То, что уже не скрыть

Я обнимаю твои колени. Сижу на полу, тут холодно. Снизу вверх смотрю на тебя: ты в растянутой матроске и домашних штанах по щиколотку, волосы распущены. Ты смотришь на меня. У меня внешних характеристик нет, я самая обычная. А ты у меня - особенная. Мы впервые встретились зимой, ты шла из магазина и у тебя порвался пакет. Я помню, как сегодня, помогла собрать с ослепительно-белого снега мандарины и лимоны. Ты сразу покраснела, улыбнулась (сейчас ты так не улыбаешься) и пригласила меня к себе на чай. Зоя, двадцать четыре года, в клетчатой рубашке и узких джинсах, на брови маленький шрамик от пирсинга - сразу видно, бурная неформальная юность, которую надо было только пережить. В конце-концов, у кого этого не было? Случайные знакомства этим обычно не заканчиваются, правда? Я украдкой рассматривала тебя, а ты - меня. Мы пили чай, не говоря, не спрашивая. От моего взгляда не укрылось, как ты чуть ли не каждую минуту одёргиваешь манжеты. И подумала, ты что-то скрываешь. На тот момент, совершенно справедливо, меня это не касалось, но я не подумала, что это будет таким кошмарным. Следующая встреча произошла примерно через неделю, мы просто встретились на остановке, разговорились. Я снова оказалась у тебя дома. Зоя, двадцать четыре года, менеджер по продажам, в тёмно-фиолетовой водолазке и узких джинсах, маленький шрамик закрыт челкой. - А разве молодого человека не ждешь? - Мне некого ждать, можем хоть до ночи просидеть, - ты стараешься свести тему в более беззаботное и безопасное русло, но этого не хочу я. В моем сердце что-то происходит, как будто бы кто-то зажёг огонек надежды и любви. Смотрю на тебя, а в голове только два вопроса: "Почему ты одна?" "Почему ты опять одергиваешь рукава?" Они оба слишком личные, оставляю их при себе. Вместе со своими замашками. Ну, подумаешь, ты мне нравишься, подумаешь, хочу держать твои руки в своих, чтобы чувствовать их тепло, и чтобы ты наконец-то отстала от водолазки, она итак уже растянута! Уже темнеет, а мы все разговариваем, мне ведь тоже некуда торопиться. С девушкой я рассталась месяца три назад, а с мужчинами так вообще года полтора отношений не имела. - Зайдешь как-нибудь еще? - Зайду. Мысли путаются, я не знаю, чего хочу от тебя и от себя, но понимаю, что хочу отношений, именно с тобой, такой хорошенькой, умной и необычной. Не знаю, чем это станет, но попробовать всегда стоит. Это третья встреча, в которую происходят чудеса. Ты встречаешь меня в домашней одежде: мягкие тапочки, бриджи и... водолазка. Это меня разочаровывает, хочется видеть тебя в чём-то более уютном. Окончательно и бесповоротно понимаю, что влюбилась в тебя, когда осознаю, что хотела бы видеть и целовать твои руки. Ты подаешь мне кружку и горстку мятных конфеток. Хочу задержать прикосновение, но ты не позволяешь. А кто я такая, чтобы брать желанное силой? Для тебя я пока не больше подруги. Которую ты нехотя провожаешь. Для меня это поворотный момент - коль я уже обута и одета, стою спиной к двери, чтобы уйти и больше не появляться - шаг или два. Я целую тебя в губы. Это очень нежно и легко, но сразу отпускаю. Сталкиваюсь с тобой взглядом, твои огромные серые глаза напротив моих. И ты целуешь меня, долго и томно, с чувством. - Это же что-то значит, да? - хрипло спрашиваю я. - Значит, - коротко ответила ты и как-то грустно улыбнулась. С того дня я всегда хотела видеть твою улыбку, называла тебя Солнышком, Красавицей, Золотцем. Сидела, обнимая тебя. И не думала, что хотя бы когда-нибудь, сколько нам будет суждено быть вместе, буду кричать или давить на тебя. Сначала-то я просила, мягко, но настойчиво. Я же люблю тебя, я имею право видеть и знать. Ты же любишь меня, неужели ты будешь что-то скрывать от меня? Я продолжаю просить, а ты начинаешь плакать и раздеваться. И я почувствовала себя просто ужасно. Это была весна. С твоих плеч соскальзывает рубашка, пальцы освобождают рукава. В приглушенном тучами свете солнца я вижу их. Огромные, почти во всю длину, от запястья до локтевого сгиба, белые, розоватые по краям, полосы шрамов. Первая безошибочная догадка зажигается в мыслях и горит, горит... Я смотрю то на тебя, то на твои запястья. Ты продолжаешь плакать. - Я не хотела жить, - тихо начинаешь ты, - мне казалось, я не смогу жить, это слишком сложно, - ты продолжаешь, глядя мне в глаза, - когда я это сделала с собой, когда они заживали, я поняла, что с ними меня никто не полюбит. Они уродливы. Я уродлива. Кому нужен человек, пытавшийся покончить с собой? - Мне нужен, -спокойно отвечаю я, - и я сделаю все, чтобы ты хотела жить. И приникаю губами к белым линиям, которые ты так ненавидишь. - Я люблю тебя. Всю. Даже с ними. У тебя три шрама на левом запястье и два, более глубоких, на правой, на плече есть один от прививки, но он есть у всех, маленькая белая точка на спине у левой лопатки - рубец после ветрянки, шрам на животе после удаления аппендикса, четыре на правой коленке - все получены в детстве от падений с качелей или велосипеда, тонкий шрам на правой стопе от гвоздя, который пробил подошву кроссовок, когда тебе было десять лет. И знаешь, что? Я люблю их, потому что они - часть тебя. Я целую каждый из них, в поцелуе хочу забрать хотя бы часть боли и неудобства, что они тебе причиняют, заглушить воспоминания, связанные с ними, успокоить тебя, заставить забыть. Знаю, повторюсь, но я люблю тебя, и мне страшно думать, что ты, сидящая сейчас у меня на коленях, пыталась убить себя. Горько и грустно, тоскливо. Эти следы ведь не исчезнут, о чем ты только думала?! Ах, да... Я хочу видеть тебя в платьях, в футболках, майках, рубашках с коротким рукавом, а ты не поддаешься, ты пытаешься это спрятать: ты носишь широкие браслеты, ты просишь меня связывать тебе руки и заводить их за голову - только чтобы не видеть. И что мне надо сделать, чтобы ты приняла себя такой, какая ты уже есть? Разве мало моей любви? Я ставлю тебя обнаженной перед зеркалом, ты видишь всю себя с головы до ног и отворачиваешься. Поворачиваешься к себе спиной, ко мне - лицом, утыкаешься в моё плечо и плачешь, всхлипываешь, прижимаясь ко мне беззащитно и крепко, как ребенок. Когда я влюбилась в тебя, я не знала об этих шрамах, но если бы знала, это не изменило бы совсем ничего. Понятно, что если обнажить их перед незнакомцем, это может испортить впечатление, но... - Кто они такие, чтобы судить? Ты прекрасна, ты любима. Я целую её в висок, потом глажу ее руку - шрамы немного отличаются на ощупь, более гладкие и припухшие. Они вечно скрыты под одеждой, они не привыкли к тому, что их видят, что о них вообще знают, они не знают, что их можно полюбить. Ты этого не знала тоже. Со временем я заметила, что ты плачешь, когда принимаешь душ, поэтому взяла за правило принимать с тобой душ вместе: целовать и тёплой губкой с ароматом мяты и миндаля, мягкой и невесомой пеной обволакивать твои руки и живот. А после промокать волосы махровым полотенцем и целовать, и целовать... Уже осень. На полу сидеть и правда холодно, но не холодно у твоих ног. Я преклоняюсь. Ты продолжаешь жить, с этими шрамами, с воспоминаниями о собственной слабости и ошибках, я поражаюсь твоей силе. А знаешь, как я буду горда, когда ты полюбишь и себя? Видимо, не знаешь: растянутая матроска и домашние штаны по щиколотку, хотя ты могла бы надеть футболку и шорты. Что ж, пора мне смириться с тем, что некоторые вещи мы изменить не в силах.