A mute artist.

Колючий ледяной ветер гуляет по пустынным улочкам и переулкам Чешира, вздымая в вихре желтые, почти коричневые, листья. Тяжёлые черные тучи плывут в небе, голые ветки деревьев гнутся от силы дуновения ветра. Трава пожелтела и наклонилась к земле, только маленькие бледно-красные звездочки вереска радуют глаз. Вечернее спокойствие нарушил лишь один силуэт, быстро шедший в сторону парка. Это был высокий зрелый мужчина, худощавый, с темными волосами, глубокими тёмно-синего цвета глазами. Он шел, уставив свой взгляд в асфальт, и лишь нервно одергивал свой шарф. Этого прохожего звали Октавиан. Его жизнь не задалась — жена ушла, на работе «тонко» намекнули на сокращение штата, и друзей совсем не осталось. Последней каплей была выходка матери: «Тебе пора подумать о своём будущем, Тавиан. Мне жаль, что Тара ушла, но… Понятия не имею, как она тебя терпела!» Да что эта женщина вообще может знать?! С рождения Октавиан жил с отцом, а мать видел около пяти раз за всю жизнь. Он был бы и рад её не видеть, да только его жена отсудила квартиру, и пришлось переехать к маме. В очередной раз, поругавшись с ней, Тавиан схватил пальто и, разъяренный, выбежал на улицу. В голове не укладывалось, как эта женщина еще может его осуждать. — Похоже на дождь, — тихо прошептал Октавиан, подняв свой усталый и опечаленный взгляд к небу. Придя в себя и немного успокоившись, он замедлил шаг и побрел по узким аллеям парка, всё так же смотря себе под ноги. Меланхоличная пора, эта осень. Серо, зябко и лишь ветки деревьев скрипят, нарушая гробовую тишину. Изредка проносится мимо чёрная ворона и лишь клацает своим клювом, высматривая добычу. Выйдя к центральной аллее, он, было, направился к выходу, но вдруг заметил одного паренька с холстом в руках. Рыжеволосый парнишка, в синей курточке сидит один-одинёшенек и что-то рисует. «Может подсесть к нему, да поговорить?» подумал Тавиан и решился подойти к этому художнику. — Здравствуй. Что рисуешь? — спросил мужчина. Но мальчишка промолчал и ничего не ответил. — Эй, привет. Ты чего здесь один? Так лучше думается? — вновь заговорил мужчина к парню, но тот, молча, рисовал. Октавиан не выдержал и ткнул локтем в бок этого рыжего. Ярко-зелёные глаза возмущенно, даже немного испуганно, взглянули на мужчину. Затем опустил свой взгляд, перевернул лист и заточил карандаш. Внизу каждой страницы была подпись «Тайлер», так, наверное, и звали этого мальчишку. — Ну, и ладно. Молчи. А я буду говорить, слушаешь ты или нет, — тяжело вздохнул Тавиан. Он собирался заговорить, но ничего не приходило на ум, мысли смешались и образовали громадный клубок, нитки запутались настолько, что невозможно было распутать. Ему уже ничего не хотелось — ни говорить, ни слушать, ни чувствовать. Пальцы одной руки мяли подушечки пальцев другой, тело дрожало от холода, а губы подрагивали, пытаясь что-то вымолвить, но не выходило. Рыжеволосый поглядывал на мужчину и что-то рисовал на бумаге, делая лёгкие штрихи. Они сидели в тишине — Тавиан смотрел в никуда и размышлял, а карандаш в руке парня ходил по холсту, оставляя за собой линии. «Я так долго шел и где оказался, и с чем оказался? Ни с чем и нигде. Женился на нелюбимой женщине, прожили 6 лет в браке и разбежались. И зачем? Ни зачем. Друзья превратились в обычных прохожих, телефон умолк и больше не зазвенел, оповещая, что кто-то из родных тревожит. А почему? Так получилось. Сменил три места работы, на последнем, думал, задержусь, может, продвинусь и стану начальником. И что в итоге? В итоге, без пяти минут безработный. Но, как же так? Так получилось. И что, мне теперь до конца своих дней горевать? Да ну, глупо. Интересно, кто этот паренёк? Его имя Тайлер, как мне кажется. А он хорош в рисовании.» Незаметно прошло часа два и уже совсем стемнело, зажглись уличные фонари, подавая знак, что пора возвращаться домой. Октавиан поднял взгляд, оглянулся, посмотрел на Тайлера и, тяжело вздохнув, встал и начал застёгивать своё пальто. — Ну, спасибо тебе, что выслушал мою немую речь, — с извиняющейся улыбкой он обратился к нему. Не успел Тавиан и шага сделать, как парнишка схватил его за рукав и протянул лист бумаги. Всё это время, что они сидели в тишине, он рисовал то, что слышал. На бумаге было изображено лицо Октавиана. Насупленные брови, взор, уставившийся в никуда и приоткрытые губы, будто с них вот-вот вырвутся те слова, что застряли в горле. Он нарисовал то молчание, что повисло в воздухе. Ему удалось передать тот крик души, нарисовав лишь одну эмоцию. Художник взял обратно лист и написал внизу: «Молчание — душераздирающий крик. Тайлер». Октавиан взглянул на него и спросил: — Почему ты не заговорил со мной? Мальчишка продолжал смотреть на него, затем приоткрыл рот и попытался что-то сказать, но… С его губ сорвалась лишь хрупкая тишина. Он был немой и Октавиан только сейчас понял это. — Спасибо, — с благодарностью посмотрел Тавиан парню в глаза, взял лист бумаги побрел по центральной аллее к выходу, домой. Обернувшись, он увидел, как лицо рыжеволосого мальчишки расплылось в счастливой улыбке, он помахал ему рукой и в безмолвии двинулся в противоположную сторону.