Несломленный

Сперва могло показаться, что в «Очаге и Свече» нет ни единой живой души. Было глухо и тихо, словно время прекратило свой бег. Однако безмолвие имело свое оправдание. Потому что близился конец. Мужчину, одиноко сидящего за круглым столиком и сгорбившегося над остывшим обедом, никто не замечал. Да и сам норд не хотел, чтобы кто-то сверлил его назойливыми взглядами, будто бы он не смог защитить. Было дурно не от хмеля, не от страха, не от земных проблем. Слишком ясны были воспоминания, от которых каждый на месте брата Бури хотел бы избавиться. Однако такие кошмары люди проносят сквозь всю жизнь, неосознанно храня под раненым сердцем. Ралоф пытался сильнее сжать железную кружку, чтобы наконец-то унять треклятую дрожь. Но ничто не помогало. Молодой мальчишка с заплывшим глазом негромко откашлялся в худой кулачок, утер веснушчатый нос широким рукавом, а затем достаточно громко произнес на всю виндхельмскую таверну: — Песня посвящается истинным защитникам Скайрима, что нерушимой стеной стоят до последнего вздоха и гордо ступают в Совнгард, не посрамив чести своей отчизны! Ралоф, закусив губу, негромко выдохнул, подавив стон, а затем отхлебнул нагревшегося эля. Но это была уже третья по счету бутылка, и она не делала ни на малейшую толику легче. Сам норд поморщился от того, каким же противным становилось пойло с каждым глотком. Пил, надеясь забыться. Не останавливала ни раздробленная кисть, грубо залитая каким-то варевом и перевязанная половиной простыни, ни разодранная спина, которую иногда саднило от пробегающих капель солёного пота. Воину было душно, однако его знобило, ему было и дурно, и горько. Иногда он жалел, что по злой иронии выжил под Вайтраном. Тем временем мальчишка, неуверенно бряцая струнами дешевой лютни, чистым, но жутко заунывным голосом затянул свою песнь. Моей родине нынче тяжко вдвойне, Разгорелась войной неприязнь. Здесь при входе у стражей висит на копье Моя никудышная жизнь. Я её по контракту оставил в залог Не спросив за неё ни гроша. И молю, чтоб в бою хоть чуть-чуть повезло Ведь это последний мой шанс. Ралоф пытался не слушать, не вникать в простые слова незаурядной песни, наспех сложенной в каком-то лагере и отправленной письмецом какому-то барду. Воин пытался думать о другом, однако ядовитые слова гремели глубоко в сознании, в голове. Потому что её пели однополчане, усевшись у костра и поминая павших товарищей кружкой разведенного водой вина. Чтобы каждому хватило. Песню знали все, даже женщины, надевшие вместо шёлковых вышитых платьев на хрупкие плечи тяжелую мужскую броню. Потерь было столько, что оплакать всех было просто невозможно. Так женщины отучались лить слёзы. Старик, что сидел и не поднимал глаз неподалеку, хриплым от долгого молчания голосом стал подпевать юнцу. Светом потчуя тьму, Стонет нордская боль. Шансы два к одному — Смерть или рабская роль. Песня родилась как раз тогда, когда в лагерь близ Вайтрана пришла скорбная весть. Уцелевшие, словно живые мертвецы, безмолвно возвращались, зажимая кровоточащие раны. Не имея сил стонать и жалеть себя, падали на спальники и мысленно взывали к своему покровителю, глядя на небо сквозь дыры в палатках. Роняли слёзы даже мужчины, не веря, что свобода их гордой Родины стоит такой непомерной цены. Ралоф смутно помнил, благодаря кому выжил после штурма Вайтрана. Кто-то, отчаянно крича от невыносимой боли, полз впереди, таща за ногу самого Ралофа, тщетно пытающегося схватиться за сухую траву и остаться лежать, отсчитывая последние минуты. Но упорству спасителя не было границ. Он упрямо сопротивлялся гибели, очевидно, не желая в одиночку продолжать эти муки. И Ралоф выжил. Несмотря на стрелы, летящие в него и этого странного чудака, выжил. Моя доблесть создана ради тебя, Край родной. Очевидно вполне. Всё бы было прекрасно, но день ото дня Убиваем и гибнем в войне. И поэтому я снова ставлю на кон Свою жизнь, свою душу и плоть. Предо мной, усмехаясь, стоит Легион, За спиною — не принятый бог. Ралофу казалось, будто война уничтожит его самым ужасным способом. Будет долго судьба над ним тешиться, лишая рассудка с каждой отнятой воином жизнью. Ему приходилось видеть быструю смерть, вырывающуюся со звонким воплем боли и со сдавленным хрипом, сверкнувшую последним блеском высокого солнца в глазах. Он знал, что есть медленная, мучительная гибель в лагере, когда приходилось доживать последние дни со вспоротым брюхом и пробитой головой. В мутных очах несчастных было больше истины, чем в душах не знавших войны. А мальчишка всё пел, хоть голос его и дрожал. Ветер, свистевший за окнами таверны, будто приносил с собой могильный холод с полей брани и оставался ядовитым осадком в сердцах северного народа. Светом потчуя тьму, Стонет нордская боль. Шансы два к одному — Смерть или рабская роль. Иногда Ралоф сам себе усмехался, не веря, что правда не восторжествовала, а Талос подпустил врага так близко. Но затем, горько вздыхая и ощупывая грубыми пальцами поверхность стола, убеждался, что происходящее — не дурной кошмар, явившийся в чёрном сне. На белёсых ресницах и бровях по-прежнему виднелись подсохшие капли крови, а в золотых волосах некогда жизнерадостного и отважного мальчишки проступило дешёвое серебро седины. Тяжелые веки иногда смыкались, обращая окружающую обстановку в темноту. Но в этой тьме Ралофу куда страшнее. Нам приходится помнить, как плачет земля Под копытами бранных коней. И пролитая кровь, и медведь на гербах — Во имя безоблачных дней. Мне вовек не забыть, как куражился враг, Пригрозив истреблением нас, И как гулко закрылись врата в Совнгард Когда отступал в первый раз. У кого-то со стола упал нож, звякнув о деревянный пол. Брат бури, уже осознанно вдумываясь в слова звучавшей песни, вспоминал свой побег из плена, когда босиком и в льняной одежде приходилось бежать по сугробам. Даже сейчас помнил, как сводило ноги, как трясло обмороженное тело. Вопреки строчкам песни, Ралоф надеялся, что Совнгард станет ему утешением после стольких пережитых бед. Воин сам не заметил, как стал мысленно вторить мальчику. Светом потчуя тьму, Стонет нордская боль. Шансы два к одному — Смерть или рабская роль. Ралоф знал, что придётся умереть. Потому что живой норд никогда не подчинится.