* * *
— Неделя — это же слишком мало… Штефан лежал на кровати и рассуждал полушёпотом, сжимая подушку в объятиях. Мысли в его голове хаотично мелькали, подобно теням на стене. А ночь выдалась великолепной: ассорти сияющих звёзд, переливающихся на небе, и волны лунного света, понемногу поглощающие тёмное пространство комнаты юноши. Прошло уже два дня, за которые Мишель успела многое обсудить со своим братом, осмотреть общежитие, завести друзей и просто повеселиться. Значит, осталось ещё пять дней, а потом бельгийка улетит к себе домой. Штефан обещал показать ей город, но они так и не погуляли вместе… — Ну нет, я так не засну! — улыбнулся Калиш, переворачиваясь на бок, лицом к окну. Ему нравилось думать о девушке. Внутри что-то очень мягко сжималось и трепетало, из-за чего фокуснику становилось приятно и немного щекотно. Ему казалось, что раскрывает свои хрупкие лепестки самое волшебное, странное и неизведанное чувство на свете — любовь. «Преодолеть бы этот языковой барьер… Я так хочу поговорить с ней», — думал юноша, закрывая глаза и понемногу засыпая. Но, как бы он ни старался, сновидения убегали от шатена, ласково поглаживая его своими пушистыми хвостами грёз.* * *
День выдался слишком жарким для середины осени. Солнце замерло в чистом, без единого облачка небе и дарило свои тёплые лучи соскучившийся по ним земле. Будто меланхоличная пора решила добавить в вереницу грустных дней ещё немного лета. Или испепелить всё живое. — Buna ziua! [Привет!] — бодро поздоровался Штефан, когда подошёл к своим друзьям. — Bonjour! [Привет!] — весело ответила Мишель, робко улыбнувшись ему. Затем она произнесла что-то на французском, из-за чего юноша внимательно посмотрел на Мэттью, ожидая помощи. Канадец выслушал фразу и перевёл её: — Она говорит, что ты приснился ей этой ночью. — Правда? — Калиш неловко улыбнулся, смущаясь. Это было приятной неожиданностью для него. — Я слышала, — начала Сольвейг, — что если ты сильно хочешь увидеть кого-то, ночью твоя душа покидает тело и идёт во сны к этому человеку. — Это очень мило, — романтично вздохнула Сесиль, неожиданно вспомнив свой недавний сон, в котором Артур предложил ей прокатиться на пиратском корабле по морской глади. Де Варде восхитилась романтикой суеверия, но сказала, что обычно она в них не верит. — Да и я не особо, — усмехнулся румын, почесав затылок. И решил перевести тему снов на осмотр города, как и планировал. — Сегодня такой замечательный день! Предлагаю всем пойти в парк! — Я не смогу. Мне нужно подготовиться к контрольной. Идите без меня, — Сигурдсон только слегка расстроенно помахала рукой на прощание, исчезая в толпе. — Мне, к сожалению, тоже нужно будет уходить, но я пока что поеду с вами, — произнёс Уильямс. — Да и переводчик вам сейчас нужен. — Тогда едем? — спросил Райвис, до этого просто молчавший за неимением идей. — Конечно! Мэттью объяснил бельгийке ситуацию, после чего компания отправилась на автобусную остановку. Всю дорогу до парка подростки веселились и смеялись, развлекая Мишель шутками и рассказывая ей про достопримечательности, встречающиеся по пути. Они говорили — и говорили долго, — обменивались мнениями и хорошо проводили время. Даже в парке длинный разговор всё ещё продолжался, струился под горячим солнцем, изредка прерываясь на смех и любование природой. Всем было хорошо, все дурачились и веселились. Ребята прокатились на американских горках и сходили в зеркальный лабиринт, Сесиль и Мэттью — троюродные брат и сестра — взяли в прокат ролики и начали нарезать круги по центральной аллее, пытаясь обогнать друг друга. Элизабет угостила всех сладкой ватой, и компания пошла в зооуголок, где вату зазевавшегося Райвиса съел один очень наглый страус. Мишель удалось покормить белочек, бегающих в парке среди сосновых деревьев, и этот момент Штефан запечатлел на фотоаппарат девушки. Там прибавилось огромное количество фотографий, потому что бельгийка постоянно снимала веселье ребят. Ей не хотелось упустить что-либо, хотелось, чтобы воспоминаний о приветливых иностранцах, ставших её лучшими друзьями, осталось как можно больше. Время неспешно шло вперёд, шурша ветвями деревьев и играя лучами солнца. Сделав полный круг по парку, ребята подошли к выходу и остановились. Лерой кинула свой взгляд на наручные часы и поражённо вдохнула: — Я опаздываю на занятия! Мэтти, нам с тобой пора! Удивившись такому нежеланном концу веселья, канадец поправил очки и кинул на компанию полный грусти взгляд: — Боюсь, нам и правда пора. Думаю, я смогу погулять завтра, если вы не будете заняты. — Я, пожалуй, тоже пойду. Мне нужно встретить Родериха и поехать в музыкальную школу. До встречи! — Хедервари спешно направилась к входу, попутно доставая мобильный телефон. Райвис объяснил, что он порядком устал, поэтому также вернётся в общежитие. Растолковав ситуацию Мишель, Мэтт и Сесиль оставили её в компании Штефана, попросив последнего приглядеть за де Варде. — До встречи! — маг-фокусник помахал своим друзьям на прощанье. — Au revoir! [Увидимся!] — повторила за ним Мишель. Калиш перевёл свой взгляд на девушку и улыбнулся. В какой-то степени ему было приятно остаться с ней наедине, но они совершенно не могли разговаривать. — Тебе тяжело? — спросил юноша, указывая на рюкзак, висевший на спине бельгийки. Та, видимо, понимая, к чему он клонит, сняла вещь с плеч и протянула в руки Штефану. Рюкзак оказался довольно лёгким, поэтому румын спокойно надел его и жестами попросил де Варде следовать за собой. Ему хотелось показать ей одну из самых любимых аллей, где было не так жарко и очень красиво. Спустя несколько минут пара вышла на небольшую поляну, окружённую хвойными деревьями и асфальтовыми дорожками. По её бокам красовались клумбы с разнообразными цветами, а широкие лапы деревьев нависали над небольшим пространством, даря прохладную тень. Хвойный аромат приятно освежал, а красивые пейзажи радовали глаз. — Quelle belle place… [Красивое место…] — на выдохе прошептала Мишель, осматривая поляну. По её восторженному лицу Штефан понял, что девушке тут понравилось. И, сняв рюкзак, юноша сел на мягкую траву, похлопав рядом с собой. Кивнув, бельгийка присела около него, не прекращая внимательно рассматривать всё вокруг неё. Место было довольно тихим, так как людей было немного: большая часть любила кататься на аттракционах. Относительная тишина нравилась и Штефану, и Мишель, однако, вскоре она лишь неприятно давила на уши. — Жарко? — спросил он, на что де Варде вопросительно склонила голову набок. Тогда парень указал на солнце, а затем помахал перед собой рукой наподобие веера. Бельгийка кивнула ему, проведя тыльной стороной руки по лбу. — Может быть, ты хочешь пить? — уточнил шатен, пытаясь изобразить свой вопрос жестами. Мишель покачала головой и потянулась к рюкзаку, попутно произнося что-то на французском: — Tu peux acheter la crème glacée? [Ты можешь купить мороженое?], — и достала блокнот и ручку из портфеля, делая быстрые штрихи на бумаге. Затем она протянула предмет Калишу: на узко разлинованном строго поперёк листочке было нарисовано мороженое. — Мороженое? Хорошо, я его куплю, — он утвердительно кивнул. — Только вот… Мягко улыбнувшись, юноша забрал из рук девушки блокнот и осторожно нарисовал рядом с десертом клубнику, чернику, вишню, шоколад и лимон. Поочерёдно указывая на рисунки, он потянул изображение собеседнице: — Какое ты хочешь? Русая немного подумала, бегло оглядывая лист, и указала на шоколадку: — Oh! Chocolat! Si ça ne te dérange pas trop [О! Шоколадное! Если тебя это не затруднит]. И хоть он не понял последнее предложение, Калиш рассмеялся и позвал девушку за собой. Приведя её к качелям у магазинчиков с едой, Штефан ушёл за покупками, пообещав мигом вернуться. Мишель тем временем просто спокойно села на качели и весело оттолкнулась от земли, наблюдая за быстро удаляющейся спиной шатена. Он вернулся довольно быстро и протянул ей вафельный рожок с шоколадным мороженым. — Merci! — поблагодарила она и приняла угощение, с тихим хрустом надкусив верхушку сладости. — Tasty! [Вкусно!] — облизав губы, улыбнулась Шель. Румын сел на соседние качели и смотрел на играющих детей. Ему сильно хотелось поговорить с Мишель, расспросить её обо всём, рассказать множество весёлых историй, назвать её красивой. Но он знал, что они не поймут друг друга. И из-за этого маг был почти в отчаянии. Впервые за всю свою жизнь он столкнулся с нерешаемой проблемой. Ударился о невидимый барьер, мешающий пониманию слов. «Если бы только был способ сказать ей…» — грустно подумал маг, а затем замер на месте, поражённый своей догадкой. «Язык цветов везде один. Но знает ли она его?». Нерешительность скрутилась клубком внизу живота юноши, но сама идея молчать казалась лишь глупой тратой столь драгоценного времени. Поэтому Калиш осторожно коснулся плеча бельгийки, полушёпотом зовя её: — Мишель… Это звучало мягко и нежно, и парень осекся, желая сказать её имя ещё раз. Но леди обратила внимание на прикосновение и вопросительно повернула голову в сторону собеседника. — Смотри! — румын показал ей свои ладони, а затем убрал их за спину. Де Варде заинтересовано следила за движениями Штефана, ожидая чего-то невероятного. И её ожидания оправдались: парень потянул ей три красивых цветка анютиных глазок. «Твоя невинность меня покорила, и я хочу уехать с тобой на край света». Поражённая магическим трюком, бельгийка смущённо покраснела и робко отвела глаза от цветов, но подарок она взяла. — Merci… — тихая, скромная благодарность, сочетающаяся с искренней улыбкой. У юноши сладко щемит сердце, и он улыбается в ответ, зачем-то поправляя молнию на куртке. Девушка достаёт игральные карты и просит его сделать ещё какой-нибудь трюк. Тот охотно соглашается, и пара до вечера сидит на качелях — он колдует, а она смотрит, изредка смеясь и удивляясь необычным фокусам. Лишь когда солнце начинает садиться за горизонт, а небо резко темнеет, по коже леди бегут непрошенные мурашки. — Je suis froid… [Холодно…] — произносит Шель, и румын снимает с себя теплую куртку, накидывая её на плечи замёрзшей русоволосой. Де Варде берёт блокнотик в руки и начинает рисовать. Штефан терпеливо ждёт, когда она закончит, и лишь после этого смотрит на получившийся рисунок. Маленький домик, стрелочка, ведущая к его двери, и девушка, похожая на бельгийку, идёт в сторону дома. — Уже? — разочарованно вздыхает Калиш, нехотя поднимаясь с качелей. Девушка тоже встала, поудобней надела куртку и посмотрела на юношу. И как-то весело улыбнулась, подходя к нему. — Crème, — сказала она, указывая на верхнюю губу. — Мороженое? — догадался фокусник, потерев рукой указанное место. Но леди лишь усмехнулась — нет, мимо. Сердце пропустило удар, когда она, подходя ближе, мягко провела по его губам. Её пальцы были нежными, тонкими и тёплыми, такими приятными, что на несколько мгновений юноша забыл, где он и что вообще происходит. Мир словно перестал существовать, исказился, отражаясь в зелёных глазах Мишель огнями фонарей. Воздух вышибло из лёгких, но парень вернулся в реальность, когда русая произносит несколько слов: — Je suis désolé… «Извинилась», — понял румын. Ему нужно было хотя бы поблагодарить её, но слова сами предательски не желали складываться в предложения. — Всё хорошо! — улыбнулся Штефан, взяв себя в руки и показывая, что она не сделала ничего плохого. Уголки её губ приподнялись в весёлой улыбке, а небольшие морщинки у глаз стали чуть заметнее. Бельгийка уже уходила, когда Калиш прозвал её. — Мишель, я провожу! — и, поравнявшись с ней, забрал рюкзак. Де Варде кивнула и пошла вперёд. Слушая оглушительные удары сердца, Штефан пошёл рядом с ней.* * *
— Нам было очень весело вместе, но мы совсем не понимали друг друга, представляешь? — Штефан помешивал Изабеллу Грейп — вкуснейший чай с соком винограда. Закончив свой воодушевлённый рассказ о замечательном дне и не менее замечательной девушке, он выдохнул и посмотрел на Артура. — Штефан, друг мой, ты влюбился, — усмехается англичанин, заключая диагноз. — Ну не знаю… — задумчиво разводит руками Калиш. — Мы просто друзья. — Уверен в этом? — интересуется его собрат по магическому ремеслу, и румын улыбается, кивая в ответ. — Друзья — так друзья, как скажешь. — Я серьёзно! — Штефан недовольно посмотрел в сторону друга. — Тем более… Я даже не могу с ней по-нормальному поговорить. Чёрный чай со вкусом винограда уже не казался таким сладким и вкусным. Юноша просто посмотрел в чашку и сделал глоток чуть подкрашенной соком воды. Это даже не доставило удовольствия, после себя оставляя только досадную терпкость. — Ты не хочешь её отпускать, да? — Кёркленд понимающе посмотрел Штефану в глаза, в которых ясно читался ответ на поставленный вопрос — конечно, не хочет. — Я… Просто сделаю так, чтобы ей тут всё нравилось. Ей будет что вспомнить, когда она вернётся домой. И будет стимул вернуться сюда, — переходя на шёпот, закончил маг. Артур усмехается, делая глоток ароматного напитка. Пустая чашка ставится на стол, а когда британец поднимает голову вверх, то от Калиша уже и след простыл. Словно этого забавного фокусника тут и вовсе никогда не было. — Что он задумал? — вслух интересуется парень, и одна из маленьких фей, паривших на тонких, словно вырезанных из флёра крыльях, непонимающе пожала плечами. — Он влюблён, а значит будет действовать. Я так думаю, — ответила она, поправляя своё платье, сделанное из цветов. — Возможно, ты права, Юни. Влюблённые люди странные, — задумчиво ответил волшебник, после чего спокойно начал прибирать место чаепития. Уже утром Мишель найдёт под дверью своей комнаты жёлтый тюльпан с прикреплённой к нему запиской, приглашающей на прогулку по городу. «Твоя улыбка как солнце!» — вспоминает девушка, грустно улыбаясь и забирая подарок. Преподнести такой цветок мог только Штефан, сомнений у де Варде не было. Да и приглашение, кое-как написанное на французском, явно указывало на этого находчивого мага.* * *
— Что? — разочарованно шепчет Штефан, когда бельгийка протягивает ему полосатую гвоздику. — Je regrette… [Я сожалею…] — извиняется девушка, прикусывая нижнюю губу. Калиш в отчаянии пытается вспомнить любое другое значение цветка. Старается всё разложить по полочкам, вспоминая любую информацию о гвоздиках, но память так некстати преподносила только одно: «К сожалению, я не смогу быть с тобой, хотя хочу этого». И парню безумно хочется, чтобы всё это обернулось ложью, неправдой, но… Де Варде молчит, опустив взгляд. — Мишель… — юноша касается её волос, надеясь, что она посмотрит на него, но вместо этого бельгийка отступает на шаг, а растение падает на асфальт. Светлая прядь выскальзывает из пальцев мага, давая ему понять — он упускает девушку. Леди поворачивается и уходит с их места встречи, после себя оставляя лишь крохотный цветок. Отчаяние медленно поглощает Штефана, приковав его к земле. Сколько времени он стоял среди торопящихся по своим делам людей, смотря вслед ушедшей Мишель, Калиш не знал.* * *
Букет из белых фиалок и фиолетовых гладиолусов наполнял комнату де Варде мягким и нежным ароматом. Цветы, которых вчера явно не было в её комнате, сегодня благоухали на прикроватной тумбочке, подразнивая бельгийку. К ним вновь была прикреплена записка. «Не хочу забывать тебя, Шель», — гласила она. Осторожно проведя кончиками пальцев по бутонам, девушка нежно улыбнулась. У этой красивой и искусной композиции лишь одно значение: «Давай рискнём? Дай мне возможность, я искренен». Сердце Мишель болезненно трепещет. Теперь её поступок казался ей отвратительным и чертовски неправильным. Нужно было всё исправить, но как повернуть время вспять? Есть только один способ вернуть утраченные чувства — рассказать правду. В руках бельгийки чистый белый лист бумаги превращается в аккуратный конверт. Единственный язык, который поймёт Штефан — язык цветов.* * *
— Штефан, не помешаю? — Райвис заглянул в комнату румына. Тот делал какой-то конспект, поэтому даже не просмотрел в сторону вошедшего. — Нет, что ты. Заходи. Что-то случилось? — Я просто захотел проведать тебя. Ведь ты даже завтракать не спустился. Это ненормально. Ты раньше не пропускал завтраки. — Волнуешься за меня? — усмехнулся Калиш, откладывая ручку в сторону и потягиваясь на стуле. — У меня просто нет аппетита. Вот и всё. Да и дел много, учиться нужно… — Штефан, ты ли это говоришь? — с игривой настороженностью спрашивает Галанте. — Типа того, — улыбается румын. — Спасибо, что пришёл. Мне очень приятно. — Слушай, — латыш неловко чешет затылок и садится в мягкое кресло, — после встречи с Мишель ты стал сам не свой. Что произошло между вами двумя? — Ничего такого… Не беспокойся об этом, Райвис, — переводит тему юноша. И даже пытается улыбнуться, однако выходит вяло и неискренне. — Ладно, это личное, я понимаю. Но… — Галанте протягивает ему конверт, в котором чувствуется что-то мягкое. — Она просила передать его тебе. — С-спасибо, — тихо благодарит светловолосый, осторожно сжимая в руках полученную вещь. Латыш покидает комнату, оставляя своего друга наедине с его мыслями. Когда неспешные шаги стихают, Штефан полностью уходит в себя. Внутри явно не письмо. Это что-то выпуклое и не очень плоское, что-то сухое и шуршащее в тонком конверте. «Может, цветок?» — мысленно спрашивает Калиш, и руки его начинают мелко дрожать. Как можно осторожнее распечатав конверт, румын нетерпеливо заглянул внутрь. Там лежал один-единственный сухой цветок — амброзия. Парень достал его и положил на ладонь, неверяще коснулся, отмечая реальность засохших лепестков. Сердце предательски сжалось, уступая напору чувств. «Твоя любовь взаимна».* * *
— Мне срочно нужна Мишель! — Штефан врывается в кухню, на ходу осматривая её в поисках бельгийки. Мысли хаотично мелькали в его голове, сердце билось очень быстро. Сухое соцветие, оставшееся на столе в его комнате, то и дело возникало перед глазами. — Mon chéri [Мой дорогой], ты немного опоздал. Эта юная дева была здесь несколько минут назад, — Франциск налил кипяток себе в чашку, заваривая кофе. Аромат напитка потянулся по комнате вместе с клубочками пара. — Чёрт! — выругался Калиш. Беспомощно сжав кулаки, юноша сел за стол, смотря прямо перед собой и думая о чём-то своём. Кинув на него быстрый взгляд, Бонфуа достал ещё одну чашку и заварил ещё один кофе, в этот раз добавив в него взбитых сливок. — Souris, je tʼen prie! [Улыбнись, пожалуйста!] — попросил француз, поставив чашки на стол. Удивлённо взглянув на них, Штефан перевёл взор на друга. — На тебе лица нет. Что случилось? — блондин сел напротив. — Я хотел поговорить с ней. Но теперь понятия не имею, где её искать. У меня столько вопросов в голове, а я даже не могу спросить её, ведь мы не понимаем друг друга! Обречённо вздохнув, румын взял баллончик взбитых сливок и начал активно добавлять их в кофе. После, немного подумав, он спокойно начал выдавливать их прямо в рот, пытаясь заесть сладким свою печаль. — Грустно? — задал вопрос Франциск, отпивая немного из своей чашки. — В смысле? — уточнил Штефан, не до конца понимая, к чему именно задан вопрос. — Она же уезжает через два дня, верно? — Ох… — Калиш посмотрел на календарь, висящий на стене справа от него. Что-то больно кольнуло юношу в самое сердце. — Я даже этого не заметил. Время пролетело слишком быстро. Бонфуа понимающе улыбнулся. Он встал с места, открыл холодильник и достал десерт, называемый шоколадной колбасой¹. — Хочешь перекусить? Ты ведь пропустил завтрак и наверняка проголодался. — Да, спасибо, — отзвался румын. — Ты не знаешь… она ещё вернётся? — как бы невзначай поинтересовался он. — Говорила, что в ближайшие пару-тройку лет точно не сможет. Сказала, что родители и друзья с трудом насобирали ей на эту поездку. Поэтому Мишель не сможет вернуться или путешествовать, пока не начнёт работать… — голос парня смешался с равномерным стуком ножа по кухонной доске. — Понятно… — Мне жаль, Штефан, — сочувственно произнёс француз, и его голос мягко обволакивал пространство, успокаивая. Франциск закончил с нарезкой и поставил на стол тарелку с кусочками шоколадной колбасы. Калиш благодарно кивнул, забирая парочку. Голод дал о себе знать, поэтому юноша поедал предложенное угощение с завидной быстротой. Его собеседник даже не притронулся к еде, уступая своему поникшему другу. — Куда ты? — поинтересовался блондин, когда маг-фокусник неспешно встал с места, покидая кухню под долгий тоскливый взгляд Бонфуа. — Прости, старик, что-то я устал от всего этого, — проговорил Штефан, скрывшись за кухонной дверью. — Ничего-ничего. Я понимаю тебя. Отдохни, mon chéri, — вздохнул француз.* * *
В комнате Калиша пахло еловым деревом. Это юный маг понял моментально, стоило ему войти в свою комнату. На его рабочем столе в стакане с водой стояли еловая ветвь и синий цветок анемона. Видимо, девушка оставила это своеобразное послание, когда Калиш был на кухне. — Шель… «Я покидаю тебя, но надеюсь на перемены». Такая нечеловеческая тоска вдруг навалилась на плечи шатена. Горечь от всего, что произошло за последние дни, была невыносимо терпкой. Казалось, будто внутри Штефана что-то резко оборвалось, настолько неожиданным было это зашифрованное послание. И так же внезапно внутри мага зажглись колючие языки огня. Отчаяние, которое практически захлестнуло юношу с головой, теперь пожирал огонь решительности. Калиш не мог позволить де Варде уехать просто так, даже толком не узнав о его чувствах. Не мог отпустить её, не хотел отпускать. За отчаянием всегда следует луч надежды. За прощанием всегда следует новая встреча. Взяв в руки чистую и ровную доску, румын на глаз наметил контур будущей картины, после чего по его рукам заструилась магия. Вены парня стали рубиновыми и едва заметно светились, по ним осторожно протекал огонь. Поднимался по пальцам и, не находя выхода, останавливался в их кончиках, слегка покалывая. Но стоило Калишу провести нежными пальцами по шершавой поверхности дерева, как там тонкими полосами оставался угольно-чёрный след сгоревшей древесины. Выжигание шло хорошо, из-под умелой руки выходили тонкие узоры лепестков кувшинки — водной лилии на глади озера, раскрывшей свой нежный бутон. Примерно час на то, чтобы закончить картину и сделать аккуратную подпись в её углу. Штефан даже не покрыл изображение лаком, решив немедля подарить готовую «лилию» Мишель. Правда, девушки в её комнате не оказалось, из-за чего пришлось осторожно просунуть картину под дверь и ретироваться к Сольвейг за вкусным черничным пирогом, испечённым норвежкой совсем недавно.* * *
— Не знала, что ты умеешь выжигать, — Сигурдсон отрезала от пирога кусочек и положила его на блюдце перед Штефаном. Черничный аромат тут же начал распространяться по комнате. — Но твоя картина — очень оригинальный подарок. Девушка достала из холодильника большую коробку виноградного и маленькие коробочки черничного и яблочного сока и налила в кастрюлю содержимое упаковок. Поставила на средний огонь, добавила сахара и начала плавно помешивать. За это время Калиш даже не притронулся к угощению, наблюдая за готовящей волшебницей. Её вены неожиданно стали сапфировыми, магия текла под кожей, останавливаясь в пальцах. Дверца одного из кухонных шкафчиков открылась, и оттуда к Сольвейг приблизились пакетики с корицей, имбирём и цедрой апельсина. Добавив всего по щепотке, девушка уменьшила огонь на плите, сделав его самым маленьким, а специи убрала обратно в шкафчик. В ход пошли миндаль и изюм. Спустя считаные минуты глёг был готов и разлит по двум стаканам, затем занял своё законное место на столе вместе с палочками корицы. — Угощайся. Он поднимет тебе настроение и немного успокоит нервы, — Сигурдсон села напротив друга и взяла свой стакан в руки, делая первый глоток. — Спасибо за всё, — поблагодарил румын, приступая к пирогу и напитку. На его лице впервые за долгое время появилась улыбка, — Ты восхитительно готовишь, Сольвейг! — Takk [Спасибо], — волшебница тоже улыбнулась, но только уголками губ. Впрочем, Штефану и этого было достаточно, ведь он знал, что его сестра по магическому ремеслу не любит проявлять эмоции. — Кто научил тебя готовить? Если не секрет, — юноша закончил с кусочком пирога и тут же взялся за другой. Сейчас ему хотелось перевести тему и просто послушать подругу. Сольвейг пронзительно посмотрела на мага. Её синие глаза, на глубине которых всегда была тонкая корочка льда, неотрывно смотрели в винные глаза Калиша. Огненные, яркие, всегда живые, сейчас они наливались цветом и становились похожи на угольки. Это глаза сильного волшебника, глаза решительного человека и глаза дорого ей — Сольвейг — друга, опоры, без которой девушка, возможно, никогда не стала бы такой… настоящей, как сейчас. Лёд в синих озёрах тронулся, растаял, и радужка глаз разлилась бархатной акварелью. — Мой старший брат. Он многому научил меня, Штефан. Родители ведь не успели… Тихий глоток и шумный вздох, стакан с напитком отправляется на стол, пока Сигурдсон залезает на стул с ногами. Колени к груди, ладони обхватывают голеностопы, волосы с шелестом сползают по спине и скрывают лицо волшебницы от глаз румына. — Я совсем не помню своих родителей. Как они выглядели? Какие у них были голоса? О чём они мечтали? Чем жили? Мне остаётся только догадываться. Единственное воспоминание из раннего детства, когда я ещё не попала в приют² — это старая колыбельная, которую пела мне моя мама. Крохотная свеча из полупрозрачного воска мягко тает на столе, находясь около стопки детских книг, и в комнате приятно пахнет корицей. С тех пор прошло очень, очень много лет, но то время иногда мне снится, и я просыпаюсь, не дослушав старую колыбельную до конца. И долго-долго лежу, глядя в потолок очередной комнаты, потому что память… она не ведает милосердия, и у меня не осталось ничего, кроме песни, которой я не знаю. Плечи норвежки дрогнули. Вены на её левой руке стали сапфировыми. Девушка протянула раскрытую ладонь пустоте, и в воздухе появился ультрамариновый безликий силуэт женщины в красивом платье, отдающим бирюзой. Калиш задержал дыхание от увиденного, боясь ненароком разрушить столь хрупкую фигурку. Но она сама рассыпалась на мельчайшие синие огоньки, растворившиеся в воздухе. Исчезнувшие, так и не показав лицо таинственной женщины. Откуда-то повеяло запахом кипариса. Запахом скорби. — Сольвейг… — шатен колдует, вырисовывая в воздухе алые узоры, опутывающие норвежскую волшебницу — их прикосновения напоминают лучи солнца, такие же тёплые, — греющие её, расслабляющие. Вытаскивающие со дна воспоминаний на поверхность реальности, давая глотнуть свежего воздуха. Обычно маг-иллюзионист не использует свою способности так открыто, но сейчас его подруга начинает грустить, и ему очень не хочется позволить ей тосковать по прошлому. За Сигурдсон появляется призрачный силуэт тролля — её помощника и оберега, и тогда Калиш ослабляет нити заклинания, а девушка с удивительным спокойствием смотрит на него. Пронзительно, долго, словно ей нужны объяснения того, каким образом непутёвый маг-самоучка сумел подавить волю норвежской колдуньи в четвёртом поколении. — Не хочу терять тебя, Вейг, — безмятежно улыбается он, и в его глазах появляются те искорки озорства, что были раньше. — Порой ты действительно поражаешь меня, Штефан, — усмехается колдунья. — Всё хорошо. Рано или поздно мне нужно было кому-то рассказать об этом. Спасибо, что выслушал меня и помог, — девушка посмотрела в сторону румына и улыбнулась ему. По-настоящему, чуть тоскливо, но столько благодарности и нежности было в этом простом жесте. Юный маг ответил ей. И чувство скорби, разбавленное нотками грусти, ушло на задний план, пропуская вперёд осеннюю лёгкость и безмятежность. Он мгновенно расслабился и продолжил перекусывать пирогом, попутно разговаривая с Сольвейг на всевозможные темы, совершенно забывая о всех неприятностях. Сейчас, когда все ненужные мысли ушли, парню не хотелось покидать такую уютную кухню и оставлять здесь свою подругу. — Штефан, а что на языке цветов означает водяная лилия? — неожиданно спросила Сигурдсон. -… «Чувства в моей душе бушуют», — на выдохе произнёс Калиш и сделал глоток глёга.* * *
— Она говорит, что ей очень не хочется, чтобы ты пополнял коллекцию людей, ставших её воспоминаниями. Неконтролируемо краснея, Мэттью с особым трепетом переводил фразы Мишель с французского и фразы Штефана на французский, чтобы они имели возможность хоть как-то сообщить о своих чувствах. И смущала канадца не столько ситуация, сколько суть тех чувственных слов, которые люди говорили друг другу. В них было невероятное количество нежных и трогательных эмоций, столько надежды на будущие встречи, столько волнения… Это ситуация была чертовски милой, но, в то же время, от неё веяло элегией, ведь все знали, что уже завтра самолёт увезёт де Варде на другой конец земного шара. Из груди Штефана вырвался оглушительно-тихий вдох: — Переведи, пожалуйста, что я всерьёз начинаю задумываться о том, чтобы подарить ей фиолетовый крокус, — и улыбнулся с той скорбью в улыбке, которая бывает у влюблённых до беспамятства людей. Уильямс не может провести ассоциацию, не может понять, при чём тут крокусы фиолетового цвета, но фразу он переводит, наблюдая за реакцией бельгийки. Та наигранно-недовольно хмурит брови и скрещивает руки на груди, всем своим видом отвечая на невысказанный вопрос. И этим заставляет Калиша смеяться под недоумевающий взгляд канадца. — Non, je ne regrette rien [Нет, я не жалею ни о чём], — отвечает она строчкой знаменитой французской песни³. И блондин усмехается, потому что память услужливо достаёт из своих глубин значение крохотного фиолетового крокуса — «Ты жалеешь, что полюбила меня?». Вопрос, который Штефан зашифровал, и ответ, который подтолкнул к разгадке, позволяя непониманию исчезнуть. Какое-то время они компанией гуляли по осенним улочкам города, самыми уголками губ улыбаясь чему-то своему, и каждый из них молчал, совсем не ощущая неловкости. Просто каждый был погружён в свои мысли. Мысли о том, что будет дальше, когда Мишель вернётся домой. О том, увидят ли они её снова, или же зеленоглазая особа останется лишь отголоском прошлого, застывшего на фотографиях. О том, как всего за одну неделю жизнь может полностью измениться, а мир — сузиться на одном человеке. — Stefan, — зовёт его бельгийка, выдёргивая тем самым из внутренних переживаний. Он поворачивает к ней голову и поражённо замирает. В руках девушки — цветок розовой гвоздики. Яркий, запоминающийся и слишком уж нереальный, потому что его толкование говорит само за себя — «Я никогда тебя не забуду». Об этом красивая гвоздика шепчет всему миру. О том, что теперь пара людей из разных уголков света будут связаны алой нитью, которая может спутаться или растянуться, но никогда не порвётся.* * *
— Grand merci! Au revoir! [Огромное вам спасибо! Увидимся снова!] — Мишель не переставала улыбаться друзьям на прощание, пока они все находились в огромном зале аэропорта, провожая бельгийку домой. Де Варде долго обнималась со своим старшим братом. Тим был недоволен тем, что она уезжала так быстро, даже толком не пообщавшись ни с кем, и вообще, будь его воля, Шель бы осталась обучаться вместе с ним. Закончив разговор, девушка крепко обняла Мэттью, что-то сказала ему по-французски, и он рассмеялся, вручив ей небольшой подарок в честь расставания. Артур, как полагается джентльмену, произнёс «аu revoir» и отошёл в сторону, чтобы никому не мешать. Распрощавшись и с ним, русая надолго увязла в беседе с Франциском и Сольвейг. Штефан несколько раз слышал обрывки фраз, в которых проскальзывало его имя, но не стал вслушиваться и придавать этому какое-то значение. Он лишь отрешённо следил за тем, как прощается со всеми та, кто через несколько часов окажется невыносимо далеко. Как она непринуждённо улыбается* * *
— Ты выглядишь на удивление счастливым, друг мой, — заметил Артур, когда Калиш подошёл к огромному окну аэропорта, откуда было видно взлётную полосу. — А что, не должен? — непривычно тихо отозвался иллюзионист, не отвлекаясь от созерцания самолётов. — Это уже не мне решать, — усмехнулся Кёркленд. Несколько минут они провели в тишине, а затем англичанин вздохнул, — Она попросила кое-что передать тебе. С этими словами он протянул Штефану цветок ириса. Неземной красоты растение, имеющее множество значений, среди которых румын выбрал лишь одно. Обещание вернуться. Робкая улыбка появилась на его губах. Провожая взлетающие самолёты взглядом, юноша пытался угадать, в каком из них сидит Мишель. И, изредка поглядывая на часы, трепетно ждал нужного времени. Наконец, одна из металлических птиц двинулась в четыре часа, и Калиш понял, что это именно тот самолёт, который он так долго ждал. Огромный, стального цвета, с чёрным хвостом и двумя красными полосами на боку, среди которых залегла ещё и третья, жёлтая. Словно на прощание парень дотронулся до холодной поверхности окна, сжимая в руках хрупкий ирис. Вера в то, что девушка вернётся, что их прогулки по городу и весёлые поездки когда-нибудь продолжатся, надежда на очередную встречу с Мишель как-то мягко грела сердце. — Я буду ждать… — едва различимо шепчет Штефан, наблюдая за взлетающей стальной птицей. Скулы болели от напряжённой улыбки. Глаза предательски защипало. Самолёт, неспешно поднявшись, уносил бельгийку в голубую непреодолимую пропасть неба.