Между войной и миром

Доморощенный травматолог Маркус Флинт решил перестраховаться и прописал Кэти две недели строгого постельного режима, что девушку, конечно, не обрадовало, но никакие уговоры, очаровательные улыбки и даже слёзы на слизеринца не подействовали. Ну у тебя и выдержка! Все обычно на последнем этапе сходят с дистанции. Итак, Кэти целых четырнадцать дней жила исключительно в своей комнате: переносить девушку из комнаты в комнату несколько раз за день Флинту показалось заданием куда более сложным и опасным (для неё, естественно, хотя возможны все варианты), чем приказать Джилли беспрекословно выполнять все прихоти мисс Белл, коих, к слову, у той оказалось не так уж и много. Гриффиндорка уже со второго дня ринулась делать все сама, даже если понимала, что очередное задание ей не под силу. Кэти рвалась добраться до столовой на своих двоих (на одной, если быть точной), сходить в библиотеку за стопкой новых книг, наконец, просто убраться в комнате, а после – и вовсе свалить из особняка с концами, как и думала, но Флинт, естественно, без всякого труда прерывал её попытки продемонстрировать самостоятельность. Итак, период её восстановления всё же подходил к концу, что не радовать Кэти не могло, тем более, со временем слизеринец стал следить за ней уж слишком пристально, так что у девушки не было ни малейшей возможности отправиться куда-то дальше ванной. Колено почти пришло в норму. По крайней мере, опухоль спала, да и нога сгибалась, пусть это по-прежнему сопровождалось не самыми приятными ощущениями. Впрочем, как бы то ни было, строгий мистер Флинт запрещал ей спускаться по лестнице, и девушка покорно лежала в постели. Травма Кэти внесла некоторые изменения в распорядок дня не только самой девушки, но и Флинта, о которых стоит упомянуть. Во-первых, поскольку гриффиндорка практически не поднималась с постели, тщательно выбирать наряд, способный удовлетворить тонкий вкус Пожирателя, она не могла и, осчастливленная этим фактом, носила исключительно просторные футболки и короткие спортивные шорты. Во-вторых, так как спускаться по лестнице ей было строжайше запрещено, каждый день в чётко установленное время Кэти завтракала, обедала и ужинала прямо в своей постели. Это, конечно, противоречило всем правилам, действовавшим на территории поместий аристократов и, как следствие, жутко раздражало Флинта, но своё недовольство он с усердием скрывал. В-третьих, слизеринец стал частым гостем в комнате Кэти. Каждый день он забегал по три-четыре раза: садился на самый краешек постели, интересовался самочувствием девушки, зачитывал те заметки в «Пророке», которые счёл хоть сколь-нибудь интересными, пересказывал принесённые Джилли новости или просто развлекал гриффиндорку историями из жизни. Впрочем, порой Флинт оказывался занят (чем тут можно заниматься?) и оставлял Кэти в одиночестве почти на весь день, однако время завтрака было священно. За пару недель как-то так сложилось, что утро они проводили вместе, что бы не случалось. Впервые эта идея посетила голову Флинта на третий, кажется, день после злополучного матча. Тогда он застал Кэти спящей на одеяле в милой пижаме (да, тогда она еще не обнаглела вконец и спала в пижаме, а не в том, в чем валялась целый день) с изображением медвежонка на животе. Слизеринец ни за что бы в этом не признался, но в ту секунду она показалась ему непривычно красивой, нежной и теплой, совсем не такой колючей и язвительной, какой была почти всё время. Лишь спустя несколько минут он вздрогнул, оторвал-таки взгляд от её хрупкой фигурки и, списав эту нелепость на утреннее помутнение рассудка, вышел в коридор, чтобы нарочито громко постучать в дверь. С тех пор они всегда завтракали в её комнате вдвоём. – Доброе утро, – с улыбкой сказал он, перешагивая порог. – Доброе, – ответила девушка, откладывая в сторону новую книгу. – Тебе идет голубой. Флинт бегло осмотрел свое одеяние, словно бы не помнил, что на нём, – брючные шорты оливкового цвета и как бы по небрежности не заправленная светло-голубая рубашка с закатанными рукавами. Да, наверное, он действительно хорошо выглядел. Портило вид лишь перебинтованное предплечье: к таким мерам слизеринец решил прибегнуть, дабы не травмировать слабую психику Кэти видом Чёрной Метки. Флинт занял привычное место на самом уголке постели, а пару мгновений спустя в спальню трансгрессировала Джилли, держа маленькими ручками огромный поднос. Пока домовиха старательно накрывала на стол, слизеринец снова обратился к Кэти. – Как ты себя чувствуешь? Он задавал этот вопрос каждое утро, причём, с таким серьёзным выражением лица, что в первые дни Кэти даже напряглась: неужели он заботится о ней? Неужели действительно переживает? Или по-прежнему пытается искупить вину? Со временем ощущение это, без сомнений, прошло, и девушка решила, что он, как истинный аристократ, лишь соблюдает правила приличия, впитанные с молоком матери, а то и вовсе до рождения. – Лучше, чем вчера, – так она отвечала каждый день. – Может, мне уже можно спуститься в столовую? – Ну, давай попробуем, – без пререканий ответил Флинт, чем заметно удивил девушку. – Но только не сейчас, ибо настало время завтрака. Да и Джилли уже всё приготовила. Блаженного мига обретения свободы Кэти ждала с таким нетерпением, что не могла даже читать, хотя ещё вчера книга увлекала её до глубокой ночи. Теперь же все мысли девушки были лишь о том, как она снова пойдёт – нет, побежит – по лестнице, как займёт место в просторной столовой и в кои-то веки пообедает не лёжа в кровати. Тем не менее, реальность оказалась не такой беззаботной. Ходить по ступенькам было не так-то и просто. Едва опору приходилось переносить на правую ногу, та начинала болеть, не очень сильно, но неприятно. Тем не менее, Кэти была рада самому факту, что способна двигаться. Флинт же просто наблюдал за довольно забавным спектаклем, разыгравшимся на его глазах. Губы растянулись в саркастической улыбке, что гриффиндорке, конечно, не нравилось, но остановиться она не решилась: уж слишком долго она ждала возможности снова пройти по коридорам и спуститься в столовую самостоятельно. Да и Флинт только изображал ироничное равнодушие. В глубине души (пожалуй, даже не очень глубоко) он жутко переживал за Кэти, вздрагивал каждый раз, когда она неуверенно ступала вперед, и был готов в любой момент рвануть к ней, чтобы подхватить, помочь подняться, а то и снова нести на руках. – Мои искренние поздравления, Белл, – продолжая улыбаться, сказал он, едва Кэти всё-таки спустилась. – Молодец. Возьми с полки пирожок. Он, кстати, на втором этаже. – Флинт, я спустилась! – на лице Кэти ярко, словно факел в ночном коридоре Хогвартса, горела счастливая улыбка. – Ты видел? Я сама спустилась по лестнице! Ну и почему ты мне все время это запрещал? – Он не успел ничего сказать, но девушка в ответе, похоже, и не нуждалась. – Я сделала это! Напрочь забыв о колене, Кэти решила отметить выздоровление праздничным прыжком, но при приземлении правая нога подкосилась, и гриффиндорка обязательно полетела бы лицом на паркет, если бы Флинт не подоспел вовремя и не обхватил её за талию. – Вот поэтому и запрещал, – с укоризной ответил он. – Больно? – Так себе, – процедила Кэти. – В прошлый раз было хуже. – Ладно, пойдём обратно. Или ты не можешь? Нравится таскать меня на руках, мазохист хренов? – Спасибо, я пока не умираю. – Моё дело предложить… А моё – отказаться. Поднимались они мучительно медленно и осторожно. На каждую ступеньку Кэти тратила по несколько секунд, а порой, если боль снова сжимала колено раскаленными щипцами, и вовсе останавливалась. Флинт, впрочем, и не думал злиться: он терпеливо ждал, пока ей станет лучше, интересовался, что может сделать, короче, вёл себя как джентльмен, и это подкупало. Гриффиндорка чувствовала себя защищённой, пока на талии покоилась его ладонь. Кэти почему-то была уверена: если сейчас она начнёт падать, он поймает, хоть и отпустит пару идиотских комментариев по поводу того, что она потолстела. Рядом с ним было удивительно спокойно. И не по себе от того, что спокойно рядом с Пожирателем. – Осторожнее, тише, – приговаривал он, укладывая девушку на кровать. – Слушай, Белл, тебе, наверное, уже надоело валяться тут, так что официально разрешаю перемещаться по дому, только очень, – он пристально взглянул на неё, – и очень осторожно. И не болтайся туда-сюда без надобности. – Спасибо, Флинт, за заботу, – с иронией бросила она ему в спину. Получив свободу, Кэти ринулась в библиотеку, хотя это слово, пожалуй, неприменимо к её способу передвижения. Кэти доковыляла до библиотеки, схватила первые попавшиеся книги и завалилась на диван. На этот раз девушке несказанно повезло – любовный роман оказался на редкость интересным. Пока гриффиндорка перелистывала страницы книги, с жадностью впиваясь взглядом в выцветшие строчки, наступило время обеда. Впрочем, от него девушка решила отказаться, попросив Джилли принести в библиотеку пару булочек с маком и горячего чаю. Несколько раз проведать самую неудачливую тениссистку на свете заходил и гений мирового спорта Маркус Флинт. Тем не менее, ужин, поданный, к слову, непривычно поздно, он проигнорировал. – Где хозяин? – спросила Кэти, накладывая себе в тарелку картофельную запеканку. – Хозяин у себя в комнате, – мгновенно ответила Джилли, словно бы ждала вопроса Кэти. – Он плохо себя чувствует и приносит свои извинения за то, что не может присутствовать на ужине. Приносит свои извинения. Как мило. За день Кэти успела серьёзно проголодаться, поэтому теперь методично уничтожала все, что приготовили эльфы. Первой в очереди была картофельная запеканка с бараниной, за ней последовала запечённая под сыром цветная капуста, а завершился ужин чаепитием с любимым девушкой шерри-трифл. А действительно, что может быть вкуснее бисквитного торта с заварным кремом, фруктами и взбитыми сливками? И глубоко плевать на калории, когда тут такое лакомство. Допивая остывший чай, Кэти вдруг почувствовала странное беспокойство. Да, почему-то сердце билось чуть быстрее, чем нужно, да и мысли странным образом сосредоточились на факте отсутствия Флинта. Интересно, что с ним случилось? Тоже навернулся на корте? Да вряд ли. Он же не такой придурок, как я. А может, просто заболел? Да, полная глупость. Или куда-нибудь свалил? Вот этот вариант мне, кстати, кажется самым реальным. Окончив затянувшееся чаепитие наедине с собой, гриффиндорка отправилась в библиотеку и принялась за роман, однако он неожиданно стал скучным и пресным. Она читала слово за словом, не улавливая смысла предложений. Все её размышления были посвящены Флинту. Переживала ли Кэти за него? Выходит, что да, хотя признаваться в этом было неприятно и страшновато даже самой себе. Противно как-то от осознания того, что её волнует состояние здоровья Пожирателя, пытавшегося убить ее друзей. Часы уже давно пробили полночь, когда Кэти решила прекратить бессмысленную борьбу с книгой. За последние пару часов она прочла не больше тридцати страниц. Несколько раз девушка выходила на балкон, чтобы вдохнуть тяжёлый вечерний воздух, полный сладких весенних ароматов, насладиться видом непроглядно чёрного неба и проверить, не бегает ли под окном Флинт, и если с душистыми цветами и звездами на тёмном полотне все было в полном порядке, то слизеринца по-прежнему нигде не наблюдалось. Было около часа ночи. Кэти оставила раскрытую книгу на столе и тихо выскользнула из библиотеки (если, конечно, человек с больным коленом умеет ходить тихо). Комната (а если быть точной, апартаменты) Флинта находились в другом конце длинного коридора на втором этаже – Кэти прекрасно это помнила, хотя была здесь лишь единожды – во время экскурсии, с которой началось знакомство гриффиндорки с особняком. Больше сюда девушка не заходила: Флинт был против, да и надобности особо не возникало. Гриффиндорка остановилась перед дверью, внимательно прислушиваясь. Да, идея зайти в гости к Флинту посреди ночи, определённо претендовала на титул самой гениальной в ее жизни. Несколько секунд девушка стояла, боясь двинуться и даже дышать, но отвечала ей только тишина. А чего ты ждала? Он просто спит, дура! Навыдумывала там себе всяких глупостей. Все нормальные люди спят в такое время, а он нормальный. В отличие от тебя, кстати. В этот момент за дверью что-то негромко звякнуло. Кэти вздрогнула. Вновь стало тихо. Может, попробовать зайти? Наглость, конечно, фантастическая, но… Да нет, Кэти, о чём ты только думаешь?! Зайти, блять! Он спит! А если не спит, значит, занимается таким делом, о котором ты знать не должна. Все, что происходит в его комнате, тебя не касается, и прекрати совать свой любопытный нос во все дела! Кэти по-прежнему раздумывала над тем, что для неё важнее – любопытство или правила, в тот миг когда дверь распахнулась. Взору открылось довольно примечательное зрелище: Флинт сидел на полу, привалившись спиной к широкой кровати, и рисовал пальцами на запотевшей бутылке огневиски. Рубашка, измявшаяся за целый день, брошенные в разных концах комнаты ботинки, крепкий алкоголь – ну и куда делся юный аристократ? – Чего ты там застряла, Белл? – не очень чётко (зато громко) выговаривая слова, спросил Флинт. Кэти отвлеклась от созерцания представшей перед ней картины и размышлений о причинах происходившей несуразицы. – Заходи, раз уж пришла. Гриффиндорка неуверенно, словно и сама была нетрезва, переступила порог и опасливо осмотрелась. Его комната была куда менее роскошной, чем она представляла: никаких тут орнаментов, жутких лепнин и прочей ерунды из эпохи барокко. Сдержанно, красиво и со вкусом – так, наверное, стоит охарактеризовать его спальню. – Садись, что ли, – пригласил он её. – Пить будешь? – Джилли сказала, что ты плохо себя чувствуешь, – начала Кэти, игнорируя его вопрос. – Что случилось? Ты заболел? Вместо ответа он поднял бутылку огневиски и вопросительно поднял брови. Кэти на миг задумалась, но уверенно закивала. С трудом девушка опустилась на пол рядом с Флинтом. – Болит? – спросил слизеринец, сосредоточенно наливая огневиски. – Есть немного – ответила Кэти, принимая стакан из его рук. Огневиски пах мягко и приятно. Очевидно, стоил он в пару сотен тысяч раз больше того, чем закупались ребята для гриффиндорских тусовок. – За счастье! – предложил Пожиратель. Девушка согласилась. – Флинт, почему ты пьёшь? – спросила она, сделав глоток. – Белл, все люди пьют. Ничего в этом такого нет. Кэти должна была признать, что он прав. Даже если она, милая послушная девочка, в своё время начала употреблять алкоголь, очевидно, это делали все. Тем не менее, обычно люди всё-таки придумывали повод, хотя бы для оправдания перед самими собой. Больше они почти не говорили. Лишь перекидывались новыми тостами, с поразительной скоростью возникавшими в нетрезвых головах. Выпили практически за всё: за родителей, за друзей, за любовь… – Давай за то, чтобы твоя нога поскорее пришла в норму, – предложил Флинт новый тост. Ребята выпили. – Кстати, как она? – кажется, слизеринец забыл, что задавал подобный вопрос несколько минут назад. – В порядке вроде, – Кэти пожала плечами. Слизеринец, видимо, таким ответом оказался недоволен и решил лично убедиться в том, что с ногой мисс Белл все действительно неплохо. Отставив опустевший стакан в сторону, он осторожно прикоснулся к поврежденному колену. Кэти не поняла, что почувствовала. Опять какое-то странное желание, как тогда, на корте, – то ли того, чтобы он как можно скорее отпустил её, то ли того, чтобы он был ещё ближе, ещё крепче, ещё… – Думаю, через пару дней всё будет в порядке, – с искренней, пусть и совершенно пьяной улыбкой произнёс Флинт, убирая ладонь с её колена. Кэти определённо захотелось, чтобы он вернул руку на место. Ты пьяна, Кэти, и ты это прекрасно понимаешь, так что, пожалуйста, не натвори дел. Напоминаю: перед тобой Маркус Флинт, Пожиратель Смерти, и он тебе совершенно не нужен, ты же нормальная. Нет, порой ты вела себя странно, но… Поток сознания оборвался после очередного стакана огневиски с соком, в котором сока-то почти и не было. Кэти отлично знала это своё состояние и понимала, что находится в крайне опасной зоне. Как и подавляющее большинство людей, она становилась абсолютно неконтролируемой – пускалась в пляс, приставала к мальчикам, задавала сотни глупых вопросов. На этот раз гриффиндорка изо всех сил пыталась держать себя в руках. – У нас кончился виски, – путая слова, сказал Флинт и поднял пустую бутылку. – Идти за новой мне лень. А тебе нельзя. А если попросить Джилли, она начнет ворчать. – Согласна, – качаясь, ответила гриффиндорка. – Тем более, я и так уже пьяна… Слизеринец с трудом поднялся и вытащил что-то с полки у письменного стола. Оказалось, пачка магловских сигарет. – Ты куришь? – удивленно спросила Кэти. – Только по праздникам, – с улыбкой ответил Флинт. – А можно мне? Слизеринец равнодушно протянул ей пачку, словно ни капли не был удивлен тем фактом, что Кэти курила. Нет, она прекрасно обходилась без сигарет (квиддичная сборная и Вуд, промывающий мозги на каждой тренировке), но на вечеринках порой позволяла себе пару хороших сигарет. Чем это не вечеринка? Флинт потушил окурок в прозрачной пепельнице, стоявшей на полу между ребятами, и в этот миг Кэти заметила, что бинты, закрывавшие Чёрную Метку, сползли, открывая прекрасный вид на отвратительный, но чем-то завораживающий рисунок. Выползающая из черепа змея вилась по предплечью, складывалась восьмеркой – знак бесконечности – и пугающе широко открывала пасть, обнажая ядовитые зубы. Картина эта была исполнена в густом чёрном цвете, отчего становилось как-то жутковато. Кэти раньше никогда не видела метку на живом человеке и не могла сказать, что это было её заветной мечтой, но раз уж представилась такая возможность, взгляд отвести от этого жуткого изображения не могла. – Страшно? – заметив её интерес, спросил Флинт. Кэти передернуло. – Я просто никогда не видела… – Ну и не надо, – ответил слизеринец, поправляя бинты. – Извини. Кэти потушила почти истлевшую за время её замешательства сигарету и вновь бросила взгляд на метку, словно забыв, что её закрыли несколько слоев ткани. Девушка тяжело вздохнула и оперлась локтями о кровать, как бы собираясь подниматься. Флинт резво вскочил на ноги, протягивая ей ладонь. Джентльмен херов! – Ты куда? – спросил слизеринец, когда девушка всё-таки выпрямилась. Его горячая рука ещё сжимала её пальцы, и это было чертовски приятно. Глупости, конечно, просто такое всегда происходит, если напиться, а рядом – симпатичный парень. – К себе, – спокойно ответила Кэти, высвобождая руку. Этого же требуют правила приличия? Флинт послушно отпустил её. – Может, не стоит? – с улыбкой спросил слизеринец. – У меня завалялась бутылка вина, – и он полез в шкаф. – Думаю, мне достаточно. Да, тебе определённо достаточно. Кэти неуверенными шагами добралась до двери. Ладонь упала на гладкую ручку, дёрнула её, но, едва открывшись, дверь вновь захлопнулась. Что за херня? Гриффиндорка резко развернулась в поисках источника своей неудачи и оказалась лицом к лицу с подоспевшим Флинтом. Равновесие, обретённое с невероятным трудом, было вновь потеряно. – И? – спросила она, вжимаясь в дверь, чтобы не повалиться на пол. Не помогло. – Флинт, я падаю. Он проигнорировал её вопрос, зато крепко обхватил рукой за талию, помогая остаться на ногах. Кэти снова ощутила подозрительно приятное тепло от его прикосновений и отвращение от осознания этого факта. Что с тобой не так, Кэти? Ты с ума сходишь, что ли? – Лучше? – Нет, – ответила она, опустив взгляд, но тут же бесстрашно посмотрела Флинту в глаза. И тут произошло то, чего она не ожидала и очень ждала. То, чего боялась и хотела. То, что лучше бы никогда не случалось. То, что неизбежно усложняло их и без того непростые жизни. То, что каждый из них ни за что бы себе не простил. Флинт чуть крепче прижал к себе Кэти, и она окончательно потеряла связь с реальностью: мир завертелся в неистовом, безумном танце, перемешивая действительность с иллюзией, расплёскивая на холст происходившего сочные, густые краски – стальное равнодушие, лавандовый трепет, янтарное возбуждение, пурпурную страсть и оливковое сомнение. Он поцеловал её совсем не так, как она успела себе представить. Всегда казалось, что Пожиратели девушек берут исключительно силой, вжимают в стены и впиваются в губы требовательными поцелуями, безжалостно срывая одежду. Нет, то, что произошло, было пронзительно нежно, трогательно, тепло и сладко. Флинт прикасался губами к ее губам, как бы пробуя их на вкус, осторожно, едва ощутимо, словно предлагая девушке самой решить, будет ли продолжение. А Кэти понятия не имела, как ответить на этот вопрос. Она знала одно: тёплая ладонь на талии, неуверенные, благоразумные поцелуи, его тяжело вздымавшаяся грудь – всё это сводило ее с ума. Никогда и ни с кем гриффиндорка не испытывала ничего подобного – ни с Оливером, ни с Джорджем, ни с Ли. Нет, этот поцелуй был особенно чувственным и необыкновенным на вкус – горько-сладким, с нотками миндаля и меда. – А теперь? – спросил Флинт, чуть отстраняясь и глядя ей в глаза. Кэти растерянно смотрела на него, не зная, что ответить. Правду? Сказать, что ей безумно хочется целовать его ещё и ещё? Что хочется расстегнуть рубашку и скользить пальцами по мускулистому телу, а потом снова целовать сомкнутые губы. А может, ответить то, что бубнит на задворках разума трезвый рассудок? Несколько мгновений девушка смотрела в его глаза. Тёмно-серые глаза, чуть отливавшие металлическим блеском. Пожалуй, слишком добрые и участливые для Пожирателя, хотя, может, просто безнадёжно пьяные. А еще тяжёлое дыхание с резким запахом огневиски, незаметная полуулыбка на губах и замершая на талии ладонь. У Кэти было два очевидных варианта, и она никак не могла понять, какой из них верный. Гриффиндорка могла просто развернуться и уйти. Флинт бы не стал её останавливать, а она осталась бы спокойна оттого, что не нарушила никаких правил и может жить дальше, не краснея от воспоминаний. Или остаться. Остаться, чтобы удовлетворить самые жуткие и противоестественные желания, а потом еще долго стыдиться, перебирая случившиеся события в памяти. Кэти отчаянно искала ответ в его глазах, словно взгляд Флинта мог рассудить её трезвый гриффиндорский разум, твердивший о том, что пришло время прекращать глупые игры, и пьяный мозг, раз за разом напоминавший о поцелуе, о волшебном, упоительном поцелуе. Если бы спорщиков так и осталось двое, девушка, наверное, провела бы в сомнениях всю ночь, но к ним присоединился последний игрок – женское естество, и тут уж ответ стал очевиден. Кэти приподнялась на цыпочки, не обращая внимания на боль, пронзившую колено, и, обхватив Флинта за шею, вовлекла его в новый поцелуй. Чуть глубже, жёстче, откровеннее. Разум окончательно умолк, понимая, что битва проиграна. Ты пожалеешь об этом, Кэти, обязательно пожалеешь. Ей было решительно всё равно. Да, пусть потом будет мерзко и противно от самой себя, пусть до конца жизни Кэти будет содрогаться от воспоминаний об этой ночи, пусть она никогда не поймёт, почему сдалась. Просто иногда проигрыш бывает куда желаннее и слаще победы. Флинт был последователен и внимателен. Пальцы медленно и мягко скользили по спине, не опускаясь ниже определённой правилами приличия черты, вновь прикасались к щеке, на мгновение утопали в шелковистых волосах и легонько задевали грудь, целомудренно спрятанную за тканью футболки и лифчика, что, впрочем, не спасало от накатывавшего возбуждения. Кажется, он вовсе не собирался переходить к активным действиям, и Кэти не понимала, радоваться такому бережному к себе отношению или огорчаться. Дело вовсе не в том, что она привыкла совсем к другому, хотя по пьяни ребята, конечно, обходились без длительных прелюдий. Нет, главная проблема состояла в том, что она хотела Маркуса Флинта. Хотела как никого и никогда в своей короткой, пусть и насыщенной событиями жизни. Когда его ладонь робко скользнула под футболку, Кэти и не думала сопротивляться. Она чуть выгнула спину, ощущая долгожданное прикосновение, подаваясь навстречу, как бы предлагая побыстрее расстегнуть такой ненужный лифчик, стащить футболку и забыть о них до утра. Пальцы, словно ждавшие сигнала к началу действий, мгновенно ринулись в бой с вереницей пуговиц на его рубашки. Расстегивались они, к слову, крайне неохотно. Возможно, это было одной из причин, по которой Кэти предпочитала футболки. – Да рви ты ее к чёрту! – прошептал Флинт с усмешкой. Слизеринец стянул с девушки футболку. Ну неужели! Флинт короткими сухими поцелуями покрывал её плечи и грудь. Гриффиндорка, шумно втягивая нагревшийся воздух, безжалостно рванула края рубашки в стороны. Пуговицы с весёлым стуком запрыгали по полу. Возбуждение росло, с каждым мигом увеличивалось в геометрической прогрессии, а обнаженный торс Флинта этому только способствовал. Да, у него было идеальное тело – не зря же он каждый день по пять часов на корте прыгал. У него были взмокшие волосы, крепкие руки и приятный чистый голос. Если бы несколько месяцев назад Кэти кто-нибудь сказал, что она будет таять в объятиях Маркуса Флинта, она бы без лишних раздумий упекла бы этого придурка в Мунго, но всё в жизни меняется, и теперь она сходила с ума от его прикосновений, от того, как горячие губы целуют её податливое тело, от того, как он всматривается ей в глаза, словно пытаясь понять, всё ли в порядке. Да-да, всё прекрасно, Маркус. Всё прекрасно. Их поцелуи становились глубже и чувственней с каждой секундой. Всё было так, словно он только что вернулся с полугодичного задания, где каждый день подвергался опасности, а она преданно его ждала, и теперь, наконец-то, они могли насладиться друг другом. Каждое его прикосновение заставляло Кэти вздрагивать и жадно вдыхать ночной воздух, чтобы не утонуть под волнами желания. Хотелось сорвать оставшуюся одежду, повалить Флинта на кровать и упиваться им. Час, день, год, всю жизнь… Кэти не знала, что делает, когда расстегивала его ремень (кто придумал всю эту одежду?). Ей руководила страсть, дикая, незнакомая раньше, сумасшедшая и совсем неправильная, но… разве это подходящее время для размышлений о правилах? Ремень улетел куда-то в сторону. Оставалась лишь пуговица и маленькая молния. Тогда Кэти казалось, что если у неё не получится стянуть с него шорты в ближайшие несколько секунд, она захлебнётся своим желанием. Нелепая смерть, согласитесь. Флинт подхватил девушку на руки и уложил на кровать, продолжая ласкать так, что она была готова кончить от одних этих прикосновений. Кэти целовала его плечи, проводила языком по метке, пусть он и пытался спрятать её от излишне чувствительных к чёрному цвету гриффиндорских глаз. Она желала его. Он был каким-то недостижимым идеалом, и совсем не верилось в то, что Флинт может принадлежать ей. Может быть, за всё время этого безумства трезвый разум хоть раз и появился, читая нотации о том, что всё это, без сомнения, аморально, что гриффиндорке просто противопоказано спать с Пожирателем, что пора бы попросить прощения, одеться и уйти, но Флинт целовал её снова и снова, и мозг, не находя убедительных аргументов, замолкал. Кэти чувствовала его возбуждение, и это разжигало в ней азарт с новой силой. Перед ней уже не было закрытых дверей, а до обладания Флинтом, до исполнения мечты нескольких последних минут, казавшейся мечтой всей жизни, оставалось всего ничего. Когда её пальцы умело оттянули тугую резинку трусов и прикоснулись к головке члена, слизеринец порывисто выдохнул: видимо, не ожидал такой решительности от скромницы Кэти Белл. Ее движения были мучительно медленными, но уверенными. Почему-то было очень интересно наблюдать за тем, как меняется лицо Флинта, когда рука скользит вверх и вниз. Он закрывал глаза, закусывал губы, приникал к её груди и снова шумно выдыхал, до боли сжимал стройные бедра, сдерживая стоны. Почувствовав, что терпеть больше не в силах, Флинт немного отстранился. Кэти закрыла глаза в ожидании, ощущая, как горячие ладони вновь укладывают ее на постель и одним движением властно раздвигают ноги. Через мгновение она уже громко стонала, выгибая спину. – Тебе больно? – с искренней тревогой спросил Флинт, мгновенно останавливаясь. Кэти в ответ смогла лишь лихорадочно замотать головой и простонать что-то нечленораздельное. Слизеринец всё понял правильно. Он продолжил. Флинт двигался медленно, размеренно, плавно заполняя её собой без остатка. Да, это выглядело как издёвка. Каждый его толчок разливался по телу Кэти неизведанным раньше наслаждением, но не утолял жажду – наоборот, лишь усиливал её. Она хотела большего, большего и большего. – Пожалуйста… – прохрипела она, подаваясь вперёд и сжимая пальцами его бедра. – Куда ты спешишь, Белл? – Флинт и вовсе остановился, срывая с губ Кэти стон, полный разочарования. – У нас вся ночь впереди. Слизеринец наклонился, чтобы подарить Кэти ещё один влажный поцелуй, распаляющий желание с новой силой, и вновь овладел ей, на этот раз резко, уверенно. Ее крик утонул в его улыбающихся губах. Теперь всё было по-другому. Флинт двигался быстрыми рывками, успевая в перерывах между короткими неглубокими вздохами целовать её живот, грудь, руки и шею. А Кэти, кажется, потерялась. Она не понимала, что происходит. Гриффиндорка металась по подушкам, сминая выглаженные простыни, сжимала кулаки и до боли закусывала губы. Дышать ей было просто некогда. Эти секунды они проживали только друг для друга. В каждом их движении была страсть, одна лишь страсть, откровенное и пошлое желание, такое, что по трезвости им стало бы мерзко от самих себя, но в тот миг большего счастья они не могли себе представить, чем обладанием друг другом. Тогда они не были гриффиндоркой и слизеринцем. Кэти Белл и Маркусом Флинтом. Сподвижницей Гарри Поттера и Пожирателем Смерти. Они стали любовниками, принадлежавшими друг другу до последнего вздоха, до последнего стона, сорванного с губ. В ту ночь совершенно бессмысленная жизнь огромного мира перестала существовать – она сосредоточилась в их сумбурных движениях, растворилась в безумной страсти. Флинт делал короткие передышки, припадал губами к её груди, спускался ниже и ниже, оставляя влажную дорожку на животе, медленно проводил рукой по раздвинутым бёдрам, а потом вновь резко входил в неё, не оставляя шансов на спасение. И Кэти опять билась в экстазе, цепляясь пальцами за его плечи, притягивая поближе, чтобы ощутить запретный и оттого такой сладкий вкус его поцелуя. Это была пьяная страсть. Страсть, опьяняющая хуже самого крепкого алкоголя в самых больших дозах. Страсть, охватывающая всё существо, весь мир, безжалостно его сжигающая, заставляющая сходить с ума и удерживающая в омерзительной реальности – вот, что было между ними тогда. Флинт не думал о том, что аморально трахать подружку Гарри Поттера, Кэти не думала, что нельзя спать с Пожирателем Смерти. Они не думали. Они чувствовали. И для них не существовало ни единого правила. Когда она кричала в его объятиях, когда он прижимал её к себе, когда она садилась сверху и он видел её счастливое лицо, на котором румянцем горели страсть и похоть, когда они стали единым целым, правила сгорели в их желании обладать друг другом, перестали существовать, так нелепо погибнув в постели одного из Пожирателей, рамки оказались переломанными. Всему миру пришлось сойти с ума вместе с этими двумя психами. Когда Флинт и Кэти, обессиленные, повалились на кровать, за окном уже светало. – Белл, ты…. – Кэти помотала головой. Заткнись, Флинт, прошу тебя! – Я просто… Кэти придвинулась к нему ближе и закрыла рот нежным поцелуем.