Твоя очередь

Они вместе так долго, что ему начинает казаться, что всю жизнь… нет, даже больше, словно в той книге, которую он когда-то читал — там дети полюбили друг друга ещё на небесах и упросили отправить их в человеческий мир одновременно. И, хотя их двоих и разделяли два года, но они не чувствовались от слова совсем. Ни тогда, ни сейчас, ни — он очень надеется на это — в будущем. Два года разницы в возрасте и четыре года, которые Мукай Коджи прожил, не ведая о том, что где-то в мире есть человечек по имени Нишихата Дайго. Не ведая и не догадываясь, что может существовать кто-то, кто станет частью его жизни, частью его самого, его второй половиной. Но в день, когда Коджи исполняется пять, он его встречает. Трёхлетнего хрупкого мальчишку с совершенно девчоночьими кудряшками, который неуверенными шажками ковыляет по двору и, в конце концов, запнувшись, падает, беззвучно плача и неловко пытаясь подняться. Коджи и сам не слишком велик, поэтому сейчас уже и не помнит, что тогда побудило его подойти к этому малышу, протянуть ему руку, помогая встать, и, вытирая рукавом собственного свитера с чужого лица смешанные с пылью слёзы, спросить: — Хочешь, историю расскажу? Не реви только. Как тебя зовут? Это было первым шагом, и это было началом, их началом, правда, никто из них двоих тогда этого не понимает. Проходят дни, месяцы, годы, они узнают друг друга всё ближе, они узнают себя друг через друга. Дайго младше и слабее, он иногда совсем теряется от смущения, а иногда смотрит слишком по-взрослому. Он всегда себе на уме, но рядом с ним Коджи чувствует себя сильным и важным. Даже когда Дайго заслоняет его собой от злой собаки. Даже когда Дайго в самых едких фразах ставит на место ребят из класса Коджи, которые дразнили его за то, что он вечно говорит в нос. Даже когда Дайго упрямо почти тащит его на себе до дома после того, как Коджи неудачно падает на катке. Дайго — часть его жизни, неотъемлемая часть, самая важная, но Коджи ещё слишком мал для того, чтобы осознать это. Они оба слишком малы для этого и всё, что они могут в то время, это не расставаться. А время идёт, и они становятся взрослее. У Коджи, конечно, это получается быстрее, но он не особенно счастлив — сначала он выглядит младше своих сверстников, а после не знает, как совладать со ставшими слишком быстро длинными руками и ногами. Дайго — единственный, кто не смеётся над ним, и Коджи не стыдится своих жалоб, потому что знает: Дайго всегда на его стороне. И почему-то от этого до странности тепло в груди — просто знать, что кто-то рядом, вне зависимости от ситуации. Просто знать, что кто-то придёт на помощь, даже не дослушав путанных объяснений по телефону, и не будет обижаться по пустякам, коих в жизни подростков так много. Коджи кажется, что так будет всегда, что никогда и ничего в их отношениях не изменится. Но на самом деле это не так, и им только предстоит узнать, чем иногда может обернуться излишняя привязанность. Ему пятнадцать, а Дайго всего лишь тринадцать, когда они впервые запираются в его комнате для того, чтобы посмотреть вместе не очередную серию любимого токусацу, а фильм для взрослых. Конечно же, это предлагает Коджи, потому что он не хочет быть единственным из одноклассников, кто ничего не знает о сексе — а на данный момент ему кажется, что это именно так. Дайго же, напротив, не слишком интересны подобные вещи, но они настолько привыкли всё делать вместе, что он и не думает возражать. Привычка такая привычка. Но Коджи быстро понимает, что происходящее на экране кажется ему каким угодно, только не... приятным. Не вызывающим желание оказаться на месте кого-нибудь из действующих лиц. Парень какой-то... равнодушный, что ли, а девушка слишком много стонет и возится, точно ей на самом деле больно, а вовсе не хорошо. Коджи почему-то жаль этих людей, а ещё — непреодолимо хочется пойти в душ и плеснуть в лицо ледяной воды, потому что щёки пощипывает от подступающего к ним стыдного жара. Коджи уже почти собирается отключить дурацкое видео, когда чувствует слабое, едва заметное прохладное прикосновение к руке. И впервые за прошедшие двадцать минут поворачивается к Дайго. Дайго уже не три года и даже не восемь, хоть и выглядит он куда младше своих тринадцати, поэтому Коджи чувствует вдруг сомнение, а правильно ли он поступил, позволив другу смотреть такие фильмы. А ещё… наверное, впервые всерьёз разглядывает его, оценивает, точно девчонку на какой-нибудь школьной вечеринке. У Дайго точёный профиль, светлая кожа с тёмными крошками родинок, тонкие губы и почти чёрные в полутьме комнаты глаза. Он смотрит на экран почти завороженно, с каким-то странным интересом, и в его зрачках отражаются блики с экрана. Он красивый сейчас, куда красивей девицы из фильма, и Коджи вдруг пугается собственных мыслей, потому что думать так о лучшем друге — неправильно. Но когда Дайго, чуть розовея от явного смущения, произносит, что ему всегда было интересно, почему людям так нравится целоваться, Коджи произносит это быстрее, чем соображает хоть что-либо: — Хочешь попробовать? И время как будто замирает, так, что Коджи слышит стук собственного сердца перед тем, как Дайго встряхивает головой и выдыхает: — С тобой — хочу. Их первый поцелуй неловкий и горячий в контрасте с холодом пальцев Дайго, которыми тот цепляется за руку Коджи. Их первый поцелуй — он пробуждает их от сладкого детского сна, заставляя задуматься над слишком многим. Тогда они не думают ни о чём… по крайней мере, Коджи не думает, потерянный в совсем других эмоциях. Но когда поцелуй обрывается, Коджи больше не ощущает себя взрослым, потому что Дайго когда-то успел повзрослеть раньше него. Первая глава их истории, детство, заканчивается с липким привкусом мандариновых леденцов на губах, с горящими от стыда щеками и со странным взглядом Дайго, который в первый раз убежал, не попрощавшись, а всё потому, что Коджи не смог ответить на один единственный простой вопрос. Не смог ответить, потому что не знал. Потому, что для него оказалось слишком стыдным просто признать, насколько это было приятно. Насколько это было особенно именно потому, что эти ощущения он разделил с одним определённым человеком. Спустя двое суток молчаливого игнора Дайго придёт к нему сам, заведёт весёлую болтовню на отвлечённую тему, и Коджи вроде бы успокоится, вроде бы решит, что всё по-прежнему, что о том неловком моменте с поцелуем можно забыть. Но мало-помалу даже он поймёт, что как раньше — уже не будет. Не будет никогда, и неважно, что именно он думает по этому поводу. Потому, что ни с кем другим от простого поцелуя не становится так горячо в груди, ни с кем другим нет того неповторимого ощущения единения от простого нахождения рядом. И ни с кем другим Коджи, увы, не может быть собой. Обычным собой без обычного бахвальства, без попыток казаться старше, сильнее, интересней. Потому, что Коджи знает — Дайго видит сквозь все эти маски, как бы он не пытался что-то скрыть. Коджи жаль только одного — что он сам не в состоянии точно так же прочитать самого Дайго. То, что начинается у них спустя почти полтора года после того поцелуя, трудно назвать отношениями, трудно назвать хоть чем-то. Попытка уцепиться друг за друга в переходный период, попытка осознать всю глубину перемен, пролегших между ними. Новые поцелуи, более смелые прикосновения, нерешительное «Можно?» и такой же нерешительный кивок в ответ. То, что не выходит в первый раз по разрешению и выходит потом, стихийно и внезапно. Тогда Коджи кажется, что он как будто попал в шторм, он бултыхается и захлёбывается собственными перепутавшимися эмоциями, он не знает, как поступить правильно. И, наверное, больше всего боится только лишь одного — потерять Дайго совсем, оттолкнуть его от себя каким-либо неосторожным действием или шагом. Коджи боится, поэтому Дайго оказывается смелее. Снова. Того маленького мальчика, плачущего из-за падения, больше нет, вместо него теперь совсем другой человек, сильный, красивый, не сдающийся и не отступающий ни перед чем. И именно такой Дайго обнимает Коджи, заглядывая ему в глаза, и тихо, но серьёзно говорит ему: — Знаешь, Ко-чан… ты позволишь мне любить тебя? — Да, — отвечает Коджи, не думая, и только потом спохватывается, понимая, что должен… нет, что на самом деле хочет сказать. — И ты мне позволь тоже. И, кажется, он знает, почему в этот раз всё кажется другим, таким же непонятно-волшебным, как и их самый первый поцелуй. — Ты помнишь, какую историю я рассказывал тебе первой? Самой первой, — спрашивает Коджи хрипловатым после недавнего удовольствия голосом. Дайго не смотрит на него, он водит подушечками пальцев по россыпи родинок на его бедре, точно рисуя между ними невидимые линии. Одна, вторая...кажется, это иероглиф "вечность". — О лисе, которая хотела проглотить луну? — его улыбка чуть самоуверенная, и Коджи тянется вверх, чтобы поцеловать эти тонкие губы, чтобы укусить их, как та лиса пыталась укусить отражение луны в воде. — Верно. Теперь твоя очередь.