Вечер. Медленно потухающий вечер.

— Я люблю тебя, — как бы невзначай произнес Жан, собираясь выходить из комнаты, заставляя Браус краснеть еще сильнее сам не осознавая этого. Девушка с каштановым хвостиком, из которого торчали непослушные неровно подстриженные волосы, сразу припомнила русоволосому парню все его грехи, ссоры, скандалы. Вспомнила, как получила от него противное прозвище, от которого до сих пор не могла избавиться, как они все время ссорились с Эреном. И сейчас он, тот самый, эгоистичный Жан признался ей в своих чувствах? — Что? Что ты сказал? Да еще и влюбился в нее, обычную деревенскую девчушку с причудами. А как же Микаса или Криста? Неужели, такую, как она кто-то вообще мог полюбить? — Ничего, — парень остановился у дверей, хватаясь за ручку, но, так и не решаясь выйти. — Забудь, считай это маленькой слабостью. Девушке почему-то стало обидно, разве же можно так играть с чувствами других людей? Разве можно говорить о таком в шутку? — Зачем? — глаза Саши вдруг заблестели, хотя и плакать сейчас вовсе не хотелось. — Почему ты говоришь мне об этом? Кирштайн слегка улыбнулся, хитрой кошачьей улыбкой. — Да так, — хмыкнул он, окидывая Сашу взглядом с ног до головы, как бы прокручивая в голове странный план. Сегодня последний вечер в кадетском корпусе и, возможно, теперь пути разойдутся, и они никогда больше не увидятся. Все это зависит лишь от одного слова, смогут ли они попасть в десятку лучших? Жан был уверен в своих силах, уверен, что попадет в военную полицию, ведь он так долго к этому шел. А Саша? Останется ли она с ним, или девушка обречена, выбрать путь гарнизона, а может у Браус хватит ума пойти в разведку? — Как насчет переспать перед выпускным? Браус неловко улыбнулась, анализируя вопрос Жана. До нее не сразу дошло, что именно он имел ввиду, но понимание вернулось достаточно быстро, загоняя девушку в ступор. — Что? Что ты сказал? — повторилась Саша, слегка заикаясь, не ожидая такой наглости от русоволосого. Жан всегда отличался от всех остальных — слишком прямолинейный, эгоистичный. Да он же всегда говорит только то, что думает. Но в этот раз он совсем уж перегнул палку. Скандалы с Эреном еще можно было простить, вечные пререкания с начальством тоже, но не такого открытого предложения. Ведь с Сашей они практически никогда не общались, разве что во время тренировок, когда он в очередной раз оскорблял девушку за ее неуклюжесть или неловкость. — Ничего, — Жан так и не решился выйти. «Нет, да он же издевается», — негодуя, думала Саша, убирая со лба прядь грязных волос. — А как же Микаса? — не понимая зачем, но все же задала вопрос девушка. — Ты, кажется, был в нее влюблен? Парень прошелся по казарме, явно жалея, что решился в этот вечер не только зайти, но и заговорить с «картофельной». Вот так всегда, сначала скажет, а потом думает. — Микаса? — Кирштайн вздохнул, с сожалением глядя на серый бревенчатый пол. — Разве ж с ней получится? С ней заговорить-то уже проблема! А ты о таком. Саше стало как-то тошно от одной только мысли, что в ней просто ищут замену для Аккерман. Она в очередной раз разочаровалась в парне, понимая, что ни о какой любви тут и речи быть не может. — Да ладно тебе, не бери в голову, — подсаживаясь ближе к девушке, произнес Жан. — Просто не хочется сдохнуть одному. Вон! У Эрена есть Микаса, у Имир — Криста, хотя это и не самая нормальная пара. Даже такой идиот, как Конни нашел себе друзей. А я один. Саша мысленно выругалась на Жана, понимая, что только что ее хорошего друга оскорбили, но в тоже время ее заботило присутствие Кирштайна — слишком уж близко он был. — Ты сам в этом виноват, — фыркнула девушка, пытаясь отвертеться от этого разговора и быстрее уже спуститься вниз, туда, где на столах уже давно стояли тарелки с едой, о которой в обычные дни Саша не могла и мечтать. — За эти три года можно было давно найти друзей, но нет же! Жан же самостоятельный! Он же сам со всем справится! — Спасибо за поддержку, — язвительно подметил Кирштайн, пытаясь встать с кровати. — Я всегда знал, что ты умеешь успокоить. А ведь действительно, он всегда был один. Единственное что можно было услышать от него — это слова недовольства или оскорбления. Кирштайн все это время был один — на тренировках, на заданиях, даже за столом во время обеда ему было не с кем поговорить. Широкая спина возникла перед девушкой, пестрея темно-зеленой рубашкой. Браус стало как-то не по себе. Она всегда была лучезарной, солнечной и так хотела сделать весь мир таким же. Научить других жить так же как она. Сделать всех вокруг счастливыми, и неважно какой ценой. Недолго думая, Саша легонько прикоснулась к рукаву зеленой рубашки и чуть заметно потянула к себе. — Я, конечно, не думала, что это будет так и с тобой, — Жан обернулся, прокручивая в голове варианты следующей Сашиной фразы. За столькие годы он совсем не изменился, как был дураком, так им и остался. — Только, — щеки Саши заалелись румянцем, она хотела сказать еще что-то Кирштайну, но тот уже перехватил ее руку и в ответ потянул к себе, заставляя Браус подняться с кровати. Девушка выдохнула, нелепо улыбаясь и, неожиданно для себя, теряя равновесие. — Аккуратнее, — хмыкнул Жан, чувствуя, как горячая кровь приливает к его щекам, заставляя краснеть. — Ты уверена? Девушка потупила глаза в пол. — Ладно, пошли, кареглазая, — произнес парень, замечая лишь сейчас, что глаза девушки цвета темного шоколада всегда были такими яркими и невероятно красивыми и, взяв девушку за горячую ладошку, вытянул ее из комнаты. В конце концов, внизу их уже заждались.