💔 💔 💔
луи не может это перетерпеть. он заливает в себя спирт и отдается чужим рукам, пытаясь вспомнить, что он принадлежит гарри. он не видел того уже две недели и все, что он чувствует — это в и н а. луи перестал приходить в их квартиру, он больше не чувствует свой дом. теперь в его пустоте сгнивают трупы мыслей и задыхающейся тоски. спустя еще неделю зейн случайно находит обдолбанного парня в середине танцпола с безликой блондинкой и грубо тянет на себя. — ты совсем больной? — громко и до боли знакомо. — я обесчувственный. — язык заплетается, но томлинсон лишь ухмыляется, пытаясь вырвать свою тонкую руку из хватки своего друга. свежий воздух не может наполнить сжавшиеся легкие, но шум улицы ударяет по ушам, заглушая по началу голос малика. луи пытается напрячься и пугается, когда слышит отдаленное «мы расстались, зейн» и три гудка, режущие еще одну нить. луи наконец-то встречает ту, кого больше всего ждал. б о л ь. но вместо того, чтоб воспламениться, она подула ледяной метелью, обмораживая. луи захотел вырезать свои внутренности и ампутировать конечности. дома у зейна ничего не изменилось, но теперь расписанные стены укоризненно сдавливали воспоминаниями. зейн два года назад разрешил им с гарри расписать одну из своих комнат. может он тогда был накурен (все трое были), а может он просто хотел удержать парней рядом как можно дольше, но теперь в его гостиной на белой краске четко виднелись даже в темноте несколько членов, радуга и огромный якорь. — ну и? — со злостью и неохотой. луи лишь удобнее улегся на диване, выдыхая белый дым. — он все тебе сказал. — два слова ничего мне не объясняют. ты не можешь просто уебать свою жизнь. я не буду смотреть на это, даже если это то, чего ты хочешь. — все, чего я хочу, это снова полюбить его. — после десятиминутной тишины луи вскакивает на ноги и наконец разрезает последнюю нить расставания. з л о с т ь. парень чувствует ярость, хватая пепельницу и запуская ее прямо в стену. она чудом не попадает в балконное стекло, рикошетом ударяясь о дорогие колонки, запыленно стоящие на столе. – я, блять, хочу вернуться к нему не тем, кто я сейчас. он мне чужой, зейн. он никто. — слезы начинают душить его, и он кричиткричиткричит. зейн бледнеет и притягивает парня к себе, чувствуя удары на своем теле. — я дышать без него не мог, а теперь не могу и вздох сделать рядом с ним. — его голос сипит, и зейн не сразу различает и половину звуков. — ты будешь в порядке. — гарри не будет. — имя словно кислота на языке, разъедает и растворяет. — вы все еще связаны. — луи теперь лишь тихо дышит, шмыгая носом. — а ты оживаешь. не разделяй неделимое. частное всегда будет с десятыми или сотыми надеждами на возвращение. никто не отхватит себе одинаковую дозу безразличия. — накуренный зейн — мой любимый. — выдыхает парень. тот лишь усмехается и отстраняет луи от своей груди, заставляя сесть. — ложись спать. и поговори с гарри. я уверен, что на трезвую голову ты не видел его уже довольно давно и… — три с половиной месяца. — спи. — после непродолжительной скребущей тишины. и как ни странно, луи проваливается в сон почти моментально, ни одна мысль не успевает просочиться в его расшатанный и больной мозг.💔 💔 💔
зейн почти всегда мог разрешить проблемы луи. каждый раз он переворачивал направление ситуации к ее решению, но до тупого незначительная ссора год назад видимо убила все возможности. так думал луи после того, как все же решил постучать в дверь своего же дома и увидел на пороге истощенного длинноволосого парня с сгоревшими глазами и замерзшими губами. — пришел убедиться, что я еще твой? — я хочу понять, почему я больше не могу гордиться тем, что у меня есть только ты. — луи сорвал голос, и гарри убивает свой порыв заботы. он теперь не имеет права защищать. он не может касаться. ему не позволено целовать. все, что теперь в его списке — это думать. сидеть за столом друг напротив друга и слушать как монотонно и периодично капает вода из кухонного крана невыносимо. тишина на двоих теперь не успокаивает, ее хочется заглушить, разорвать, изрезать словами, обжигающими язык. — помнишь, как ты набил кинжал? — вдруг с усмешкой спрашивает стайлс, резко поднимая голову. в его глазах мутные слезы. — я знаю, что мое тело твое, но я больше не чувствую этого. я знаю, что моя жизнь в тебе, но не могу заново ощутить это. я как будто отдал тебе себя и забыл про это. я не знаю кто я. я хотел бы, чтоб ты вернул все это обратно, гарри, чтоб потом я мог заново подарить. тебе… или кому-то еще. — томлинсон чувствует, как его голову начинает жечь изнутри. — я так хочу помочь тебе. я хочу чтоб ты летел, а не стремительно падал вниз километрами за час. — гарри встает перед луи на колени и утыкается в его бедра. — мы перегорели. — ты должен отпустить, пожалуйста. — дрожащая рука в волосах, ногти, впившиеся в бедра, лопающиеся сосуды в голове, синяки на коленях. — как я могу сказать тебе нет? — ты никогда не мог. — ты любил это. — я хотел любить всю жизнь. — я знаю, я понимаю. — гарри отталкивается назад и садится на пол, подгибая ноги. никому из них не стало легче. иногда неделимое само рассыпается на части и собирается в кучу мелкого песка, оседающего в зияющей дыре двух обездвиженных людей. и там невозможно понять, у кого остаток упований на счастье и предчувствия шанса. но если бы у гарри и луи спросили, что лучше, потерять или никогда не иметь, ни один из них не задумывался бы над ответом.