миражом колебавшийся в горячем воздухе Хотлэнда, — но любой посетитель находил, что интерьер такой же смущенный и пугливый, как и сама хозяйка. Мебель забивалась в углы, стараясь не попадаться под ноги. Прохладная тишина нарушалась лишь щелчками жестких дисков и гудением очень и очень мощного кондиционера. И лаборатория была гораздо сложнее, чем на первый взгляд — прямо как Альфис. Сверху была спальня, ослепительный рай для отаку: не только соответствующий стиль, но и множество дисков (чтобы их посмотреть, понадобилось бы около семи недель) про людей с невозможными прическами. А снизу находился проржавевший череп здания, Д. Т. Экстрактор, рассыпающийся в тенях, где крадущиеся амальгамы говорили на разные голоса, которые даже сами не узнавали. Дверь в «ванную» с шипением открылась. Оттуда выскользнула Альфис, ловко щелкая когтями по экрану своего телефона. — Господи, хорошо, что все кончилось, — бормотала она. — Что он напридумывал с последним вопросом? О боже. Боже, это же транслировалось. О-о-о боже, надеюсь, что Андайн еще не заменила свой телевизор... Все еще уставившись в телефон, она прошла к компьютеру. Мимолетом подняв голову, она посмотрела на Фриска, стоящего посреди лаборатории, и отвела взгляд обратно к телефону. Резко осознав увиденное, она взглянула на него и испустила звук, похожий на тот, когда воздушным шариком трут стекло. — Ах! Т-ты все еще здесь! Т-то есть... Э-э-это чудесно! Не то чтобы я х-хотела, чтобы ты ушел! Мой дом — твой дом! Хотя это и моя лаборатория. Ха-ха. Ха. — Она положила телефон в карман. — Ха. Фриск не подавал признаков, что слышит ее. Он стоял, опустив голову. Альфис подошла ближе и заметила разбитый телефон, валявшийся на полу. — Ой. О нет. Это... это же телефон, который я тебе дала. — Фриск вскинул голову, но внимания Альфис не обратила. — Должно быть, ты случайно уронил его. И потом. Случайно наступил несколько раз, — занервничала она, схватившись за халат и выдавливая неубедительную улыбку. — Эм. Тебе не понравился цвет?.. Фриск покачал головой, показывая ладони в знак извинения. Он опустился на колени, пытаясь собрать осколки, как пазл, но они проскальзывали между его пальцев и падали на пол. Его плечи затряслись, но он держался, пока Альфис не подошла, забирая остатки телефона из его дрожащих рук. — Нет, в-все нормально! Иногда вещи... эм, загадочно ломаются. Я сделаю лучше, чем было. Это не займет и получаса, — торопливо заговорила она, пока Фриск вставал на ноги. — Я... я раньше разбирала вещи и потом собирала их на время. Так многие ученые делают. Это совсем не странно. Мальчик кивнул, обнимая себя. На его глаза каштановой занавеской падали волосы. — В-в любом случае, Меттатон наверняка подождет нас. Роботы-убийцы. Известны своей терпеливостью, — заявила она, отводя глаза. — Эм, можешь отдохнуть здесь, пока я работаю, если хочешь. В холодильнике есть газировка, а в моей комнате... э-э, куча исторических фильмов. Можешь остаться на несколько дней, бог знает, у меня много... эй, ты чего дрожишь? Кондиционер сильно дует? Фриск уже не просто дрожал, все его тело вибрировало так, будто он мог взорваться в любой момент. Он вцепился ногтями в свои руки, оставляя на коже следы в форме полумесяца. Его дыхание перешло в хрипы, а затем в икоту, заставлявшую прыгать его грудь. Альфис смотрела, как из-под челки по лицу потекли слезы. — Ох. Эм. Ладно. Это происходит. — Ее глаза лихорадочно забегали, а кожа потемнела на несколько оттенков. — Эм. Э-э... Слезы Фриска продолжали капать, хотя он пытался удержать их изо всех сил. Икота переросла в рыдания. Он прижал к лицу рукав, и ткань быстро стала намокать. Он плакал, будто забыл, как это. От тяжести он согнулся чуть ли не вдвое. Альфис посмотрела на свои руки и сделала глубокий вдох. — Ладно. Давай, Альфис, ты можешь. Держись. Мощность на максимум... Она обняла Фриска своими короткими ручками. — Эм... все будет хорошо?.. — с неким вопросительным оттенком выдала Альфис. Он на мгновение затих, положил голову на ее плечо и вновь стал всхлипывать. Альфис чувствовала его жар даже через чешую. Она нахмурилась, проверяя его спину. — Ничего страшного, — утешала она. — Если поразмыслить, когда я смотрела на твои приключения, ты уже выглядел печальным. Тяжело тебе, да? — Альфис погладила его по голове. — Эй, ну же. Теперь у тебя есть я, в-верно? Мы справимся. Для этого и нужны друзья. — Пауза. — Теперь ты плачешь еще сильнее. Внезапно. Я-я не уверена, плохо это или хорошо. Мне тебя отпустить? Фриск, стеная, схватился за нее. Его тело содрогалось от рыдания. Этот громкий, потерянный звук эхом пронзил всю лабораторию. Примерно половина халата Альфис промокла. Она снова неловко похлопала его по спине и взглянула на главный монитор. Она увидела обнимающихся Фриска и себя, а также следы от слез на ее одежде. В ее глазах можно было заметить оттенок вины. Альфис отвела взгляд. — Все нормально, — тихо повторила она. — Мы будем здесь столько, сколько тебе нужно. Пахло ароматизаторами и палочками «Pocky».* * *
Снова.* * *
(Тр-р-р-р...) (Щелк.) «...ничего. Увидимся в следующий раз». (Щелк.)* * *
То же место, все то же самое. Они двое снова сидели там. Фриск опустил голову. Азриэль не улыбался. Цветы дружно колебались от ветерка. — Что ты сказал? — переспросил Азриэль. — Моя душа, — ответил Фриск. Его голос был тонким, как паутина, слабый от редких разговоров. — Я подумал о том, что ты говорил. Что тебе нужна душа. Чтобы остаться собой, — произнес он, касаясь рукой своей груди. — Монстры и люди. Они могут забирать души друг у друга, так? — Да. Они могут, но... — Именно это сделали ты и твой друг. — Я не хочу об этом говорить, — отворачиваясь, сказал Азриэль. — Но это правда. Не так ли? — Фриск поднял голову. — Если бы у тебя была моя, ты бы смог остаться. — Во-первых, ему пришлось умереть. И... — Азриэль замялся, обнимая колени. — Я не уверен, друг ли он мне. — Что насчет нас? — заволновался Фриск. — Мы друзья? Азриэль выдавил свою полуулыбку. — Ну, ты спас меня. — Нет. Не я. Фриск подставил руку рядом с грудью. Между его пальцев просачивался теплый красный свет. — Азриэль. Если с тобой все будет хорошо, тогда... я не против. От неожиданности Азриэль вытаращил глаза. Он отодвинулся от света, будто ему было горячо. — Фриск, прекрати. Свет усиливался. — Я же сказал, прекрати! Его крик разнесся по всей пещере. Фриск удивленно посмотрел на него, и свет из его груди потускнел и исчез. Азриэль отодвинулся к самому краю цветочного поля, положив подбородок на колени. Он трясся как осиновый лист. Его круглые, мокрые глаза были наполнены страхом. — Азриэль... — Я не хочу этого. Не хочу. — Но... — Я так устал ранить других существ. — Потихоньку он отпустил ноги, садясь ровно и глядя на цветы. — Пожалуйста. Оставь все так, как есть. Фриск опустил руку. — Прости. Я думал, это поможет. — И я ценю твой поступок. Правда. Ты... ты бы мог стать отличным другом. Но сейчас слишком поздно. Тебе нужно возвращаться к остальным, Фриск. Я не знаю, сколько еще продержусь. — Разве ты не хочешь уйти? Вопрос мальчика повис в воздухе, пока звук поднимался все выше и выше. Азриэль потянулся, срывая один из цветов, и погладил его лепестки. Солнечный свет струился по его лицу, выделяя темные круги под глазами. — Я смирился, — сказал Азриэль. — Так будет лучше. — Это не ответ. — Тогда мой ответ «нет». Не хочу. — Азриэль отпустил цветок и посмотрел наверх. — Я не заберу твою душу. Я не могу получить новую. И... я не хочу видеть их, зная, во что я превращусь. Я не могу снова разбить их сердца. — Но они... — Ничего, если ты не понимаешь. На самом деле даже хорошо. Тебе и не нужно. Почему ты все еще здесь, Фриск? — вдруг резко заговорил он. — Чего ты ищешь? Фриск выдержал долгую паузу; в какой-то момент могло показаться, что он уснул. Вокруг его головы танцевали пылинки. — Я не знаю, — в итоге вздохнул он. — Счастливого конца. Для тебя. Для всех. — И ты его нашел. Ты сделал все самым лучшим образом. — Я могу лучше. Я знаю, что могу. — Ты действительно решителен, да? — рассмеялся Азриэль. — Неудивительно, что ты победил меня так легко. А я еще пытался выглядеть крутым. Я выглядел круто? Фриск? — спросил он, вглядываясь в лицо мальчика. Постепенно его улыбка угасла, а глаза расширились в ужасе. — Фриск. Ты же не... Фриск молчал, соединив руки, будто молился. — Сколько раз? — хрипло поинтересовался Азриэль. — Я... перестал считать. Долгое молчание. Фриск боялся встретиться взглядом с Азриэлем, который вдруг снова засмеялся. Еще выше. Истерично. И когда он заговорил, это был голос кого-то еще. — Я был прав тогда. Ты и впрямь идиот. Фриск услышал тихое шипение и, повернувшись, увидел, как изменяется лицо Азриэля. Его глаза сузились, а клыки обнажились в жестокой ухмылке. От него летел прах, шерсть исчезала, а глаза стали полыми. Цветы впитывали его остатки и сотрясались, чувствуя новую энергию. Пока он растворялся, Фриск увидел его череп. Но не костяной. Это были ржавчина, сталь и сгустки масла. Силуэт Д. Т. Экстрактора. Мальчик не мог дышать. Цветы в унисон подняли свои безликие головы. — Держись от меня подальше, Фриск, — прошептали они. — Если мы и правда друзья... ты не вернешься. Там ничем не пахло.* * *
Фриск проснулся, полузадушенный простынями. Он сделал резкий глубокий вдох и поднялся, вцепившись в одеяло. После этого он укусил себя за руку так, что в глазах появились звезды. Только тогда он убедился, что не спит. Он сел на край кровати и подождал, пока его сердце не перестанет грохотать. Его пижама была липкой от пота. Последняя встреча с Азриэлем кончилась не совсем так. Но закончилась она все равно нехорошо. Эта спальня была меньше, чем та, которую ему предоставляла Ториэль, но она принесла столько мебели из подземелья, сколько смогла. Ну, по правде говоря, это все принес Азгор, а ей быстро надоело просить его остановиться. Здесь был ящик для игрушек, шкаф и тот старый письменный стол. На нем лежали только книги, что Ториэль принесла из библиотеки; Фриск, впрочем, никогда ее ни о чем не просил. Окно пропускало лунный свет, падавший на стол и пол, как иней. Ориентируясь благодаря этой молочной полоске, Фриск соскользнул с кровати, подошел к входу и приоткрыл дверь. В темном коридоре было слышно блеющий храп Ториэль. Хороший знак. Если бы его хождения разбудили ее, он навряд ли бы придумал хорошее оправдание. Он закрыл дверь и сел на пол, опираясь на нее и обнимая себя. Тени скапливались вокруг стола и под кроватью. Но он давно перестал бояться темноты. В конце концов, у монстров оказалось гораздо меньше проблем, чем они опасались. При всех своих недостатках, король Азгор являлся самым лучшим представителем: его пухлое тело практически в 2,5 метра и замечательные рога плюс его неловкая серьезность, пристрастие к чаепитиям и слегка странный юмор сбивали людей с толку достаточно для того, чтобы они соглашались со всем, что говорит Азгор. Общество с магией как основой и золотом как валютой могло многое предложить миру сверху. Война давно окончилась. Обиды человечества и их призраки нашли себе новые прибежища много лет назад. И, хотя Фриск старался спрятаться от публики, его образ рядом с монстрами ничуть не вредил. Изображение человеческого ребенка, цепляющегося за престарелую козу, значительно уменьшило волнение о будущем отношений между людьми и монстрами. Больные темы никуда не делись. Время от времени Ториэль в своей обычной манере начинала нервничать, думая, что произойдет, если кто-то обнаружит, как ее бывший муж запер себя на многие годы. И те разбитые контейнеры, и те разноцветные огни, вылетевшие из барьера в неизвестном направлении... Иногда он случайно подслушивал, как она и Санс говорят об этом. Санс часто останавливался у них. Как и в подземелье, его способ зарабатывать на жизнь оставался загадкой, но он и его брат успешно заботились о себе без помощи Азгора. Пока Папирус посещал уроки вождения (результат был предсказуемо смешон), Санс коротал вечера с Ториэль, приправляя разговор шутками, ужасными настолько, что краснели даже стены. Из своей комнаты Фриск слышал их смех и постоянно забывал прикрыть уши вовремя. Он избегал Санса всевозможными способами. Он видел умоляющий взгляд каждый раз, когда они встречались, и не знал, что это значит: «Позволь мне уйти» или «Позволь мне остаться». И всегда оставалось это чувство в груди. Решимость дергала его сердце, точно рыболовный крючок. Отмени это. Попробуй еще раз. Азриэль. Азриэль. Фриск поднялся и прошел к столу. Он взял стул и перенес его на несколько дюймов назад, — он не мог рисковать и шуметь — включил лампу и принялся лазить по ящикам. Наконец он достал чистый лист бумаги и коробку цветных мелков. Он пытался спасти того, кто не хотел быть спасенным, и это было неправильно. Он забирал у этих людей все: этот солнечный свет, эти разговоры, это будущее — только из-за Азриэля, и это было еще хуже. Но он не мог сложить кусочки вместе. Азриэль говорит ему уходить. Сломанная улыбка Азриэля. Азриэль, сидящий на коленях среди цветов и ожидающий своего конца. Фриск не понимал. Однажды он видел, как улыбка достигла его глаз. Сразу после того, как Азриэль поглотил все души подземелья. Его пальцы согнулись, а плечи тряслись от громкого смеха. И когда он обернулся, радость на его лице была настоящей. Прямо перед тем, как он превратился во взрослого, которым никогда не мог стать, и называл Фриска чужим именем и пытался уничтожить его градом разноцветных падающих звезд. Фриск не лгал себе — выглядел он круто. По крайней мере, произвел сильное первое впечатление. «Знаешь... я больше не хочу уничтожать этот мир». Он начал с двух черных полукругов внизу листа. Затем четыре параллельные линии, идущие вверх. «После того, как я одержу победу и заполучу контроль в этом времени... Я просто хочу все перезапустить». Затем прямая горизонтальная линия и перевернутая U сверху. «Весь твой прогресс. Всеобщие воспоминания. Я сведу их к нулю!» Прямые линии, делящие эту фигуру на несколько частей. Диагональные торчащие линии. Пальцы таким мелком рисовать невозможно. Вместо них Фриск нарисовал два круга. «И знаешь, что в этом самое лучшее? Ты сделаешь это». Теперь самое важное. Он начал с ушей — два овала, спускающихся на плечи. Как толстые скобки. Это было проще. Стоило начать отсюда. «И тогда ты проиграешь мне снова. И снова. И снова!» Овал, соединяющий уши. Пучок меха на макушке головы. Оставь лицо напоследок. Оставь его. Спаси его. «Потому что ты хочешь "счастливого конца". Потому что ты "любишь своих друзей". Потому что ты "никогда не сдаешься"». На бумагу попала вода. Фриск потер глаза и продолжил работать. «Разве не восхитительно? Твоя "решимость". Сила, позволившая тебе зайти так далеко...» Два черных круга вместо глаз. Точки вместо ноздрей. Треугольники вместо клыков. Вспомни, как морщилась кожа под его глазами. Как его брови нависали, выдавая чувство вины. Прямо перед тем, как головокружительный порыв его собственной мощи изменил его. Только эта секунда. Верни ее. «Она станет твоим падением». Фриск достал желтый и зеленый мелки и торопливо закончил рисунок, пока его трясущиеся руки все не испортили. Он уставился на свою работу. Она его не очень-то впечатлила. Мальчик поднялся и подошел к окну. Они жили на краю города, и снаружи можно было увидеть чернеющий силуэт леса среди тьмы. Ночь в ночи потемнее. На горизонте стояла гора Эботт, украшенная полной луной, будто диадемой. Он долго ждал, пока луна продолжит свое путешествие по небу. Но этого никогда не происходило. Он поднял лист бумаги и плотно прижал к груди. Это был не самый лучший рисунок, но он наполнял его решимостью.* * *
Снова.