Saukerl

      Её только что достали из обломков. Из–под того, что когда-то было её домом. Из-под того, что когда-то было Небесной улицей. Почему улицу назвали в честь неба? И почему сейчас она похожа на руины? Но книжная воришка не замечала этого. Перед ее глазами все еще стоял дом, в котором она прожила почти пять лет, дом, в котором жил ее лучший друг, другие дома, которые через мгновение превратились в ничто. В которых еще могли быть люди. Люди! - Папа! Где мой папа?! И где моя мама?! - У тебя шок, милая. Не волнуйся. С тобой все будет хорошо.       Еще тогда я в который раз столкнулся с человеческой ложью. Все они говорят, что все будет хорошо, но прекрасно знают, что не будет. Все знают. Но Лизель еще не знала. Она держала в руке свое спасение. И сразу же возненавидела его. В ту же секунду. Она возненавидела слова, и сразу забыла об этом. - Папа! - Девочка увидела их. – Папа! Спасибо тебе, - эти слова она произнесла шепотом, а дальше заговорила нормально, так, как только позволял дрожащий голос. Слезы уже стелили ей глаза – Ты спас мне жизнь… Научил читать и писать. Никто не играет так… так, как играл ты. Я не забуду… Мама! …Я…я видела тебя с папиным аккордеоном. Ты была… ты была такая красивая! Я...я тебе этого никогда не говорила, но я очень, очень тебя люблю! И знаю, что ты тоже меня любила. Я буду помнить… всегда буду помнить, как мы разносили белье. Это были счастливые моменты. Я всегда – слышишь?! – всегда буду их помнить.       Лизель обернулась. У нее не было сил смотреть на тела своих приемных родителей, поэтому глянула в небо. И почти увидела меня. Я снова смотрел на нее, а она на меня. Я оказал бы ей услугу, если б забрал. Но не смог. Иногда, я не могу забирать души. Даже если те так искалечены внутри. Мы оба смотрели на небо и видели одно и тоже. - Макс. Небо сегодня красное, - девочка говорила тихо. Её голос дрожал, она едва сдерживала слезы. – На нем много крови. А еще идет снег. Он почему-то белый и горячий. Как такое может быть? Может ты мне расскажешь?       Она обернулась. На разбитой дороге лежали ее родители, но увидела девушка совсем не то, что было на самом деле. Привиделось ей, будто сидят там Ганс, Роза и братик Вернен. С момента смерти парень будто вырос. Лизель видела, каким бы он был, если б выжил.       Рядом лежал аккордеон Ганса. Тоже мертвый. Больше никто не заиграет на нем, потому что никто не играл так, как играл Ганс Хуберман.       Девочка притронулась к нему. Ей отчаянно хотелось оживить инструмент своими пальцами. Умение писать спасло ей жизнь, но спасет ли это и аккордеон? Конечно же нет.

УЖАСНАЯ ПРАВДА Аккордеон мог спасти лишь Хуберман – старший. Но его душу я уже держал в руках вместе со всеми остальными, кроме одной.

      Когда я подходил к нему, он оставался живым. Сам не понимаю каким чудом, но сердце еще едва ощутимо билось. Парень не хотел идти. На земле у него оставалось незаконченное дело. Он борец и добьется своего. Я сразу это увидел, поэтому оставил его. И остался сам. В тот день у меня было много работы, но любопытство взяло верх и хотелось увидеть, чем все закончиться.       Лизель отвернулась от аккордеона. На земле еще лежали люди, но лишь один привлек ее внимание. - Нет. Нет, нет не он… Пожалуйста, только не он!       Там лежал Руди. На его лимонные волосы падал снег, и не обжигал их. Было много крови. И снега. Такое ужасное сочетание крови и снега.       И Руди.       Девушка подбежала к нему и начала трясти со всей силы. - Проснись! Ну же! Открой глаза… Ты мне нужен живым, Руди Штайнер! Ты же знаешь, что я люблю тебя… Ты же знаешь! Слезы хлынули из глаз. Она не могла больше их сдерживать. Если бы он проснулся. Если бы снова назвал «Saumensch»…

НЕБОЛЬШОЙ ФАКТ Руди все время оставался жив. Но в сознание пришел только тогда, когда возле него села Лизель.

- Проснись, Руди.       У Лизель не осталось сил. Она наклонилась к груди друга. Ее охватывало отчаяние. - Я люблю тебя, свинюх, - девочка посмотрела на его закрытые глаза и поцеловала в губы.       И тогда случилось почти невозможное: его пальцы пошевелились!       Руди Штайнер обнял девушку и притянул к себе. Она вырвалась и со всей силы ударила его. - Ты самый гадкий из всех, кого я знаю! - Может быть. Но я слышал, что ты говорила, - на его лице расцвела улыбка. – И слова были другие. - Я… я ошибалась, - она тоже улыбнулась и обняла его. –Я рада, что ты жив…

***

      Еще несколько раз я видел Лизель. Не смотря на то, что все казалось потерянным, они были счастливы вместе. И все потому, что Руди оказался слишком сильным для Смерти.