Лети, моя девочка

— Какой сосредоточенный, — выдыхает Герда. — Иногда мне кажется, ты можешь провалиться в картину и исчезнуть. С концами. Как твой друг Кай с детства. — Ганс, — рассеянно поправляет Эйнар. — Да, Ганс. Уверена, он ещё там, среди камней. Бездыханный. — Не надо, у него всё хорошо. На самом деле он арт-дилер в Париже, — Эйнар чуть улыбается, прежде чем продолжить. — И не волнуйся, я никуда не пропаду, это место во мне. Эйнар — художник. Его внутренний мир разнообразен и пестрит красками, и всё, что Эйнару удаётся сделать, чтобы не сойти с ума — выплеснуть этот мир на холст. Деревья, смотрящие в воду, кажутся настоящими, словно все воспоминания Эйнара ожили на холсте. — Я хочу увидеть это место, — раздаётся за спиной голос Герды. — По-настоящему, не на картине. — Когда-нибудь я отвезу тебя, — Эйнар снова ей тепло улыбается. — Может быть, с нашим малышом. Деревья на холсте всё так же молчаливо разглядывают своё отражение в воде. . — Пусть она больше не приходит, верни мне моего мужа, — умоляет Герда. — Я не могу. Это не я. Это не моё тело. Мне нужно отпустить его, — падает пред ней на колени и прижимается головой к её животу. — Я ничего не могу с этим поделать. Но, пожалуйста, не бросай меня, ты мне нужна. Герда молчит, раздираемая сомнениями и сожалениями. — Ты тоже считаешь, что я болен? — Нет. Это так врачи говорят? — вспыхивает женщина. — Ты не безумен. Это я виновата. Эйнар не верит своим ушам. — Что? Нет, нет! Ты помогла появиться Лили, она всегда была во мне, ждала. Она всегда была со мной, моей лучшей частью, и я благодарен, что ты помогла ей. — О, Лили. У неё просто нет сил, чтобы оттолкнуть молящего. . Ссориться с Гердой перед отъездом всё равно, что выдирать сердце из своей груди голыми руками и вгрызаться в горячую плоть озябшими пальцами, в надежде, что кровь отогреет. Тщетно. Герда остаётся непреклонной. В одиночной палате страшно и холодно, не спасает даже красивый бежевый шарф Герды, наброшенный на плечи. От него всё ещё пахнет ею. И сигаретами Эйнара. Лили морщится. Но Герда всё же приходит, наполняя палату и жизнь Лили светом. Улыбается и прощает. В груди у Лили жжёт, а к горлу подступает комок, и она не в силах справиться со слезами. — Больше не злишься? — Я и не злилась, я волновалась, — Герда сжимает тёплыми пальчиками её руку. — Герда, ты услышала меня. Никто не слышал, а ты смогла. Лили тепло, а на улице холодно, поэтому она снимает шарф. — Надень, там холодно. — Нет, он твой. Теперь... Герда целует её перед уходом, и Лили точно знает, что всё будет хорошо. Когда Герда уходит, Лили почти счастлива и уж точно согрета. . — Мне снилось, что я родила ребёнка, — Лили счастливо улыбается. — Это была девочка. Она смотрела на меня, тянулась ко мне. — Лили, — выдыхает Герда. Но её бывший муж продолжает счастливо улыбаться, разглядывая её. — О, Лили. Рука, сжимающая ладонь Герды, разжимается, и Лили засыпает навсегда со счастливой улыбкой на губах. . Картина ожила. Ветер треплет скудные ветви деревьев. Герда торопится к обрыву, чтобы увидеть то, что смогла разглядеть здесь Лили, ещё будучи ребёнком. Злой ветер кусает кожу и треплет бежевый шарф, который так нравился Лили. Ещё один порыв — и шарф оказывается на свободе, подхваченный потоком воздуха. Ганс пытается схватить ткань, но Герда одергивает его: — Нет! Пусть… Шарф взмывает к небесам, и Герда чувствует, что наконец может спокойно вздохнуть. — Пусть летит. Герда смеётся и плачет, наблюдая за летящей тканью. Деревья на берегу всё так же продолжают разглядывать своё отражение на водной глади, как на картине её мужа, и Герда отпускает Лили. — Лети, Лили. Лети, моя девочка.