Фамильяр

Доски под ногами подозрительно хрустят, и между ними на расстоянии полуметра - сквозь толстые щели - настырно проглядывает угрюмая водная гладь. Я невольно морщусь. Ну и угораздило меня попасть едва ли не на край земли. Сидел бы себе сейчас спокойно в горах Сейрейтея и наслаждался запасами кристально-чистой воды и жалованным мне Яма-джи гаремом из милых дамочек. Все-таки правильно ворчала бабка, когда еще была жива – чертов я авантюрист. Аукнется мне это. Хозяин местного заведения – дряхлый старичок в грязных лохмотьях – беззубо улыбается и жестом предлагает мне занять полу гнилой табурет рядом со стойкой. Я еще раз презрительно оглядываю помещение – но делать нечего. Этот затхлый поселок, едва держащийся на плаву – единственный населенный уголок на много морских лиг вперед. Где еще, если не здесь, запастись мне водой? Хотя, конечно, не стоит надеяться на ее отменный вкус. Наверняка, местные фильтры оставляют желать лучшего. Высоко в небе палит солнце, и его лучи пробираются сквозь потрепанные временем доски над головой и раздражающе слепят глаза. Я больше люблю ночь, тем более что ориентироваться по звездам гораздо легче, нежели чем по компасу, стрелка которого зачастую бывает крайне несговорчива – особенно в районах магнитных аномалий или во время сильных солнечных бурь. Но до заката еще несколько часов, живот бурчит от голода, и не мешало бы хотя бы смочить пересохшее горло. Я сажусь на табурет с некоторой опаской, ожидая, что гнилое дерево вот-вот проломится под весом моего тела, но тридцать секунд спустя понимаю, что бедный предмет мебели еще не готов уйти на покой. Кажется, что старик за стойкой облегченно вздыхает, но возможно это всего лишь игра моего воображения. Плыть в одиночестве без остановок на протяжении пары недель – совершенно точно неполезно для моего рассудка. Порою мне действительно необходимо побыть одному, но только – не посреди бескрайнего моря, где можно положиться лишь на собственные навыки выживания и ориентирования, чтобы случайно не сдохнуть в бродячих штормах или от банального голода и обезвоживания. - Есть свежая вода, молодой господин, и хлеб. Недельной давности! - заговорщицки шепчет старикашка, перегибаясь через стойку. Из его рта нестерпимо разит уж точно чем-то покрепче, чем свежей водой. Я хмурюсь ему в ответ на предложение отведать хлеб, и он смотрит на меня словно на душевнобольного. Будто серьезно думает, что выпечка недельной давности способна привлечь молодого господина из богатой столицы. Впрочем, это меня не удивляет. Отсюда до Сейрейтея плыть, по меньшей мере, несколько месяцев, и сложно поверить, что кто-то в здравом уме и по доброй воле, согласится посетить этот далекий уголок погрязшей в бездонных морях планеты. Старик, скорее всего, принял меня за местного пирата, коих в последнее время развелось слишком много. В наши времена, увы, никто не хочет горбатиться за жалкие крохи денег и еще более жалкие объедки еды, и не могу сказать, что не понимаю таких людей. Пожалуй, в некотором смысле и меня можно назвать пиратом, вот только я еще в детстве смирился с тем, что во мне нет той жестокости, что позволяет нынешним мародерам отбирать человеческие жизни за просто так. Не буду скрывать - я могу убить, но лишь когда это действительно необходимо – в целях самозащиты или если прикажет Яма-джи. А Яма-джи вряд ли способен отдать такой бессмысленный и негуманный приказ. Хотя, конечно, старик далеко не одуванчик, и я прекрасно знаю, что его руки окроплялись кровью не один раз. - Давай воды, дед, и найди стакан почище, - вздыхаю я, и кидаю на стойку пару настоящих серебряных монет. У старикашки глаза тут же ползут на лоб от подобной щедрости, и он исчезает в проеме узкой двери, ведущей, вероятно, в обшарпанное хранилище, прилегающее к единственной на весь поселок ветхой таверне. Пока он копошится и пыхтит за ненадежной стенкой, я оглядываю небольшое помещение таверны, в котором, помимо деревянной стойки, каким-то чудом уместились три таких же гнилых и круглых столика. За одним из них счастливо сопит носом пьяный в стельку мужик, и я снова морщусь. Я сам люблю выпить, но не до такой же степени. Дверь таверны распахивается, лучи солнца бьют меня в лицо, и я щурюсь, невольно пытаясь разглядеть вошедшего. В этот же момент старик возвращается из-за стенки и пододвигает мне наполненный мутной водой прозрачный стакан. Я беру его в руки, принюхиваюсь и фыркаю. Ну, так и знал. Свежая вода, как же. Дерьмо у них, а не фильтры. И вот эту вот гадость мне придется пить целых две недели, пока я не доберусь до следующего поселка? Конечно, водой я буду запасаться не в таверне, а на местном плавучем рынке, но не думаю, что установленные там фильтры лучше. Дьявол. Удивительно белые прядки попадают в поле зрения, и я слегка поворачиваю голову, наблюдая за тем, как вошедший человек усаживается за стойку через два табурета от меня. Длинные белые волосы рассыпаются до середины спины, и на секунду мне кажется, что это девушка. Но нет – широкий разворот плеч, высокий рост и голубые джинсы, обтягивающие крепкие бедра, не оставляют никаких сомнений, что это мужчина. Жаль, я бы не прочь поразвлечься. Хотя… в наш век едва ли кому есть дело, с кем трахаться. И, если уж быть честным с самим собой до конца, присутствовал в моем прошлом и подобный опыт. И не сказать, что было хуже, чем с бабами. Блять. Я совсем спятил за полгода воздержания. Черт бы побрал этого неуловимого морского дракона. Зачем я только пустился в эти дурацкие поиски? В горле снова пересыхает, когда мужчина с белоснежными волосами внезапно поворачивается в мою сторону, вероятно, почувствовав мой застывший на нем долгий взгляд, и ослепительно улыбается. У него бледная кожа и безумно красивое лицо. А еще – карие и невероятно добрые глаза. Он приветливо кивает мне и просит старикашку принести ему хлеба, и по удивленному лицу старика я понимаю, что, похоже, мужчина тоже неместный. Это странно, потому что я сам только что прибыл и не видел других пришвартовывающихся лодок. И горизонт был девственно чист. Тем не менее, если судить по дорогой одежде мужчины – попробуй найди в наши времена еще кого-нибудь, кто бы носил джинсы и легкую белую рубашку из хлопка – он совершенно точно не может являться местным жителем. Я б побился об заклад, что он заблудший прямиком из столицы богач, если бы лично не знал поголовно всех сейрейтеевских богачей. Такого симпатягу я точно еще никогда не встречал. Я раздумываю буквально минуту, рискнуть или нет, и прихожу к выводу, что от меня ничего не убудет. Я посылаю старика за вторым стаканом воды и подсаживаюсь к мужчине, подвигая ему питье. Он мило хмурит брови, вопросительно поднимая на меня свои карие глаза. Ну, да, я бы тоже удивился – с тех пор, как пресная вода оказалась в дефиците, вряд ли даже самая добрая душа на свете просто так нальет вам и такой поганой и мутной воды. Да я сама паинька! Хотя полгода воздержания еще не такое с вами вытворят… - Угощайся, - говорю я, хитро улыбаясь. Готов поспорить, что сейчас моя улыбка, несмотря на все мои старания выглядеть дружелюбным, отдает чем-то змеиным. Но все равно ничего не могу с собой поделать! Потому что, черт подери, у этого беловолосого засранца такие манящие и на вид податливые губы и упругая задница, что мне хочется подмять его под себя прямо тут. Я даже не уверен, что если бы рядом со мной вдруг появилась бы сейчас баба, то я потащил бы ее в постель. Скорее испугался бы, что сломаю ее под своим напором. Видимо, это как раз один из немногих в моей жизни случаев, когда мне для удовлетворения своих низменных потребностей действительно необходим мужик. Незнакомый красавец долго и пристально всматривается в мое лицо. Потом вдруг его щеки едва заметно опаляет румянец, он изящными и длинными пальцами тянется к стакану с водой и выпивает его в мгновение ока. Одним большим и грациозным глотком. Я заворожено смотрю, как движется его адамово яблоко, а прядки волос, лежащие на щеках, падают назад. Он резко ставит стакан обратно на стойку и поднимается на ноги. - Заплатишь за хлеб? – интересуется мужчина, и я едва могу поверить в собственное везение, когда его холодная ладонь опускается на мое плечо, и он тянет меня к выходу. Я кидаю на стойку еще одну серебряную монетку. Старикашка радостно прячет ее в своем грязном кармане и, едва ли не утирая слезу, кричит нам вслед, чтобы мы заходили еще. Я перехватываю руку блондина удобней и с нарастающим насаждением ощущаю, как бьется пульс в его венке на запястье, пока мы петляем между двух и трехэтажных обветшалых хибарок и по мостикам перебираемся с одной деревянной платформы на другую. Невооруженным глазом видно, что веревки и тросы, скрепляющие платформы и уходящие глубоко вниз под воду, отчаянно требуют замены, иначе всему поселку одним прекрасным утром грозит очень большая вероятность оказаться разбросанным по разным частям света. Морские течения упрямы и безжалостны и в считанные минуты могут унести тебя в неизвестность. Пять минут спустя мы останавливаемся у двери двухэтажного, покосившегося домика на северной окраине поселка, и я выгибаю бровь. Незнакомец в ответ пожимает плечами, а пузатая бабка, сидящая у входа, грозно пыхтит, бросая гневные взгляды на наши сплетенные руки. - Я же сказала, сынок. Я сдам тебе комнату, только если будешь вести себя тихо, - ворчит она, но блеск еще одной серебряной монетки в моей свободной ладони затыкает ее похлестче кляпа. Меня не перестает удивлять, что почти у каждого человека есть своя цена. Я понимаю, что, когда мир ушел под воду, многим пришлось бороться за свое выживание, идя по чужим трупам, но с тех пор сменилось уже не одно поколение, а люди все больше и больше покрываются коркой цинизма, никак не желая попытаться построить что-то новое и вернуть забытые ценности. Впрочем, в сегодняшнем мире этот факт не раз играл мне на руку. Как и сейчас. - Держи, матушка, - насмешливо кидаю я серебряник бабе и добавляю, - И не беспокой нас до заката. Больше нас никто не останавливает – мы поднимаемся по скрипящей лестнице на второй этаж, блондин открывает дверь проржавевшим ключом, и я отпускаю его запястье, шагая внутрь маленькой комнатки. Доски и бревна, из которых сделаны стены домика, прилегают друг к другу гораздо плотней, чем в таверне, но щели все равно проглядывают тут и там. Внутри всего лишь одна узкая кровать, заправленная более-менее чистыми простынями, в углу свалена сумка незнакомца, а на полу стоит масляная лампа. Прелестно. Всегда мечтал трахнуться в подобном захолустье, где каждый твой вздох, наверняка, будет слышен этажом ниже. Я поворачиваюсь к блондину, который спиной прижимается к двери. Тень скрывает его лицо сейчас, но по его слегка сгорбленной позе я вижу, что он, по меньшей мере, неуверен. Мать его за ногу, еще не хватало, чтобы он внезапно передумал. Еще скажите, что я зря столько серебряников на него угробил. У меня, блять, уже почти встало от одной только мысли, что я вот-вот перепихнусь, а он тут пятится. Ну, нет, так не пойдет. - Обычно я подобными вещами не занимаюсь, - признается незнакомец, но я делаю два быстрых шага вперед и нависаю над ним, опираясь локтем на косяк и почти вжимая его в дверь. Он ниже меня всего на полголовы. От его волос веет необыкновенным ароматом прохлады, что еще больше кружит мне голову. Нет уж - никуда я его не отпущу. Он – мой на следующие несколько часов. - Так будем трахаться или нет? – раздраженно спрашиваю я, и блондин вдруг кладет свои руки мне на грудь и принимается развязывать веревки на моей серой рубахе. - Будем, - на этот раз твердо отвечает он, и я невольно поражаюсь перемене в его настроении. Впрочем, раздумываю я не особенно долго, боясь спугнуть удачу. Когда мужчина заканчивает с завязками, я стягиваю верх через голову. Теперь я обнажен по пояс, и незнакомец с довольным вздохом приникает к моей груди, зарываясь носом в мое плечо. - Какой ты теплый, - бормочет он, медленно скользя руками по моей спине, и я хмыкаю, а потом рычу, опуская свои губы на его шею. Я не смогу долго сдерживаться. Я покрываю бледную кожу поцелуями и укусами, не стесняясь оставлять злые метки. Хотя прежде, чем потерять голову, нужно все-таки кое-что прояснить. - Я сверху, - заявляю я беспрекословно, и дрожь бежит по позвоночнику, когда из груди мужчины вырывается смешок. Он приподнимает лицо, губы растягиваются в скромной улыбке, и я вжимаю его в дверь, протискивая одну ногу между его коленей, чтобы он не смел мне возразить. Я слишком заведен, чтобы остановиться. - Ладно, - как-то слишком легко сдается блондин, но, получив разрешение, больше я не трачу времени на глупые разговоры. Под моими сильными пальцами его тело отзывается дрожью на каждое мое прикосновение, и я забираюсь руками под подол его рубашки, чтобы нащупать гладкую кожу. Он запрокидывает голову назад, когда я нахожу его сосок и больно сжимаю тут же твердеющий комок нервов. Я быстро расстегиваю его белую рубашку, не шибко заботясь о хрупких пуговицах – кажется, одна из них все-таки летит на пол – и спускаюсь поцелуями с его шеи на грудь. Его дыхание сбивается, когда я беру в рот его второй сосок, и его цепкие пальцы вновь впиваются ногтями в мои плечи. Мне нравится слушать его тихие вздохи, немного хрипловатое дыхание и то, как незнакомец давит зарождающиеся в груди стоны, сильнее сжимая зубы. Возможно, если бы мы были в Сейрейтее, я бы захотел узнать его имя и познакомиться поближе, но Сейрейтей отсюда баснословно далеко, и нет нужды заморачиваться по этому поводу. Это всего лишь пара часов ничего незначащего секса. Удивительно, какое красивое и стройное у него тело. Даже у меня – везунчика по определению и талантливого бойца от природы - найдется несколько приличных шрамов, расчерчивающих некоторые части тела. Ну, невозможно в наше время выглядеть столь невинным и непорочным – слишком тяжкая у нас жизнь даже под защитой столичных солдат. Тем не менее, единственное, что броско выбивается из общей картины его совершенства – это маленькая татуировка свернувшегося кольцами морского змея поверх его сердца. И не сказать, что она ему не идет. Между нами с быстротой молнии разливается нестерпимый жар. Когда мужчина настойчиво приникает губами к моей шее и подбородку - похоже, моя щетина его не смущает, а ведь я не брился уже дня три - у меня встает до такой степени, что мне уже просто больно чувствовать ткань сдерживающих меня брюк. Я отрываю нас от двери комнаты, и незнакомец на ходу, не прекращая целовать впадинку на моей шее, расстегивает на мне ширинку. Чего я не ожидаю, так это того, что он усадит меня на кровать, устроится между моих ног, и с явным намерением осчастливить меня минетом выпутает мой член из брюк. Уж извините, но одно дело – трахаться, а совсем другое - сосать достоинство другого мужика. Я бы вряд ли смог… Впрочем, я не собираюсь отказываться от брошенного мне судьбой столь щедрого подарка. Я придвигаюсь ближе и давлю стон, когда влажное тепло окутывает головку моего члена. Юркий язык кружит и дразнит, проходится по уздечке. Пальцы сжимают основание, и мужчина опускает голову еще ниже, вбирая меня глубже в тесную негу своего рта. О, Дьявол, я же так кончу. Бедра сами подаются ему навстречу, но хватка его свободной руки крепка и не позволяет мне сдвинуться с места. Он сосет меня, как профессиональная шлюха, и если бы не его тихое заявление, что обычно он не вытворяет подобные вещи, прозвучавшее довольно искренне, и не его красивое тело, я бы так и подумал. Я резко хватаю его за волосы – прохладный морской воздух тут же холодит мой ноющий и подрагивающий член – и отстраняю его прочь. - Хватит, ох. Иди сюда, - почти приказываю я ему, но он слушается, и я опрокидываю его на кровать. Он не сопротивляется, когда я накрываю его тело своим, и позволяет снять с себя джинсы. Я отшвыриваю и его и свои сапоги прочь и впиваюсь зубами в его шею, протискивая одну руку между нашими телами. Его член тоже твердый, и, когда мои пальцы проходятся по всей длине, он выгибается подо мной и едва слышно стонет. Дьявол, он прекрасен, и я хочу его. Не могу больше ждать. Властно переворачиваю его под собой на живот. Незнакомец поднимается на локтях, но не протестует, когда я сжимаю его ягодицы в своих руках и придвигаю к себе его бедра ближе. Черт бы побрал все на свете, но в этом пустынном захолустье и грязной комнатке вряд ли можно найти подходящую смазку. Придется довольствоваться слюной. Наверно, ему будет больно, но он должен был сам подумать об этом, когда согласился на мое предложение еще в таверне. Я, конечно, не изверг, но сейчас уже поздно прерываться. И у меня все так ноет от желания трахнуть его упругую задницу, что, честное слово, по большому счету - мне плевать. Я облизываю свои пальцы, и мужчина подо мной старается расслабиться, когда я принимаюсь торопливо подготавливать его к тому, что скоро произойдет. Я не жалею слюны, но она высыхает слишком быстро, чтобы по-настоящему упростить весь процесс. Тем не менее, он ничего не говорит, когда вместо пальцев я прислоняюсь к его заду горячей головкой члена – лишь вздыхает, упираясь лбом в подушку, и разводит колени шире. На его спине выступают капельки пота, и прежде чем толкнуться в него, я ласково провожу рукой вдоль его позвоночника. Мужчина на секунду оборачивается, чтобы поймать мой взгляд. В его карих глазах застывает странная смесь выражения то ли тоски, то ли благодарности, но потом прядки волос скрывают его лицо, и он шепчет мне, чтобы я не сдерживался, и я прогоняю наваждение прочь. Меня не нужно просить дважды. Ох, черт, какой он тесный и узкий. Я не сразу вхожу до конца, а замираю на полпути – приходится подождать, пока он расслабится, потому что с его губ невольно слетает болезненный стон. Но наконец-то я оказываюсь в нем полностью и даю ему немного времени привыкнуть. Я не спешу двигаться не только поэтому – я так возбужден, что сейчас малейшее движение может заставить меня кончить, а я хотел бы продержаться подольше. Кто его знает, когда представится следующая возможность хорошенько перепихнуться. - Дыши, - советую я мужчине, и он вымученно кивает, кусая губы. Я знаю, что как только найду заветную точку внутри него – он сразу же забудет о боли. Я специально не искал ее пальцами, чтобы не переходить от удовольствия к болезненным ощущениям и потом обратно. Пусть лучше по возможности насладится процессом вместе со мной. Утекают долгие минуты, и блондин вдруг выдыхает, заметно расслабляясь. Я использую этот момент, чтобы качнуть бедрами, и он впивается пальцами в простыни, дрожа всем телом. Я решаю больше не ждать. Резко выхожу из него практически полностью и врываюсь обратно внутрь до основания. Несколько подобных болезненных толчков, а потом я двигаю бедрами слега под другим углом, и незнакомец не может сдержать крика. Вот так вот, детка, скоро у тебя снова встанет, - не без самодовольства думаю я, задавая размеренный ритм. Я стараюсь каждый раз задевать ту точку, что превращает его тело в желе и заставляет его задыхаться. Мне тоже безумно хорошо, пот скользит по спине, и не хватает лишь бутылки любого алкогольного дерьма, чтобы полностью забыться и раствориться в невероятных, накатывающих ощущениях. Меня хватает надолго – я то убыстряю толчки, то сбавляю темп, раз за разом притягивая мужчину к себе за бедра. Наверно от моей хватки у него останутся синяки, но он в любом случае не сможет обвинить меня в грубости. Я слежу за тем, чтобы ему было хорошо. Я не насильник и ненавижу насильников – я сам появился на свет только потому, что мою мать изнасиловали какие-то ублюдки. Она не смогла вовремя избавиться от меня, и ей волей-неволей пришлось рожать. Бремя моего воспитания скинули на мою бабку, а мать так никогда и не смогла меня полюбить. Никому бы не пожелал такого несчастного детства. Поэтому, пожалуй, временами я могу быть неласковым в постели, но вот по-настоящему грубым – нет, никогда. - Пожалуйста, я хочу, ахх… я хочу кончить… - лихорадочно шепчет мужчина подо мной, и я шиплю, убыстряя толчки. Ладно, так уж и быть. Смилостивлюсь. Тем более что он позволил мне попользоваться своим задом и усеять отметинами свое чертовски красивое тело. Кому еще может так повезти на окраине полудохлого мира, как не мне? - Дотронься до себя, - отвечаю ему я и наблюдаю за тем, как его рука тянется к его напряженному члену. Раз, два, его ладонь скользит по всей длине всего лишь несколько раз в такт моим толчкам, а потом мужчина кусает зубами подушку и беспощадно сжимается вокруг меня, сильно дрожа и изливаясь на простыни. Я врываюсь в него еще пару раз, но он становится таким тесным, что я позволяю себе упасть в эту бездну сладкого удовольствия и ярких белых вспышек, пляшущих перед глазами. Я кончаю, продолжая двигаться в нем рывками, и заполняю его своим семенем. Он устало и, тяжело дыша, валится на кровать, и несколько божественных минут я лежу прямо на его дрожащей спине. Потом перекатываюсь на бок, выскальзывая из него и чувствуя, как приятная истома заполняет тело. Блять, как же я скучал по сексу. Мужчина рядом со мной не шевелится, и вскоре я понимаю, что он уснул прямо так – растянувшись на животе на смятых простынях и свесив одну руку с края кровати. Мне кажется это милым, и я не могу сдержать улыбки. Самое время, конечно, убраться восвояси, но мне так лень и, к тому же, незнакомец еще не выгонял меня прочь, что я решаю немного вздремнуть. Наглость – не порок, тем более что за комнату я, считай, заплатил. Сквозь многочисленные щели внутрь залетает прохладный морской ветер, приятно холодя разгоряченную кожу, и я распускаю из хвоста нахально-вьющиеся волосы и завожу руки за голову, удобно вытягиваясь на узурпированной подушке. Мне немного жаль, что симпатяге рядом со мной приходится дрыхнуть прямо на простынях, но вялые уколы совести никак не могут побороть довольную и сытую истому изголодавшегося тела. Я на секунду прикрываю глаза, и Морфей принимает меня в свои объятия. Мне снится что-то необыкновенно волшебное. Странные земли, шелест затерянных лесов, вой невиданных зверей… А потом что-то осторожно шевелится рядом, выдергивая меня обратно из ласковых оков сна. Незнакомец придвигается ближе, кладет растрепанную макушку на мое плечо, укрывая нас одеялом, и прислоняется своим продрогшим телом к моему боку, закидывая ногу на мое бедро. Снаружи день клонится к закату, еще совсем не холодно, но видно, что он действительно замерз. Пальцы его правой руки остаются лежать на моей груди, и мужчина вжимается в меня еще сильнее в отчаянных поисках тепла. Обычно я не позволяю каждому встречному любовнику ластиться ко мне подобным образом, но сейчас я почему-то не хочу двигаться с места. Не знаю, то ли я становлюсь сентиментальным на старости лет – хотя мне только стукнул сорокатник - то ли я настолько признателен ему за хороший секс – единственный за последние полгода, а это уже о многом говорит. Прядки белоснежных волос мужчины скользят по моей груди, и я вслушиваюсь в то, как его дыхание снова выравнивается, когда он засыпает. Забавно, что он чувствует себя в безопасности рядом со мной. Я же совершенно незнакомый ему человек. Мало того, что он позволил трахнуть себя в задницу, так теперь еще и доверяет мне до такой степени, чтобы прильнуть ближе в поисках простого человеческого тепла. Боюсь, в наше время не то что стыдно употреблять слово «любовь» вслух, но даже просто рассуждать о дружбе и доверии – уже непозволительная роскошь. Если, конечно, ты хочешь выжить и увидеть старость. Сейчас уже нет такого понятия, как свадьба или отношения. Баб вообще по большому счету воспринимают только как самок, способных воспроизвести потомство. В столице, по крайней мере, всеми силами стараются изобразить ширму уважения к женщинам, чтобы другие живущие на свете простолюдины еще во что-то верили, но я-то знаю, что даже заключаемые напоказ браки – всего лишь дешевый спектакль. На самом деле несчастные женщины и в Сейрейтее живут лишь для того, чтобы рожать на свет мужчин и их будущих самок. Поэтому я с детства не верил в любовь. Только в секс, секс и еще раз – в секс. И никогда никому не доверял, что не раз спасало мне жизнь. Тем не менее я долго не нахожу сил отстранить от себя мужчину и подняться с кровати. Бред какой-то. Ладонь сама тянется погладить его по взъерошенным волосам, и я почти невесомо скольжу рукой с его затылка на спину и талию. Он счастливо вздыхает во сне, и что-то вдруг тоскливо начинает ныть у меня в груди при мысли, что пора уходить. Сквозь щели проглядывает уже потемневшее небо. Скоро звезды будут ярко гореть на небосклоне, а мне еще нужно найти местный рынок и пополнить запасы воды. Что ж… пора в путь. Я осторожно выпутываюсь из объятий незнакомца, поднимаюсь с постели и в полумраке нашариваю на полу свою одежду. Бедра слегка липкие от засохшей спермы – неприятно трутся о брюки, но делать нечего. Умоюсь уже на лодке. Я присаживаюсь на край кровати, чтобы натянуть сапоги, и мужчина вдруг ворочается за моей спиной на простынях и резко садится – так, что одеяло падает на его колени, волосы рассыпаются по плечам, а сам он охает и хватается за поясницу, едва сдерживая стон. - Больно? – зачем-то интересуюсь я равнодушным голосом. Сам знаю, что больно. В комнатке уже совсем темно, и я не могу разглядеть лица мужчины, но мне почему-то становится противно при мысли, что его красивые черты сейчас уродуются морщинками из-за неизбежной гримасы боли. - Сносно, - хмыкает он и, дождавшись, пока я закончу с застежками на втором сапоге, спрашивает, - Уже уходишь? - Да. Мне пора, - отвечаю я и незаметно хмурюсь. Что же все-таки такое на меня нашло, что я сейчас почти что отчитываюсь перед случайным любовником? - Ладно, - снова легко сдается мужчина, откидываясь обратно на подушку, и оттуда наблюдает, как я расправляюсь с завязками на своей длинной рубахе, - Удачи тебе. Может, еще свидимся где-нибудь. Перед тем как выйти за дверь я бросаю на него еще один пристальный взгляд, но ночные тени и завеса растрепанных волос укрывают его красивое лицо, с губ которого я так и не украл ни единого поцелуя. Странный день, странный мужчина, странное прощание. Как обычно я не нахожу слов, чтобы бросить в ответ после нескольких часов ничего незначащего секса, поэтому молча выхожу из комнатки прочь. Незнакомец не порывается меня остановить. Я спускаюсь вниз по ступеням, игнорирую слащавый прищур зевающей у входа бабы и направляюсь в центр поселка, где, как я выяснил еще по прибытии, и располагается рынок. На плавучих платформах и мостиках в ночной прохладе, вероятно, дождавшись ухода зоркого ока палящего солнца, снуют туда-сюда по делам люди, а в маленьких окошках различных хибарок зажигаются скромные огоньки масляных ламп. Кто-то рыбачит, кто-то о чем-то спорит и матерится, кто-то на отдалении стучит молотком, и я понимаю, что даже на краю мира жизнь теперь начинает бурлить лишь под покровом ночи. Иногда солнце, от которого некуда деться, слишком безжалостно. На рынке я быстро договариваюсь с местным заведующим водными фильтрами, и мужик соглашается наполнить мои опустевшие баки переработанной пресной водой. За разумную плату, конечно. Хоть вода мутная и слегка отдает солью и тиной, денег я не жалею. Чего мне всегда хватало – так это как раз денег. Яма-джи воистину щедр, если служить ему верой и правдой, или как там говорили в старину. Я уговариваю скучающего около причала юнца перетащить наполненные баки в мою лодку и, слыша звон дорогих монеток, мальчишка с радостью соглашается мне помочь. Полчаса спустя я готов отплывать, но, даже заводя мотор и проверяя уровень оставшегося топлива, я никак не могу избавиться от странного ощущения, что что-то не так. Что я что-то то ли не сделал, то ли забыл, то ли упустил из виду, и это заставляет меня раз за разом проворачивать в голове воспоминания о бледном, податливом теле подо мной, и о том, как незнакомец выгибал спину, подаваясь бедрами навстречу моим разгоряченным движениям внутри его тела. Отплыв на небольшое расстояние – самое время распускать парус, чтобы поймать поднимающийся северный ветер - я все-таки оборачиваюсь, и выискиваю глазами ту двухэтажную хибарку, в которой провел последние несколько часов. Быть может, мне чудится, но в той стороне, где находится этот дом, кто-то недвижно стоит на краю платформы, провожая меня в путь. Холодок бежит по позвоночнику, но я мотаю головой, занявшись парусом. Это всего лишь мое воображение. Скорей всего, так оно и есть. *** Я сверяюсь с компасом – стрелка бешено вращается по кругу – и, вздохнув, глушу мотор и спускаю парус. До заката еще пара часов, но не стоит сегодня надеяться на звезды. Небо укрыто плотным слоем серых туч, и я не думаю, что ситуация изменится до следующего утра. Радует лишь то, что тучи не настолько злые, чтобы за ночь превратиться в настоящий шторм. Море за бортом волнуется, но, опять же - не настолько, чтобы доставить мне много хлопот. Ладно, хоть высплюсь. Ненавижу такие дни. Мой путь лежит на север, но из-за чертовых магнитных аномалий, таинственные причины которых возлегают то ли на дне моря, то ли еще глубже – в недрах земли – компас отказывается сотрудничать, а звездного неба я сегодня точно не дождусь. Придется скинуть бесполезный якорь в надежде зацепиться за подводные скалы или дрейфовать до тех пор, пока небо не расчистится. Это еще хуже, чем полный штиль. Потому что иногда ожидание занимает по нескольку дней, но все же не сбиться с пути лучше, чем долго плыть в неизвестном направлении, следуя за ветром, а потом понять, что ты двигался совершенно не в ту сторону, и, как результат, потратить еще больше времени на путь назад. Я достаю из рюкзака, лежащего у штурвала, копию морской карты и отмечаю примерное расстояние, которое я преодолел за последние несколько дней. Черт побери, я бы мог работать настоящим картографом – я так наловчился орудовать ручкой, циркулем и линейкой и вырисовывать координаты, различные значки и даже делать поправки в расположении поселков и остатков суши, что в столице меня бы оторвали с руками и ногами. К тому же, в отличие от столичных неженок-картографов, которые только и умеют, что по крупицам собирать недостоверную информацию от настоящих путешественников и моряков, я не боюсь выходить в открытое море и проверять все своими глазами. Впрочем, работа блудного странника, лишь иногда заезжающего в столицу, чтобы скинуть на стол главного библиотекаря груду помявшихся и перечеркнутых бумаг, меня не особо привлекает. С самого детства бабка втолковывала мне, что я должен пойти дальше и достигнуть небывалых высот, чтобы на старости лет не сгнить от скуки в Руконгае - окрестности у подножия величественного города Сейрейтея. Там мать и произвела меня на свет после того, как ее вчетвером изнасиловали какие-то пьяные ублюдки. Несмотря на ее крики, никто не посмел вмешаться, и люди спешили пройти мимо темной аллеи, потому что мужиков было четверо, и все они были крепки на вид. Своего отца я никогда не знал, да, в общем-то, и до сих пор знать не желаю. Иначе, боюсь, что тут же расквашу ему нос, а потом отрежу его блядский хуй по самые яйца. Бабка растила меня крепеньким, и сил и еды на меня не жалела, заставляя меня работать в поте лица и держать себя в тонусе. В шестнадцать лет она, скрепя сердце, отправила меня на службу новобранцем в ряды солдат Сейрейтея, и с тех пор я ее не видел. Лишь дослужившись до звания командира и получив свой собственный отряд, я смог вырваться обратно в деревню, но мать, скривив нос, сказала, что бабка уже год как отдала концы, и больше я домой не заезжал. Та полуразрушенная руконгайская хибарка перестала быть для меня домом, как только бабки не стало. Наверно, я любил ее, но временами она все-таки была чересчур суровым родителем, и, поверьте, на мою долю выпало немалое количество серьезных порок. Вероятно, поэтому, несмотря на то, что я все-таки испытывал к ней благодарность за все ее потуги вырастить меня настоящим мужиком, особой печали из-за ее ухода из жизни не почувствовал. Просто я был еще молод, и мне хотелось отплатить человеку, потратившему на меня столько времени и усилий, добром. Отплачивать оказалось некому, и в тот же день я вернулся на службу в Сейрейтей и серьезно задумался о своем будущем. Прозябать и дальше на внешних, защитных стенах, опоясывающих город по кругу, хоть и было достойной и хорошо оплачиваемой работой, мне не хотелось. День за днем вышагивать по периметру, отдавать солдатам однообразные приказы сменить строй или следить за южными подходами к городу – вы представить себе не можете, какая это была скука. Поэтому когда прошел слух, что Ямамото Генрюсай набирает надежных солдат в особое подразделение под названием Готей-13, которое будет служить лично под его командованием, я не сомневался ни секунды и подал заявку. Яма-джи и по сей день является правителем Сейрейтея и военным монархом, правящим разбросанными остатками человеческой расы, согласно принятому после того, как планета потонула в бескрайних морях, закону. Я подумал, что быть в подчинении у такого человека вряд ли будет скучно, и не прогадал. Следующие десять лет я провел в море, выполняя такие сумасбродные задания, от которых иногда дыбом вставали волоски на шее – тогда я еще не отрастил свою длинную шевелюру. Пробраться в пиратское логово или выкрасть информацию с недавно обнаруженной затонувшей подводной лодки - были еще цветочками. Признаю, иногда мне приходилось марать руки в крови, выслеживать скрывающихся, важных людей, пытать и тащить их обратно в Сейрейтей под угрозой смерти и страшных мук. Есть вещи, которыми я совершенно не горжусь, но, живя в жестоком и несправедливом мире, невольно принимаешь правила навязанной тебе беспощадной игры. Так или иначе, но я порядочно нахватался опыта в мореплавании и боях, и когда, лет семь назад, отчаявшаяся группировка зарвавшихся глупцов – себя они называли загадочным словом «арранкары» - попыталась устроить в Сейрейтее переворот, плечом к плечу вместе с остальными ребятами я защитил Яма-джи и, наконец-то, выслужился. Старик даровал мне собственные покои в его причудливом замке, приличное состояние, целый гарем красивых дамочек, и я автоматически превратился в завидного жениха и одного из современных «аристократов», если это слово теперь вообще применимо в употреблении в нынешней реальности. Однако постоянно сидеть в замке и охранять стариковский зад, несмотря на все очевидные прелести богатой жизни, я тоже не мог. Я продолжал взваливать на себя некоторые сложные и несложные задания, впрочем, теперь сбавил обороты и по большей части просто пускался в длинные заплывы, чтобы, к примеру, перевезти важный документ из пункта «а» в пункт «б». Не знаю, осознал ли это Яма-джи или нет, но он никогда не препятствовал мне, когда я решал надолго исчезнуть из Сейрейтея – наверно, догадался, что я просто напросто дико полюбил море. Еще в первый год плавания, я мог безошибочно определить, будет ли шторм или нет, сменится ли направление ветра, окажется ли заплыв удачным, и не настигнет ли нас случайно штиль. Мне не составило труда выучить яркие созвездия, я словно нутром чувствовал погрешности компаса, и зачастую мог определить сторону света только благодаря своему внутреннему чутью. Обширные и сложные морские карты вообще стали интересней книг, и соратники не раз на меня молились, зная, что если кто и вытащит их из невиданных морских просторов, то это буду я. Казалось, море было у меня в крови, а неизменное везение следовало по пятам. Бывали дни, когда морская гладь спасала меня от смертоносных пуль. Бывали дни, когда непредсказуемые морские течения чудом выносили меня к плавучим поселкам. Бывали дни, когда вместо ненадежных людей я выбирал надежное море, и я ничуточки об этом не жалею. Остальное время я просиживал в замке, трахался с дамочками, общался со знатью, следя за тем, чтобы ненароком не появились новые «арранкары» и, в общем и целом, был вполне доволен своей жизнью. Лишь в последний год слишком изнемог от налетевшей скуки, и когда в народе вдруг пошел говор о невиданном доселе морском драконе, тут же сорвался с насеста и пустился в плавание. Яма-джи махнул на меня рукой, ворчливо закатил глаза, выделил мне одну из лучших лодок яхтового типа и пожелал удачи в лучших отцовских традициях. Он не скрывал того, что я был для него, как сын, и я не собирался отказываться от выказанной мне почести. В конце концов, ради старика мне приходилось и убивать. Я заваливаюсь на расстеленную лежанку прямо посреди лодки и рассеянно гляжу на серое небо. Лодку привычно качает на волнах. Чаще это меня убаюкивает, но сейчас сон почему-то не идет. Темные морские глубины навевают мысли о карих глазах незнакомца, которыми он смотрел на меня из темноты узкой комнатки, когда я задержался на пороге перед тем, как уйти. Черт подери, столько дней уже прошло, а я все никак не могу забыть его красивого лица. При воспоминании о сексе штаны тут же становятся тесными, и я фыркаю и пытаюсь игнорировать собственное либидо. Бесполезно. Через десять минут я сдаюсь, сгибаю ногу в колене, и выпутываю ремень из брюк, чувствуя нечто, похожее на мальчишеский стыд. Последний раз я делал это еще, когда мне было лет двадцать пять. Тогда мне впервые пришлось плыть одному, и никто не мешал мне поддаться ноющему желанию довести себя до оргазма. Но столько ж лет утекло – и я же уже не юнец – и до встречи с блондином я прекрасно мог сдерживать подобные проявления пренебрежения потребностями организма. Черт бы побрал стройное и податливое тело и узкий зад незнакомца. Я вздыхаю, высвободив свой член от грубой ткани темных брюк, но моя рука замирает у самого основания, когда я понимаю, что собираюсь заниматься самоудовлетворением, думая о мужике. Блять, вот такого я точно раньше за собой не замечал. Дразнящими прикосновениями я скольжу пальцами вверх, пытаясь сосредоточиться на мыслях о какой-нибудь пышногрудой беспомощной девочке, которая не может противостоять моему напору, но к своему ужасу внезапно осознаю, что все воображаемые картинки не заводят меня так, как воспоминание о длинных белых прядках незнакомца на моей груди и о его изящных пальцах, впивающихся в мои плечи. Дьявол, ладно. Так и быть. Но только в этот раз. И только потому, что мне очень хочется. Я представляю, как обнаженный мужчина появляется из воздуха прямо посреди лодки, склоняется между моих бедер и, лаская пальцами головку своего члена, воображаю, что это его влажный и умелый ротик и язык сейчас доставляют мне нестерпимое удовольствие. Вверх, вниз – моя ладонь двигается неторопливо. Я оттягиваю момент оргазма, наслаждаясь приятными ощущениями, и прикрываю глаза. Вспоминаю, как блондин тихо стонал и вздыхал, пока я вбивал свой член между его упругих ягодиц по самые яйца. Вспоминаю особый вкус его кожи на своих губах. Дрожащие пальцы, ищущие поддержки в складках постельного белья. Приятный, чуть смущенный голос… Ахх, блять, как же все-таки хорошо. Я сжимаю зубы, усиливаю и убыстряю движения, и минуту спустя кончаю, продолжая двигать рукой, выдавливая из себя остатки семени. Прохладный морской ветер холодит разгоряченную кожу, и я не спешу застегнуть обратно брюки. Дотягиваюсь до прочного ограждения, на котором висит мокрая тряпка, и утираю ей свои бедра. Потом лежу, раскинув руки в стороны, и учусь заново дышать. Словить оргазм - всегда здорово, только почему-то в этот раз я чувствую непонятные отголоски неудовлетворенности. Тело поет, но внутри как-то пусто. Странно. Раньше я за собой такого не замечал. Старею что ли? Наверно я впадаю в дрему, потому что меня будит далекий гул моторов. Я поднимаюсь на ноги, хватаю из рюкзака бинокль и принимаюсь осматривать горизонт. Уже почти стемнело, звезд, как я и предполагал, не видно, но невозможно не заметить на отдалении яркий свет ночных фонарей. Я чертыхаюсь и быстро впутываю ремень обратно на пояс брюк. В такую темень и такой дали от людских пристанищ, я знаю лишь единственных на свете безумцев, которые способны смело разъезжать на катерах посреди неизвестности. Пираты. И, если так, то их корабль, скорее всего, встал на якорь совсем неподалеку. Этого мне еще не хватало. Нужно было плыть другим курсом – не в районах бывших хребтов гор – а там, где даже самый тяжелый якорь с самой длинной на свете цепью не способен достать до дна. В наши дни никто не будет расходовать топливо на то, чтобы мощный корабль или пароход, держащийся на плаву, несмотря на старину, не двигался с места из-за сильных морских течений. К слову, на самом деле подобных кораблей на всем белом свете осталось приблизительно с пару-тройку десятков, если верить разведке, которой занимается один из спецотрядов Готея-13. Я собираю рюкзак, кидаю туда самые важные вещи, прекрасно зная, что если пираты решат ко мне пристать – а они пристанут, как только заметят мою яхту, хоть я и без паруса сейчас – что меня волей-неволей, но все равно поволокут к их вожаку. Уж в этом я уверен. Так же, как и Сейрейтею и другим крупным городам – любой группировке мародеров или пиратов всегда нужен сильный предводитель, иначе люди непременно передерутся друг с другом за добычу. Поэтому прежде, чем начать делить добро, да или вообще разграбить одиноко-плывущий плот или лодку, у пиратов принято тащить пленников и их принадлежности к вожаку. Для подобных сборищ вандалов в этой процедуре есть и еще один плюс – им же нужно хоть как-то набирать людей. Многие остаются из банального страха и со временем приживаются. Как-то раз и я попал в похожую передрягу, но чего мне не занимать – так это храбрости. За это меня Яма-джи и ценит. Ну, все происходит именно так, как я и думал. Катера сворачивают в мою сторону, и я закидываю за плечи рюкзак. Они могут забрать у меня яхту, деньги и воду, но чего я никогда не позволю сделать – так это отнять у меня мои любимые пистолеты, ножи, и собственноручно созданные морские карты. С ними я не расстанусь даже под угрозой смерти. Лодку можно раздобыть, за деньгами вернуться в Сейрейтей, баки с водой выторговать в ближайшем плавучем поселке, но вот настоящее оружие и верные карты попробуй еще достань. Катера подплывают совсем близко, в темноте я различаю несколько крепеньких силуэтов и быстро прикидываю, не дать ли мне все-таки деру. Их шестеро - по трое в каждой лодке - и при удачном раскладе, думаю, что мог бы их всех завалить. Но меня не прельщает плыть полным ходом в неизвестном направлении, расходовать дорогое топливо, а потом еще долго оглядываться в ожидании погони. Придется попытаться договориться с их вожаком. Дуло ружья упирается мне в лоб, хохот окружает со всех сторон, и я поднимаю руки вверх, широко улыбаясь. - Тише, тише, ребята, остыньте, - я специально корчу из себя добродушного дурачка. Бывает ведь и такое, что не все ублюдки готовы делиться уловом с остальной бандой и, сговорившись, они могут просто позабавиться, пустить мне пулю в лоб, а добычу разделить между собой. На этот случай мне лучше сразу усыпить их бдительность. Пусть принимают меня за простачка. И тогда в самый неожиданный момент я смогу нанести удар. - Пойдешь с нами, малявка, - рыкает один из верзил за рулем катера, меня грубо толкают прочь с яхты, и секунду спустя я уже стою в окружении троих недобро скалящихся уродов. Это ж надо ж – назвать меня малявкой! Да, была б моя воля, я б ублюдку уже все лицо разукрасил. Как бы то ни было, пора моей вспыльчивой молодости, когда я шел на поводу у эмоций, давно минула, и я продолжаю беззаботно улыбаться, даже когда меня за плечо резко усаживают на дно катера, чтоб я не мешался. - Айда к вождю, пацаны! - весело ревет все тот же верзила и машет рукой приятелям с соседней лодки, - А вы пока присмотрите за добычей! Я провожаю свою яхту и нагло шарящих по ней сволочей внешне спокойным взглядом. Все же не хотелось бы мне лишних проблем с поиском новой лодки. За полгода плавания я уже свыкся со всеми причудами и характерностью мотора и паруса, и сейчас, вдали от дома, вряд ли смогу найти что-нибудь лучше. Катер несется по невысоким волнам, ночь укрывает море, и лишь бьющий в лицо ветер, лучи фонарей, скользящие по поверхности воды, и равномерный гул движка указывают на то, что мы стремительно летим вперед. Что ж, самое время в очередной раз проверить мою удачу на прочность. Не знаю, сколько утекает минут, но вдруг впереди, словно ниоткуда, вырастает огромный нос корабля. Верзилы тормозят, уводя лодку в сторону, а я невольно вскидываю голову в восхищении, чтобы поближе рассмотреть отнюдь немаленькое судно, которое, судя по всему, на плаву. Корпус корабля ржавый, черная краска, некогда украшавшая днище, почти стерлась, ближе к высокой ограде в корпусе проглядывают дыры и пробоины, но в свете фонарей, усеивающих палубу, судно выглядит достаточно величественно, чтобы произвести на меня впечатление. Готов побиться об заклад, что в прежние времена, это наверняка был сухогруз. Катер подплывает вплотную к боку корабля, один из верзил выуживает из-под руля прочную веревку, и вдвоем со вторым бугаем они пришвартовывают лодку к уходящей вверх широкой железной лестнице. Судя по всему, лестница была приделана относительно недавно, потому что она не выглядит столь же обшарпанной, как старое днище. Третий же ублюдок не сводит с меня ни взгляда, ни дула ружья и при этом дьявольски ухмыляется. Умный малый. Мы карабкаемся вверх по лестнице, и где-то в середине подъема я замираю, оборачиваясь, поскольку замечаю, как вдалеке снова мелькают фонари неторопливо движущегося катера, и на секунду яркий свет выхватывает из темноты край моей яхты. Не знаю, к добру это или нет, но теперь моя лодка совершенно точно будет находиться рядом с сухогрузом. Интересно, эти уроды уже нашли потайной сейф внутри кабины, где припрятана приличная горка серебряников, или нет? Карабкающийся сзади верзила бьет меня по голени, подгоняя ползти вверх, и я со вздохом ставлю ногу на следующую перекладину. На просторной палубе, заваленной непонятными грудами металла и поломанных вещей, нас встречают еще несколько человек. Пираты радостно перекидываются словами приветствия, самодовольно хлопают друг друга по плечам, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Братская любовь, мать их за ногу. Вот попадете в настоящую передрягу, сопляки, тогда еще увидите, кого из всей этой толпы по-настоящему сможете назвать своим побратимом. Как беспомощных девок трахать – это вы скопом, а как жизни друг другу спасать – так вас в мгновение ока ветром сдует. Что ж – у меня пока не порываются вырвать рюкзак, и на том спасибо. Мы идем вперед по палубе к широким открытым воротам – как я предполагаю, в сторону спуска в огромный грузовой отсек. И снова не ошибаюсь. Шаги звенящим эхом отдаются по железным ступеням и внутренним боковым мостикам. Трюм практически пустой, за исключением того факта, что повсюду валяются одеяла и подушки, тюки и сумки, а по темным углам, обложившись керосиновыми или масляными лампами, восседают угрюмые компании неотесанных мужиков. Кто-то играет в карты, кто-то мерится друг с другом силой, кто-то что-то мастерит, ну а кто-то, не стесняясь, забавляется с, вероятно, пойманными в плен бабами. В спертом воздухе огромного помещения стоит вонь секса, пота и выпивки, и я отвожу прочь взгляд, чтобы не смотреть на затравленные лица бедных женщин. Увы, я ничем не смогу им помочь. Мне б самому отсюда выбраться. Несколько узких переходов, неласковых толчков в плечо и глупых подначек, и мы заходим в следующий отсек трюма. Передо мной на расстоянии в несколько метров находится возвышение из каких-то ящиков, на которые водружено удобное кресло, и тут мои брови резко ползут вверх, когда я узнаю сидящего вразвалку на кресле человека. - Ну, ты ублюдок! – само вырывается изо рта помимо моей воли, я роняю рюкзак, губы растягиваются в улыбке, а мужчина резко оборачивается и встает на ноги. На нем черные, удобные, широкие штаны, порванная майка, но не узнать серый меховой хвост, обернутый вокруг шеи, просто невозможно. Он никогда с ним не расставался – даже в самые жаркие дни. - Мать мою за ногу, кого я вижу! Шунсуи, какого черта ты здесь делаешь? – хохочет Старрк, расталкивая собравшихся вокруг меня верзил, и почти повисает на мне, с размаху хлопая меня по спине. В это сложно поверить, но, похоже, мне опять невероятно подфартило. Я обнимаю мужчину в ответ, он отсылает расстроенных подручных прочь, и с минуту мы пристально рассматриваем друг друга с ног до головы. Выглядит он неплохо, хоть прошло уже целых пять лет с последнего момента, когда я его видел. Старрка мне посчастливилось узнать еще с тех мятежных столичных времен, когда ему не повезло быть завербованным «арранкарами». Я отговорил его участвовать в мятеже буквально перед тем, как разгорелся бой, а потом долго и мучительно выпрашивал право на его жизнь у пылающего огнем мести Яма-джи. Старик смилостивился, и с тех пор за Старрком числится непомерный должок. Который он сполна оплатит мне сегодня. Он жестом предлагает мне присесть на ближайшие коробки и усмехается, когда я морщусь, оглядывая пыльную поверхность. Я отнюдь не брезглив, но я не брал с собой из Сейрейтея кучи хорошей одежды, а мой путь, как я предполагаю, еще долог и тернист, и я не горю желанием облачаться в те лохмотья, которые носят пираты или простолюдины в плавучих поселках и деревнях. Старрк закатывает глаза, когда я остаюсь стоять, а сам возвращается в кресло, закидывая ноги обратно на подлокотники. - Ну, так, какими судьбами? – повторяет он вопрос, с любопытством вглядываясь в мое небритое лицо. - А черт его знает, - отвечаю я и расслабляюсь, понимая, что нас никто не подслушивает, - Засиделся в Сейрейтее и решил проветриться… - Ой, да брось ты! Будто я не знаю, что тебя с твоего насеста и гарема сладких дамочек, способно вырвать только что-то по-настоящему дельное. Давай, колись, - фыркает Старрк, выуживает из-за кресла красивую бутыль и пару стопок и наливает мне, судя по всему, раритетного саке. О, да, мы с ним любили пропустить стаканчик, пока он не уплыл прочь из Сейрейтея в поисках новой жизни. Я выдерживаю паузу, делая вид, что пробую на вкус действительно хорошую выпивку, и раздумываю, поделиться ли с ним планами. Если Старрк теперь главарь пиратов, то еще неизвестно, чего от него можно ждать. Не лучше ли будет отговориться правдоподобной ложью, а то еще навлеку на свою голову проблем? Но с другой стороны я ведь не зря поверил в него тогда, много лет назад. А в людях я толк знаю. К тому же, вдруг и у него имеется хоть какая-то информация касательно предмета моих поисков. Все же он лучше знает эту часть морских просторов, раз обитает здесь. - Морской дракон, - наконец, решаюсь я, и Старрк совсем не удивляется. Только хмыкает, переводя задумчивый взгляд на железные перекладины над головой. - Да, я много чего слышал, - говорит он, прищуривается и наливает себе вторую стопку, - Поделиться? - Буду премного благодарен, - киваю я, поднимаю с решетчатого пола рюкзак, кидаю его на грязные ящики и все-таки усаживаюсь на край. Старрк сползает с кресла и, не жалея собственных брюк, перемещается на соседний ящик. Теперь мы сидим вплотную – плечом к плечу, как в старые времена. Уголки губ ползут вверх - не могу сдержать острое чувство накатывающей ностальгии. Вроде мы сдружились не так давно, но уже утекло столько лет. Невероятно, как быстро летит время. - В общем, Шунсуи, если ты задумал искать эту тварь, то советую тебе передумать, пока не поздно, - тяжело вздыхает Старрк, и я ловлю в его серьезном взгляде что-то чересчур тяжелое, что заставляет меня напрячься и впиться глазами в мужчину. Он спокойно выдерживает мой пристальный натиск, и я понимаю, что он не врет. Дьявол. Ну, не настолько же все погано? - Не знаю, откуда на самом деле появился этот дракон, - начинает мужчина свой рассказ, и я вижу, что он не стремиться утаить ни малейшей крупинки информации, - Но поговаривают, что где-то в северных морях проводились какие-то геномные эксперименты. Так что курс на север ты держишь правильно. Только, предупреждаю, ты не один такой. Когда только-только обнаружилась эта бестия, знаешь, какой переполох был в северных селениях? Ужас просто. Все как с ума посходили. Собрали последние оружие и свои дряхлые лодки и отправились ловить эту тварь. Представляешь, если бы такую животину объездить можно было? Не нужно ни топлива, ни запчастей, дракон бы рыбой питался, да и все. И ведь какие грузы бы мог тягать! Соблазн был слишком велик, чтобы оставить тварь в покое. А некоторые придурки – заядлые моряки и охотники – вообще хотели дракона убить. Ну, ты знаешь, что обычно на людей находит в таких случаях. Пффт. Да, это точно. Боевые трофеи и вечная слава убийцам морского дракона! Как же я не люблю весь этот пафос. Как представлю, что какой-то пузатый, жирный осел на старости лет навесит на себя драконий клык и будет с гордостью рассказывать внукам, как лихо он расправился с бедным драконом, и какую ему после этого выдали непомерную награду – так просто руки чешутся ублюдку по роже дать. Не скажу, что сам я не строю далеких планов, если мне посчастливиться обнаружить морскую бестию, но вот убивать я ее точно не собираюсь. Как бы то ни было, тень никак не хочет сходить с мрачного лица Старрка, и это заставляет меня хмуриться в ответ. - А я ведь, дурак, тоже хотел в эту бочку полезть, - признается мужчина, отпивая саке, - Вовремя передумал. Чтобы тебе было понятней, Шунсуи, скажу лишь одно – с той охоты мало кто вернулся. А кто вернулся – до сих пор заикаются от страха при одном упоминании животины. - Почему? – интересуюсь я, заглядывая в горлышко уже полупустой бутылки. Ого, это мы со Старрком лихо. Впрочем, хорошая выпивка всегда лихо уходит с хорошим собеседником. - Потому что дракон оказался таким разумным, что все хитрые уловки по его поимке пропали втуне. Много людей погибло, - тяжело вздыхает Старрк, - Ты не подумай, я не преувеличиваю. Я сам считал, что все их потуги поймать такую рыбину жалки, но, судя по рассказам, там не они вели охоту на дракона, а он – на них. Странно, что вообще кто-то выжил. Не удивлюсь, что у дракона, по крайней мере, присутствуют зачатки рассудка и головного мозга, уж не знаю, что там в лабораториях вытворяли, чтобы создать такую тварь. Старрк надолго умолкает, и мы допиваем бутылку в уютной тишине. Иногда до моего слуха доносится эхо шума беспокойного моря, волнами наваливающегося на днище корабля. Рассказ мужчины действительно заставляет меня задуматься о том, не повернуть ли назад, но я известен своей твердолобостью и упрямством, и решаю проверить все своими глазами, прежде чем возвращаться в Сейрейтей. Хотя теперь в пути я точно постараюсь быть еще осторожней. Вероятно, Старрк понимает это, потому что больше не пытается меня отговорить. Он всегда понимал меня без лишних слов, и за это я ценил его дружбу. Наверно, если бы у меня был брат, я бы хотел, чтобы он был таким как Койоте Старрк. Чуть позже мы разминаем ноги, мужчина показывает свое логово, приподнимая завесу тайны о том, как его угораздило стать вожаком сборища пиратов, и громко смеется, когда я любопытствую, отдаст ли он мне мои вещи и яхту и выпустит ли когда-нибудь из трюма своего вонючего сухогруза. Снаружи на палубе он толкает меня в плечо, принимает грозный вид и отрицательно мотает головой. Но я вижу, что он просто шутит, и мы замираем, опираясь на ограждение и глядя в темную завесу ночи. Далеко-далеко горизонт время от времени освещается бледными вспышками зарницы, и я понимаю, что над тем плавучим поселком, где я встретил незнакомца, сейчас бушует настоящая буря. Интересно, он все еще там? Я раздраженно рычу на самого себя. Почему в последние дни мои мысли неустанно возвращаются к блондину? Я крышей тронулся от долгого плавания или как? Или слишком перепил сейчас, и мне просто снова хочется секса? Все-таки, какое совершенное у него было тело… - Останься до завтрашнего вечера, хоть. Все равно тучи, если и разгонит, то только днем, а чертовы компасы здесь не пашут, - резонно предлагает Старрк, и я вынужден согласиться. Я не против общества мужчины, но вот провести остаток ночи в компании потных, недальновидных уродов меня совсем не прельщает. Не дай Бог, они еще предложат согреть мне постель какой-нибудь грязной, измученной дамочкой, которая уже имени-то своего и не помнит. У меня точно сердце прихватит от отвращения. - Кстати, через час-другой должны вернуться еще ребята. Я просил привезти кого-нибудь поразвлечься, так что, если ты вдруг захочешь, то можешь присоединиться к веселью, - вторит моим мыслям Старрк, и я закатываю глаза. Мы возвращаемся внутрь трюма, снова усаживаемся на ящики и принимаемся вспоминать старину, играя потрепанной колодой карт. Старрк вовсю мухлюет, но я от него не отстаю, и вскоре вокруг нас собирается приличная толпа хохочущих и улюлюкающих верзил, с интересом наблюдающих за тем, кто же выйдет победителем. Но мы так и не заканчиваем затянувшуюся партию, потому что вскоре внутрь вваливается очередная толпа радостных ублюдков, таща с собой увесистые мешки и несколько связанных людей. Я не поднимаю взгляда и остаюсь сидеть, просчитывая следующие ходы, а Старрк отходит, чтобы проверить драгоценный улов. Так, у меня есть туз пик и валет, хорошо бы еще выудить из колоды даму и… Шум и гам за спиной совершенно меня не отвлекают, но спустя несколько минут начинается непонятная возня, и я все-таки оборачиваюсь. И хотя у меня нет под рукой зеркала, наверно, мое лицо все же приобретает бледный оттенок при виде разыгрывающейся сцены. - Ах ты, подонок! – ревет какой-то урод, зажимая окровавленную губу и наотмашь бьет человека по лицу, когда тот не дает себя поцеловать на потеху собравшимся засранцам. Белые прядки взмывают в воздух и, не издав ни единого звука, мужчина валится на пол, на колени, и оттуда в возмущении вскидывает подбородок, несмотря на боль от удара. Теперь я знаю, как могут полыхать эти карие глаза в порыве ярости. Я заворожено смотрю на то, как незнакомец сжимает зубы и шипит, когда грубые руки впиваются в его длинные волосы и оттягивают его голову назад. Но того, что, как я понимаю, должно произойти в следующий момент, я ну никак не могу допустить. Верзила расстегивает ширинку на своих штанах, переглядывается с облизывающимися товарищами, и все они дружно гогочут с явным намерением трахнуть блондина в рот. Старрка все это не тревожит, и он просто равнодушно наблюдает краем глаза за происходящим, исследуя притащенные тюки. Я хватаю его за плечо, пока верзила старательно выпутывает свой крохотный, но вонючий член из штанов, и лихорадочно шепчу ему: - Отдай блондина мне! – и добавляю на всякий случай, - И будем квиты. У Старрка глаза ползут на лоб, но потом он насмешливо щурится, и его губы расплываются в понимающей улыбке. - Странно, Шунсуи, что-то раньше я не замечал, чтобы ты западал на мужиков, - усмехается он, но, тем не менее, быстро отрывается от наваленных мешков и властно расталкивает толпу мужиков, - Так-так, извините, ребятки, думаю, этот красавец сегодня не для вас. Забирайте баб и идите играйтесь, с остальной добычей разберемся утром. Никто не смеет перечить вождю, лишь верзила, уже почти ткнувшийся своим хуем в плотно сжатый рот бледного как смерть незнакомца, недовольно ворчит, впрочем, тут же хватает одну из дрожащих от страха женщин и, не потрудившись застегнуть обратно ширинку, тащит ее за шиворот прочь. Мда, недолго было горе. Как же мне противен этот неотесанный сброд убийц, воров и насильников. Я понимаю, что Старрк может здесь спокойно вытворять все, чего его душе угодно - а главное, первым пунктом, отсыпаться и лениться - но все же пираты… Старрк машет рукой куда-то в темный угол помещения, где виднеется узкая дверь, молчаливо предлагая мне уединиться с притихшим незнакомцем, и я киваю, делая шаг вперед. Блондин, все еще сидящий на коленях на железном, решетчатом полу, выглядывает из-за растрепанной челки, и по его лицу мимолетом скользит удивление, когда он меня узнает. Он благоразумно молчит и не особо сопротивляется, когда я поднимаю его с пола за край ворота порванной рубашки и тащу вперед. Дверь за нами скрипит, и мы остаемся наедине. Я разжимаю хватку руки на ткани, осматривая небольшое помещение, освещаемое лишь бледным светом люминесцентного фонаря над головой. Узкая койка с более-менее приличным матрасом располагается слева, а напротив нее стоит деревянная тумба с разбросанными на ней журналами и пожелтевшими от времени книгами. Незнакомец за моей спиной устало обнимает себя руками и ежится то ли от холода, то ли от пережитого потрясения. - Спасибо, - едва слышно выдавливает из себя он, и я пожимаю плечами, почему-то чувствуя себя неуютно за его абсурдную благодарность. Ведь то, что я не позволил другому ублюдку оттрахать его рот, вовсе не значит, что я сам не захочу с ним перепихнуться. Но он действительно выглядит усталым и осторожно ощупывает щеку и подбородок, где, наверняка, скоро расплывется синяк от чересчур сильной оплеухи. Возможно, будет лучше сперва дать ему поспать, тем более что я сам не прочь прикорнуть. Слишком много впечатлений для одного дня. Я толкаю его в сторону койки, и он послушно ложится, скидывая сапоги и перекатываясь на бок лицом к стене. Я следую его примеру, запихиваю рюкзак под голову и громко вздыхаю. Проходит, наверно, полчаса, но мне почему-то не спится и, судя по напряженной спине мужчины, лежащего рядом со мной, ему тоже. Дьявол, какой бред. Мы же уже трахались и даже впоследствии обнимались, так почему мы оба сейчас лежим, будто ждем, что вот-вот сверху на нас свалится атомная бомба? Неужели мы настолько зачерствели, что не умеем спать в одной постели, если нас не объединяет безумный секс? Или он боится меня или реально думает, что я попытаюсь его завалить в таком состоянии? Или дело во мне? Еще минут десять я отчаянно размышляю, что же сказать, чтобы разрядить обстановку. И при этом я еще дико злюсь и раздражаюсь на самого себя. Это забавно, потому что подобная злость посещала меня давным-давно разве что в молодости на первом свидании, если его таковым можно было назвать. Тогда случился первый мой в жизни секс, мне было четырнадцать лет, и я просто нихрена не знал, что нужно делать, вот и тонул каждую секунду в самобичевании. Но сейчас-то мне уже сорок, так почему я чувствую себя, будто от моих слов сейчас зависит нечто безумно важное? Но дольше терпеть это напряжение воистину невыносимо, если я хочу хотя бы чуть-чуть отдохнуть. Я прочищаю горло. - Ну, вот и свиделись, - шутливо выдаю я, и плечи незнакомца трясутся от беззвучного смеха, а спустя мгновение он поворачивается ко мне и, улыбаясь, кладет свою растрепанную макушку ко мне на плечо, и я автоматически обнимаю его за спину. Его вторая рука – также как тогда в хибарке – устраивается на моей груди, принимаясь играть с завязками, и мужчина затихает. Уже через секунду его дыхание выравнивается, пальцы замирают, расслабляясь, и он придвигается ко мне во сне ближе. Меня окутывает приятное тепло, я зеваю и проваливаюсь в божественную дрему, из которой за остаток ночи я выплываю лишь единственный раз – и то только, чтобы поссать. Приходится подняться вверх на палубу, но мне никто не препятствует - Старрка нигде не видно - и я очень быстро возвращаюсь назад. Разлегшийся по всей койке за время моего блуждания мужчина так и не просыпается, когда я подвигаю его безвольное тело обратно к стене, но его недовольное бормотание меня несказанно веселит. Особенно, когда он тянется обратно руками и приникает щекой к моей груди, перекидывая руку через мой бок. И я внезапно понимаю, почему я так с ним церемонюсь. Просто он слишком мил, чтобы противостоять его очарованию. Я снова засыпаю. Когда я распахиваю глаза, наверно, уже утро. Незнакомец, за ночь каким-то чудом умудрившийся занять макушкой половину моей импровизированной подушки-рюкзака и сместить меня в бок, приходит в себя одновременно со мной, и я внезапно затаиваю дыхание, когда понимаю, что его лицо так близко, что я бы мог его сейчас поцеловать. Я смотрю на его приоткрытые манящие губы, и по его щекам медленно растекается румянец, когда он осознает, к чему прикован мой взгляд. Впрочем, я не делаю попыток двинуться вперед, несмотря на то, что он не отодвигается прочь. Поцелуй для меня всегда был чем-то особенным, и хотя иногда я и мог сорваться и в порыве страсти зацеловать кого-нибудь до смерти, как и в хибарке, я и сейчас не осмеливаюсь приникнуть к губам слегка смущенного мужчины. Может, именно потому что он мужик. Может, потому что я не хочу придавать значения этой удивительно-странной, уже второй встрече. А может просто потому что, на самом деле мне безумно хочется завладеть его губами, и в этот момент мне самому становится страшно от этого непонятного и нестерпимого порыва. Кажется, он понимает, потому что его глаза подозрительно теплеют, одна рука вдруг забирается под подол моей рубахи и, дразня легкими прикосновениями, скользит вверх по дорожке волос на животе, добирается до груди и замирает, лишь найдя мой сосок. Я втягиваю ртом воздух, чувствуя, как желание начинает копошиться где-то в районе живота и паха. Если так пойдет и дальше, я не смогу себя сдержать. Ощущения от того, как ласково он поглаживает мой сосок, задевая мелкую поросль жестких волос вокруг, невероятные. С мужиками - что бывает нечасто - я обычно просто трахаюсь, не особо позволяя дотрагиваться до своего тела, но мужчине я, пожалуй, готов сделать скидку, если он снова предоставит мне свой зад в безвозмездное пользование. - Хочешь меня? – спрашивает он в такт моим мыслям, и я согласно рычу, подминая его под себя и принимаясь вытаскивать его заправленную за пояс порванную рубашку. Я не трачу времени на пуговицы, а стягиваю ее через голову, и с наслаждением опускаю руки на гладкую кожу незнакомца. Я провожу ладонями по его бокам, плечам, заставляю его запрокинуть голову, пальцами потянув его необыкновенно белые прядки волос назад, и приникаю губами к его беззащитной шее. Он вздрагивает, судорожно вздыхает и одной рукой отчаянно впивается в мое плечо. - Ахх, Господи… почему так хорошо… - не сдерживает он полу стона и выразительно краснеет из-за случайно вырвавшихся слов, накрывая пылающее лицо второй рукой. Я самодовольно улыбаюсь уже куда-то в район его ключицы, хоть и знаю, что не вытворяю ничего особенного. Но с каждым подаренным ему поцелуем и укусом желание возрастает, и он отвечает мне тем, что позволяет стянуть с себя джинсы, после чего принимается расстегивать мой ремень. Но, похоже, мои почти грубые ласки нравятся ему настолько, что руки его уже не слушаются. Он разочарованно рычит, но не сдается - и минутой позже ему все же удается избавить меня хотя бы от рубахи. Его обнаженное тело наконец-то прижимается к моей горячей коже, еще больше сводя меня с ума. Он приподнимает собственные бедра, пытаясь усилить трение между нашими членами – о, да, у него уже стоит – и то, как его крепкие бедра обвивают мои в попытке усилить давление, заставляет меня окончательно потерять рассудок. Я хватаю его за волосы, толкаю прочь с кровати и едва ли не швыряю в сторону тумбы, сметая с ее поверхности журналы и книги. Незнакомец не сопротивляется, когда я резко усаживаю его поверх деревянного предмета мебели, развожу его ноги шире и зажимаю его между собой и стеной. Лишь цепляется за мои плечи и запрокидывает голову, стукаясь затылком о железное днище корабля. Я плюю на свои пальцы, не в силах больше сдерживаться, и он понимающе придвигает свои бедра ближе. У меня нет ни сил, ни терпения в этот раз церемониться с его задницей. Пара резких движений двух пальцев внутри, еще слюны, и я расстегиваю ремень и ширинку и, приспуская брюки, достаю свой дико ноющий от желания член. Прислоняюсь к нему головкой, властно сжимая ягодицы мужчины, и смотрю на то, как часто вздымается и опускается его грудь. Почему-то его покорность и готовность принять меня в свое тело, заводят меня похлестче ухищрений любой умелой бабы. Я толкаюсь в него, помогая себе одной рукой, но, хотя сейчас в своем напоре я безжалостен, вхожу до основания я далеко не сразу. Слишком сухо. Черт побери, какой он тесный. Не могу больше ждать. Хочу качнуть бедрами, но голова мужчины внезапно падает на мое плечо, и я замечаю, как сильно дрожит его спина и бедра под моими ладонями. Он весь мокрый от холодного пота, и даже скрюченные от боли пальцы, смыкающиеся за моими плечами, невыносимо дрожат. Потом он откидывает затылок обратно на стену, в его глазах стоят слезы, он отчаянно кусает губу, но пощады не просит, глядя куда-то на высокий потолок. - Дай мне секунду. Пожалуйста, - вместо этого умоляет он, и я сдерживаю безумный порыв начать вбивать его в стенку. Дьявол, не могу себе представить, как ему сейчас больно, и не могу понять, зачем он это терпит. Стараясь не шевелить бедрами, я склоняюсь ближе к нему, успокаивающе провожу ладонями по его сведенным лопаткам и плечам, и одна моя рука скользит вниз – на его опавший член. Я ласкаю пальцами его головку, прослеживаю уздечку и потихоньку усиливаю давление. К некоторому своему удивлению, я даже прихожу к выводу, что у него довольно милый и приятный на ощупь член. Пожалуй, короче, чем мой и чуть потоньше, но у него идеальная форма, и я с насмешкой думаю о том, какого хрена он ложится тут под меня, а не бежит соблазнять доступных и исстрадавшихся без настоящей мужской ласки дамочек. - Давай, - наконец, неуверенно выдыхает он, и я чувствую, как его ногти сильнее царапают мою кожу, когда я выскальзываю из него, чтобы потом вновь толкнуться обратно. Да, ему по-прежнему больно, но мы оба понимаем, что лучше уже не будет, а я вовсе не собираюсь отказываться от предложенной мне возможности перепихнуться. В конце концов, он обязан мне за спасение. Я снова вжимаю его в стену, убыстряя движения бедрами. Блять, он такой узкий, и мне так хорошо, что я готов трахать его до умопомрачения. Что-то горячее вдруг скользит по бедру, я чуть отстраняюсь, чтобы бросить вниз взгляд, и про себя чертыхаюсь, когда вижу кровь. Черт, ну я ведь не изверг, по идее надо бы остановиться, но мужчина замечает мое замешательство и сквозь сжатые зубы шепчет мне, чтобы я не сдерживался и продолжал. Чертов мазохист. Его выбор не вселяет в меня доверия, но я сдаюсь нарастающему с каждым толчком наслаждению, а когда в какой-то момент задеваю внутри мужчину ту точку, от которой поет его тело, и вовсе перестаю волноваться. Через несколько толчков у него снова встает, и тот факт, что он все же получит хоть какое-то удовольствие от этого ярого секса, помогает мне сполна отдаться ритму движений. Я ловлю его руки за запястья, прижимаю их к стене над его головой и больше ни капли не сдерживаюсь, нависая над ним и трахая его, как настоящее животное. Он старается давить крики, но иногда они непроизвольно слетают с его губ, но больше мне нравится слушать, как он всхлипывает, задыхаясь от бешеного ритма толчков. Я смотрю на то, как его ноги обвивают мои бедра, как прядки волос рассыпаются по стене, и как он выгибает шею, пытаясь вырваться из моей хватки, но тщетно. В какой-то момент он распахивает свои зажмуренные карие глаза, наши взгляды скрещиваются, и почему-то - почему-то именно это заставляет меня кончить. Оргазм накрывает меня с головой – я с рыком наваливаюсь на незнакомца, выпуская его запястья, и тумба под нами трещит, упираясь в стену на двух ножках. Меня трясет, я продолжаю рывками толкаться внутрь мужчины, а он слабо цепляется за мои плечи, едва в силах вздохнуть, находясь между моим крепким телом и стеной. Я долго стою так, держась одной ладонью за днище корабля, а другой - опираясь на тумбу, желая больше никогда на свете не шевелиться. Я не знаю, кончил ли незнакомец, но потом с облегчением замечаю прозрачно-белые капли на его животе. Без единого прикосновения, надо же. Я дико горжусь собой, хотя вид алой крови между его ягодиц и на своих бедрах быстро меня охлаждает. Я осторожно выскальзываю из мужчины – сперма смешивается с кровью - он болезненно стонет, и когда я вдруг подхватываю его на руки под коленки, чтобы донести хотя бы до койки, он как-то теряется, и его и так пылающее лицо раскрашивается в еще большие живописные пламенные цвета. - Полежи, пойду, найду воды, - вздыхаю я, достаю из рюкзака тряпку, в которую на всякий случай были завернуты мои ножи и рву ее на две части. Одной утираю свой член и тихо шиплю, потому что сейчас он слишком чувствительный, а вторую беру с собой, попутно застегивая ширинку на брюках. Сонный Старрк обнаруживается на своем кресле в полном одиночестве и, хмыкнув, кидает мне пластиковую бутылку с мутной водой. Я благодарно киваю. - Если хочешь уплыть, Шунсуи, лучше сделай это в течение часа, окей? У нас тут рейд вроде как наметился, так что мы скоро двинем на юг, - поясняет Старрк и с любопытством интересуется, - Ну, что, как блондинчик? - Отпадно, - отвечаю я и, ничем не выдавая своего волнения, спрашиваю, - Я заберу его с собой? Старрк пожимает плечами, давая мне понять, что ему все равно. - Да, пожалуйста. Я же тебе его отдал. Развлекайся на здоровье, а то путь у тебя неблизкий, - смеется он, и я швыряюсь в него грязной тряпкой. Он морщит нос, откидывая ее подальше, а я возвращаюсь обратно в комнатку и, глотнув из бутыли, чтобы промочить охрипшее за ночь горло, смачиваю второй лоскут тряпки водой. Незнакомец уже успел задремать и лежит на койке на боку, вытянув ноги. Я присаживаюсь рядом, осторожно переворачиваю его на спину и тянусь к его бедрам утереть весь этот кровавый бардак хотя бы снаружи, но его рука останавливает меня в последний момент, и он, смутившись, забирает у меня мокрую тряпку. Я не возражаю. Ненавижу подтирать чужое дерьмо. Лишь тот факт, что он терпел боль ради моего удовольствия, вообще заставил меня подумать о том, как бы облегчить его боль и избавиться от грязи. И хотя сейчас я действительно готов забрать его с собой прочь с пиратского корабля, я собираюсь сделать это отнюдь не для того, чтобы превратить его в своего секс раба, как думает Старрк. Просто я благодарен незнакомцу за два чудесных, головокружительных раза очумелого секса. Я высажу его в ближайшем плавучем поселке, а сам продолжу свой путь на север в поисках морского дракона. - Одевайся, мы уходим, - бросаю я мужчине, когда он заканчивает вытирать свои бедра, и даю ему допить остатки воды из бутылки. Он морщится, натягивает одежду, едва держась на ногах, но, похоже, намерен терпеть боль до последнего. Я невольно восхищен его выдержкой, но, вспомнив о том, что вниз к моей яхте придется спускаться по длинной железной лестнице, решаю выяснить, хватит ли его на подобное усердие. - Вытерплю, - отзывается он, я оглядываю его сгорбленную спину с сомнением, но делать нечего. Закидываю за плечи рюкзак, выхожу из комнаты, и мужчина тихо следует за мной по пятам. Я прощаюсь со Старрком, мы поднимаемся на палубу, незнакомцу кое-как все же удается спуститься вниз, хотя в какой-то момент его нога чуть не слетает с перекладины, и нас двоих на катере довозят до привязанной на длинной веревке моей яхты. Внутри кабины, где располагается узкая кровать и запасы еды и воды, хоть все и перевернуто, но ничего не пропало. Сейф мой так никто и не обнаружил, и я вздыхаю в облегчении. Незнакомец топчется за моей спиной, пока я готовлюсь отплывать, и, вспоминая о том, что он еле стоит на ногах, я предлагаю ему прилечь. - Только разденься, - добавляю я, и он, обнимая себя руками, вскидывает брови. Я закатываю глаза. - Одежда грязная, не хочу пачкать покрывало, - поясняю я и, поразмыслив, дивлюсь собственной щедрости, - Могу дать тебе что-нибудь чистое. Он умывается мокрой тряпкой, намочив ее в море, потом влезает в мои брюки и чистую рубашку – они ему слегка велики – и устало падает на кровать. Когда я еще только завожу мотор, раскладывая перед собой все карты, пытаясь определить, насколько я отдалился от запланированного курса, он уже сопит носом, разметав свои мокрые белые прядки по моей божественно-мягкой подушке. С секунду я смотрю на его силуэт, потом подхожу ближе и накрываю его одеялом до пояса, удивляясь собственным действиям. Черт побери, но я привык плавать один. Я привык быть один, и меня никогда не тянуло на ласку и заботу. Почему же мне так сильно хочется убедиться в том, что он не замерз и даже пригладить рукой растрепанную макушку? Я мотаю головой, возвращаясь к насущным заботам, и распускаю парус. Небо пока еще затянуто тучами, но кое-где уже есть просветы и к вечеру я уже уверен, что ночью увижу звездную россыпь, а до тех пор полагаюсь целиком и полностью на свое чутье. Мы плывем около недели до следующего относительно крупного плавучего поселка, но я сразу предупреждаю мужчину, что спутники мне не нужны и что я высажу его при первой же возможности. Он кивает, улыбаясь, и молчит. Большую часть пути мы вообще молчим – незнакомец отсыпается по ночам, а я, поскольку компас все еще не пашет, принимаю горизонтальное положение только при свете дня. Я не знаю, чем мужчина занимается под палящими лучами солнца снаружи на палубе, но спать он мне не мешает. Лишь один раз будит, дотронувшись до моего плеча, когда нахальный ветер неожиданно меняет свое направление, и мне приходится спустить на время парус. Иногда мне хочется его трахнуть, но, наверняка, после того раза на пиратском корабле, у блондина не все еще зажило, так что я к нему не прикасаюсь. Возможно, я бы и мог потребовать с него хотя бы минет за спасение и кормежку, но почему-то я так и не набираюсь храбрости озвучить свою наглую просьбу. Добравшись до поселка, я снова наполняю баки водой, мужчина помогает мне дотащить их до яхты и приходит время прощаться. Я предлагаю дать ему хоть немного денег, но он отказывается, смущенно спрашивает лишь, не буду ли я против оставить ему ту одежду, в которой он проходил всю неделю. Вообще-то я против – она все равно ему великовата – но при мысли о том, что он останется стоять на причале в порванной рубашке и грязных джинсах, вовремя придерживаю язык за зубами. Черт с ней, с одеждой. - Может, хоть имя свое скажешь? – интересуется незнакомец напоследок, когда яхта уже трогается с места. Я поднимаю на него взгляд. В полурасстегнутом вороте моей длинной рубашки виднеется край его татуировки морского змея, и прядки белых волос шевелятся на ветру. Уже побледневший синяк на подбородке придает его лицу толику очаровательной мужественности. Изящные пальцы одной руки упираются в столь же изящно выставленное вперед бедро – одна его нога стоит на возвышении на краю деревянного ограждения причала. В его карих глазах пляшут солнечные блики, завлекая меня в свою необыкновенную глубину, и что-то вдруг хватко сдавливает сердце. Какое-то давно забытое чувство, которого я никогда и не знал. Я резко отворачиваюсь и громко бросаю в ответ, выдавливая из себя смешок: - На кой черт? Вот трахнемся в третий раз – скажу. Конечно же, я шучу, потому что знаю, что наши пути вряд ли еще когда-нибудь пересекутся. Незнакомец ничего не говорит, и больше я не смотрю назад, но я спиной чувствую его пристальный взгляд. Не знаю почему, но… у меня возникает ощущение, что я поторопился с выводами. Я хмурюсь и сжимаю в руках штурвал. Дьявол. Полный бред. Соленые морские брызги падают на лицо, выводя меня из оцепенения. Все верно. Как бы то ни было, нужно плыть вперед. На север. *** Гребаная погода! Я скриплю зубами, но выворачиваю штурвал на восток. Яхту уже прилично покачивает на волнах, и, если так пойдет и дальше, то я попаду в самый разгар шторма, бушующего впереди. Дождь пока еще не хлынул, но тучи, озаряемые периодическими вспышками молний, так плотно нависают над землей, что сомневаться в предстоящем буйстве природы не приходится. Продолжая удерживать штурвал, я разворачиваю карту и сверяюсь с компасом. Что ж, если карта не врет, то примерно в двадцати милях отсюда должен быть наскальный поселок. При удачном раскладе я смогу добраться до него меньше, чем за час. Хорошо, хоть парус успел убрать вовремя, а то ветер поднялся так быстро, что я бы всерьез мог пойти ко дну, не справившись с управлением. Я еще раз чертыхаюсь, оглядываясь назад. Такое ощущение, что кто-то наверху очень сильно не хочет, чтобы я наконец-таки добрался до Гарганты – цепочки северных островов и - пока что - конечной точки моего путешествия. Я хмурюсь. Что-то раньше я не замечал в себе подобных суеверных настроев. Почти час спустя передо мной буквально из ниоткуда вырастает каменная верхушка некогда высокой горы, теперь погребенной под бешеной пучиной бесконечного океана. Меня всегда восхищали наскальные поселки, хоть таковых сейчас в мире, пожалуй, не шибко большое количество. Тем не менее, по долгу службы мне не раз приходилось видеть подобные поселения людей, и, поверьте, впечатления они производят гораздо больше, нежели полу гнилые плавучие деревни. Хибарки и домики окаймляют круглую, заостренную верхушку горы, а у самой кромки воды зияют открытые пасти искусственных пещер. Из собственного опыта я помню, что причал обычно обустраивают именно внутри каменного логова, чтобы защитить драгоценные лодки от буйства природы. Шторм за моей спиной уже дышит мне в затылок, и я тороплюсь навстречу поселку, понимая, что вряд ли смогу пришвартоваться, если волны поднимутся еще выше. Сбавляя скорость, я ныряю в полумрак одной из пещер и с облегчением обнаруживаю внутри пригожий причал. Но, убедившись, что яхта не пострадает от непогоды, и, захватив с собой немного денег, я перебираюсь на деревянный мостик, и меня внезапно окутывает гнетущая тишина. Я не тороплюсь выйти к каменной дорожке, уходящей вверх – к наружной части поселка – и, не спеша, рассматриваю ржавые бортики пришвартованных лодок. С виду ничего необычного, но при внимательном изучении можно сделать вывод, что ни одна лодка не выходила в море уже порядочное количество времени. Это кажется мне странным, поскольку наскальные поселки всегда являлись крупными торговыми перевалами между немногочисленными остатками суши и разбросанными по миру плавучими деревнями. Потому что деревеньки могут запросто уйти под воду в считанные мгновения, а вот наскальным поселкам это, к счастью, не грозит. Вода, конечно, подмывает камень, но не с такой скоростью, как заставляет гнить дерево. Так что, по идее, вокруг должна вовсю кипеть жизнь, но лишь на подходе к самому первому, двухэтажному домику, я наконец-то встречаю живую душу. Старичок сидит, привалившись спиной к крыльцу, и самозабвенно курит. Он хмыкает, когда я подхожу ближе, чтобы поинтересоваться, где у них можно снять комнату, чтобы переждать шторм. Вопрос я задать не успеваю – дед страшно кашляет, складываясь пополам. - Зря ты к нам забрел, малец, - пыхтит он, пытаясь отдышаться, и утирает горящее лицо рукавом грязной рубахи, - Лихорадка у нас. Полдеревни уже полегло. Дьявол. Этого мне еще не хватало. Медикаменты сейчас на вес золота – еще дороже, чем водный транспорт и еда, и хотя я, конечно, и захватил с собой из Сейрейтея аптечку, вряд ли в ней найдется что-нибудь существеннее базовых антибиотиков – да и тех с гулькин нос. Я никогда не болею и вообще ношу аптечку с собой скорее на случай порезов или пулевых ранений. Высоко в небе ярко сверкает корявая молния, и первые капли дождя падают на лицо. Дед указывает рукой в сторону трехэтажного дома, в котором можно найти временное пристанище, и печально мотает головой, глядя мне вслед. Но делать нечего. Обычно мне удается обойти шторма благодаря собственному чутью и сноровке, но, похоже, в последнее время я слишком сильно тянул удачу за хвост. Теперь придется пережидать ливень и шквальный ветер под угрозой словить неизвестную болезнь. - Совсем лекарства нет? – спрашиваю я едва стоящую на ногах женщину на входе в дом, являющийся как таверной, так и отелем. Женщина худая, словно тростинка, и бледна, как смерть. Внутри помещения - за квадратными столиками – сидит пара хмурых людей, и оба, оторвавшись от бутылки, дико ржут, показывая на меня пальцами. У одного из них лицо покрыто гнойными россыпями, и я тороплюсь забрать ключ. Блять, такое ощущение, что я попал в старый фильм ужасов: пустынный остров, надвигающийся шторм, неизвестная эпидемия… Что дальше? Выпрыгивающие из-за угла зомби? - Лекарства нет. Повезет – не заболеешь, а заболеешь – молись, чтоб выздоровел, - равнодушно подытоживает мои горькие мысли женщина, и я, расплатившись парой серебряников, ныряю в тень лестницы за ее спиной. Моя комнатка – самая дальняя на втором этаже. Дверь противно скрипит, и внутри я обнаруживаю жесткую тахту, заправленную смятыми простынями, два шатких табурета и узкое окно с видом на волнующееся море. Ну, здравствуй, мой смертный одр. Я проклинаю свое чувство юмора, скидываю рюкзак, свитер, который одевал поверх рубахи, и сапоги и заваливаюсь на тахту. В комнатке душно, но снаружи уже вовсю льет дождь, и я не решаюсь распахнуть ненадежные створки оконной рамы. Мне не спится. Я верчусь с бока на бок, чувствуя себя словно в ловушке. И, к моему вящему удивлению, вовсе не из-за того, что вокруг бушует шторм. Тишина закладывает уши, погружает меня в какое-то вязкое оцепенение. Пустота снова безжалостно наваливается на меня, грозя задушить горечью долгого одиночества. Я натягиваю покрывало до плеч, ругая себя, на чем свет стоит. Я ведь сам выбрал этот путь. И я, правда, считаю, что так лучше. Зачем строить семью, если знаешь, что в любой день море может отвернуться от тебя, и ты окажешься поглощен солеными пучинами бескрайней воды? Зачем раз за разом обещать, что в пути будешь хранить верность, если знаешь, что все равно пихнешь свой блядский член при первой возможности в любую тугую дырку? Зачем притворяться, что рад вернуться домой, если месяц спустя опять исчезнешь за горизонтом? Никогда этого не понимал. Но в такие дни, когда извилистые молнии беспрекословно владеют небом, а ты задыхаешься от скуки в четырех стенах, и некому согреть тебе постель и принести чашку горячего чая, невольно начинаешь задумываться, а верен ли был твой выбор? Я громко фыркаю в темноте. Ну, да, не хватало еще проникнуться к себе крайней жалостью и повыть от отчаянья в потолок. Когда я там ебался с незнакомцем последний раз? Месяц назад? Сто пудняк, мне срочно нужно кому-нибудь всунуть… Очередная вспышка молнии озаряет комнату. Кажется, что раскаты грома перекатываются прямо над домом. Я представляю, как блондин вдруг появляется за моей спиной, ставит дымящуюся чашку чая на табурет и прикасается ладонью к моему плечу, чтобы разбудить. Странный смешок рвется из груди, но оседает на губах. Ироничная улыбка просится наружу, но в этот раз мне почему-то не смешно. Я закрываю глаза, и в моем воображении мужчина прижимается к моей спине в поисках тепла. Удивительно, но, несмотря на яростный шторм и шумные порывы ветра, швыряющие дождь и град в хрупкое стекло, совсем скоро я засыпаю. На следующий день гроза идет на спад, чего, черт подери, не скажешь о моей температуре. Я прихожу в себя на краю тахты весь мокрый от пота, голова кружится, и у меня едва получается натянуть сапоги. Кое-как я добираюсь до яхты, вымокнув до нитки, и дрожащими от слабости руками ищу аптечку в кабине. Я раскрываю кожаную коробочку с медикаментами, роюсь в ней в поисках чего-нибудь, что бы могло сбить температуру, но, к своему ужасу, нахожу лишь одну таблетку жаропонижающего. Блять. Блять. Блять. Я убивал людей, за мной велись погони, меня пыряли ножом и задевали пулями, но, блять, после такой отчаянной жизни вдруг подохнуть от простой лихорадки? Ну, уж нет, блять. Я глотаю единственную таблетку, понимая, что делать нечего, и шаткой походкой возвращаюсь в таверну. На входе меня останавливает пожилой мужчина и просит сказать свое имя и оставить завещание на случай моей смерти. Хотя, на самом деле вопрос звучит в духе заявления: «Просим нас простить, но как только вы отдадите концы, мы заберем вашу лодку, ваши деньги и даже ваши сапоги, а пока что будьте добры, сообщите свое имя». Я смотрю на него со злостью, опираясь на дверной косяк, струи воды текут по спине, и мне дико хочется раскроить ублюдку череп. Лишь понимание, что это обычная процедура и что такое твориться сейчас по всему миру, удерживает меня на месте, и я позволяю мужику вывести витиеватые буквы моего имени и фамилии в своем блокноте. Потом возвращаюсь в комнату, падаю на тахту прямо в мокрой одежде и накрываю лицо руками. Черт бы все побрал. Гребаная погода. Гребаный наскальный поселок. Гребаная жизнь. Я не боюсь смерти, но я не хочу умирать вот… так. Ведь даже Яма-джи никогда не узнает, что со мной произошло. Окрестит меня народным героем и присвоит какое-нибудь посмертное звание. Ха-ха. Пошло оно все к черту! Хоть бы эта таблетка мне помогла. Лучше я сдохну в погоне за морским драконом, чем от лихорадки. Тогда в этом будет хоть какой-то смысл. Я заставляю себя уснуть, но мой покой длится недолго. Температура действительно понижается, но лишь на несколько часов, а потом становится еще хуже. Тело ломит, и такое ощущение, что мне выворачивают все кости. Я сильно потею, и мне едва удается дотянуться до бутылки с водой, которую я специально оставил на табурете рядом с тахтой. Такими темпами я ослабну настолько, что не смогу держать в руках бутылку, и умру от обезвоживания. Словно издеваясь надо мной, шторм за окном разгорается с новой силой, и каждый его раскат отдается дрожью в теле. Меня бьет невыносимый озноб – так, что зубы стучат - и начинает подташнивать. К следующему утру я едва осознаю, кто я такой и что я тут делаю. Вместо дыхания вырываются хрипы, руки меня не слушаются, а перед глазами пляшут цветные пятна. В их радужном сплетении мне чудятся смеющиеся незнакомые люди, мертвое лицо бабки, проклинающей меня, что я так ни разу не успел навестить ее до смерти, и сморщенное в отвращении лицо матери. Я вижу себя беспомощным ребенком, лежащим перед ней в своей люльке, и чувствую, как она плюет мне прямо в округлый животик. Ее слюна разъедает мое детское пузо, и мне так больно, что я дико ору, и она визжит на меня в ответ, а потом ее лицо внезапно превращается в гигантскую морду морского дракона, и его раскрытая пасть несется мне навстречу. Я падаю в темноту. - Шшш, - шепчет кто-то, опуская божественно холодную тряпку на мой горящий лоб, - Все будет хорошо. Прохладное прикосновение пальцев к запястью левой руки – легкое и нежное, словно опустившаяся вдруг с воздуха пушинка. Руку тянут вверх, выискивая что-то выше на локте. Мне не разлепить глаз, но на мгновение что-то острое, будто жало, скользит под кожу и замирает, прежде чем исчезнуть. Руку осторожно опускают обратно вниз, накрывая теплой тканью. Я хмурюсь – мне гораздо больше по душе прикосновения прохладных пальцев. - Спи, - по-прежнему ласково улыбается кто-то, - Я буду рядом. Я не доверяю своим ощущениям, но этим странно знакомым ноткам голоса хочется верить. Я вздыхаю, море пятен – теперь гораздо спокойнее – несет меня дальше на своих волнах, наливая тело непонятной истомой. Несколько болезненной, но почему-то донельзя приятной. Я плыву, покоряясь своевольному течению. И мне так хорошо. Окончательно я прихожу в себя, как оказывается, неделю спустя, и, сев на тахте, глухо стону от того, как до сих пор ломит тело и хрустят затекшие конечности. Голова еще кружится, но, похоже, смерть мне теперь не грозит. Я поворачиваю голову вбок, и едва не разеваю рот от неожиданности, когда замечаю мужчину, дремлющего на табурете. Он сидит, сложив руки на груди, и головой опираясь на деревянную стенку за спиной. Белые прядки закрывают часть лица, но не заметить синяки под глазами невозможно. Невероятно, это снова он. Мой незнакомец. И, судя по его усталому виду, он выхаживал меня днями и ночами напролет. - Проснулся? – сонно хрипит мужчина, подвигаясь ко мне ближе на табурете, и кладет ладонь на мой лоб, - Как себя чувствуешь? - Хреново, - честно отвечаю я и молчу, не зная, что еще сказать. Я не очень умею выражать искреннюю благодарность на словах, поэтому даже не пытаюсь открыть рот, хотя смутные, лихорадочные отголоски воспоминаний о его заботливых руках на своем теле раззадоривают копошащуюся где-то глубоко в груди совесть. Тем не менее, я просто молча смотрю, как незнакомец улыбается краешком губ, будто задницей чувствует мое смятение, потом поднимает с пола, вероятно, свою темно-синюю сумку и достает из нее шприц и стеклянную ампулу с какой-то жидкостью. Ого, а вот это да! Такое лекарство стоит целого состояния. Его вряд ли достанешь в плавучих и наскальных поселках – разве что в Сейрейтее и на островах Гарганты, но и там нужно иметь приличные связи и уйму денег, чтобы подобный товар благополучно перекочевал в твою собственность. Незнакомец ловко втыкает иглу в ампулу, наполняя шприц лекарством – словно делал это всю жизнь, и, подхватив со второй табуретки бутылку непонятно откуда взявшейся водки, быстро находит на моем локте вену, растирает выбранный участок кожи ваткой, пропитанной алкоголем, и вводит иглу под кожу. Я едва успеваю возмутиться, как он уже прикладывает вату к едва выступившей капельке крови и выбрасывает шприц в какой-то мешок в углу комнаты. С еще большим удивлением я замечаю, что в мешке валяются пустые ампулы из-под лекарства и несколько шприцов. Он, что, угробил на меня целое состояние, или я по-прежнему мучаюсь лихорадкой, и на самом деле мне все чудится? Я поднимаю на него вопросительный взгляд. - Думаю, что через пару дней ты будешь в порядке, но лучше перестраховаться, - поясняет он свои действия, но это вовсе не тот ответ, который я хочу получить. Да, когда я его встретил в первый раз, на нем была дорогая одежда, но что-то я не заметил в нем ни столичного лоска, ни деловой осанки и говора, и даже просто тот факт, что он с готовностью лег подо мной в постели, свидетельствует о том, что он отнюдь не аристократ. К тому же, если бы у него были с собой громадные залежи денег – что попросту невозможно, особенно после того, как его захватили пираты – он все равно не смог бы добраться до островов Гарганты, чтобы достать лекарство. В море бушевал шторм, да и я оставил мужчину далеко за своей спиной – он просто теоретически не мог попасть на острова раньше меня, даже плыви он на настоящем корабле. Полный бред какой-то получается. За окном, кстати, все еще льет ливень, а море все также швыряет высокие волны на гордые скалы. Не знаю, прекращался ли шторм за то время, что я находился в бессознательном состоянии, но я нутром чую, что вряд ли, и у меня возникает еще один вопрос. Каким образом незнакомец попал сюда на скалы? Даже самой надежной лодке или яхте пробраться в пещеры, где располагается причал в такую погоду – прямое самоубийство. Проход слишком узок, камни вокруг невероятно остры, а от морской глади пощады ждать не приходится. - Как ты… - прищурившись, любопытствую я, но мужчина вдруг резко хватает меня за плечи и толкает обратно на непонятно откуда взявшуюся подушку. Я еще слишком слаб, чтобы ему противостоять, и под его напором валюсь назад, чувствуя, как тело снова наливается тяжестью. Незнакомец качает головой, на секунду выскальзывает из комнатки, но вскоре возвращается с глубокой, дымящейся тарелкой простого бульона. Я с ужасом смотрю на его довольное лицо, когда он собирается кормить меня с ложечки. Я ему что, больной сыночек что ли? - Тебе нужно поесть, - упрямствует он, поправляя за моей спиной подушку, и я сдаюсь. Руки действительно слишком дрожат, чтобы пытаться взять ложку самому, и я послушно открываю и закрываю рот, глотая бульон. Я никак не могу понять, какой именно привкус у воды, но в целом супчик съедобен и приятно оседает в изнывающем от пустоты желудке. Я вздыхаю, зарываясь обратно в одеяло, и незнакомец отставляет тарелку и снова приникает спиной к стене, сидя на табурете. Интересно, не занемел ли у него еще зад? Я бы предложил ему прилечь рядом, но тахта слишком узкая, чтобы на ней могли удобно уместиться двое. Сон наваливается на меня со всей силой, но веки упрямо ползут вверх. Поэтому вину за следующую свою нехарактерную просьбу я списываю на результат мимолетной слабости из-за болезни. Именно так, и никак иначе. - Принесешь мне чаю, когда я проснусь? – нагло бормочу я, и незнакомец тихо смеется, ерзая на табурете. - Ладно. А теперь спи, - шепчет он в ответ, и я сдаюсь. Когда я открываю глаза в следующий раз, шума дождя уже не слышно, но небо все еще затянуто плотным слоем туч. Мужчины в комнате нет, но рядом на табурете дымится кружка горячего чая, и я замираю на кровати, глядя на нее, будто передо мной возвышается колба со смертельным ядом. Он, правда, принес мне чай. Принес мне чай по моей же просьбе. О, блять. Блять. Что-то теплое копошится в груди – да так, что пальцы помимо моей воли крепче впиваются в одеяло. Я сжимаю зубы и никак не могу решиться взять чай в руки. Блять. Слишком долго я не ведал чужой заботы, да и ведал ли вообще? По-хорошему, нужно линять отсюда и как можно быстрее, но я не могу заставить себя подняться с тахты. Дверь широко распахивается, и блондин заходит внутрь, улыбаясь до ушей. Мокрые прядки волос скользят по его плечам, на нем чистая, белая футболка и черные кожаные брюки, а с локтя свисает постельное белье и поверх него - полотенце из грубой ткани. Он кладет свою ношу на свободный табурет, наклоняется надо мной, и я едва не отшатываюсь назад, когда он лбом прикасается к моему лбу. От него веет прохладой и ароматом настоящего мыла, которое, конечно, достать проще, чем медикаменты, но тоже не без проблем. Его пальцы зарываются в мои грязные волосы, притягивая мою голову за затылок ближе, и он задумчиво мычит, пытаясь понять, есть ли у меня температура, пока я заворожено сижу, не шевелясь, и в упор рассматриваю его лицо. Наверно, от меня страшно воняет, ведь я столько дней провалялся в постели в одной и той же одежде и нещадно потел – но, кажется, это его совершенно не смущает. - Все, - снова улыбается он, отбрасывая с меня одеяло прочь, и тянется стащить с меня рубаху, - Ты здоров. Пойдем, я помогу тебе умыться. Я вяло рычу в протесте, но витающий в комнате запах пота и вонь собственного тела с успехом поднимают меня на ноги. Колени все еще подгибаются от слабости, но незнакомец, захватив полотенце, подставляет мне надежное плечо и помогает выйти в коридор. Дьявол, как это все-таки унизительно. Принимать помощь случайного любовника и знать, что сейчас ты вообще не способен себя ни накормить, ни напоить – да, блять, хорошо, что я еще не обоссался под себя, пока валялся без сознания. Ноги бы моей здесь не было. Гребаный шторм. В конце коридора располагается комната, оборудованная для мытья, и мужчина усаживает меня на табурет и придвигает таз с теплой водой ближе. Он сам снимает с меня штаны - со вздохом я отрываю зад от табуретки - а свои брюки закатывает до колена и вешает на крючок свою белую футболку. Я остаюсь, в чем мать родила и горблюсь, опираясь локтями на бедра, чувствуя себя, словно по мне пробежался настоящий слон, которых, конечно, уже не существует на свете. Теплая вода от мокрой тряпки бежит по спине, дрожь проходится по позвоночнику, и я позволяю все тем же заботливым рукам оттереть меня от скопившей грязи. Я наслаждаюсь ласковыми прикосновениями, разливающимся в воздухе приятным запахом мыла и тем, как прядки волос незнакомца задевают меня по обнаженной коже. Не знаю, зачем он выходил меня, не знаю, зачем возится сейчас со мной, но, Дьявол, как же хорошо. Его руки скользят со спины на плечи, с плеч – на грудь, и он приседает передо мной, чтобы заняться моими бедрами. Нет, желание не приходит – для этого мне еще нужно набраться сил, но, глядя на его светлое лицо и то, как он периодически поднимает на меня свои добрые, карие глаза, чтобы молчаливо улыбнуться мне прелестным изгибом своих чертовски манящих губ, я вдруг чувствую, как тоскливый, невыносимо-горький комок свертывается в груди. Его ладони неспешно спускаются на мои колени, но я останавливаю его и неожиданно для себя прикладываю руку к татуировке морского змея поверх его сердца. Он замирает, тень скользит по его лицу, когда я провожу пальцем по длинному, черному завитому хвосту змея, но мужчина, несмотря на видимое неудобство, не двигается с места. Кажется, что время замедляет свой ход. В наступившей тишине слышно, как на выложенный потрескавшимся кафелем пол капают с таза капли воды. - Откуда она? – спрашиваю я, и он, отстраняя мою руку, принимается намывать меня дальше. - Слишком личный вопрос для человека, который отказывается назвать мне свое имя, тебе не кажется? – наконец, выдает он и снова улыбается краешком губ, словно извиняясь. Я согласно хмыкаю. Вот так вот, Кьораку Шунсуи. Получил ты отворот поворот. Не знаю почему, но меня это задевает. Тем не менее, я не могу оставить все, как есть, и пытаюсь снова. Только в шутливой форме. - Но мы же трахнемся в третий раз? Незнакомец тихо смеется, отбрасывая тряпку, и обливает меня потоком чистой воды, чтобы смыть мыло. Делает он это так внезапно, что я едва не валюсь с табурета от неожиданности. Похоже, сегодня не мой день. Впрочем, последние две недели точно не мои. - Неравноценный обмен, - вдруг подает голос мужчина за моей спиной, выпутывая слипшуюся резинку прочь из моих волос, - Имя в обмен на секс, имя в обмен на историю татуировки… А ты наглец. Наклони-ка голову. Теперь уже смеюсь я. Это правда. Я действительно наглец. Мужчина старательно отмывает меня от грязи, и, по-видимому, ничего не собирается брать взамен за мое спасение, а я все не могу сдержать бредового порыва узнать о нем хоть что-нибудь. Не могу разобраться, что же на меня накатило. Неужели то, как ласково его чуткие пальцы массируют мне голову, превратило меня в сентиментального дурака? Или вместо лекарства он вколол мне новомодную приворотную сыворотку? Блять, слышал бы я себя неделю назад, меня бы уже точно стошнило от отвращения. Незнакомец вытирает меня полотенцем, поднимает с табурета и повязывает полотенце вокруг моих бедер. Его ладони замирают на моих плечах, когда меня ведет влево, и мы застываем совсем близко друг к другу – так, что я чувствую его теплое дыхание на своем лице. Я наклоняю голову вбок – мои волнистые, взъерошенные и мокрые волосы чиркают по его бледной коже, и на щеках незнакомца расцветает милый румянец. Я не знаю, зачем это делаю, но мои губы буквально на мгновение накрывают его собственные. Они божественно мягкие – почти как у девчонки – и податливые. Сперва он хочет шагнуть назад, но, видно, в последний момент передумывает и слегка приоткрывает рот, чтобы ответить на поцелуй. Его рука обхватывает меня за спину, он прижимается теснее, и я, мать мою за ногу, до чертиков боюсь признаться себе в том, что этот почти братский поцелуй безумно… сладок. Приходится проявить чудеса выдержки, чтобы не провести языком по его губам и не ринуться исследовать его рот. Я вздыхаю, отстранившись, и устало повисаю на мужчине, уткнувшись носом куда-то в район его шеи. Не знаю, почему, но у меня сейчас шутливый и добродушный настрой. Поцелуи, по всей видимости, творят чудеса даже с таким зачерствелым циником, как я. Вот, Дьявол. Вся моя репутация заядлого грубияна сейчас пойдет коту под хвост. - Шунсуи. Меня зовут Шунсуи, - снова удивляю себя я, все-таки открывая ему тайну своего имени, и, спохватившись, добавляю, - Но, может, все-таки перепихнемся в третий раз, а? Мне нравится его звонкий смех, он толкает меня в плечо и помогает добраться обратно до тахты, и несколько минут я сижу на табурете, позволяя ему застелить чистые простыни. Когда ложе готово, он игриво стягивает с моих бедер полотенце, и я покорно забираюсь под одеяло. Постельное белье приятно холодит обнаженную кожу, рядом на табурете меня все еще дожидается остывший чай, и я разрешаю себе расслабиться, откинувшись на подушку. Незнакомец же подбирает мою грязную одежду, наказывает мне еще подремать и уходит, по всей видимости, ее стирать. Вот что за чудо-то а. Ведет себя вроде как суетливая баба, но бабой он мне не кажется. Эх. Жаль будет с ним прощаться – тем более что он меня так выручил. Ведь я теперь вроде как обязан ему жизнью. Как бы то ни было, думаю, к завтрашнему утру я уже более-менее приду в норму, и можно будет отплыть. Вся эта забота о моей персоне хоть и доставляет мне несказанное удовольствие, но не стоит и забывать о том, что у моего путешествия есть цель. А то такими темпами я доберусь до морского дракона только к старости. На ужин мужчина приносит мне рыбный суп, и я тяжело вздыхаю, зачерпывая ложкой мутное варево. Я понимаю, что в такой глуши вряд ли разводят куриц и свиней, как в Сейрейтее, но чертова рыба уже так приелась мне за последние полгода, что впору проблеваться – от одного запаха. Я морщусь, но незнакомец не оставляет меня в покое, пока я не опустошаю тарелку до дна. Вот же настырный малый. За окном – прямо перед закатом - впервые за последние две недели выглядывает край солнца, осеняя комнатку россыпью золотых и красноватых лучей. Незнакомец время от времени зевает, сидя на полу и опираясь спиной на тахту, лениво потягивая чай. Когда он ставит кружку на табурет, я ловлю его за руку и тяну к себе. Тахта слишком узкая, но, наверно, если мы оба будем лежать на боку, он сможет вытянуться рядом. - Ммм? – я вижу, что он слишком устал, чтобы что-то говорить, но и я сейчас слишком добр, чтобы позволить ему уснуть на жестком полу. Его пальцы почему-то холодны, и я откидываю край одеяла, отодвигаясь вплотную к стене. Я его непременно согрею. - Забирайся, - беспрекословно заявляю я, - Ты вымотался. Он не сопротивляется. Скидывает сапоги и штаны и ныряет под мою руку, устраиваясь спиной к моей груди. Я тычусь обнаженными бедрами в его ягодицы, но он слишком быстро засыпает, и я не успеваю отколоть какую-нибудь пошлую шутку. Я приглаживаю его разметавшиеся по подушке волосы, обнимаю за талию и наблюдаю за тем, как за окном медленно зажигается мириадами ярких звездочек темная ночь. Глаза я открываю, когда еще не рассвело. Но даже в такой час заметно, что небо девственно-чистое. Это вселяет в меня уверенность, что действительно пора трогаться в путь. К тому же тот факт, что мой член, нагло нашедший пристанище, прижавшись вплотную к заднице блондина, полутвердый, свидетельствует о том, что я наконец-таки здоров. Но, несмотря на это, я не решаюсь подняться с тахты. Слегка качаю бедрами и выдвигаю вперед ногу, бесстыдно пытаясь потереться стояком о беззащитного мужчину. Ведь это так безумно возбуждает – беспомощность человека, заключенного в оковы сна. Какое-то время все тихо, лишь учащается мое дыхание, и я уже всерьез подумываю, а не разбудить ли мне мужчину, когда вдруг его рука лениво шевелится под одеялом и, не торопясь, находит мой член у себя за спиной. Уверенные пальцы скользят вверх и вниз, распаляя мое желание, и сжимаются у основания. Дьявол, как же все-таки приятен секс по утрам, когда тело еще не до конца проснулось и пребывает в крайне расслабленном состоянии. Я зарываюсь носом в подушку, и с губ срывается довольный вздох. - Доброе утро, - бормочет незнакомец, переворачивается ко мне лицом и продолжает дразнить меня медленными прикосновениями. Вторая его рука сонно убирает белоснежные прядки волос со лба – мужчина пытается прогнать накатывающую дремоту и распахивает широко глаза, лишь когда я стискиваю в ладони его ягодицу, придвигая наши бедра ближе друг к другу. Он охает, хватается за мой локоть и с глухим стоном запрокидывает голову, потому что я принимаюсь неумолимо тереться своим членом о его член. Не проходит и минуты, как у него встает, и я самодовольно обхватываю ладонью обе головки. В другой бы раз я бы его обязательно трахнул – грубо и быстро – но сейчас нужно беречь возвращающиеся по крупицам силы для дальнейшего плавания. Меня устраивает и взаимное удовлетворение, но, к моей искренней радости, у мужчины на меня совершенно иные планы. Он откидывает прочь одеяло и почти седлает мои бедра – в предрассветной темноте его длинные волосы прядками рассыпаются по спине и таинственно серебрятся, завораживая взгляд. Он быстро наклоняется, тянется к своей сумке у подножия тахты и достает оттуда тюбик с какой-то мазью. Моя бровь ползет вверх, когда мужчина нетерпеливо отбрасывает прочь крышку, выдавливает мазь на свою ладонь и снова опускает свою руку на мой налитый, изнемогающий от недостатка внимания, член. Вау, в этот раз у нас есть смазка, дамы-господа! Это радует, потому что вид его крови в прошлый раз меня не очень-то вдохновил. Закончив с моим дружком, блондин приподнимается надо мной, опирается одной рукой на тахту, и его ладонь скользит между собственных ягодиц. Я сжимаю зубы, чтобы не наброситься на него в тот же момент, потому что вид того, как он подготавливает себя, насаживаясь на свои изящные пальцы, едва ли не заставляет меня кончить. Ох, блять, да что ж такое – он сексуальней всех вместе взятых баб, которых я когда-либо в жизни трахал. Один палец, два, три… я не могу отвести горящего взгляда от незнакомца. Его рот приоткрывается в тихом стоне, и он ловит губами воздух, когда пальцами находит заветное местечко внутри себя. Мой член вызывающе подрагивает, напоминая о своем существовании, и блондин, наконец-то, подползает ко мне на коленях ближе. Он снова сжимает меня у основания, направляя головку моего члена между своих ягодиц, и когда меня окружает невыносимое тепло и тугое колечко мышц, я рычу, хватаю его за бедра и резко опускаю на себя. Блять, вставлять кому-то по самые яйца – этой рай. Я напряженно наблюдаю за тем, как мужчина, сильно дрожа, кусает губу, пока его тело привыкает к вторжению. Но уже сейчас понятно, что в этот раз все гораздо легче – между нами скользко и влажно, и минуту спустя незнакомец сам приподнимает бедра, чтобы опуститься назад. Похоже, он решил проделать всю работу за меня, и я не возражаю. Одну руку закидываю за голову, вторую оставляю на его талии, чтобы дать ему понять, хочу ли я увеличить темп его движений или наоборот. Теперь, когда я в нем, мужчина не торопится – наслаждается каждым толчком, надолго замирая, сидя на моих бедрах. И хотя обычно я предпочитаю более горячий и животный секс, сейчас я отдаюсь на волю его выбора и вслушиваюсь в его тихие вздохи и прорывающиеся стоны. На секунду мелькает мысль, что так трахаются настоящие любовники, которых связывает гораздо большее, нежели три странные встречи, но я тут же отметаю ее прочь. Между нами нет нежности и тепла – только ласка и секс, и пусть все остается именно так. - Шунсуи… - внезапно шепчет незнакомец, упираясь руками в мою грудь, прежде чем снова опускается на меня и повторяет в полу-стоне, запрокинув голову, - Шунсуи… Его ногти царапают меня по животу. Черт. Черт. Черт. Черт подери, я же сказал ему свое имя. Зачем я сказал ему свое имя? А незнакомец все повторяет его и повторяет и еще таким проникновенным тоном, сука, будто знает, что это действует на меня исключительно негативно. В том плане, что превращает мои мозги в переполненное эмоциями дерьмо, сносит все выстроенные годами внутренние барьеры и заставляет горечь свертываться липким комком в груди. Блять. - Замолчи, - в злости рычу я, сажусь на тахте и больно хватаю его за волосы, оттягивая его голову назад. Он не понимает – шипит от боли, хватаясь за мои запястья, и я едва сдерживаюсь, чтобы не ударить его наотмашь по лицу. В его карих глазах неумолимо растекается холод, и я вдруг выныриваю из накатившего на меня порыва ярости и падаю обратно на подушку, стыдливо закрывая лицо рукой. Дьявол, я не только чувствую стыд по поводу своей грубой выходки, но еще и мучаюсь совестью, что причинил ему боль. Да что со мной? Неужели его забота совсем выбила меня из колеи? Да, я не привык к такому. Да, я всегда заботился о себе сам. Да, мне это чуждо. И, да, я сорвался. Чертов ублюдок. Такой красивый. Такой податливый. Такой… живой. - Отпусти! Мужчина хочет сползти с меня прочь, но я ему не даю. Секунда – и подминаю его под себя, разводя его ноги шире. Он, стиснув кулаки, отталкивает меня за плечи, но я наваливаюсь на него всем телом и прижимаюсь лбом к его лбу. Я не умею извиняться, но чувствую, что сейчас почему-то должен. У меня достаточно шрамов на сердце. Думаю, у него их тоже немало, и незачем добавлять туда еще один. Просто так невероятно сложно поверить в проявленную ко мне доброту. Ведь в моей жизни все всегда имело свою цену, и если я хотел что-то получить, мне всегда приходилось за это заплатить. И зачастую - цена была слишком велика. - Извини, - шепчу я, и мужчина подо мной расслабляется, молчит, а потом тяжело вздыхает, обнимая меня за шею. Его пальцы дрожат. Я целую его в висок, и собственное сердце ухает куда-то вниз. Не понимаю, почему так тяжело. Что же такое незнакомец пробил в моей по идее непробиваемой броне, что я веду себя, как несдержанная малолетка? Я замираю над ним, игнорируя тот факт, что мой член все еще в его заднице и нисколечко не собирается сдавать позиций. Теплая ладонь ложится на мою щеку, вырывая меня из мутного болота мыслей и воспоминаний, возвращая назад, к реальности. Подушечки пальцев ласково проходятся по скуле и небритому подбородку, и я смотрю на бледное лицо мужчины, и он, наконец-то, снова улыбается, обвивая меня по бокам ногами. - Хочешь, я скажу тебе свое имя? – тихо спрашивает он, и я осторожно толкаюсь в него, слегка отстраняясь назад. - Нет, - выдыхаю я, когда он бедрами подается мне навстречу, - Нет, не хочу. Но скажи. Я скольжу внутри мужчины медленно и лениво – в том же самом темпе, что задавал он, и он выгибается на простынях. Я ловлю его руки в свои, прижимаю их к тахте, сплетая наши пальцы и, наверно, ему так хорошо, что он не может сдержать набежавших слез. Нет, он не всхлипывает – просто чувствует все также остро сейчас, как и я. Этот раз… этот секс – это и, правда, что-то волшебное. У меня еще никогда так ни с кем не было. Уж тем более – с мужчиной, которого я вижу третий раз в жизни. - Джууширо… - едва слышно произносит он, и мурашки бегут по позвоночнику. Джууширо. Четырнадцатый сын – в переводе с мертвого языка востока. Я наклоняюсь ниже над мужчиной и долго целую его в шею, продолжая размеренно двигать бедрами. От каждого толчка он дрожит, постанывает, вглядывается в мое лицо с отчаянным выражением невыносимо печальных глаз, но я не даю ему пошевелиться – лишь на самом пике, когда удовольствие опаляет сознание, я отпускаю его руки, и он хватается за мою спину, вжимаясь носом в мое плечо, и изливается на собственный живот. Я кончаю – член сильно пульсирует внутри мужчины, и хотя это не самый яркий оргазм в моей жизни, он, несомненно, запомнится мне навсегда. Я лежу на Джууширо, пытаясь восстановить дыхание, а он гладит меня по растрепанным волосам и вытирает пот со своего лба и выступившие слезы. Мне так не хочется сползать с его теплого тела, и, поскольку мужчина, кажется, не имеет ничего против, я устраиваюсь удобней на его груди с намерением немного вздремнуть. Но потом комнату наполняют приятные нотки его голоса, и я с удивлением поднимаю на него взгляд. - Знаешь… это самый лучший секс за последние пятнадцать лет моей жизни, - признается Джууширо, но проскальзывающая в его тоне горечь совершенно не имеет власти над его чуть смущенной улыбкой. Я восхищен этим человеком. Нет, правда. Он искренен от корки до корки – в нем нет ни капли лжи. Он красив и телом и душой. От него так и веет добротой, пониманием и прощением, и на секунду мне даже становится неуютно, что такой засранец, как я, возлегает на его совершенном теле. Я не знаю, что ответить на это признание – принимаюсь нежно водить рукой по внутренней стороне его бедра, и увожу разговор в другое русло. - Как ты меня нашел? – как ни странно, меня все еще гложет этот вопрос. Я люблю разгадывать загадки, люблю сложные головоломки, и пока еще не нашлось ни одной тайны в мире, которую бы я не раскрыл. Отчасти поэтому я и решил искать морского дракона. Такая любопытная тварь – откуда она взялась, где теперь обитает, что с ней будет. Я не успокоюсь, пока не выведаю всей правды. - Увидел твою яхту на причале, потом узнал, что в поселке бушует болезнь, и заволновался. Нетрудно было догадаться, что ты снял комнату в таверне, - отвечает Джууширо, сгибая ногу в коленке, чтобы мне легче было дотянуться до его чувствительной кожи. Невероятно. Когда в последний раз я так нежился после секса? Позволял ли я когда-нибудь себе впитать чужую ласку? Дарил ли ее сам? Дьявол, я уже и забыл. И почему, кстати, я так доверяю этому мужчине? На меня много, кто точит зуб еще с прошлого – не исключено, что Джууширо всего лишь засланный казачок. Особенно, учитывая, что он отнюдь не стремится раскрыть мне остальные секреты. Например, как он попал в поселок во время шторма? И хотя на все прочие мои вопросы, он лишь обезоруживающе улыбается и разводит руками, я не спешу оттолкнуть его прочь. Кажется, ему тоже нравится чувствовать вес моего тела на себе, и я сдаюсь на милость его мягких прикосновений. Пальцы скользят по моей ровной спине, широким плечам, перебирают мои темные волосы, распутывая юркие волнистые прядки, и я жмурюсь, словно довольный котяра, которого вдруг приласкали. Я так и засыпаю, послав к чертям все свои домыслы и неугомонное воображение. Если бы Джууширо хотел меня убить – у него была уже куча прекрасных возможностей попытаться. Да, в конце концов, он бы просто оставил меня подыхать от лихорадки. Незачем мне придумывать всякую хренотень. Классный он мужик, а то, что он скрывает от меня правду, на чем он выходит в море, откуда у него деньги и дорогая одежда – это его право. Я ему не друг и не брат и, ха-ха, даже не супруг – всего лишь случайный любовник. Я ведь тоже перед ним не особо распинаюсь. Меня будят нахальные солнечные лучи, и я раздраженно вскидываю голову с плеча Джууширо, глядя в окно. Мужчина подо мной спит, одной рукой обнимая меня за спину, и прежде, чем встать, я почти невесомо прикасаюсь губами к татуировке морского змея поверх его сердца. Под бледной кожей и черным змием бьется медленный, но сильный пульс. Я сползаю с теплого тела, укрывая Джууширо одеялом, и мужчина переворачивается во сне на бок, подкладывая руку под щеку. Мне немного жаль оставлять его так и, уже натянув высохшую и выстиранную одежду, я приседаю на краю тахты и легонько трясу его за плечо. Он просыпается не сразу, но, заметив, что я уже в штанах, рубахе и свитере, осторожно ловит мою ладонь в свою. Я сплетаю с ним пальцы – но только потому, что сейчас уйду. Думаю, вряд ли мы встретимся в четвертый раз. Тем не менее, очнувшаяся совесть не позволяет ускользнуть прочь, не попрощавшись. И я сам от себя не ожидаю, когда предложение слетает с моих губ. - Может, тебя подбросить куда-нибудь? Брови Джууширо летят вверх. Мои тоже. А потом он долго смеется и отвешивает мне самый настоящий щелбан. - Не надо. Попутного ветра тебе, Шунсуи, - улыбается Джууширо, отпуская мою руку. Я поднимаюсь на ноги, проверяю, не пропало ли что из моего рюкзака, и замираю на пороге, чувствуя, как настырно покалывает в том месте, где пальцы мужчины только что грели меня своим теплом. Я все-таки оборачиваюсь. Джууширо сидит на тахте по-турецки, завернувшись в одеяло, и приглаживает собственную взлохмаченную челку. У меня самого на голове полный бардак и, нашарив в боковом кармане рюкзака одну из резинок для волос, я вдруг кидаю ее ему. Он ловко ловит ее на лету – она небесно-голубого цвета - и его губы расползаются в благодарной улыбке. - О, - мило отзывается Джууширо, тут же собирая волосы в хвост, - Спасибо, полезная вещь. Я хмыкаю, согласно киваю и выхожу в коридор. Шаги гулким эхом разносятся по деревянным перекрытиям. В животе призывно урчит, но я решаю перекусить уже на яхте. К черту этот дурацкий наскальный поселок и эту вымотавшую меня целиком и полностью болезнь – и даже Джууширо. К черту. Такое ощущение, что он высосал из меня все эмоции напрочь. Не могу больше думать о нем. Не могу и не хочу. Хотя, если быть честным с самим собой, каждый раз, как лицо мужчины выплывает в памяти – меня безумно тянет повернуть назад, а непонятная тоска сжимает грудь. Ну, уж нет, мать вашу за ногу, этого мне еще не хватало. Ни за что не стану сопливым слюнтяем, скучающим по случайному любовнику. Нет, нет и нет, и еще раз - нет. Я без приключений добираюсь до причала – моя яхта в абсолютном порядке, погода просто прекрасная, и компас даже и не думает барахлить. Так что вперед – на север. И все-таки, уже выйдя в море, я никак не могу перестать оглядываться назад – на зияющие пасти пещер. Меня гложет странное чувство, что я что-то упустил. Лишь отплыв от скал на приличное расстояние, я внезапно понимаю - с того момента, как я высадился в поселке, на причале не появилось ни одной новой лодки. *** Все-таки когда после долгого плавания ты высаживаешься на суше, чувствуешь себя немного странно, не ощущая монотонного покачивания на волнах. Ноги зачерпывают желтый песок, а под носками сапог хрустит бесчисленное количество ракушек. Хоть острова Гарганты и располагаются далеко на севере, сейчас здесь бушует весна, и ко времени моего причаливания я уже смело могу снять теплый свитер и переодеть рубаху на более легкую майку. Теперь, когда планета потонула в бескрайних океанах и морях, зиму, как таковую, конечно, сполна ощутить невозможно, но в зимний период на севере дуют морозные ветра и беснуются холодные течения, и я бесконечно рад, что сейчас не приходится напяливать на себя теплую куртку. Пожалуй, не мешало бы и сапоги переодеть, раздумываю я, вышагивая вдоль пестрых лавочек, вереницей расположившихся вокруг продолговатого причала. Поскольку острова Гарганты, так же как и Сейрейтей, обширны и богаты природой, торговля здесь полыхает в полную силу. Чего только не увидишь на сверкающих прилавках: островные деликатесы, причудливые украшения, острые ножи, разноцветная одежда, старые книги... Нет места лучше, чтобы сбыть товар, как окрестности причала. Даже самый равнодушный моряк, который не раз посещал острова, не пройдет мимо таких занятных сокровищ. Я останавливаюсь у лотка с рубашками и сандалиями и, заворожив взгляд торговки серебряником, выбираю забавную красную в цветочек просторную рубашку с короткими рукавами и плетеные сандалии. Мне не хочется особо выделяться из толпы, поражая всех своей дорогой одеждой, хотя люди с островов и одеваются гораздо приличней, нежели народ наскальных и плавучих селений. Я возвращаюсь на яхту, переодеваю рубашку и сапоги и закатываю брюки до колен, чтобы быть больше похожим на простого рабочего мужика, которому посчастливилось попасть на острова в первый раз. Начальник причала отмечает меня в своей судовой книге, интересуется, сколько я собираюсь у них пробыть, и я отстегиваю ему приличную сумму денег за то, чтобы к моей яхте никто и близко не подходил. Знаю я, что все лихие воришки, не пожелавшие стать пиратами, ошиваются именно в подобных городах, и, если ты не хочешь, чтобы по возвращении твоя лодка была девственно пуста, серебряников лучше не жалеть. Мужчина любопытно взирает на меня из-под козырька своей кепки, но я отвечаю ему не менее хитрым взглядом, и он твердо кивает, захлопывая журнал. Что ж, теперь я могу быть уверен, что моей яхте ничего не грозит. Я, не торопясь, снова хожу между рядами торговых лавочек, делая вид, что рассматриваю товары. На самом деле я стараюсь прислушиваться к многочисленным разговорам толпящихся около причала людей. Политические терки властей, интересные жизненные случаи, шутки, деловые и праздные беседы – из всего этого складывается неплохая картина обстановки на островах, и я не спешу покинуть берег. Вдруг мне повезет, и кто-нибудь обронит словечко про загадочного морского дракона. Я покупаю себе несколько деликатесов из засушенной рыбы и крабов и щурюсь, облизывая деревянные палочки и глядя на яркое солнце над головой. Прохладный ветер приятно стелется у облаченных в сандалии ног – я отхожу чуть поодаль и прислоняюсь спиной к наваленным за торговыми рядами бревнам. Совсем неподалеку стоит компания серьезных моряков, обвешанных крюками, ножами, веревками и ружьями, и я нутром чую, что не мешало бы мне выведать, о чем они толкуют. Посудите сами – они не кричат, а шепчутся, взволнованно озираются, к тому же на них столько охотничьих причиндалов, что можно подумать, что парни собрались на войну. Увы, мне мало что удается разобрать помимо того факта, что они договариваются встретиться завтра вечером в таверне на западной окраине острова, и я пожимаю плечами сам себе. Таверна – тоже неплохое место, чтобы разнюхать нужную информацию. Покружив еще немного вокруг лавочек, краем глаза я внезапно замечаю знакомые белые прядки, и, выворачивая голову, со всей дури налетаю на какого-то дедка. Я помогаю ему встать, морщась, собираю выпавшие из его сетки вонючие рыбины, пока он поливает меня матом и обзывает слепым недоумком и, когда, наконец, мне удается от него отвязаться, и я подхожу к тому месту, где мелькнула шевелюра Джууширо, к сожалению, не нахожу никого, даже отдаленно похожего на мужчину. Наверно, я брежу. Все равно вряд ли он мог добраться до Гарганты раньше меня. Точно не мог. Наваждение у меня какое-то после того чудного секса. Я стону, накрывая лицо рукой. Опять я скатился к чертовым воспоминаниям о блондине. Уже даже его волосы мерещатся в толпе. Надо как-то себя отвлечь – я и так, пока плыл эти три долгие недели – изводил самого себя чуть ли не постоянной эрекцией. Мало того, что Джууширо начал мне сниться, так мой член еще и отказывался принимать стоячее положение при мыслях о ком-нибудь другом. Я рассердился и устроил своему упертому дружку вынужденный бунт. То бишь – отказывался себя удовлетворять напрочь. В результате, конечно, страдал сам, но что поделать – нужно избавляться от этого настырного желания завалить мужчину еще разок. Я покидаю берег, следуя за шествующими по выложенной камнями дорожке людьми, и направляюсь вглубь острова, удобней закидывая за плечи рюкзак. Над головой смыкаются кроны многочисленных деревьев, и я вдыхаю воздух полной грудью. Сейрейтей – это огромный город, выстроенный на хребте длинной цепочки гор – там нет впечатляющих глаз растений и диковинных зарослей, а вот острова Гарганты – это настоящая суша. Здесь даже воздух другой. Настолько насыщенный кислородом и разными запахами, что мне даже слегка кружит голову. Но ничего, к вечеру уже привыкну. Часа через три дорога – не знаю, сколько километров я протопал, но я рад, что на мне сандалии, а не жаркие сапоги – кончается, заросли редеют, и между деревьями появляются первые маленькие домики. Постепенно городок, усеянный зеленью, взлетает вверх, улочки становятся шире, и я притормаживаю на повороте, чтобы спросить пузатую бабку, где можно снять комнату на ночлег. Я давно уже не был на Гарганте, и мне, как никому другому, заметно, насколько изменились острова. Дома обветшали, новые едва ли простоят больше полувека, и былой дух гордости за свою величественную родину, которую не качает на волнах, пропал из глаз снующих туда-сюда людей. Не знаю, кто сейчас стоит во главе островов, но Яма-джи никогда не допустил бы подобного безобразия. Он знает, насколько отчаянье и безысходность уродуют даже самых хороших людей. Жаль, что информационное сообщение между Сейрейтеем и Гаргантой – это очень долгий процесс ввиду огромного расстояния между городами. И то, что Яма-джи, по идее, является военным монархом, мало как отражается на удаленные от Сейрейтея земли и поселки. А то он бы враз навел везде должный порядок. По дороге к гостинице – уже ближе к центру селения – я на всякий случай интересуюсь таверной на западной окраине города и, получив четкие указания, как до нее добраться, благодарно киваю. Завтра обязательно ее отыщу. Рядом с гостиницей я замираю, глядя на то, как довольно приличная толпа разодетых дамочек вешается на всех проходящих мимо людей. Из-под причудливых платьев, юбок и лифов выглядывают обнаженные участки кожи, и я хмыкаю, направляясь ко входу. Ну, конечно, как еще незамужним дамам заработать себе на кусок? Мало какая женщина способна стать настоящим моряком и тружеником, и мало кто такую женщину оценит по достоинству, вот и превращаются все в шлюх. Одна из дамочек вешается мне на плечо. Она не выглядит чересчур вызывающе, как ее подружки – у нее строгая прическа, милый изгиб губ, отнюдь небольшая грудь, и ее шаловливые ручки не лезут раньше времени, куда не надо. Красивая ладонь с бледной кожей скользит по моей спине, и я встречаюсь задумчивым взглядом с ее карими глазами. Дамочка придвигается ближе к моей груди, и в следующий момент я понимаю, насколько приятный у нее голос – будто созданный для стонов и вздохов. - Не хочет ли господин скрасить свой день плотскими утехами? – завлекает она. Может, действительно развлечься со шлюхой? Ведь прошло уже столько времени с тех пор, как я в последний раз трахался с бабой. Но я давлю порыв привлечь ее к себе ближе. Воспоминание о похожем, мудром изгибе губ и завораживающих нотках голоса, внезапно лихорадочно опаляет сознание, и я чертыхаюсь, осторожно отодвигая даму от себя. Я, что, правда, сейчас сравнивал ее с Джууширо? О, блять. Блять. - Не сегодня, красавица, - отвечаю я шлюхе, но по доброте душевной пихаю ей в руку серебряник, и ее брови ползут на лоб. Я тороплюсь войти в здание, пока на меня не налетели толпы других изголодавшихся самок коршунов. Снимаю комнату на третьем этаже на пару дней, забираю ключ, вваливаюсь внутрь и падаю на кровать лицом вниз, зарываясь руками в волосы. Мне хочется их всех повыдирать. Я только что отказался от секса с опытной, красивой и соблазнительной бабой, потому что вспомнил о блондине. О мужике. Дьявол, что со мной? Может, Джууширо и правда вколол мне что-то приворотное, а? Почему я никак не могу его забыть? Я валяюсь на кровати до самого вечера, затачиваю ножи и проверяю состояние давно уже скучающих от неиспользования пистолетов, игнорирую шум и гомон за окном, и спускаюсь вниз только после заката в поисках местечка, где можно перекусить. К этому времени большинство шлюх уже испарились – либо нашли себе клиентов, либо перекочевали к тавернам в поисках полупьяных мужиков, которые не прочь перепихнуться. Оставшиеся выглядят так уродливо, что сами не смеют подойти ко мне ближе, чем на три метра. Увы, но такие дамочки могут надеяться только на то, что кто-то сам их выберет. На их несчастную долю и выпадает самое большое количество чересчур жесткого секса, но я за свою жизнь видел участи и похуже и поэтому не испытываю к ним даже жалости. Неподалеку от гостиницы располагается небольшая забегаловка с весьма приемлемыми ценами для тех, кто хочет отведать настоящего свиного или куриного мяса. Я сажусь за стойку, приветливо улыбаюсь хозяину и делаю заказ. Черт подери, как давно я не ел мяса – в Сейрейтее оно, конечно, лучше, но за больше чем полгода плавания я довольствовался, в основном, рыбой, а деликатесы, съеденные в полдень, лишь разожгли мой аппетит. Я с наслаждением набиваю рот, прошу добавки и едва не давлюсь очередным куском куры, который с поистине живодерским настроем насаживаю на вилку, когда кто-то придвигает высокий стул к стойке и садится совсем близко, скидывая увесистую сумку на пол. Я напряженно сглатываю, боясь повернуть голову вбок. Да что там, Дьявол, я боюсь даже вздохнуть. Нет, этого быть не может. - Угостишь? – нагло интересуется Джууширо, подпирая голову рукой. На его губах красуется веселая улыбка, в глазах пляшут чертята, а в полумраке забегаловки желтые блики керосиновых светильников игриво скользят по его белоснежным волосам, забранным в хвост. Блять, он прекрасен. - Признайся, ты меня преследуешь? – спрашиваю я с тяжелым вздохом и придвигаю ему тарелку. Его ладонь тянется к моей руке, и я не сопротивляюсь, когда он выпутывает из моих пальцев вилку. Мурашки пробегаются по тыльной стороне руки и запястью и растекаются выше по локтю. Не знаю, что он здесь делает, но мой обделенный вниманием член определенно рад его видеть. Мужчина с упоением мычит, запихнув себе в рот приличный кусок мяса, и не стесняется подъесть все дочиста. Я закатываю глаза и заказываю добавки в третий раз. Джууширо поглощает пищу так, словно не ел уйму времени, и я продолжаю его кормить, не скрывая голодных взглядов в его сторону. Он слегка краснеет, когда замечает, что я пялюсь на его обтянутую все теми же кожаными брюками задницу, и это так мило, что я широко улыбаюсь в ответ. - Я тебя не преследую, - уверяет меня мужчина, еще не успев прожевать очередную порцию мяса, - Это ты за мной следишь. - Вот как? - я выгибаю бровь, и Джууширо наклоняется ко мне ближе и, подмигивая, заговорщицки шепчет: - Думаю, это потому что тебе так понравилось со мной трахаться в том плавучем поселке. Я тихо смеюсь. Ведь мне действительно понравилось. Я вытягиваю вперед руку и прикладываю палец к его мягким губам. Медленно и ласково провожу по нижней от уголка до уголка и, усмехнувшись, резко наматываю длинную прядку волос его челки на указательный палец. - Так, может, повторим? – абсолютно серьезно предлагаю я. Джууширо долго молчит, ковыряясь вилкой в остатках еды, потом тяжело вздыхает, приглаживая собственные, выбившиеся из хвоста, волосы, и снова поворачивается ко мне, виновато улыбаясь краешком губ. - Извини, Шунсуи. Честно, я устал. Путь был неблизкий. А мне еще нужно найти, где переночевать, - словно в подтверждение собственных слов, он широко зевает, накрывая рот ладонью. - Угу, вот так и корми самозванцев, вынашивай грязные намерения, а тебе потом облом, - шучу я, но, сделав паузу и внимательней присмотревшись к его почти сгорбленной над стойкой спине, добавляю, - Я снял комнату. На этот раз кровать широкая. Если хочешь, можешь переночевать у меня. Обещаю не приставать, раз ты так вымотался. - Правда? – переспрашивает он, и в его прикрытых, вероятно, от набегающей сонливости глазах растекается теплым маревом благодарность. Я поднимаюсь со стула, расплачиваюсь за ужин, чувствуя себя немного неуютно под напором подобных эмоций. Быстро хватаю его сумку, закидывая ее на плечо вместе со своим рюкзаком, и Джууширо всю дорогу до гостиницы пытается отнять ее обратно, а его щеки полыхают крайним смущением. Мы заходим внутрь здания – хозяйка закатывает глаза и кричит нам вслед не шуметь, добираемся без приключений в мою комнату, и я осторожно сгружаю сумку в углу, пока Джууширо топчется у двери. Я оглядываюсь на него, и у меня возникает острое чувство дежавю. Не знаю, что заставляет меня вдруг подойти к нему вплотную, обнять за плечи и зарыться носом в волшебные прядки, но, тем не менее, я не сопротивляюсь странному порыву, и Джууширо в моих руках столбенеет от неожиданности. - Располагайся, - говорю ему я, прочистив горло и сбежав в другой конец комнаты. Дьявол, я сам себя ошарашил. Что я вытворяю? Я спиной чувствую, как меня сверлят взглядом, но потом слышу шаги и шорох одежды, и, когда оборачиваюсь, мужчина уже успевает забраться под одеяло. Скорее всего, нагишом, потому что и белая футболка, и брюки, и сапоги валяются на полу. Я делаю вид, что роюсь в рюкзаке, потом все-таки достаю оттуда захваченную с собой книгу и усаживаюсь за небольшой столик с намерением почитать. На самом деле я просто выжидаю, когда Джууширо уснет, чтобы не смущать больше ни себя, ни его. Почему-то я совершенно не могу себя контролировать рядом с ним. Сам не могу разобраться – то ли мне хочется его приласкать, то ли трахнуть, то ли оттолкнуть куда подальше. Некоторое время я усердно читаю, но в тусклом свете масляной лампы вскоре строчки принимаются наскакивать одна на другую, и я захлопываю книгу, устало потирая переносицу. Джууширо шевелится на кровати, поднимает голову от подушки и едва заметно улыбается. Тени лениво пляшут по его лицу, пока он взбивает вторую подушку и откидывает край одеяла. - Иди, ложись, глупый, - ласково зовет он, я вскидываю в возмущении подбородок, но не могу противостоять этому теплому зову. Расстегиваю рубашку, ширинку, откидываю сандалии прочь, снимаю штаны, выпутываю резинку с волос и быстро забираюсь на кровать, хотя все равно укладываюсь на бок – спиной к Джууширо. Его ладони опускаются на мои плечи, заставляют напряженные мышцы расслабиться, а потом он обнимает меня, прижимаясь ко мне вплотную, и на мгновение восхитительно прикасается губами к моей шее. - Доброй ночи, - шепчет он, приникает лбом к моему затылку, и затихает. Я ничего не отвечаю, но тепло его тела окутывает меня с головы до пят, и я проваливаюсь в пучину долгого и спокойного сна. В моих сновидениях Джууширо мягко заставляет меня лечь на спину, стягивает с пояса одеяло, и я сгибаю ногу в колене, когда его пальцы проходятся по внутренней стороне бедра. Кончики длинных прядок щекочут кожу, поцелуи оседают приятными стайками мурашек на животе и уходящей вниз дорожке волос, рука обхватывает мой заинтересовавшийся член, и я довольно вздыхаю. Смелый язык дразнит головку, спускается ниже, исследуя уздечку, потом лижет меня по кругу, будто леденец. На смену ему приходит влажноватый ротик, обхватывает меня сбоку и проходится от основания и до верхушки. Джууширо тихо стонет, я расставляю шире ноги, и его макушка ныряет еще ниже. Ох, блять, он вылизывает мои яйца, берет их в рот, и, блять, это так безумно приятно, что я впиваюсь пальцами в простынь. Такими темпами я точно долго не продержусь. Осознание того, что я вовсе не сплю, накрывает меня с головой. В широкое окно льется утренний золотой свет, в близлежащих деревьях чирикают диковинные птички, а с улицы доносится гомон чужих голосов. Джууширо поднимает на меня хитрый взгляд, возвращается к головке члена и осторожно всасывает ее внутрь. Я чуток приподнимаюсь и тянусь рукой, чтобы зарыться в его белоснежную шевелюру. Моему взору открывается его оголенная спина и упругие ягодицы, и это заводит меня еще больше. Мужчина не торопится двигаться. Мой член спокойно лежит у него на языке, пока я изнываю от острого желания. Наконец, я настойчиво дергаю его за прядки волос, ловлю насмешливый взгляд его карих глаз, и он принимается двигать головой вниз и вверх, выдерживая ровный темп. Ладонь сжимается у моего основания, ее движения совпадают с движениями его головы, а спустя минуту внутри его ловкий язык каким-то невообразимым чудом скользит по разрезу на головке. Ах, блять, ни разу в жизни ни одна баба не сосала меня с таким остервенелым удовольствием и недюжинным талантом. Блять, я сейчас кончу. Я тяну его еще раз за прядки, давая понять, что, если он не хочет глотать мою сперму, то лучше бы ему пошевелиться, но, оказывается, он вовсе и не собирается отстраняться. Сжимает вокруг меня плотнее губы, стараясь вобрать меня глубже. Минута, две, три… Все тело сводит, я почти выгибаюсь, грубо прижимая его за затылок к своим бедрам, и отчаянно толкаюсь в его рот. Из глаз летят искры, я не могу сдержать ярого мата, сжимаю зубы, и каждая клеточка мышц дрожит от пронизывающего удовольствия. То, как Джууширо глотает мою сперму, добавляет ощущений, и я не сразу позволяю ему выпустить мой член из себя. Но когда я падаю обратно на подушку - он судорожно хватает ртом воздух, с краешка губ течет слюна вперемешку с моим семенем, и мне безумно хочется его поцеловать. Я не делаю этого лишь потому, что мое тело превратилось в желе. Всегда бы так просыпаться… Джууширо заваливается на меня, приникает к моей груди и улыбается, упираясь подбородком рядом с моим соском. Я молчу, пытаясь прийти в себя, а он время от времени игриво кусает и целует набухший комок нервов. Когда мне все-таки удается собрать воедино остатки мозгов, я кладу руку на его спину и медленно скольжу ладонью вдоль его позвоночника. - Стоит так же поприветствовать тебя с добрым утром? – интересуюсь я, чувствуя, как его полутвердый член лежит на моих бедрах, и в выразительных глазах мужчины тут же загораются смешинки. - А ты сможешь? – выгибает он бровь, подносит к губам палец и демонстративно всасывает его в свой шаловливый ротик. Я впервые серьезно задумываюсь над тем, осмелюсь ли я отсосать мужику. Потом давлю порыв лихорадочно помотать головой и прихожу к выводу, что не смогу этого сделать даже под угрозой расстрела. - Нет, - я не намереваюсь врать, если бы мы сейчас играли на «слабо», я бы сразу признал свое поражение, - Нет, точно нет, извини. Джууширо ничего не отвечает, трется щекой о мою грудь, потом, пододвинувшись, целует меня за ухом и сползает с кровати, не стесняясь своей наготы. Я поворачиваюсь на бок, наблюдая за тем, как он одевается. Мне хочется схватить его за талию и вернуть под одеяло, но я понимаю, что у него наверняка есть свои дела, и кто я вообще такой, чтобы его задерживать. - Спасибо за ночлег, - благодарит мужчина и поднимает с пола сумку. - Думаю, ты за него с блеском расплатился, - усмехаюсь я, и Джууширо, уже на пороге, в возмущении оборачивается. - Я сделал это, потому что хотел, засранец, - румянец опаляет бледные щеки, рот в негодовании приоткрывается, и он хлопает за собой дверью сильнее, чем следовало бы. Я громко смеюсь, оставшись наедине с самим собой. Закидываю руки за голову, нежась в кровати, и раздумываю о том, чем же себя занять до вечера. Но, так ничего и не решив, задергиваю шторку на окне, натягиваю на себя одеяло и поддаюсь настырной дремоте – да так, что чуть не просыпаю весь день. Приходится одеваться впопыхах, и, когда я вваливаюсь в просторную таверну, солнце уже клонится к закату. Дверь скрипит за моей спиной, и с порога мне в лицо бьет вонь дыма, пота и выпивки. Я действительно люблю насладиться хорошим саке или водкой, но только не в подобных заведениях, где основная цель посетителей – напиться, чтобы забыться. Недолюбливаю я весь этот смердящий хаос, официанточек-шлюх и куриные мозги ужратых завсегдатаев. Почти все столики заняты, моряков, которых я видел на причале, пока не наблюдается, и я осторожно петляю между гогочущих людей по направлению к стойке, где запыхавшийся хозяин разливает пиво и напитки направо и налево. Да, не повезло бедолаге – похоже, сегодня в таверне бушует празднество по поводу чьего-то отплытия, и большинство мужиков намереваются упиться в зюзю. Представляю, какой бардак тут будет уже в середине ночи, ибо не сомневаюсь, что не обойдется без пьяных драк и слезных воссоединений. Многие курят трубки, и от этого под потолком клубится плотная завеса дыма. У меня даже слезятся глаза – мне самому время от времени, бывает, нравится выкурить настоящий косячок травки, но уж точно не такой дряни. Я наконец-то пробираюсь к стойке, плюхаюсь на единственный свободный табурет и прошу налить мне пару стопок водки. Просто потому что, блять, чтобы высидеть весь вечер в подобной обстановке, лучше сразу принять на душу чего-нибудь покрепче. Я опустошаю первую стопку до дна, не прекращая высматривать нужных мне людей. За спиной улюлюкают и ржут во весь голос, когда одна из двух прислужниц вдруг случайно выливает на хмурого дедка наполненную до края пивную кружку. Дамочка, конечно, не виновата – просто ей на ходу один из клиентов с размаху вмазал по аппетитным ягодицам, скрытым под короткой юбочкой, но дед-то этого не знает. А даже если и знает – ни за что не откажется от возможности проучить цыпочку за недостаток ловкости и сноровки. Он хватает ее за волосы и прижимает ее голову к своему облитому пивом паху и расстегивает ширинку под дружный хохот своих приятелей и сидящих вокруг мужиков. Я отворачиваюсь. У деда сморщенный и потемневший член и, наверняка, от него невыносимо разит мочой. Иногда мне зверски противен этот мир. Внезапно дверь таверны распахивается, и внутрь по одному заходят те самые моряки, которых я так отчаянно жду. Всего их пятеро – во главе суровый, одноглазый старик с двумя шрамами на лице: один пересекает лоб и пустую глазницу, а второй вертикальной полосой тянется по подбородку, исчезая за густыми, но седыми усами. За его плечом хохочет лысый верзила с рыжими бровями, хлопая по спине своего тощего спутника. Я вглядываюсь в мужчину внимательней – слишком уж хитрый у него разрез глаз, которые он прячет за стеклами изящных очков. Он кажется мне слишком умным, никак не походит на моряка – телосложение не то – да и утром его в компании мужчин не было. К тому же в наше время вряд ли кто сможет выкрасить волосы в розовый цвет. Без должных связей. Мне становится интересно. Остальные двое мужчин ничем не выделяются из окружающей толпы, и вскоре, спихнув с ближайших табуретов уже совсем захмелевших пьянчужек, все вместе они усаживаются за столик, располагающийся практически рядом со мной. Я выпиваю вторую стопку и заказываю еще водки. Как удачно-то а! Все-таки везение от меня не отвернулось. Сперва компания неспешно потягивает пиво, беседуя о том, о сем – выжидают положенное время, чтобы слиться с атмосферой, охватывающей таверну, и только полчаса спустя - когда на них уже действительно никто не обращает внимания, в их разговоре проскальзывают первые и, надо сказать, весьма любопытные обрывки фраз. Я в очередной раз убеждаюсь, что у меня просто превосходный нюх. Старика зовут Барраганом, и он нависает над столом, стараясь говорить тише. - Гранц, если ты и вправду можешь приманить эту бестию, мы уже завтра готовы выйти в море. Команда у меня есть. Все – проверенные и опытные люди. Оружие Ямми нам достанет, так что дело лишь за тобой. Гранц - женоподобный мужчина в очках - долго молчит, сложив руки на груди. Но когда отвечает - в слащавых нотках его голоса мелькает крайняя самоуверенность. Я морщусь. Знавал я таких милашек. Все они теперь спят мертвым сном на дне океана. Нехорошо это – искренне считать, что на свете нет никого, умнее тебя. Опасно для жизни. - Мне кажется, вы немножко не понимаете, с чем вам предстоит столкнуться, ребятки. Хоть меня никогда и не допускали ни к проекту создания дракона, ни к проекту «Шикай», я вынужден предупредить вас, что лаборатория не просто так теперь лежит в руинах на дне моря… Дьявол, вот это да. Похоже, я напал на золотую жилу. Неужели мужчина был одним из ученых в лаборатории, существование которой еще в моем детстве было сплошной тайной, покрытой мраком? Слухи постоянно ходили по земле, но даже Яма-джи не шибко-то им верил. Разведка Готея, увы, тоже так никогда и не смогла выведать что-либо конкретное. Нам и в округах Сейрейтея дел хватало. Как бы то ни было, поговаривали, что далеко на севере за Гаргантой - глубоко под водой - располагается научный центр, где ставят эксперименты над животными и людьми, но, поскольку его так и не смогли отыскать, эти слухи сочли очередной байкой, которыми люди любят пугать своих детишек на ночь. Что-то вроде: сегодня был плавучий поселок, а назавтра его обитатели уже сидят в клетках, ожидая своей очереди стать подопытным кроликом. Иногда плавучие поселки и правда исчезали с лица земли, но это всегда происходило, скорее, из-за того, что прогнивали держащие их на плаву бревна и тросы или их уничтожали пираты. Хотя, как известно, в каждой шутке есть доля правды. Возможно, это как раз именно такой случай? Брр, аж мурашки бегут по спине от такой мысли. В любом случае, в том, что компания мужчин обсуждает морского дракона, сомнений не остается. Я прихожу к выводу, что упущу свой шанс, если сейчас развернусь и уйду. Мне необходимо затесаться в их ряды, иначе поиски бестии грозят затянуться на долгие недели скитаний. На самом деле это сборище мне ничуть не нравится – Барраган определенно гонится либо за славой, либо за деньгами, Ямми – за тем, чтобы получить возможность скрутить кому-нибудь шею, а Гранцу, наверняка, просто напросто хорошенько заплатили, чтобы он помог приманить многострадального дракона. Я решаю пойти ва-банк, поднимаюсь на ноги и резко придвигаю свой табурет к их столу. Сообразив, что их прервали, Ямми тут же порывается, как минимум, долбануть меня об стенку, зарычав, кладет мне руку на плечо, но я ловко выворачиваю его локоть, и он, завывая, валится прямо на стол. Пивные кружки разлетаются в стороны, Гранц вскакивает, чтобы брызги не попали на его дорогой белый костюм, а Барраган хмурится, сжимая свою кружку в крепких старческих пальцах. Он единственный, кто успел вовремя ее убрать. - Тише-тише, - приветливо улыбаюсь я, продолжая удерживать лысого верзилу на месте, - Я всего лишь хотел сказать, что отправляюсь с вами. - Наглец, - фыркает Барраган, пристально глядя на меня из-под густых, седых бровей. - Это мне говорили. И не раз, - весело киваю я, пиная брыкающегося, словно конь, Ямми коленом в зад. Вот дурачина – вроде, целая гора мускулов, а сейчас беспомощен, как выброшенная на берег рыба. И ведет себя точно также. На нас уже вовсю оборачиваются завсегдатаи таверны, но Баррагану это не на руку, и он подает мне знак отпустить верзилу. Я немного сомневаюсь в том, что Ямми не попытается снести мне башку, как только я разомкну хватку, но Гранц уже садится обратно на табурет, убеждая остальных мужчин, что ничего страшного не произошло. Я делаю шаг назад. - Он с нами, Ямми, сядь, - тут же приказывает Барраган, и следующие минут пять мы вшестером напряженно сидим за одним столом, откровенно рассматривая друг друга с ног до головы. Я мудро игнорирую бешеные глаза верзилы, направленные в мою сторону, и, похоже, произвожу достаточное впечатление на старика, чтобы он принял меня в свои ряды. - Как много ты слышал? – интересуется Барраган, подзывает прислужницу и заказывает всем новые порции пива. Передо мной тоже ставят кружку, но делать нечего – придется смешивать алкоголь. Пиво я не очень люблю – саке, водка и виски – вот мои настоящие страсти. Под настроение я могу пригубить вина или испробовать коньяк, но в мире осталось слишком мало виноградников, чтобы эти напитки можно было оценить по достоинству. - Достаточно, - отвечаю я и с любопытством поворачиваюсь к Гранцу, - Неужели лаборатория и впрямь существовала? - Существовала, - вздыхает он, сдувая невидимые пылинки с белых перчаток, в которые облачены его руки, - И я там работал. Правда, не над проектом морского дракона, но кое-какую информацию мне все же удалось собрать, пока эта разумная тварь окончательно не похоронила лабораторию под водой. Создатели предупреждали, что над животиной управы нет, но начальство не слушало. Слишком сильно мечтали вывести особый вид рыбины, которая бы могла свободно и быстро перемещаться по океану. Мне еще повезло, что я вовремя оттуда сбежал. В общем, мало кто выжил. Я делаю глоток пива, лихорадочно переваривая информацию. С секунду я раздумываю, не врет ли мужчина, но, несмотря на видимую самовлюбленность, я не нахожу ни в его поведении, ни в тоне его голоса ни нотки лжи. Вот уж что я умею – так это определять, когда люди лгут. Гранц совершенно точно дико горд собой за своевременный и разумный побег. Но, в таком случае… поразительно! Дракон не только существует, но и является результатом научных свершений. Охренеть можно! Ведь наука сейчас, увы, не в цене. В цене у нас лодки, медикаменты и еда. Выживание. Уж никак не законы преломления света, рациональные числа и химические связи атомов. Барраган твердо плюхает свою кружку пива на стол, возвращаясь к теме их предыдущего разговора. - Ну, так, Гранц, ты сможешь привлечь эту тварь или нам не стоит тратить впустую время? – щурится он одним глазом, и Гранц морщится, пряча лицо за прядками вызывающе-ярких волос. - Можно попробовать, но учтите, что контролировать дракона невозможно. Для этого и разрабатывали проект «Шикай», но я понятия не имею, в чем он заключался. Будьте готовы к тому, что дракон от вас и мокрого места не оставит. Ямми гогочет, а Барраган довольно ухмыляется, наклоняясь к моему уху, чтобы шепнуть, что будет ждать меня завтра рано утром на южной окраине причала, если я все еще не передумал рисковать своим задом. Потом поднимается на ноги, швыряя горстку серебряников на воняющий пивом стол. Старик прямо светится от ликования и нетерпения выйти в море, и в душе я тоже проникаюсь этим безумным азартом. Приключения я люблю. - Тогда завтра немедленно отплываем, а то пошли слухи, что недавно бестия появлялась гораздо южнее островов. Мы же не хотим ее упустить, верно? – хохочет Барраган, умолкает, и в полумраке таверны его единственный глаз вспыхивает хищным блеском, - На то мы и охотники. Я выхожу из таверны последним, чтобы не особо привлекать внимание остальных собравшихся людей. Гранц вообще исчезает самым первым, аргументируя это тем, что хочет выспаться и приготовиться к серьезному заплыву. Но в голове почему-то стоит настырная картинка того, как он отчаянно роется в своих вещах в поисках одежды, которую было бы не жалко угробить. Я усмехаюсь, неторопливо шагаю по широким и узким улочкам, запихнув руки в карманы, и дышу свежим воздухом. После душного, спертого воздуха таверны прохладный морской бриз кажется настоящим чудом. Высоко в небе мерцают звезды, настраивая меня на добродушный лад, и я даже позволяю себе улыбнуться пробегающей мимо с кувшином воды маленькой девочке. Мне не очень хочется возвращаться в гостиницу – я все равно выспался днем, и я сворачиваю к восточной части городка, где, если мне не изменяет память, вдоль одной из аллей раньше стояли уютные деревянные лавочки. Сидя на них, я слушал шелест листвы в кронах деревьев над головой и мечтал поскорее вернуться в Сейрейтей, когда начинало чересчур тошнить от бесконечной и выматывающей миссии по поимке укрывшегося на Гарганте воришки. Тогда только тишина этого места успокаивала мои нервы и вселяла столь нужную мне надежду. К моей радости – лавочки все еще на месте и вроде даже в приличном состоянии. Думаю, если я плюхну на одну из них свой зад, то они не проломятся под весом моего тела. Я пробираюсь вглубь аллеи, выискивая местечко поудобней, но внезапно замираю, когда из темноты впереди выныривает сгорбленный, знакомый силуэт. Блять, это снова Джууширо. На небесах нам, что ли, написано теперь до конца жизни пересекаться? Он все в той же одежде – только весь вымокший и без сумки. Я присматриваюсь внимательней. Мужчина еле ковыляет по дорожке аллеи, обнимая себя руками, и сильно дрожит. Когда его ведет в сторону, я не выдерживаю – бросаюсь вперед и перекидываю руку через его плечо. Он едва приподнимает взлохмаченную, почему-то мокрую голову, чтобы взглянуть на мое лицо. На его шее странно размазана кровь, хотя никаких ран не видно. - Шунсуи… - что ж, по крайней мере, он меня узнал, значит, еще соображает, - Шунсуи, мне холодно… Ему холодно? Да на улице ж теплынь! Мои брови взлетают вверх, я прикасаюсь второй ладонью к его лбу, чувствуя, как зверски его трясет – даже посиневшие губы дрожат от холода, и быстро снимаю с себя рубашку и натягиваю ее на его плечи. Волнение за мужчину свертывается тяжестью в груди, сердце принимается биться чуть сильней о ребра, и, когда Джууширо с судорожным вздохом утыкается носом в мою щеку, я не колеблюсь ни секунды, подхватывая его на руки под коленки. Я жду, что он окажется тяжелым, но нет. Мне не составляет труда донести его до гостиницы через половину городка. И то, как его ледяные, скрюченные пальцы смыкаются за моей шеей в поисках тепла, лишь подгоняет меня вперед. Я почти взлетаю по лестнице, кое-как отпираю дверь одной рукой, вхожу внутрь и захлопываю дверь пинком. Я кладу Джууширо на кровать, стираю полотенцем кровь с его шеи и стягиваю с него наполовину мокрую одежду. У него по-прежнему стучат зубы, и это заставляет меня хмуриться, ведь прошло уже минут двадцать с тех пор, как я его встретил. Я раздеваюсь сам и ныряю к нему под одеяло. Джууширо прижимается ко мне так близко, что я чувствую, как отчаянно бьется его сердце под татуировкой черного змея. Я вожу по его спине и плечам руками, пытаясь разогнать застывшую кровь. По телу мужчины время от времени бегут судороги, и в эти моменты ему не удается сдержать полу всхлипов. - Джууширо, ты в порядке? – с сомнением спрашиваю я. Физически его состояние похоже на сильное переохлаждение, но где, черт подери, он мог так замерзнуть? Ведь даже море сейчас, к весне, уже существенно потеплело, да и вряд ли мужчина стал бы добровольно сидеть в море весь день. Быть может, его так трясет из-за какой-нибудь болезни, но еще с утра с ним все было хорошо, да и, к тому же, не знаю я ни одной болезни, которая бы могла настолько понизить температуру тела. Ни одна дельная мысль не приходит в голову, и я позволяю Джууширо протиснуть свою ногу между моих коленей. Поразительно. Мы оба обнажены, а я сейчас так переживаю, что мне даже не хочется секса. У меня такое ощущение, что совсем скоро, проснувшись поутру и заглянув в зеркало, я сам себя не узнаю. Джууширо утыкается щекой в мое плечо, обхватывая меня за спину крепче, и тихо шепчет: - Нет, но буду. Только не уходи. Ты такой теплый. Я поправляю плотнее одеяло, натягиваю его до головы мужчины, и почти невесомо прикасаюсь губами к его дрожащему плечу. За окном все потихонечку стихает, люди готовятся ко сну, жеманный смех собравшихся на вечернюю охоту шлюх исчезает вдали, и кроны деревьев умиротворенно шелестят на ветру, нагоняя дремоту. Масляная лампа, которую я оставил на столе, уже почти догорает, и комната неспешно погружается в темноту. - Я здесь и никуда не собираюсь, - уверяю я Джууширо, поправляя подушку, и внезапно ловлю благодарный взгляд. Но что-то еще, помимо признательности, светится в невыразимо чудесных карих глазах. Что-то такое до бесконечности теплое и живое и тоскливое, и я вдруг понимаю, насколько этот взгляд сейчас похож на мой собственный – на тот, когда я задыхался от беспомощности, подхватив лихорадку в наскальном поселке. От внезапного осознания холодок бежит по позвоночнику. Да, Джууширо невероятно добр. Красив. Умен, раз умудряется выживать в этом дерьмовом мире. Он искренен и заботлив, но… быть может, в конце концов, мы с ним не так уж и непохожи? Трахаемся, чтобы убежать от одиночества… И ведь он… он действительно ничего не просит взамен за свою доброту. Что-то я сомневаюсь, что в нашем мире найдется хоть одна душа, способная по достоинству отплатить ему за сердечность. Как же мужчина умудряется не поддаться отчаянью? Улыбаться, зная, что тебе в ответ преподнесут, максимум, равнодушие. Дьявол… как при этом сохранить самообладание? Это же так горько… - Ты замечательный… - выдавливает из себя мужчина, его ногти царапают мою спину, и мне хочется громко рассмеяться. Я замечательный? Видел бы он, как ловко я умею всаживать кинжалы в горло противника, как безжалостен бываю я во время этих смертельных игр, где на кону стоит моя собственная жизнь. Знал бы он сколько невинной крови на моих руках, сколько разбитых судеб… Стал бы он тогда прижиматься так тесно к моей порочной коже, полосками побледневших шрамов запечатлевшей бремя моих грехов? Наверно, что-то такое проскальзывает в моем потемневшем взгляде, потому что Джууширо прикладывает дрожащую ладонь к моей небритой щеке и ласково проводит пальцами от виска до подбородка. Я больше не могу смотреть в его теплые глаза и прячу лицо в подушке. Мне стыдно – за все то плохое, что я когда-либо совершил. Конечно, я могу найти себе тысячу оправданий, но не здесь и не сейчас. Не в эту секунду. Не с ним. Словно Джууширо одним своим присутствием вытаскивает из меня наружу все то светлое, что я когда-то давно похоронил. Черт, говорил же я себе, что надо линять. Какого хрена я его подобрал на этой аллее? Судьба будто насмехается надо мной, раз за разом сталкивая нас обоих. Постепенно дрожь в теле мужчины сходит на нет, краска снова приливает к щекам, и он расслабляется в моих руках и совсем скоро засыпает. Я же – напротив – не могу уснуть, хоть и знаю, что встать придется ни свет, ни заря, чтобы успеть встретиться на причале с Барраганом. Но, как ни уговариваю я себя подумать о завтрашнем отплытии и морском драконе, мысли упорно скатываются на мужчину в моих объятиях. Может, наплевать на все? Вылезти из кровати в полдень, развезти Джууширо на секс - уж в том, что он мне не откажет, я уверен – потом сводить его в ближайшую забегаловку перекусить и наконец-то расспросить его напрямую, кто он такой и откуда, и на ближайшее время набиться к нему в спутники? Устроить себе настоящие каникулы – с кучей хорошего секса, заботливым и милым партнером, не лишенным чувства юмора – и оторваться по полной? Деньги у меня есть… Черт побери, нет! Что я несу? Я что, больше полугода плыл до Гарганты ради того, чтобы просто отказаться от всех своих планов и организовать себе злостный перепихон с каким-то мужиком? Блять, я совсем крышей двинулся. Прав был Старрк, когда осел с пиратами. Его хоть постоянные вылазки и рейды в тонусе держат, а я что? Хаха, только что думал о том, не завести ли мне длительные отношения со случайным любовником, о, Дьявол. Я усмехаюсь в макушку Джууширо, собираю волю в кулак и заставляю себя уснуть. Конечно же, я не сделаю ничего подобного. Мои внутренние часы, как всегда, сбоя не дают. Я распахиваю глаза спозаранку и осторожно выпутываюсь из чужих объятий. Шея и спина хрустят, когда я потягиваюсь, сидя на краешке кровати, и я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Джууширо, который тут же передвигается во сне на мою половину постели в поисках теплого тела. Он хмурится, не нашарив никого руками, и его веки ползут вверх. В предрассветной темноте его разметавшаяся по подушке белоснежная шевелюра смотрится так привлекательно, что я не могу сдержать порыва склониться над мужчиной и припасть губами к его приоткрытому рту. Я нависаю над ним, мои собственные волосы падают ему на лицо, но он отводит надоедливые прядки в сторону, обхватывает ладонью мою шею, притягивая меня ближе, и отвечает на поцелуй. Медленно и неторопливо я пробую его на вкус. Нагло прикусываю его верхнюю губу, вызывающе скольжу языком по нижней, и совсем не ожидаю, что Джууширо вдруг пойдет в наступление. Его язык проникает в мой рот, не позволяет моему юркому языку выдворить его прочь, и мужчина глухо стонет, выгибаясь подо мной и цепляясь за мои плечи. Когда я все-таки прогоняю бодрого завоевателя назад – его язык покорно ласкает меня своим кончиком, позволяя исследовать влажную глубину рта и верхний ряд зубов – голова кружится так, будто я обкурился дурманом. От каждого прикосновения губ настойчиво тянет в паху, и мне едва удается отстраниться прочь. Сердце стучит в бешеном ритме, дыхание никак не хочет восстанавливаться и, судя по всему, у мужчины похожие проблемы. Его ладони обессилено падают с моих плеч обратно на постель, а помутневшие глаза в смущении замирают на моих губах. Я смотрю на его полыхающие щеки, припухлые от моих укусов губы, и он вдруг, словно вынырнув из сладкого оцепенения, стыдливо закрывает лицо рукой. Я не могу удержаться. Отвожу его руку прочь, снова наклоняюсь и целую его в нос. - Шунсуи! – спросонья возмущенно хрипит он, потом тихо смеется, а потом его лоб прочерчивает хмурая морщинка, - Ты уже уходишь? - Ммм, ага, - согласно мычу я в ответ, натягиваю штаны и сандалии и поднимаю с пола рубашку, - Но ты спи спокойно. До полудня за комнату заплачено. Как себя чувствуешь кстати? Джууширо садится на постели, завернувшись в одеяло, и наблюдает за тем, как я собираю сумку и застегиваю рубашку. Время от времени я не в силах сдержать зевоту, и все не могу перестать вытягивать занемевшее за ночь плечо. Кости безжалостно хрустят, напоминая мне о том, что мне уже далеко не двадцать. Еще через двадцатку лет придется совсем осесть в Сейрейтее и забыть про частые выходы в море. Эта мысль меня неимоверно угнетает, но я уже давно смирился с тем, что каждому отпущен свой срок. Мой пока еще, видимо, не подошел к концу, и за это я искренне благодарен судьбе. - Я в порядке, - отзывается Джууширо, а потом на его губах расцветает игривая улыбка, - Что, все, что ты потребуешь за вчерашнее спасение моего хладного тела – всего лишь поцелуй? Я ведь совершенно не против, знаешь… Я улыбаюсь мужчине, подхожу ближе, приподнимаю его лицо за подбородок и самодовольно наслаждаюсь тем, как дрожь пробегается по его позвоночнику от моего единственного властного прикосновения. Черт подери, ну почему отплывать нужно именно сегодня? Я бы ему сейчас так вставил, что он бы потом ходить нормально не мог. Вжал бы его в пол, подтянул к себе за бедра и не отпускал бы часа два. А через часик повторил бы все по новой. Вот непруха, а. - Заманчивое предложение, - усмехаюсь я, провожу подушечкой пальца по его чувственным губам и убираю прочь ладонь с его лица, - Но вынужден отказаться. Джууширо расстроено вздыхает, натягивая одеяло на оголенное плечо. Он так соблазнителен сейчас, что я еще раз обдумываю, а не послать ли все к черту. Но нет – моя решимость колеблется лишь секунд десять, а потом снова возвращается в устойчивое положение. Несмотря на видимое огорчение, из голоса мужчины - надо отдать ему должное - не пропадает игривый настрой. - Кто же такой распрекрасный сумел переманить к себе моего лучшего за последние годы любовника в столь ранний час? – интересуется он, вовсю завлекая меня скрытым между слов намеком на похвалу моих постельных умений и навыков. О, да, я люблю, когда меня гладят по шерстке. Черт, как же все-таки жаль. Кто его знает, встретимся ли мы еще раз. Но Барраган вряд ли будет ждать и так дерзко набившегося к ним наглеца, который не способен даже до причала добраться вовремя. - Тебе с ним не сравниться, - подмигиваю я Джууширо, закидываю сумку на плечо и останавливаюсь посреди комнаты. Джууширо поднимается с постели, подбирая за собой край одеяла, и подходит вплотную, выгибая шею и ласково целуя меня в небритый подбородок. - Вот как? Я переполнен гневом ревности и мести. Не подскажешь, кто же он? – любопытствует он. В его глазах так бешено пляшут смешинки, что я сдаюсь, обнимаю его за талию и шепчу в приоткрытые губы: - Морской дракон. И совершенно не жду того, что происходит в следующий момент. Джууширо замирает, его глаза распахиваются широко-широко, и вместо поцелуя я вдруг отлетаю к ближайшей стене, когда грубый тычок в грудь застает меня врасплох. Мужчина смотрит на меня, будто я только что убил его любимую сестричку или бабушку. Словно я плюнул ему в самую душу. Плещущаяся в карих глазах боль покрывается отблеском холодных льдинок, Джууширо сжимает зубы, стискивает кулаки, и я, абсолютно растерянный, выпрямляюсь у стены, поправляя на плече сумку, и смотрю на то, как мужчина резко хватает с пола одежду, натягивает высохшие штаны, сапоги и футболку и движется по направлению к двери. Он не поворачивается ко мне, но, уже положив ладонь на дверную ручку, замирает, глядя куда-то в пол. - Я ошибся, - заметно выдавливает из себя мужчина, и пальцы его свободной руки скрючиваются, вцепляясь в ткань кожаных штанов, - Ты такой же, как и все. Дверь хлопает за его спиной, а я стою, как дурак, и ерошу волосы, так и не силах сообразить, в чем же дело. Упомянув морского дракона, я, что, задел больную тему или что? Поведение мужчины кажется мне подозрительным, но, когда я спускаюсь вниз – его уже нет. Я пожимаю плечами и направляюсь к причалу. Да пошел он к черту. И так из-за него все мысли превратились в полнейший хаос, а выработанная годами выживания выдержка – в желе. Обиделся и черт с ним. Как будто мне есть до него дело. Я тороплюсь навстречу причалу и океану и морскому дракону, и прохладный ветер уютно окутывает меня со всех сторон. Нужно еще успеть переодеться для плавания и захватить пару вещей с собственной яхты. Я знаю, что как только выйду в море, все мои невзгоды тут же улетучатся прочь. Смоются под потоком соленой, бескрайней, манящей своими величественными просторами воды. Но все же – все же никак не могу прогнать неприятный осадок, засевший в груди. Черт бы его побрал, этого Джууширо. *** - Туз пик есть? Ну, туз – черненький такой, на деревце похожий? – с тяжелым вздохом спрашивает Гранц у тупоголового Ямми и дико рычит, разбрасывая свои карты по всей нижней палубе, когда лысый верзила равнодушно пожимает плечами. Я фыркаю в сторону, уютно расположившись на втором ярусе палубы на мягкой подстилке, и закидываю руки за голову. Не знаю, где Барраган умудрился достать целых восемь приличных и достаточно крупных яхт, но вынужден признать, что старик действительно произвел на меня впечатление. По всей видимости, связи у него нехилые. Мы отплыли неделю назад, захватив с собой огромные запасы топлива – ровным строем из восьми впечатляющих лодок. Люди провожали нас взглядом, вытягивали руки и пальцы в нашу сторону и вовсю восхищались, разинув рты. Барраган, поскольку в таверне я услышал много чего лишнего, не постеснялся взять меня на главную яхту, задающую курс. Он долго беседовал со мной в капитанской рубке, пытаясь выведать, не собираюсь ли я саботировать весь его хитрый план по поимке морского дракона. Но, устав от прозрачных намеков на угрозу и прочей дребедени, я рубанул кулаком по столу, на котором были разложены свернутые в трубочку карты, и напрямую заявил, что ни капли не претендую даже на часть его грядущей славы и несметных сокровищ в случае успеха операции. Барраган попыхтел, еще раз смерил меня пристальным взглядом с ног до головы и успокоился. Мне и, правда, никоим местом не сдалось ни денежное вознаграждение, ни людское восхищение, и мой интерес к морскому дракону скорее лежит в более обобщенной стороне вопроса. Пожалуй, я как мальчишка просто хочу своими глазами лицезреть необычную бестию и выяснить, стоит ли она всего того говора и молвы, что о ней ходят. Ну, авантюрист я, что поделать. Если, конечно, мне и перепадет какая-никакая, но доля награды, я ничего против иметь не буду, но на нет - и суда нет. А так - мне глубоко все равно, удастся ли Баррагану и его свите убить дракона, хотя, признаю, что разработанный ими план одобрил бы даже Яма-джи. Хотя я сам редко следую планам, предпочитая импровизировать, в данном случае придумать лучше стратегию, наверно, было невозможно. Старик живо проинструктировал всех еще перед тем, как отплыть с причала, каждой лодке были отданы свои, наиважнейшие указания, но перед тем, как привести план в действие нам еще предстояло отплыть от Гарганты на приличное расстояние. И потянулись дни. Но если я, привыкший к долгому плаванию и одиночеству, мог спокойно залечь на палубе и не делать ничего, кроме как попивать воду и загорать на солнышке, то бедный Гранц уже на второй день был готов выброситься от скуки за борт. От отчаянья он, по-видимому, и принялся пытаться выучить Ямми игре в карты, но на пятый день - к исходу недели - даже мне стало понятно, что верзила безнадежен. Я почти впадаю в дремоту, когда неугомонный Гранц посылает Ямми к черту, вскакивает на ноги и начинает расхаживать по палубе туда-сюда, хватаясь за голову и причитая вслух. Он на грани истерики, но за прошедшую неделю я уже успел смириться с тем фактом, что у некоторых людей истеричность входит в набор крайне раздражающих и неизменных пороков. Скорее всего, научный мозг Гранца просто вопит от возмущения оттого, что ему нечем заняться, и это воплощается в подобные эмоциональные всплески. Я наблюдаю краем глаза за тем, как мужчина виляет бедрами, вскидывая руки вверх, пока Ямми вдруг не хватает его за шкирку. Он встряхивает мужчину со всей силы – у того аж очки сползают набекрень – и ставит его обратно на ноги, требуя угомониться. Под напором животной силы истерика улетучивается смехотворно быстро, и Гранц снова возвращается к картам. Я перевожу взгляд на голубое небо над головой и думаю о том, что у Джууширо бедра гораздо соблазнительней, чем у этого выскочки. Потом надвигаю купленную на причале соломенную шляпу на глаза и яро чертыхаюсь. Черт подери, опять я о нем вспомнил. Уже минула целая неделя, совсем скоро Барраган отдаст приказ вставать на якорь, а я все никак не могу забыть прощальный, леденящий душу, взгляд Джууширо. Почему он так взбеленился? Вроде даже едва сдержался, чтобы не ударить меня по лицу – я помню, как сильно он стискивал кулаки, стоя напротив меня в той гостиничной комнатке. Если призадуматься, то из его реакции на новость, что я охочусь на морского дракона, можно сделать вывод, что он против этого, но что-то я не слышал, чтобы кто-нибудь организовывал движение в защиту морской бестии. Если бы таковое имело место быть, то, боюсь, сегодня на причале собралась бы приличная толпа противников, хоть Барраган и старался сохранить все в тайне. Но ведь невозможно же не заметить такую флотилию, выдвигающуюся прочь с Гарганты. Так или иначе, ярость Джууширо выглядит более чем странно. В памяти тут же всплывает татуировка морского змея на его груди, и мозг в очередной раз лихорадочно пытается связать это совпадение с реакцией мужчины. Неужели Джууширо как-то связан с морским драконом? Тогда сразу бы объяснилось, откуда у него деньги, и почему мы постоянно с ним пересекались – раз уж он тоже держал путь на Гарганту в поисках твари… И эти его молниеносные перемещения с поселка в поселок… Да нет, чертовщина какая-то получается. Я тяжело вздыхаю. Дьявол, и так всю неделю – стоит только отвлечься от чего-нибудь, как настойчивые мысли о мужчине заполоняют голову. Наверно, стоило догнать его тогда. Спросить, что не так, и извиниться, если я его чем-то обидел. Может, ответ на мучающую меня загадку лежит в прошлом мужчины? Может, с ним или близким ему человеком что-то случилось такое, что заставило его так отреагировать на весть о моей охоте за морской тварью? Скорее всего, так и есть… Но с другой стороны - я же ему не влюбленный сопляк, чтобы бегать за ним по острову и вымаливать прощение, верно? О, Дьявол, ну вот опять... Я рычу, поднимаясь с палубы, и отправляюсь на поиски Баррагана. С Ямми общаться – себя не любить, Гранц слишком высокомерен и горд – меня враз затошнит от его напыщенных речей, а вот со стариком, пожалуй, можно и перекинуться словечком. Исключительно с той целью, чтобы посторонние мысли немедленно покинули воспаленное сознание. По крайней мере, до вечера. Лежа в тесной каюте на койке, не так хорошо удается скрыться от непонятного, с каждым днем все больше поглощающего меня, чувства вины. Блять, я клянусь себе, что больше никогда не стану трахаться с ослепительно-красивыми незнакомцами, у которых на груди вытатуирован морской змей. Баррагана я нахожу в рубке – склоненным над столом. Вероятно, он выверяет курс – прищуренным глазом прослеживает пальцем на карте траекторию пути от Гарганты в северо-западном направлении. Позади него на глубокой полке лежит ручной гранатомет внушительных размеров, невольно приковывая к себе внимание. Не сомневаюсь, что такая штуковина весит примерно килограмм десять, и, несмотря на то, что раньше в мире существовало оружие гораздо страшнее, в наши дни гранатомет, который может стрелять на дальность и глубину до четырехсот метров – это вам не шутки. Барраган отрывается от карты и усмехается краешком губ, наблюдая за тем, как я скольжу пальцем по пыльному кончику верхнего дула смертоносной штуковины. Дула у нее два – второе, вероятно, предназначено для сигнальных зарядов. - Красавец, правда? – хохочет Барраган, когда я поворачиваюсь к нему, - И самое главное прост в использовании и пригоден в любых погодных условиях. Правда, пришлось долго возиться с усовершенствованием специальных гранат. Старинные, фугасные морскому дракону нипочем. Сложно представить, что на всех яхтах таких красавцев по целых две штуки, верно? Я киваю. Старик подготовился к охоте на славу. Если морская тварь попадется в ловушку, у нее не будет никаких шансов. Конечно, я пока еще не знаю, на что по-настоящему способна эта животина, но Барраган не зря выжидал столько месяцев и собирал по крупицам информацию о предыдущих рейдах на дракона. Не зря долго подбирал на каждую яхту сплоченную команду из матерых моряков и крепеньких мужиков. И не зря сутками корпел над планом бойни. Ведь тот факт, что Гранц сможет привлечь дракона своим специальным изобретением – это еще полдела. Самый главный вопрос состоит в том – как завалить эту бестию? - Восемь лодок, - снова пускается Барраган в объяснение своей блестящей стратегии, наверно, потому что все никак не может успокоиться и старается выискать минусы и недочеты, - Мы встанем на якорь по кругу на достаточном расстоянии для стрельбы из гранатометов. В центр круга спустим прибор Гранца и станем ждать. Если нам повезет, морской дракон вынырнет прямо в центре, и двадцать четыре выстрела окажется достаточно, чтобы эта тварь сразу подохла. - А, учитывая, что на якорь мы встанем на относительном мелководье, потом будет несложно нырнуть на глубину и разделать бестию на трофеи и деликатесы, - заканчивает за Баррагана появившийся у двери рубки Гранц, и я улучаю момент, чтобы полюбопытствовать у мужчины по поводу его таинственного изобретения для привлечения дракона. На палубе я не решался это сделать, зная, что томящийся от скуки Гранц пустится в такие необъятные объяснения, что у меня в мгновение ока завянут уши. Но при Баррагане мужчина так или иначе будет подбирать слова и держать себя в руках – старик не любит лишних, не несущих для него никакого смысла, бесед и разговоров. - Каким образом эта механическая коробка, которую вы спустите на воду, заманит морского дракона? Гранц поправляет на носу очки, принимает горделивую стойку, выгибая спину, и я еле сдерживаю улыбку, глядя на мужчину. Так ведет себя, будто изобрел способ высушить часть океанов, чтобы люди могли жить на суше, а не какой-то глупый прибор, предназначенный, чтобы поймать огромную рыбину. Что его там, в лаборатории – только и делали, что по шерстке гладили? Я не спорю, что мужчина, возможно, в тысячу раз умнее меня, но всему же есть предел. Нет, все-таки, как он меня раздражает. Интересно, как бы Джууширо отреагировал на подобного зазнайку? О, черт. Опять… - Я сконструировал своего рода передатчик. Он будет посылать эхо-сигналы с той частотой, к которой наиболее восприимчив морской дракон. Эта зверина вряд ли сможет проигнорировать зов. Дракон, насколько я знаю, разумен – но не до такой степени, чтобы понять, что его подзывает к себе вовсе не его сородич. Есть только одно «но», и я об этом уже говорил… - хмурится Гранц, складывая руки на груди, - Проект «Шикай». Я понятия не имею, над чем корпели эти бородатые ублюдки, не подпускавшие меня и других ученых к своему отделу, ближе чем на три метра, но есть что-то такое, что способно контролировать дракона, и это может сорвать наш план. Неизвестная переменная. - Ждать с моря погоды, в любом случае, нет смысла, - серьезно подытоживает Барраган, поднимая вверх ладонь и успешно затыкая Гранца. Из тона голоса старика я прихожу к выводу, что неизвестная переменная ему не очень-то по душе, но он прав – тут уж пан или пропал. Лаборатория и ее создатели лежат в руинах на дне океана, похороненные своим же творением, и возможность узнать больше о морском драконе теперь погребена вместе с ними. Так что светит нам либо вечная слава, либо вечный позор… Перекинувшись еще парой словечек с Барраганом по поводу оставшегося пути до мелководья, я спешу обратно на палубу – подальше от Гранца, который, по-видимому, решил теперь надоедать старику. Когда я прохожу мимо, Ямми злобно щурится, бросая на меня угрожающий взгляд – он так и не простил мне выходку в таверне. Я отвечаю ему усмешкой, приподнимая козырек шляпы, и дивлюсь дюжему, по крайней мере, для его обделенного извилинами мозга, терпению. Мне не составит труда выбросить Ямми за борт, если он на меня нападет, но, похоже, деньги и слава интересуют его гораздо больше, нежели стычка с едва знакомым мужиком. Впрочем, у меня нет сомнений, что как только эпопея с морским драконом закончится, он попытается отомстить. Так что я буду начеку. Мы плывем еще целых два дня, прежде чем наконец-то спустить якоря. Я стою вместе с Барраганом на носу яхты под слепящим, жарким солнцем и наблюдаю за тем, как лодки осторожно располагаются по кругу. Барраган дает всем знак приготовить гранатометы и занять места в дозоре, еще когда Гранц только залезает в шлюпку вместе со своим замысловатым прибором, который потом, привязанный к тросу, бросают в воду. Штуковина тяжелая и тут же идет ко дну. Гранц довольно кивает, нажимая что-то на дистанционном пульте управления и лишь пятнадцать минут спустя кивает сидящему рядом с ним мужику, чтобы тот греб обратно к яхте. - И долго нам ждать? – требовательно спрашивает Барраган, когда Гранц поднимается к нам на палубу. Мужчина поправляет складки своей белой рубашки и пожимает плечами. - Работает все прекрасно. Зависит от того, где сейчас морской дракон. Естественно, нужно время, чтобы эхо-сигналы разнеслись на приличное расстояние, и, не буду врать, там они будут слышны значительно слабее, а, учитывая, что дракона совсем недавно замечали гораздо южнее Гарганты и того места, где мы сейчас находимся, думаю, что придется подождать. Впрочем, будьте готовы в любой момент – бестия передвигается под водой абсолютно бесшумно, но я уверен, что она непременно попытается что-нибудь сделать с моим прибором, так что следите за тросом, господа, и тяните вверх, если заметите, что-либо странное, - напутствует нас Гранц и торопится скрыться от палящего солнца в своей каюте. Ямми, засевший на верхней палубе в обнимку с гранатометом, на секунду переводит прицел на меня, дико хохоча, но Барраган посылает ему в ответ такой яростный взгляд, что Ямми тут же прекращает паясничать. К вечеру я устаю пялиться на ровную морскую гладь и заваливаюсь обратно на лежанку. Барраган и другие мужики, не медля, устанавливают на оградах палуб яркие фонари и светильники, поскольку иначе яхты совсем скоро потонут в ночной тьме. Сегодня новолуние, и на серебряные лучи круглой луны или тощего месяца надеяться не стоит. Один из моряков, плывших с нами на яхте, уговаривает Ямми сменить его в дозоре, но верзила упрямо отказывается отдавать тому гранатомет, словно он к нему прирос. Что ж, полагаю, большие мальчики любят большие игрушки. Я бы сам не отказался от такой штуковины, но уж слишком она тяжелая – поэтому я предпочитаю пистолеты, к которым патроны, кстати говоря, достать гораздо проще, нежели гранаты. Судя по всему, ожидание затянется, и я позволяю себе задремать, глядя на мерцающие высоко в небе звезды. Бледная россыпь млечного пути качает меня на своих волнах, таинственным блеском напевая мне неведомые колыбельные, и я поддаюсь этой неслышной, ночной мелодии. Во сне Джууширо плачет, цепляясь за мои плечи, и я прижимаю его к себе близко-близко, шепча ему, что все будет хорошо, а потом внезапно земля уходит из-под наших ног, и под бешеный скрежет железа мы валимся вниз – в засасывающую нас темную глубину моря. Пронзительный визг, подобный которому я еще никогда не слышал, поднимает меня на ноги в мгновение ока. Яхту от набежавших волн сильно качает вбок – никто не может устоять на ногах. Ямми и его напарник заваливаются на спину, и один из гранатометов исчезает за бортом. Из капитанской рубки выскакивает взъерошенный Барраган, злобно орет матом, хватаясь за ограждение, чтобы не последовать за драгоценным оружием, но в бешеном визжании морской твари мне не разобрать ни слова. Я выворачиваю голову – туда, где в свете фонарей только что мелькнула огромная морда. Но нет. Вынырнувший столь неожиданно морской дракон больше не появляется. С неподдельным ужасом подоспевший из каюты Гранц едва ли не рвет на себе волосы, глядя на то, как три из стоящих кругом яхт уходят ко дну. Дрожащими руками он достает из-за пояса дистанционный пульт, лихорадочно жмет на кнопки и выдергивает до отказа маленькие рычажки, а потом выкидывает бесполезную штуковину в воду. - Передатчик сдох, - поясняет он испуганным голосом и обнимает себя за плечи, осматриваясь по сторонам, - Если вы не убьете эту тварь прямо сейчас, на сооружение еще одного у меня уйдет не меньше полугода. - Проворонили, суки! – кричит Барраган людям на соседних лодках, и те виновато пожимают плечами и топчутся, вглядываясь в ровную гладь моря. На многих лицах красуется настоящий животный страх, и заядлые моряки и охотники мечутся по палубам, не зная, куда себя деть и как спастись от опасности. В другой раз меня бы это позабавило, но тот факт, что морской дракон, осенив нас своим присутствием, сумел за считанные секунды потопить целых три яхты, как-то не поднимает настроения. Ведь на месте тех погибших, кто спокойно спал в своих каютах, мог оказаться и я. Выживших вылавливают из воды, но их всего человека два-три. Остальные, вероятно, от удара или внезапности пошли ко дну вместе с лодками. В луче одного из фонарей под водой проскальзывает огромная и длинная тень. Я открываю рот, чтобы указать пальцем, куда мужикам нужно целиться, но поздно. Огромный мощный хвост в белых чешуйках взлетает из-под поверхности моря, оборачиваясь сразу вокруг еще двух яхт, и тянет их на дно. У меня перехватывает дыхание, когда, еще даже не успев скрыться под водой, палубы с треском ломаются под давлением могучих мышц великолепного хвоста, украшенного костяными наростами шипов, между которыми проглядывает плавник. Гибнущие люди кричат от боли и ужаса, и Гранц закрывает уши руками, осев на колени рядом с входом в каюту. Барраган со злостью выхватывает у Ямми гранатомет, но другой моряк предостерегающе кладет руку ему на плечо. - Капитан, там же наши… - Да плевал я, ублюдок, они уже мертвецы или хочешь быть следующим? – рычит одноглазый старик и грубо отталкивает моряка прочь. Мгновение спустя граната летит в направлении тонущих лодок, но смертоносного хвоста морской бестии уже не видно. Ударная волна от заряда, скрывшегося под водой, поднимает высокие волны, мы все едва удерживаемся на ногах, продолжая отчаянно всматриваться в светлые пятна от нескольких лучей оставшихся фонарей, но тщетно. Теперь под кромкой воды полыхает огонь и дым, затрудняя обзор, и даже если бы сейчас был день, все равно разобрать что-нибудь после взрыва гранаты невозможно. - Эта тварь под нами, под нами! – истошно орет напугавшийся Ямми, когда что-то сильно скребет по днищу яхты, и дрожь сотрясает лодку. Быть может, дракон решил с нами поиграть? Моя ирония неуместна, мне бы лучше подумать о том, как выжить, но в следующий момент удар приходится по соседствующим с нами двум лодкам. Судя по всему, морской дракон после взрыва гранаты благоразумно нападет из глубины, чтобы в случае чего успеть отплыть на расстояние. Скорость у этой тварюги поистине впечатляющая. - Сука, он пробил им днище… - с восхищением замечает Барраган, когда яхты начинают поспешно тонуть, - Так я не могу целиться… - Мы п-последние, д-да? – дрожащим голосом всхлипывает Гранц, и я сглатываю, потому что в горле встает ком. Ну что, Кьораку Шунсуи, утолил свое любопытство? Авантюрист ты чертов. Потянуло тебя на старости лет на приключения. Говорят же, что любопытство кошку губит. Насмотрелся на дракона? Дьявол, нужно было все-таки остаться на Гарганте и трахнуть Джууширо еще раз… Что ж, но все-таки погибнуть от морской твари лучше, чем сдохнуть от лихорадки, хотя так просто я не сдамся. Я отпускаю перила и быстро ныряю в каюту, где припас спасательный жилет. Прыгать в воду, где тебя может сожрать прожорливый дракон – конечно, то еще сумасшествие, но оставаться на лодке, которую с минуты на минуту отправят на дно, кажется мне еще большим безумием. Тем не менее, я едва успеваю вернуться на палубу, когда судьба вновь принимает решение за меня. Дракон под нами. Мощный удар крупного тела неизбежно сотрясает яхту, почти опрокидывая ее вбок. Мы с Гранцем плюхаемся в море, и, пока мужчина истерично визжит от страха и плюется, наглотавшись водой, я не теряю времени и начинаю плыть подальше от этого места. К чертовой матери. Я понимаю, шанс - если меня сейчас не сожрут, конечно - что кто-то подберет меня на борт очень мал, но это в любом случае разумный выбор, поскольку разъяренный Барраган, видя, что весь его план пошел коту под хвост, как самый настоящий самоубийца, вдруг целится гранатометом прямо себе под ноги. Придурок! Сам же сдохнет и меня угробит! Урод, блять! Ямми не успевает его остановить, и, в момент соприкосновения гранаты с палубой, раздается такой взрыв, что у меня закладывает уши. Увы, я не так далеко продвинулся, чтобы меня не задело взрывной волной, и последнее, что я чувствую – это как захлебываюсь водой, пока меня яростным и горячим течением откидывает далеко вперед. Все тело дико ноет. Голова гудит. Приходить в себя совершенно не хочется, но, ощутив под собой непонятно откуда взявшееся железо, я резко сажусь. Жилета на мне больше нет, но потрепанная одежда уже высохла. Помещение, освещаемое лишь одной керосиновой лампой, подвешенной под низким потолком, довольно просторное и смахивает на трюм небольшого, грузового корабля. Я оглядываюсь по сторонам и замечаю, что в противоположном углу валяется без сознания полуживой Гранц – его затылок весь в крови, хотя он еще дышит. В помещении находится еще один человек, но он сидит ко мне спиной, завернувшись с головой в какую-то грязную тряпку и вытянув ноги, и не шевелится. Я потираю переносицу. Вряд ли это ад, а то я чувствую себя слишком живым. Железо под ногами ощутимо покачивает, из чего я делаю вывод, что я действительно на корабле, и корабль в данный момент движется в неизвестном направлении. Я осторожно поднимаюсь на ноги, морщась от боли, вспыхнувшей в пояснице, и подбираюсь к двери. С замиранием сердца дергаю за ручку. Черт подери, дверь заперта. Это может значить только одну вещь – я в плену. Неважно у кого и почему, но вряд ли подобравшая меня в море добрая душа стала бы запирать меня и Гранца в трюме. Я еще понимаю, если бы нас не стали укладывать на койки и чистые простыни, а свалили бы на палубе, но вот запирать… Ладно, мне вообще повезло, что я выжил после нападения дракона. Вот это тварюга! В жизни ничего подобного не видел. Я благоразумно отхожу от двери подальше – незачем привлекать внимание скрывающихся за ней людей. Сперва нужно попытаться разобраться в происходящем. Возможно, мужчина в тряпье знает хоть что-нибудь о том, где я нахожусь. Я осторожно приближаюсь, но человек не шелохнется. Я присаживаюсь рядом на корточках, и в полумраке бледность изящных пальцев, измазанных в странной копоти, обессилено лежащих поверх тряпья, заставляет меня вздрогнуть. Я тянусь вперед рукой, чтобы скинуть с лица незнакомца порванное тряпье, и едва не отшатываюсь назад. Слипшиеся, белые волосы почти почернели от грязи, а местами кто-то будто выдрал или сжег волшебные прядки его роскошной шевелюры. Щеки и лоб Джууширо усеяны царапинами и синяками, и я заворожено провожу подушечкой пальца по его пересохшим губам. Беру его ладонь в свою – она холодна, как лед – и выворачиваю его из тряпья, потом скольжу руками под его порванную серую футболку и прижимаю к себе. Он не приходит в сознание, но во сне ощутимо тянется к теплу моего тела, и я располагаюсь рядом с ним удобней, обхватывая его второй рукой за плечо. Надо бы, конечно, осмотреть рану Гранца, но, если честно, на участь самовлюбленного ученого мне начхать. Как бы то ни было, Джууширо… Что он здесь делает? Как сюда попал? По виду так… такое ощущение, что он пострадал от морского дракона не меньше, чем я или Гранц. Но этого быть не может. Когда мы отплывали, на берегу не было никого, даже отдаленно смахивающего на него. Значит, есть всего лишь два способа, как он мог попасть в нынешнюю ситуацию. Либо его захватили где-то еще, либо Джууширо присутствовал во время бойни, которую устроила нам морская тварь, и каким-то чудом выжил. Но в таком случае… Дьявол, блять! Почему мне это раньше в голову не приходило? Татуировка, быстрые перемещения, переохлаждение тела… Может, он и есть морской дракон? Расширенными, полыхающими неверием, глазами я долго всматриваюсь в грязную макушку мужчины, спокойно лежащую на моем плече. Может, там, в лаборатории, вывели особый вид людей, способных перевоплощаться в животин? Да нет, бред. Ну не может столько тонн, наверняка, сокрытых в мощном, покрытом чешуйками, туловище дракона, образоваться из такого стройного, податливого тела мужчины. Я отказываюсь в это верить. Постепенно Джууширо согревается, и я затаиваю дыхание, когда он, примерно часом позже, поднимает растрепанную голову прочь с моего плеча. Мужчина слабо упирается пальцами в мою грудь, замирает, а потом резко вскидывает в ярости подбородок, сообразив, что лежит в моих объятиях. Прежде, чем он успевает вырваться, я ловлю его руку за запястье, а второй притягиваю его обратно к себе за талию. Мужчина шипит, пытаясь вывернуться, но он еще слишком слаб. - Отпусти, ублюдок! – цедит он сквозь зубы, и я, в свою очередь, усмехаюсь, быстро заваливаю его на пол и подминаю под себя, раздвигая его ноги. Джууширо кусается, сжимает кулак, чтобы ударить меня по лицу, но я вовремя ловлю его вторую руку и замираю над ним, давая понять, что ему никуда не деться. Он часто дышит, потом рычит от отчаянья и отворачивает голову вбок, едва сдерживая бушующую внутри ярость. - Ну, что, симпатяга, попался? - улыбаюсь я, и наклоняюсь, чтобы прошептать ему на ухо, - Не хочешь рассказать мне, каким образом ты связан с морским драконом, ммм? - Пошел ты! – презрительно бросает он, но я не собираюсь терпеть его неповиновение. Морская тварь едва не лишила меня жизни, а теперь я еще и нахожусь непонятно где – усталый и голодный и невероятно злой. Конечно, по большей части я сам во всем этом виноват – сам же ввязался в эту авантюру – но мне нужны ответы. И я не успокоюсь, пока не получу их. - Лучше начинай говорить, красава, а не то… - угрожаю я, и из груди Джууширо вырывается смешок. - А не то, что? – издевается он, и больше я не сдерживаюсь. Отвешиваю ему по лицу увесистую пощечину, отпустив одну его руку, и, когда он от неожиданности хватается за горящую щеку, хватаю его за волосы и плечо и, не церемонясь, переворачиваю его на живот. - Тогда, мой сладкий, - отвечаю я, - Наш трах на пиратском корабле тебе покажется раем. - Ты не посмеешь! – плюется Джууширо, но я вжимаю его голову в пол, легко стягиваю с него штаны и не даю ему пошевелиться. Я достаточно груб, чтобы навести на мужчину страху, но он не сдается – лихо брыкается подо мной, до тех пор, пока я не выворачиваю ему до боли обе руки за спиной. Несмотря на то, что я не сторонник насилия, у меня быстро встает – ничего не могу с собой поделать, беспомощность любовников и любовниц подо мной лихо сносит мне крышу. Доходит даже до того, что я всерьез подумываю, а не трахнуть ли его взаправду. Я упираюсь между его ягодиц пока еще скрытым за тканью брюк твердым членом. - Еще как посмею, - уверяю я мужчину и тянусь к собственной ширинке свободной рукой. Джууширо пытается вырваться еще один раз, но при звуке расстегиваемой молнии вдруг резко замирает, и его тело подо мной странно обмякает. По плечам проходится судорога, и он устало прячет побледневшее лицо на холодном полу за грязными прядками волос. Совесть тут же пожирает меня целиком, я выпускаю его запястья, но Джууширо не торопится сдвинуться с места – только накрывает голову руками, чтобы я не видел его тихих слез. Он, что, реально плачет? Блять. Сукин я сын, что же я творю?! - Иди сюда, - лихорадочно шепчу я, застегивая обратно свои брюки, и осторожно натягиваю штаны обратно на его бедра. Потом притягиваю мужчину к себе, обнимаю сведенные плечи, и прижимаю его к своей груди. Я утыкаюсь носом в его шею, отнимая ладони от его лица. Они мокрые от влаги, и я проклинаю себя в очередной раз. Ну что я за человек? Я ведь клялся себе когда-то, что какие бы муки не пришлось выносить моим жертвам во время миссий, я никогда – никогда не стану ломать их в душе. Внутри. Конечно, это отнюдь не оправдание всем моим грехам, но так уживаться с собственным чувством вины и раскаянием было действительно проще. Может, эта клятва – это последнее, что все эти годы сохраняло во мне человека? - Прости, пожалуйста, я не хотел… я не стал бы… - выдавливаю из себя я, стараясь уверить в этом не столько Джууширо, сколько, пожалуй, себя. Блять, гореть мне в аду. Я приподнимаю голову, когда Джууширо судорожно вздыхает и вытирает покрасневшие глаза ладонью. Его голос слишком тих, но, кажется, он уже успокоился – лишь сопит носом. Странно, что он не отстраняется от меня – я бы на его месте уже давно вскочил и врезал мне с размаху под дых. Думаю сейчас, я бы не стал сопротивляться. Потому что, честно? Заслужил. - Что же вы за люди такие? – спрашивает Джууширо, глядя в никуда, и у меня мурашки бегут от горечи, срывающейся с такого доброго изгиба губ, - Убиваете, грабите, калечите детей и мир вокруг. На все у вас своя цена. Идете по трупам, предавая своих друзей. Безжалостно ломаете друг друга. Насилуете… Шунсуи, ведь ты не первый. Я… Что? Что?! Он… Злоба и ярость клокочут в груди. Так опаляют сознание, что, будь у меня под рукой нож, я бы всадил его в горло ближайшего, попавшегося под руку, ублюдка. Я почти швыряю Джууширо обратно на железный пол, нависаю над ним, разбивая костяшки пальцев в кровь рядом с его ухом, и мужчина с крайним удивлением всматривается в мое вспыхнувшее ненавистью лицо, покорно распластавшись под моим напряженным телом. Сердце колотится о ребра в такт тому, как частое дыхание рвется из груди. - Скажи мне, кто! - рычу я, хватая Джууширо за грудки, - Скажи мне, кто, и я убью этого паршивца! Не молчи! Мужчина дрожит, а потом вдруг приоткрывает рот, и в его глазах растекается влагой бешеное тепло. Он обнимает меня за шею, так и не решившись что-либо сказать, и я с каким-то, неведомым мне, отчаяньем подаюсь ему навстречу – ложусь поверх него, чувствуя, как его бедра вжимаются в меня по бокам. Время странно замирает, когда я упираюсь лбом в его плечо, сжимая зубы, а его ладонь успокаивающе скользит вниз по моей спине. Блять, что… Что-то горячее течет по щекам, что-то, чего я никогда не ведал. Я ведь не… Я отрываюсь от Джууширо, приподнимаюсь, поднося дрожащую ладонь к лицу, и столбенею. Почему? Дьявол, почему? Внутри странно пусто – словно кто-то огрел меня обухом по голове, и я повис в невесомости бессознательного. Но глаза жжет, и жжет на сердце, и Джууширо пальцами стирает мои слезы, размазывая их по моим щекам вместе с засохшей грязью. Полумрак комнаты наваливается на меня со спины, глубокими тенями рисуя на мне еще один шрам. Только в этот раз – я знаю, что он непременно затянется, не оставив за собой ни следа – но только если эти чудесные, нежные, но сильные руки никогда не разомкнут своей хватки на моих плечах. - Джууширо… - выдыхаю я, ощущая себя таким слабым сейчас. Беззащитным, словно ребенок. Черт подери, что он со мной сделал? - Все хорошо, Шунсуи, - отвечает мужчина, продолжая меня держать, - Все хорошо, это было давно. Плевать, что давно. Плевать, чтоб они сдохли, суки! Будь проклят тот, кто посмел… Блять. Ведь это не первый раз, когда я сталкиваюсь с подобными вещами. Откуда такая реакция? Злость снова подступает, но Джууширо изворачивается, чтобы меня поцеловать, и я выдыхаю ему в губы весь тот клубок эмоций, что прочно засел в груди. Я не целую его в ответ, но ласка и благодарность, исходящие от неторопливых прикосновений его мягких губ, заставляют утихомириться дико ноющее сердце. - Если хочешь, я расскажу тебе… про дракона… - вдруг предлагает Джууширо, его пальцы зарываются в мою растрепанную шевелюру, и наши взгляды снова скрещиваются на долгие минуты, исполненные необыкновенного, молчаливого разговора, для которого вовсе не требуются слова. И когда я понимаю, что, все, я окончательно и бесповоротно пропал, я вздыхаю и отворачиваюсь, сползая с мужчины прочь. Я сдаюсь. - Не надо. К черту все, - бурчу я, усаживаясь на свою пятую точку. Подтягиваю колени к груди и подпираю голову руками, поставив локти на колени. Был бы я моложе, полез бы на стенки от наваливающейся хандры. Такие чувства чужды мне, и еще больше мне чужд тот факт, что от них никуда не деться. Раньше мне вовремя удавалось избежать подобных происшествий. Дьявол, почему же не в этот раз? Я кошусь краем глаза на мужчину, который наконец-то застегивает на себе до конца штаны, но прекрасно сознаю, что ничего не измениться. Я уже прыгнул в этот омут. Дороги назад не будет. Черт. Джууширо подбирается ближе, садится рядом, прижимаясь спиной к моей спине, и тоже подтягивает колени к груди, только кладет на них подбородок. Удивительный человек – будто знает, что сейчас я не способен смотреть ему в глаза. Что это может меня сломать. Такое ощущение, что он чувствует меня целиком и полностью, и это повергает меня в пучину такой бездны эмоций, что я начинаю сам себя бояться. - У тебя это впервые? – тихо интересуется мужчина, и мне хочется захохотать. Я не делаю этого лишь потому, что не знаю, где мы находимся, и потому, что моя истерика вполне вероятно может подсказать нашим захватчикам о том, что мы уже очнулись. Не хочется раньше времени навлекать на себя неприятности. Тепло разливается по позвоночнику от близости Джууширо, но я давлю желание прижаться к нему теснее. - Да, у меня это впервые, - криво усмехаюсь я в полумрак трюма. Как же я жалок. Не то, что о любви не способен говорить, но даже о привязанности страшусь заикнуться. Рука с разбитыми костяшками саднит, но в темноте ладонь Джууширо вдруг накрывает мои пальцы, и на секунду мне кажется, что меня поймали в смертельную ловушку. Странная паника рвется наружу, но искренняя улыбка в голосе мужчины миролюбиво звенит в тишине загадочными переливами слов, и я мигом расслабляюсь. - Страшно, правда? Мне ведь тоже, – улыбается Джууширо, и что-то теплится на сердце, что-то незнакомое, но до боли приятное. Я не один. Мы вместе. Вдвоем тонем в этом водовороте неизвестности, в котором я не умею подобрать слов, а он слишком хорошо умеет в них верить. Я несмело прочищаю горло, словно загипнотизированный наблюдая за тем, как покачивается подвешенная на потолке лампа. - И что теперь? – спрашиваю я, нахмурившись. Джууширо молчит, потом осторожно поворачивается и обнимает меня за плечи. Теплое дыхание щекочет ухо, когда он тянется поцеловать меня в висок. - Теперь, Шунсуи, нам нужно понять, в какую передрягу мы попали. Сбежать. Привести себя в порядок и выспаться. А потом ты займешься со мной любовью, - дерзко заявляет он, но, несмотря на прозвучавшее возмутительное и сопливое слово, я не тороплюсь его оттолкнуть, как поступил бы раньше. - В смысле трахну тебя так, чтобы ты на ногах едва мог держаться? – насмешливо уточняю я, но Джууширо согласно мычит, вовсе не собираясь со мной препираться. Он кладет подбородок на мое плечо, не выпуская меня из объятий, и довольно вздыхает. Так непривычно чувствовать чужие прикосновения и уже точно знать, что они повторятся – не раз и не два. Во что же я ввязываюсь? Нужно ли это мне? Я слишком долго избегал боли. Знаю, что, кто не рискует, тот не выигрывает, но все же… Все же стоит ли игра свеч? - Джууширо… - его имя само срывается с губ, но остальной вопрос нерешительно застревает в горле. - Трусишка, - отзывается мужчина, перевешиваясь через мое плечо и целуя меня в небритую щеку, и его тихий смех наконец-таки вызывает улыбку и на моем лице. Я ловлю мужчину за прядку волос, чтобы притянуть его ближе, но громкий стон с противоположного угла помещения заставляет нас замереть и посмотреть в сторону полудохлого Гранца. - Надо же, я еще живой… - удивляется мужчина и шипит, хватаясь за затылок и пытаясь при этом сесть. Выглядит это более чем забавно, но пальцы Джууширо внезапно до боли впиваются в мою кожу через ткань порванной рубашки, и он, побледнев, заметно давит порыв спрятаться за моей спиной. Я кидаю на него вопросительный взгляд, но у меня перехватывает дыхание, когда я понимаю, что заметивший нас Гранц столбенеет при виде Джууширо. - Ты! Ну, конечно же, это ты, как же я не догадался! – почти визжит он, тыча пальцем в сторону мужчины, – Ты, лабораторное отродье! Это все твоя вина, тварь! Ты мне за все ответишь! Ублюдок так и не успевает подняться на ноги. Дверь распахивается, и вошедшие наперевес с деревянными дубинками люди, одетые в странные лохмотья и кожи, со всего размаху дают ему по голове. Гранц замертво валится на железный пол. Брызги крови летят нам под ноги, и мы с Джууширо в один миг принимаем вертикальное положение. Я делаю маленькие шажки назад, оттесняя мужчину к стене – я знаю, что он еще слаб, и, если придется драться, отдуваться, по-видимому, предстоит мне. Горбатые верзилы яростно переговариваются на непонятном, булькающем и свистящем языке, вскидывая кулаки и маша в нашу сторону руками, но потом внутрь входит еще один мужчина, и все они разом умолкают, пропуская его вперед. Вошедший выглядит старше и умнее, и, что уж тут скажешь, его осанка не в пример лучше, чем у его собратьев. - Еда, - строго говорит он, указывая на мертвого Гранца, раскинувшегося прямо перед ним. Двое верзил гогочут, за ноги вытаскивая тело мужчины прочь из трюма. Вожак провожает их своими мелкими, черными глазенками, а потом поворачивается к нам, без зазрения совести наступая на оставшуюся на полу лужу крови. В полумраке помещения его огромный силуэт выглядит, словно неприступная скала, и мне невольно становится не по себе. - Рабы, - озвучивает он свой вердикт, но, как бы я ни был с ним не согласен, я не решаюсь вымолвить ни слова протеста. Джууширо благоразумно следует моему примеру, цепляясь руками за складки моей грязной и помятой рубашки. И хотя участь «раба» все же лучше, чем бытие «едой», черт подери, я отказываюсь верить, что мы попали именно к подобным сволочам. Чего только в моей жизни ни происходило, но чтобы вот так влипнуть… Дверь снова захлопывается, пару минут еще слышны удаляющиеся шаги, но потом все стихает. Тишину нарушает лишь монотонное поскрипывание раскачивающейся над головой лампы. Блять. Вот это действительно полный каюк. - Шунсуи, они же… это же каннибалы, - выдыхает Джууширо, устало повисая на моих плечах. Я киваю. Будто я сам этого не понял. Блять. *** Корабль продолжает качать на волнах. В животе уже прилично урчит от голода, и я позволяю ладони Джууширо, который сидит за моей спиной, скользнуть на мой недовольный живот. Пальцы забираются под порванный край рубашки, принимаясь водить по коже круговыми движениями, и я отзываюсь рыком на эти до чертиков ласковые прикосновения. Не знаю, сколько дней мы уже плывем, но пищей нас каннибалы определенно не жалуют. Да и, спасибо, не надо. Хоть воду в ведре оставляют. С Джууширо мы мало о чем говорим – перекидываемся мыслями по поводу побега и конечной точки пути наших захватчиков. Несмотря на предсмертные, весьма любопытные и чересчур яростные слова Гранца, больше я на мужчину по поводу морского дракона не наседаю. Злость и досада на ту ситуацию, в которой я оказался, ушли, и сейчас я как никогда ясно понимаю, что не имел никакого права требовать от Джууширо каких-либо ответов – тем более в такой жесткой форме. Мужчина привнес в мою жизнь столько хороших минут, вытащил с порога смерти и относился ко мне лишь с искренней добротой, и уж точно не заслужил подобного дерьмового отношения. В любом случае, в свете нашего с ним последнего разговора «по душам», у меня есть, о чем поразмышлять, и поскольку пока что нет никакой возможности выбраться прочь с вонючего, уже пропахшего нашей мочой, трюма, большинство времени я посвящаю тому, что нагло дремлю на коленях у мужчины. Никогда бы, кстати, не подумал, что чужое присутствие может настолько успокаивать и вселять надежду. За стенкой копошатся безмозглые, прожорливые, донельзя уродливые каннибалы – в любой момент они могут ворваться внутрь, огреть меня по голове дубиной и зажарить на палубе мое бренное тело, а меня это, как ни странно, не особо волнует. Пока рядом Джууширо, сердце ни на секунду не сбивается с положенного ритма, и я все никак не могу привыкнуть к этому новому, необъяснимому чувству спокойствия. Неужели я и впрямь собираюсь попытаться построить с мужчиной что-то особенное? Ладно, к черту тот факт, что он мужик. К черту то, что сейчас мало кто вообще обзаводится второй половинкой – в конце концов, я всегда жил по собственным правилам и мало, с кем считался. Но я же ничего о нем не знаю – я трахался с ним ровно три раза – тот головокружительный минет не в счет – и что? Ну, да, он спас мне жизнь. Да, с ним я могу быть самим собой, не страшась того, что меня не поймут. И да, мужчина не станет требовать, чтобы я изменился – пожалуй, эти истины из этих коротких встреч я для себя вывел. Плюс ко всему, Джууширо искренен – он не будет со мной играться, как не будет и спать со мной ради денег, в отличие от большинства Сейрейтеевских дамочек. Но все же достаточно ли всего этого, чтобы сделать такой серьезный шаг? Дьявол, я вообще удивляюсь, зачем Джууширо со мной спит. Я неотесанный сорокалетний бабник, убийца, и хотя я, конечно, и не безжалостный маньяк, мне всегда мало было дела до своих любовников. Я люблю секс, временами я слишком груб и неласков – это уже от настроения зависит – и нет во мне того светлого и прекрасного, что так заметно выделяет Джууширо из толпы. Ведь, как я предполагаю, он человек, свято следующий своим внутренним принципам – гордости и чести. Зачем он со мной возится? Слипшиеся кончики волос чиркают меня по щеке, и я приоткрываю глаза, чтобы встретиться взглядом с карими омутами. Джууширо мягко улыбается, целуя меня в лоб, и я хмурюсь, потому что все набежавшие сомнения тут же улетучиваются из головы. Ну не должно быть так – просто волшебство какое-то. Одной теплой улыбкой прикоснуться к моей зачерствелой душе и превратить меня в сопливую размазню. Мне это дико не нравится, но я не могу ему противостоять. Особенно после того, как чуть его не изнасиловал и вдруг узнал, что я, сука, отнюдь не первый. Желание вызнать подробности все еще гложет меня, но я не решаюсь просить мужчину ворошить прошлое – вряд ли кому-либо приятно вспоминать подобный опыт. - Шунсуи, если хочешь что-то узнать, просто спроси, - ни с того, ни с сего заявляет Джууширо, будто читает мои мысли, и я выгибаю бровь. Джууширо закатывает глаза и толкает меня в плечо, чтобы я уселся – наверно, у него затекли колени. Я приваливаюсь спиной к стене, бормоча проклятия, когда от незамысловатого движения кости принимаются громко хрустеть. Мне бы сейчас на мягкую перину и долгий массаж. И саке. Даже слюни текут – настолько яркая картинка стоит в воображении. Все, хватит с меня приключений. Если удастся выжить, схвачу Джууширо за шкирку и умотаю обратно в Сейрейтей, подальше от пиратов, драконов, каннибалов и прочей, опасной для жизни, хренотени. - Не расскажешь мне о… - я мнусь, заламывая пальцы и глядя на носки собственных, потрепанных сандалий – удивительно, как они не слетели в воде. Но нет – у меня так и не получается выдавить из себя конец фразы. Я никогда раньше не мучался так от нерешительности. Это еще раз дает мне понять, насколько серьезны те перемены, что сейчас происходят внутри меня. Я никогда не ведал страха, но та боязнь обидеть словами, что бушует в этот момент во мне, просто уму непостижима. Какой же я все-таки идиот – и угораздило меня на старости лет погрязнуть в таких чувствах, а? Джууширо долго и задумчиво всматривается в мое лицо, потирая пальцами свой подбородок, а потом тяжело вздыхает, откидывая голову на холодную, железную стенку позади. Похоже, он понимает, что я имею в виду, потому что уже через минуту его голос твердыми нотками вибрирует в полумраке трюма, пока он рассказывает свою историю. Его повествование кратко и неэмоционально – я не улавливаю в его тоне ни горечи, ни боли, ни сожаления о прошлом. Что бы ни произошло много лет назад – мужчина уже давно с этим смирился. - Наверно, тогда мне было двадцать… - улыбается Джууширо в никуда, - Жили мы с семьей в маленьком плавучем поселке далеко на западе от Гарганты. У меня было две маленьких сестренки и младший брат. Нам с отцом - мать погибла при родах - едва удавалось их прокормить, но, ничего, перебивались кое-как. По-крайней мере, пока не нагрянули пираты в поисках плотских утех. В нашем поселке женщин почти не было, развлекаться с маленькими детьми эти сволочи, слава Богу, все-таки не решились, ну и мне не повезло стать одним из тех, кого они забрали на свой корабль. Я не помню, сколько дней это продолжалось, Шунсуи, и через скольких ублюдков я прошел. Но не буду врать, это было адски больно – на самом деле я смутно помню что-либо, помимо самой боли. Меня били, хватали за волосы – хотя тогда, конечно, я еще не отрастил нынешнюю длину – пихали свои члены в рот, унижали, заставляя вылизывать их мочу, и издевались на потеху друг другу. А потом, когда наигрались, выбросили прямо с палубы в открытое море. Ну а с тех пор… у меня началась совсем иная жизнь. Джууширо умолкает, по-прежнему улыбаясь, словно только что говорил совершенно не про себя, а я не могу отвести от него глаз. Мне хочется прижать его к себе и бесконечно долго водить по его широкой спине руками, зарыться пальцами в его волосы и усеять бледное, исцарапанное лицо поцелуями. Ведь, Дьявол, никто не должен через такое проходить. Я не выдерживаю и утыкаюсь носом в шею мужчины, и он подается вперед, чтобы обнять меня за плечи. Удивительно, но такое ощущение, что поддержка сейчас нужна мне, а не ему. - Шунсуи, не раскисай, с тех пор пятнадцать лет утекло, - ласково и успокаивающе шепчет Джууширо, пока я изнемогаю от нахлынувших эмоций. Нет, ну меня точно прорвало. Но я все равно не могу понять, как после такого ужаса вообще можно спать с кем-то, да еще с видимым удовольствием. Да еще и прогибаться под мужика. И я еще так с ним грубо обращался все время… Блять. Я себя ненавижу. Я поднимаю голову, чтобы поинтересоваться, как мужчина смог выжить после того, как его выбросили в открытое море, но по железным стенам вокруг вдруг ползет дрожь, и громкий скрежет заполняет пространство душного трюма. Корабль заметно сбавляет ход, и мы с Джууширо взволнованно переглядываемся. Кажется, мы приплыли. Только черт его знает куда, и что с нами теперь будет. Тем не менее, проходит еще полчаса, прежде чем запертая дверь трюма распахивается, и внутрь вваливаются четверо горбатых верзил. Сопротивляться смысла нет - организм и так ослаб после стольких дней голодовки - и я не спешу брыкаться, когда меня хватают за волосы и тащат к выходу. Главное, что Джууширо ведут вслед за мной, потому что я отнюдь не готов расставаться с мужчиной, и я переключаю свое внимание на окружающую обстановку. Сам корабль не представляет собой никакого интереса – под ногами ржавые лестницы, а вся механика с виду работает на последних парах. Я морщусь, понимая, что единственный шанс выбраться из того места, куда нас привезли – то есть угнать эту гнилую посудину - будет себе дороже. Пока это судно разгонится – каннибалы успеют его заполонить до отказа. Яркий дневной свет слепит глаза, когда мы поднимаемся на палубу, я спотыкаюсь, но меня быстро ставят обратно на ноги, и я едва не шиплю от боли. Ну зачем же так волосы-то рвать? Иду я, иду, уроды. Я моргаю, потом моргаю еще раз, и дыхание перехватывает при виде раскинувшегося на много миль вперед пейзажа. Ущипните меня, но я еще никогда не видел настоящих морских свалок. Сейчас дно океанов и морей располагается слишком глубоко, и в случае затопления лодки или корабля, на поверхности совсем не остается каких-либо признаков, свидетельствующих о том, что под морской гладью покоятся остатки некогда могучей техники. Но здесь… Из-под кромки воды, исчезая в пенящейся пучине мелководья, повсюду торчат острые носы, просторные палубы и толстые днища старинных, ржавых кораблей – крейсеров, миноносцев, авианосцев, теплоходов, сухогрузов. В днищах многих зияют огромные дыры и пробоины, в темных провалах которых снуют туда-сюда далекие фигурки людей. Свалка тянется к краям горизонта, и Джууширо за моей спиной пораженно охает. Похоже, он тоже никогда не слышал о подобном месте. Яма-джи бы, кстати, такую сокровищницу из металлов давно бы уже взял под строгий контроль, если бы знал о ее существовании. Я загораюсь желанием вернуться домой еще больше. Тайной разведке Готея-13 потребуется лишь указать направление, чтобы они смогли рано или поздно отыскать это место, а сейчас главное - выжить. Потом эти каннибалы у меня попляшут. Сопровождающих нас верзил останавливают на выходе с импровизированного причала из железных балок. Каннибалы заметно горбятся, в страхе пропуская вперед более прилично одетых мужчин. Группа людей едва бросает взгляд в мою сторону, зато они задерживаются около Джууширо, и один из них - почти старик - поднимает лицо мужчины за подбородок и подозрительно осматривает его с головы до пят. По моему позвоночнику пробегается неприятный холодок. Джууширо тоже бледнеет и резко вырывает лицо из отвратительной хватки. Мужики усмехаются, переглядываясь. - Думаешь, он понравится Генералу? – спрашивает один, верзилы заламывают руки Джууширо за спину, и подлец задирает футболку мужчины, обнажая гладкую кожу напоказ всем столпившимся козлам. Чужие пальцы вызывающе проходятся по исцарапанному и пока еще покрытому синяками телу – от низа живота до груди, и я сжимаю зубы, представляя, как сворачиваю подлецу шею. Как смеет этот ублюдок трогать моего любовника, сука! Я ничего не предпринимаю лишь потому, что знаю, что сейчас это бесполезно. Меня тут же скрутят. На лице Джууширо проскальзывает неприязнь, но он хорошо держит стоическую маску. - Понравится, конечно, отмыть и приодеть, и лакомая конфетка выйдет. Кажется, в этот раз падальщики действительно притащили нечто стоящее. Из второго выйдет прекрасный раб, а эту милашку отправим прямиком в гарем, когда Генерал вернется. Думаю, за две недели синяки уже сойдут, - отвечает третий мужчина, подходит вплотную к Джууширо и запускает ладонь под край штанов пленника, ощупывая его пах. Я не разбираю, что такое помрачневший Джууширо ему говорит, но в следующий момент он получает увесистую оплеуху, и мужчина больно хватает его за волосы, оттягивая его голову назад. - Бойкий язычок у тебя, падла, будь моя воля, я бы тебя прямо сейчас трахнул. Но ничего, уверен, Генерал с тебя всю спесь собьет, вот и поговорим, когда его член будет разрывать твою задницу, - шипит он и, выпустив белые прядки, дает знак верзилам увести нас прочь. Нас молча тащат дальше по широким балкам, железным и деревянным мостикам - мимо ржавых днищ и куч мусора – и, наконец, заталкивают в широкую пробоину одного из кораблей. Внутри все оборудовано под клетки, и с нарастающим отвращением я оглядываю запертых за решеткой тощих людей - некоторые из них даже прикованы к громоздким цепям. Мертвые глаза живых пленников едва скользят по мне невыразительным, неосмысленным взглядом, и я отворачиваюсь, радуясь хотя бы тому, что пока что нас с Джууширо разлучать не собираются. Толкают в самую дальнюю клеть и оставляют, навешивая на узкую дверь прочный замок. Никто из узников не стремится нас поприветствовать, даже когда стихают шаги каннибалов, и я поворачиваюсь к мужчине. Он стоит ко мне вполоборота, обнимая себя руками, и сильно дрожит. Я подхожу ближе, притягиваю его к себе, и Джууширо вдруг вжимается в мое тело, цепляясь руками за мою порванную рубашку на спине. Я глажу его по растрепанной макушке и целую в висок. Темнота скрывает наши объятия, но на секунду мне кажется, что стук сердца Джууширо отчетливо слышен в наступившей тишине. Мне хочется убраться отсюда – из этого проклятого места, хочется сказать ему, что все будет хорошо, но, увы, я сам еще не представляю, как же нам спастись. - Он не сможет добраться сюда, Шунсуи. Здесь же мелководье и столько железяк, - в отчаянии выдыхает Джууширо, и хотя я только догадываюсь, что именно он имеет в виду, я ничего не отвечаю. Не выпуская его из рук, опускаю нас на холодный пол и позволяю мужчине вытянуть ноги и разлечься на моей груди. Интересно, нас вообще собираются кормить? Какой из меня выйдет раб, если я уже на ногах едва ли могу держаться? - Шунсуи, я не хочу… я не хочу снова через это пройти. Господи, лучше убей меня, прежде чем это случится, - шепчет Джууширо, но я лишь ласково провожу ладонью по его боку под грязной, серой футболкой. У него паника и по вполне понятной причине, но, насколько я понял, никто не посмеет его тронуть до прибытия некоего Генерала, а, значит, у нас есть примерно две недели на побег. Негусто. Джууширо все еще дрожит, но, вероятно, мои нежные прикосновения успокаивают его до такой степени, что он засыпает, так и не сдвинувшись с моей груди. Через час или полтора какой-то ободранец в лохмотьях хромает по направлению к нашей камере и просовывает в специальную щель поднос с едой. Я бужу Джууширо, и вдвоем мы нависаем над подносом, страшась увидеть там куски человеческого мяса, но на тарелке лежат всего лишь зажаренные тельца крыс и мышей. Не самая замечательная еда, но выбирать не приходится, а силы нам нужны. Скривившись, я пережевываю крысиное мясо. На вкус оно чем-то напоминает то ли цыпленка, то ли рыбу, но тошнота все равно подступает к горлу, хотя это далеко не первый раз, когда мне не везет довольствоваться грызунами. Джууширо тоже не жалуется, но заметно, что и ему подобная пища не совсем по душе. Закончив, мы отодвигаем прочь поднос, усаживаемся в углу клетки и вдвоем пытаемся придумать хоть что-нибудь, чтобы помогло нам сбежать. Но тщетно. А еще час спустя каннибалы приходят по мою душу. Джууширо впивается ладонями в прутья решетки, наблюдая за тем, как меня уводят, черт знает куда, и я улыбаюсь ему краешком губ, чтобы он не падал духом. Я обязательно вернусь. Меня долго ведут по раскинувшимися над водой металлическим дорожкам обширной свалки, пока, наконец, не заталкивают на борт какого-то корабля. Верзила подбирает с железного пола цепь, пристегивает меня за ногу и пихает в руки железную кирку. Будь моя воля, я бы проломал этой киркой его череп, но я не хочу прослыть самоубийцей. Бежать мне отсюда все равно некуда. - Ломай, - приказывает урод и пинает меня своей дубиной по пояснице, подгоняя ближе к уже изрядно поломанному днищу корабля. Я тяжело вздыхаю, понимая, что попал на настоящую каторгу. Но я такой не один и замечаю, что остальные заключенные, тоже прикованные надежными цепями, тянущимися куда-то вниз, разглядывают меня исподтишка. Впрочем, тех, кто отлынивает чересчур долгое время, надзиратель ловко бьет по спине и плечам. Я не горю желанием оказаться среди них и прихожу к выводу, что придется мне некоторое время побыть рабом. Вскидываю молот, нацеливаясь на один из краев огромной дыры в измученной посудине, и с этой минуты на несколько часов вперед у меня возникает ощущение, что я забываю свое имя. Мышцы в руках и плечи начинают ныть уже после десятого удара, я обливаюсь потом, но добросовестно ломаю металл на покореженные куски. Я ни о чем не думаю, желая лишь быстрее оказаться обратно в своей камере и задремать, опустив голову на колени Джууширо. Надеюсь, справедливость на свете есть, и мужчину никуда не уведут за то время, что я постигаю искусство бытия рабом. Передышек ни мне, ни остальным заключенным не дают в течение трех или четырех часов, и я даже с некоторым удивлением плюхаюсь на пол рядом с бедными людьми, когда каннибалы вдруг затаскивают внутрь ведра мутной воды, чтобы нас напоить. Я жду своей очереди на импровизированном водопое и, улучив момент, задаю интересующий меня вопрос стоящему позади пожилому мужчине. - Прощу прощения, не подскажете, куда я вообще попал? Мужик едва не разражается хохотом, но при виде надзирателей заметно горбится, склоняясь к моему уху. - В ад, естественно, - полусерьезно, полушутливо отвечает он, и я киваю. - Ну, это я заметил. Но что-то я не припомню, чтобы в аду правили Генералы, - на самом деле, знать бы мне, кто этот достопочтенный Генерал, ух, я бы ему задал. Если эта сука хоть пальцем прикоснется к моему Джууширо, я отрежу ему хуй и запихну в рот – по кусочкам. Я морщусь, в очередной раз не ожидая от себя столь яростного порыва чувства собственничества. Как бы то ни было, мне не помешает разнюхать хоть толику какой-нибудь информации об этом странном месте. Мужик, похоже, понимает мою растерянность и догадливо приближается ближе. - Насколько я знаю, - быстро объясняет он, - Раньше здесь обитали только каннибалы – рожали детей, да жрали друг друга потихоньку, но потом нынешний Генерал напоролся на это место и обустроил здесь свое логово, взяв все под свой контроль. С каннибалами он заключил нечто вроде пакта – он достает им еду, а они выполняют его указания. В общем, считай, что местное начальство – самые обыкновенные пираты, только с более организованной структурой. Сам я Генерала никогда не видел – он слишком часто в разъездах, но эти суки забрали к нему мою дочь, и я поклялся, что пока я не узнаю, что с ней стало, то не умру, хотя временами повеситься хочется очень сильно. От безысходности. Так что крепись, незнакомец. Я морщусь, отпивая вонючей воды, когда подходит моя очередь. Дьявол, какая гадость. Наверно, фильтры здесь держаться на последнем издыхании. Но делать нечего – вливаю в себя драгоценную жидкость и возвращаюсь к работе. Снаружи потихоньку темнеет, но надзиратели развешивают керосиновые лампы под потолком, и ломать днище корабля нас заставляют до глубокой ночи. Когда меня вталкивают обратно в камеру-клетку, я чуть ли не падаю обессилено на твердый пол, но Джууширо, встрепенувшись, успевает поймать меня в самый последний момент. Перекидывает мою руку через свое плечо и помогает добраться до угла помещения. Все тело болит и ноет, и я глухо стону при мысли, что завтрашний день вряд ли чем будет отличаться от сегодняшнего. И ведь это я лишь полдня отпахал. Вот дерьмо. Голос меня не слушается, но все-таки я вкратце рассказываю Джууширо, каким образом надо мной так поиздевались, и он решительно стягивает мокрую от пота рубашку через мою голову и садится за моей спиной. Чуткие пальцы опускаются на мои плечи, грудь и руки, мягкими прикосновениями разгоняя кровь и расслабляя напряженные и ноющие мышцы. Джууширо целует меня в шею, откидывая слипшиеся волосы в сторону, и я невольно вздрагиваю. - Не надо, я воняю, - зачем-то говорю я, но Джууширо лишь тихо смеется, и совсем скоро я устало засыпаю на его плече. Мне снится, что я поглощаю горы еды, но когда я тянусь к дорогущему шоколадному десерту, прямо посреди ночи меня будит странный шорох, я открываю глаза и понимаю, что лежу в одиночестве на холодном полу. Тело едва меня слушается, когда я приподнимаюсь, но у Джууширо, стоящего рядом с прутьями решетки и всматривающегося в алый край полной луны, выглядывающий из-за бока пробоины, такой загадочный вид, что я не спешу сдвинуться с места. Мужчина смотрит куда-то вдаль, и на его лице такое отсутствующее выражение, что у меня ком встает в горле. - Он уже здесь, Шунсуи. Рядом, но ему не подобраться ближе, - вдруг обреченно шепчет Джууширо, прижимаясь лбом к держащим нас в неволе железным прутьям. Невзирая на боль в теле, я все-таки поднимаюсь на ноги, оттаскиваю мужчину обратно вглубь клетки и укладываю его перед собой. Он не сопротивляется – наоборот, позволяет мне обнять себя за талию и уткнуться носом в грязные прядки волос. Мы молча лежим какое-то время, я вожу ладонью по его животу и груди, забираясь пальцами под футболку, и постепенно мои прикосновения становятся все смелее и смелее. Я слишком вымотан, чтобы сейчас хотеть секса, и мой член едва ли твердеет, когда Джууширо вытягивает голову, давая возможность моим губам опуститься на свою шею. Но его совершенное тело, пусть и покрытое многодневной грязью, соблазнительно дрожит под моими наглыми руками и заставляет меня дарить ему все больше и больше волнующих ласк. Я зажимаю пальцами его набухший сосок и осторожно расстегиваю ширинку на его штанах. Почему-то я жду, что он меня оттолкнет, но нет – Джууширо лишь накрывает мою ладонь своей, быстрее направляя ее на свой возбужденный член. Он довольно вздыхает, когда мои пальцы сжимаются у его основания, и мужчина прижимается ко мне тесней. Я целую его за ухом, прокладываю влажную дорожку поцелуев на шее и прикусываю его плечо. Я не стеснюсь оставить на его коже яркий засос. Я вовсе не собираюсь отдавать Джууширо какому-то там Генералу, и, если понадобится оставить на теле мужчины тысячу возмутительных отметин, чтобы отвадить ублюдка, я это с радостью сделаю. К тому же, наносить собственнические метки на бледную кожу оказывается донельзя приятным занятием. - Шунсуи, пожалуйста… - шепчет Джууширо, потому что моя рука не торопится скользить вверх – я просто придерживаю его, дразню, обещая море удовольствия, но отказывая ему в разрядке. Мне до безумия нравится слушать учащенное дыхание мужчины и чувствовать сладкие судороги в напряженных мышцах его живота. И то, как его красивый член время от времени подрагивает в моей ладони, еще больше распаляет мое желание замучить его до смерти. Дьявол, он прекрасен. Наконец, я позволяю своим пальцам скользнуть вверх и касаюсь его чувствительной головки. Джууширо тут же прикусывает губу, чтобы не стонать во весь голос. Я продолжаю мучить его невинный сосок, при этом медленно двигая ладонью вдоль его твердого члена и уделяя особое внимание разрезу на головке. Он такой теплый в моей руке, такой удивительно мягкий, но упругий, и я обхватываю его плотнее, убыстряя темп своих ласк. Никогда и ни с кем раньше я не вытворял чего-либо подобного. Признаться честно, даже во время секса - тем более, с мужиками – я не особо горевал, если моему партнеру или партнерше не было также хорошо, как и мне. Я следил за тем, чтобы не причинять им шибкой боли, но далеко не всегда тратил силы на то, чтобы заботиться о чужом удовольствии. Такое случалось очень редко, и только если человек подо мной действительно мне нравился. Как в случае с Джууширо. Но вот просто доводить кого-нибудь до оргазма, совершенно игнорируя собственное тело, да еще и наслаждаться прикосновениями, которые я сейчас дарю, не требуя ничего взамен, я никогда не пробовал. Я и не знал, что наблюдать за тем, как Джууширо выгибается, кусает губы и дрожит, молчаливо умоляя меня не останавливаться, окажется настолько приятно. Наверно, я бы дерзнул его трахнуть, если бы не чертова усталость, возмутительно сковавшая бедра ленивой тяжестью. Проходит совсем немного времени, прежде чем Джууширо кончает. Задыхающийся и раскрасневшийся, он выплескивает семя на мою руку, и я не сразу убираю ладонь с его члена, выдавливая из него последние, прозрачно-белые капли. Тело Джууширо расслабляется в моих объятиях, и, едва успев повернуть ко мне голову, чтобы запечатлеть на моих губах благодарный поцелуй, мужчина засыпает – взъерошенный и румяный, с вызывающе расстегнутой ширинкой, и я не могу сдержать улыбки. Я привожу в порядок его штаны, морщусь, понимая, насколько липкой стала рука, и замираю, побледнев, когда внезапное желание ощутить на языке вкус мужчины опаляет сознание. Нет-нет-нет, я не собираюсь этого делать – уговариваю себя я, уже поднеся ладонь вплотную к губам. Это же все равно, что отсосать мужику. Дьявол, нет! Я смотрю на свои липкие пальцы, будто они – исчадие ада, но, черт подери, не могу заставить себя отвести руку прочь. Не имею понятия, сколько утекает минут, и я кошусь на Джууширо, проверяя, спит ли он на самом деле. В горле снова пересыхает, когда я все-таки высовываю кончик языка и осторожно лижу подушечки пальцев. Блять. Я идиот. Я полный идиот, - с каким-то отчаянным смехом думаю я, вытирая руку о собственные брюки. Ничего особенного ведь не произошло. На вкус его сперма солоновато-горьковатая с едва заметным, неприятным запахом мочи – но оно и понятно, ведь мы уже столько дней не мылись. Блять. Я это сделал, да, и не умер? Не сдох от ужаса. Я обнимаю Джууширо крепче, пряча слегка горящее лицо в прядках его волос. Давно меня так не колбасило. И ведь всего лишь из-за чертовой мысли, что вряд ли взять в рот его член будет таким уж страшным поступком. Возможно, мне даже захочется… Дьявол, стоп, лучше поспать. А то я совсем с катушек съеду. Меня снова поднимают спозаранку – только в этот раз и Джууширо выталкивают прочь из камеры, и когда тупоголовые верзилы уводят нас в разные стороны, я одним лишь взглядом пытаюсь ему сообщить, что все будет хорошо. Джууширо незаметно кивает, но я вижу, что в этот раз его выдержка может дать слабину. Я не знаю, куда его ведут и что с ним сделают, и мне остается лишь надеяться на благополучный исход. Я орудую киркой с утра до ночи, представляя, как всаживаю эту же кирку в затылки всех местных ублюдков, но волнение за мужчину никак не дает мне покоя, и я молю день поскорее закончиться. Когда меня приводят обратно в камеру, в ней уже стоит поднос с зажаренными крысами и железной кружкой воды, но в клетке я один. Я долго стою посреди камеры, глядя на вонючие тушки грызунов и чувствуя, что… хотя нет, не так. Не ощущая ровным счетом ничего. Я зажмуриваюсь, пряча лицо в ладонях, представляя, как сейчас Джууширо ебет какой-нибудь слюнявый, толстопузый мужлан, и от досады мне хочется выть на луну. Я не понимаю, что это за острое чувство потери, что так давит на грудь. Что это за страх, не позволяющий мне сдвинуться с места. Что это за отвратительная тошнота, подступающая к горлу. Я всю жизнь от этого бежал. За спиной раздаются шаги, дверь клетки скрипит, и я боюсь поворачиваться назад, когда кого-то вталкивают внутрь. Но ласковые ладони сами ложатся на мои плечи, и меня окутывает странный сладковатый запах. Джууширо прижимается ко мне со спины, и потихоньку стук моего сердца возвращается к прежнему, размеренному ритму. Я не могу его потерять. Пожалуй, события развиваются слишком быстро, но… уже сейчас я знаю, что не могу его потерять. - Меня водили в гарем, Шунсуи. Там столько замученных женщин и совсем еще мальчишек… Я… меня отмыли, накормили, подравняли волосы. Заставили перемерить кучу одежды. Генерал приедет завтра утром, а не через две недели, - выдыхает Джууширо, кладет ладонь на мое бедро и шагает вперед, становясь передо мной и отнимая руки от моего лица. Я долго смотрю на него, на ослепительно-белый, длинный плащ с меховыми рукавами и воротом, на шелковую рубашку и белые кожаные брюки и сапоги, в которые его вырядили, и не могу отвести глаз. Генерал будет полным придурком, если не захочет воспользоваться такой красотой. - Мне шепнули, что он подлец и живодер в постели, что если я ему понравлюсь, я уже никогда не смогу от него улизнуть, - продолжает Джууширо, глядя прямо на меня и держась за мои бедра, - А я не могу этого допустить, понимаешь? Я киваю. Я понимаю. Я действительно понимаю, но если он сейчас попросит убить его или покалечить его так, чтобы никто больше никогда не смог его захотеть, я откажусь. Это выше меня. Я слишком сильно к нему привязался. Я ни за что не причиню ему боль. Он мне нужен – такой, какой он есть. Красивый и сильный, добрый и честный и бесконечно светлый. Словно ангел – будь проклят этот глупый пафос. - Гарем выстроен в широком доме на палубе очень высокого корабля, - зачем-то серьезно говорит Джууширо, по-прежнему не отпуская мой взгляд, - По дороге туда меня вел всего лишь один надзиратель, и при желании я бы смог вырваться. Я снова киваю. Ну, допустим. Но куда ему потом бежать? Наверняка и в гареме и на пути к нему сполна хватает ублюдков-каннибалов и других подлецов. Его тут же схватят. Я теряюсь в догадках, в чем же смысл, пока Джууширо внимательно следит за моей реакцией. - Ты мне веришь? – тихо спрашивает мужчина, скользит ладонями с моих бедер на грудь – под расстегнутую, пропахшую потом, порванную и грязную рубашку. Его пальцы заворожено прослеживают зарубцевавшиеся царапины и старые шрамы, будто прикасаются к самому настоящему сокровищу, а потом он придвигается ближе и нежно целует меня в ключицу. Я ощущаю, что что-то не так, и нехорошее предчувствие встает комом в горле. - Да, - тем не менее, выдавливаю из себя я. Я же не трус. И незачем оттягивать неизбежное. - Я спрыгну, Шунсуи. Я спрыгну вниз. И, если выживу, обязательно за тобой вернусь. Просто жди меня, пожалуйста. Спрыгнет? Как это спрыгнет? Да там же мелководье и обломки кораблей – он же расшибет себе голову да или вообще все тело, а если и не расшибет – то его тут же поймают из воды прежде, чем он успеет куда-либо уплыть. Что за бред? - Но… - начинаю я, и затыкаюсь, когда Джууширо прикладывает пальцы к моему рту. Он мягко улыбается, и под напором его теплого взгляда все протесты пропадают втуне. Наверно, у меня такое глупое выражение лица сейчас – ведь мне впервые эффектно заткнули рот, и не кляпом, не поцелуем, а всего лишь улыбкой. Я в очередной раз сдаюсь. - Посидишь со мной? – зачем-то спрашивает Джууширо, как будто я могу ему отказать. Начхать нам на чистоту его белых одеяний, и минуту спустя мужчина уже лежит подо мной на полу - я подминаю его под себя и бешеными поцелуями впиваюсь в его губы. К утру они припухнут, и вся его шея будет усеяна засосами, но если эти ублюдки, так сказать, хотели получить нетронутый товар, то должны были позаботиться о том, чтобы мы сидели в разных клетках. Я вхожу в раж, несмотря на усталость, и Джууширо остается лишь цепляться за мои плечи, пока я не даю ему вздохнуть, лапая его ягодицы. Он обвивает ногами мои бедра, и наши скрытые под одеждой члены трутся друг о друга, распаляя настырное желание. Я задираю его шелковую рубашку, глажу руками его бока и живот, припадаю ртом к его набухшим соскам, оставляя свои метки и здесь. Поцелуями я скольжу ниже, и Джууширо приподнимается на локтях, когда я стягиваю с него брюки до колен. Он уже твердый – так легко возбуждается от моих прикосновений – и я не сдерживаюсь. Обхватываю его ладонью и тянусь губами к покрасневшей головке. Внезапно Джууширо дергается вперед так быстро, почти отталкивает меня за плечи, резко натягивая брюки обратно на свои бедра, и почему-то вырывается из моих объятий. Тяжело дыша, замирает у ближайшей стенки с чересчур испуганным видом и прячет глаза за длинной белоснежной челкой. - Ты же не… не надо, - дрожащим голосом выдыхает он, накрывая лицо рукой. Я подхожу к нему вплотную, зажимаю его у стены, опираясь локтем поверх его головы, и протискиваю одну ногу между его коленей. Мужчину неслабо трясет, и я не понимаю, в чем проблема. Я осторожно убираю его ладонь с лица и едва не смеюсь, глядя на то, как краска смущения опаляет его бледную кожу почти до плеч. Это странно, потому что до сих пор в постели он держался более чем уверенно, и это - несмотря на болезненный опыт. Для меня этот необыкновенный мужчина – просто ходячая загадка. Но именно поэтому, пожалуй, мне так сильно хочется его разгадать. - Я верну тебе твои слова, Джууширо, - улыбаюсь я ему, целуя его в лоб, - Я хотел сделать это, потому что… хотел. И это действительно правда. По всей видимости, с ним меня не пугает даже тот факт, что он мужик. Вряд ли у меня получится сделать это хорошо с первого раза, но, черт подери, я хочу попробовать. Одна мысль о том, что его член окажется у меня во рту, заставляет собственную кровь прилить к паху. Довести мужчину до изнеможения, слушать его вздохи и тихие стоны и держать его бедра, пока он будет помимо своей воли толкаться между моих плотно сомкнутых губ – заводит меня еще больше, чем желание всадить в него свой член по самые яйца. - Я не… Никто не… никогда еще, - снова вспыхивает Джууширо, на этот раз пряча дико горящее лицо на моем плече, и теперь я понимаю. Я успокаивающе глажу его по спине. Для него это впервые. Удивительно, учитывая, насколько хорошо он сам умеет это делать. Неужели в его жизни не было заботливых партнеров? Я вспоминаю его заявление о том, что секс со мной для него – это лучший секс за последние пятнадцать лет жизни, и мне хочется кого-нибудь убить. Что, после изнасилования не нашлось ни одной светлой души, которая бы уделила ему должное внимание в постели и помогла залатать страшные шрамы? - У меня были любовники, но… с тобой это, Господи… Шунсуи… что я несу? Будто я снова мальчишка… – вымученно стонет Джууширо и трет покрасневшие щеки, потом обхватывает меня за шею и шепчет, - Пожалуйста… я хочу этого, но не сегодня. Давай сперва выберемся отсюда, и тогда, если ты будешь не против… - Тише, - шикаю на него я, и вдвоем мы сползаем по стене на грязный пол, пока я крепко сжимаю Джууширо в объятиях, - Сделаем, как ты хочешь, красава. Он улыбается мне в ответ, и вдвоем мы ждем рассвета, наслаждаясь присутствием друг друга и уютным молчанием. Я не признаюсь себе в этом, конечно, но под звездным покровом ночи отчаянно молю время замедлить свой ход. Бесполезно. Несколько часов спустя беспощадное солнце все равно выкатывается из-за горизонта, освещая черноту неба. И неумолимые шаги надзирателей гулким эхом разлетаются по железному полу под ногами. Дверь клетки скрипит. Нас обоих выталкивают наружу, но, к моему удивлению, ведут в одном направлении. Из камер и клеток, расположенных на соседних кораблях, выводят и других заключенных, выстраивая всех в одну длинную колонну и подгоняя измученных людей палками и дубинами. Некоторое время Джууширо двигается совсем рядом со мной, и меховой край рукава его роскошного белого плаща задевает меня по ладони, отчего стайки мурашек бегут вверх по локтю. Но потом его хватают за шкирку, и по его лицу я понимаю, что участи генеральской подстилки ему не избежать. А значит, он попытается спрыгнуть. Дьявол. Блять. На долю секунды наши пальцы соприкасаются, а потом его уводят в совершенно другую сторону, и там, где я только что чувствовал безумное тепло, расползается страшный холод. Я выворачиваю голову, чтобы проводить Джууширо глазами, замечаю тот самый корабль и дом на нем, о котором он мне рассказывал, спотыкаюсь и, как следствие, получаю приличный удар по спине. С замиранием сердца я подчиняюсь шагающему потоку пленников и надсмотрщиков и иду вперед. Нас выводят на широкую платформу, бывшую некогда палубой огромного авианосца, сковывают цепями и заставляют опуститься на колени, и я горблюсь вместе со всеми. Вслушиваюсь в шепотки и взволнованный трепет и разглядываю генеральских подхалимов, вальяжно расхаживающих туда-сюда. На их рожах такие самодовольные улыбки, что мне хочется их всех кастрировать, а потом запихнуть их вонючие члены в их же собственные прожорливые глотки. - Приветствуйте вашего Генерала! – внезапно во весь голос кричит один из этих ублюдков, и на платформу с лестницы дальнего корабля спускается сам Генерал со своей хмурой свитой. Волна тошноты подкатывает к горлу. Передо мной идет, прихрамывая и опираясь на черную трость, уродливый, жирный, со сморщенным поросячьим лицом, кобель. Его толстый живот свисает отвратительными складками, несмотря на подол длинной рубашки, и хотя я сижу на коленях где-то в третьем ряду склонившихся рабов, даже отсюда я чувствую запах пота и вони, исходящий от его тела. Я прикусываю губу, грудь больно сжимает, и я впервые искренне желаю, чтобы у Джууширо получилось вырваться и спрыгнуть. Генералу, по-видимому, доставляет огромное удовольствие лицезреть свои живые игрушки, и несколько минут он о чем-то беседует со своей свитой и пинает ногой попавшихся по пути, несчастных людей, которым не повезло оказаться в первом ряду. Но когда ему становится заметно скучно, нас снова поднимают на ноги и гонят обратно по мостикам и переходам, отстегивая от цепей. Внутри пусто. Я вглядываюсь в бурлящую под ногами обманчиво надежную морскую гладь. Ох, подвела ты меня в этот раз, ох подвела, сестренка… - Смотрите! – один из пленников вдруг вскидывает руку вверх, и вся колонна людей замирает, вопросительно поднимая усталые лица. Дыхание перехватывает. Я больно впиваюсь пальцами в собственное плечо. Это он. Это Джууширо. - Безумец! – выдыхает кто-то слева, озвучивая мои мысли. Солнце слепит глаза, но я не могу не смотреть. Время растягивается. Джууширо бежит по самому краю палубы на носу высоченного корабля, и его длинные прядки волос взвиваются вверх вместе с белым плащом. В ярких лучах кажется, что за его спиной вырастают настоящие крылья. За ним уже несутся трое или четверо надзирателей, и я с каким-то лихорадочным – наполовину восторгом, наполовину страхом - повторяю и повторяю про себя: беги, беги… Ну же, беги! Секунда. Прыжок. Мужчина летит вниз – в бесконечную пропасть под ногами. Светлая точка на фоне ржавого днища корабля. Далекий всплеск, и в моих коленях вдруг разливается невыносимая слабость. На душе горько и пусто. Вряд ли он выжил. Дьявол. Джууширо, ну почему все так? Каннибалы и подоспевшие мужики из свиты Генерала долго ждут, спустившись к днищу корабля, когда же белоснежная макушка покажется из-под воды. Жду и я. Но нет. Морская гладь снова неподвижна. Даже если Джууширо не разбился о металл, он совершенно точно не смог бы выжить без кислорода. А он не вынырнул, значит… Блять. Я пытаюсь успокоить себя той мыслью, что мужчина умер достойно. Умер свободным, а это самая достойная смерть из всех возможных в нынешнем мире, где правят жестокость и насилие, но злая горечь все равно жжет глаза и давит на грудь. Что-то такое свертывается удушливыми кольцами на сердце и клонит меня к земле. Но я не буду плакать, черт подери, я ведь не плакса… Нет, стоп, так не пойдет. Я резко вскидываю подбородок. Он сказал верить ему. Он сказал ждать его. Если это все, что мне остается, тогда… Я выполню свое обещание, Джууширо. Я поверю в тебя. Только вернись. *** Следующие два дня сливаются для меня в бесконечный поток минут. Я почти не сплю, покорно встаю, жру дохлых крыс, не чувствуя вкуса, и добросовестно орудую киркой. Я не думаю ни о чем в страхе, что лишние мысли могут погрузить меня в пучину отчаянья. Меня обнадеживает лишь то, что тело Джууширо так и не появилось на поверхности и те скупые обрывки фраз, что сыпались с уст надзирателей, были пронизаны крайним удивлением по этому поводу. Возможно, я что-то не так расслышал, но вроде каннибалы даже спускались под воду, дабы не терять лишние куски излюбленного мяса, и так ничего и не нашли. Под покровом ночи я вслушиваюсь в малейший шорох, и каждый раз, как не происходит ровным счетом ничего, разочарованно прислоняюсь спиной к прутьям решетки. Как и сейчас. Все тело ноет от каторжного труда, желудок ворчливо бурчит от голода, и в полумраке помещения, освещаемого скупым светом от керосиновой лампы, расположенной ближе ко входу, я пытаюсь рассмотреть свои ладони, усеянные мозолями и глубокими царапинами, покрывшимися корочкой. Не очень-то удобно долбить - пусть даже ржавое - железо простыми кирками. Видел я, что многие пленники уже лишились нескольких пальцев – хотя, это и неудивительно - в таких антисанитарных условиях легко схлопотать заражение крови. Боюсь, и меня ждет такая же участь, если ничего не изменится. Я почти засыпаю, когда едва слышимая возня у входа в клетки заставляет меня встрепенуться. Но все стихает также быстро, как и началось, и я уже готов отвернуться, когда быстрые шаги глухим стуком каблуков отражаются от металлического пола. Кто-то тушит керосиновую лампу, и я затаиваю дыхание, замечая, что из темноты ко мне приближается темная фигура. В мокром белом плаще, разбрызгивая вокруг себя потоки воды, Джууширо походит на дух утопленника, вернувшийся из загробного мира, чтобы отомстить своим обидчикам. Я поднимаюсь на ноги, чувствуя, как яростно щемит собственное сердце. - Дозорный будет через пять минут. Быстрее Шунсуи, как выйдем, сразу в воду и ныряй ко дну, - лихорадочно шепчет он, стараясь не звенеть ключами, которые, вероятно, украл у каннибала, стерегущего клетки. Ему все никак не подобрать ключ от моей двери, и он чертыхается, едва не рубанув от досады кулаком по решетке и остановившись в последний момент. Я просовываю обе руки между железных прутьев, одной накрываю его ладонь, мягко выпутывая ключи из чересчур холодных, дрожащих пальцев, а второй успокаивающе прикасаюсь к его запястью. И пока я сам вожусь с замком, Джууширо сплетает со мной пальцы. Его начинает трясти – так же, как когда я встретил его на аллее на Гарганте, и когда замок на двери наконец-таки щелкает, я бесконечно рад покинуть камеру и прижать мужчину к себе. Он шумно выдыхает, сдерживая дрожь в зубах, крепко обнимает меня в ответ, но потом, опомнившись, хватает меня за плечо и шатающейся походкой тянет по направлению к выходу. Проходя мимо одной из камер, Джууширо кидает ключи одному из пленников, но тот даже не шелохнется их подобрать, и никто из остальных рабов не изъявляет желания выбраться из жестокой неволи, поэтому мы торопимся покинуть погрязшее в темноте ночи помещение. Мне жалко этих бедных, сломленных людей, которым некуда податься, но у нас в любом случае нет времени заниматься их спасением. На лице Джууширо мелькает грусть и сожаление, но, кажется, он тоже понимает, что больше медлить нельзя. Прохладный ночной воздух наполняет легкие, и, по сравнению с вонью, стоящей в камерах, это как глоток чистой, свежей воды. Еще бы под ногами не валялся вырубленный каннибал – был бы вообще замечательный пейзаж. За ближайшим поворотом металлического днища корабля вдруг вспыхивает пламя факела, и Джууширо прикладывает палец к губам, осторожно скользя с железного мостика под воду с головой. В бледном свете убывающей луны и приближающегося пламени я успеваю заметить на его шее кровавые полоски, но сейчас у меня нет возможности утолить свое любопытство. Я задерживаю дыхание и следую примеру мужчины – стараясь не волновать морскую гладь, бесшумно опускаюсь под воду. Ныряю я с детства и, в принципе, несколько минут могу спокойно продержаться под водой. Вот только, судя по тому, как пламя факела и смутные очертания дозорного останавливаются на мостике, осматривая тело валяющегося без сознания стражника, вынырнуть обратно, не выдав своего местонахождения ублюдкам, будет невозможно. Наверняка, через минуту они поднимут страшную тревогу. Я поворачиваюсь, когда Джууширо хватает меня за край брюк, и едва не открываю рот при виде его лица. Мне уже давно стало понятно, что мужчина каким-то образом связан с морским драконом и лабораторией, в которой работал теперь мертвый Гранц, но того вида, что открылся передо мной я, честно говоря, не ожидал. На его шее самые настоящие жабры – по три красные, слегка кровоточащие полоски с каждого боку, а лицо и кожа странно серебрятся линиями, сплетающимися в очертания чешуек. Под водой глаза Джууширо вспыхивают бледно-зеленым светом, и он тянет меня на дно, держа меня рукой со странно удлинившимися ногтями. Что ж, по крайней мере, между пальцев у него нет перепонок, иначе я бы совсем умом тронулся. Теперь понятно, как он смог выжить при таком прыжке – если уж он может дышать под водой. Невероятно… Мы ныряем все ниже и ниже, погружаясь в темноту, и потихоньку нехватка кислорода дает о себе знать. Джууширо плывет впереди, его белоснежные волосы и плащ следуют за ним завораживающим взгляд шлейфом, и он совершенно точно похож на русала, о которых так любят сочинять сказки. Я придерживаю его за запястье, и, когда он оборачивается, показываю пальцем на собственное горло. Да уж, извини, красава, но у меня жабр, увы, нет. Джууширо кивает, подбираясь ближе, обхватывает меня за талию и прижимается к моей груди, опуская ладони на мое лицо. Вы когда-нибудь целовались под водой? Вот и я, несмотря на то, что большую часть жизни провел в море, нет. Его губы плотно ложатся поверх моих, и я едва приоткрываю рот, когда он вдыхает в меня живительный кислород. Конечно, это не глоток свежего воздуха, но на минуту-другую, пожалуй, сойдет. В любом случае эту ночь я запомню надолго. Целоваться на глубине моря, посреди свалки старинных кораблей с человеком-амфибией, с кем я несколько раз предавался головокружительному разврату, чтобы выбраться из злобной хватки прожорливых каннибалов. Дьявол. Я бы расхохотался, но, боюсь, что тогда точно потону. Теперь Джууширо старается плыть рядом со мной, и вдвоем мы кое-как продвигаемся по дну – к чертовой матери прочь от этого проклятого места. Мы слишком часто замираем, чтобы он вновь и вновь мог дарить мне жизненно-важные поцелуи, но я прихожу к выводу, что это самый незаметный способ выбраться прочь с территории ублюдочного Генерала и его подхалимов. И терплю, несмотря на то, что легкие рвет от невыносимого желания глотнуть свежего воздуха. Час спустя мрак окутывает нас совсем, я нихрена не разбираю в темноте и плыву только благодаря Джууширо, который тянет меня вперед. Я еще никогда не зависел так сильно от другого человека, и более того, никогда не думал, что смогу доверить кому-то свою жизнь до такой нешуточной степени. Но на душе спокойно, будто я знаю Джууширо уже сотни тысяч лет, и я покоряюсь его надежной хватке. Постепенно голова начинает кружиться все больше, морская глубина сдавливает все тело, но я отчетливо ощущаю, что течение сменяется на более холодное. Легкие уже невыносимо жжет, когда, наконец-то, Джууширо, придерживая меня со спины, поднимает нас вверх. Я едва не теряю сознания, глотая ртом заветный кислород, и надолго закашливаюсь. Тусклые огни свалки едва взрезают темноту ночи где-то далеко позади, а это значит, что у нас все-таки получилось выбраться. Блять, все, хватит с меня приключений. - Да ты самая настоящая рыбина! – хриплю я Джууширо в полном восторге и крайнем возмущении, когда чувствую, что снова готов доверять собственному голосу. Я не знаю, зацеловать ли мне мужчину в благодарности, или дать ему подзатыльник за то, что он заставил меня так волноваться. Я протягиваю вперед руку к его шее с диким желанием потрогать его жабры, и буквально чувствую, как они затягиваются под моими пальцами. Так вот откуда у него были эти кровавые полосы тогда на аллее… Вероятно, с этой же удивительной трансформацией связано и понижение температуры его тела. Я обязательно выбью из него все подробности, как только мы окажемся в безопасности. Подальше от этого места. - Не говори глупостей, Шунсуи, - улыбается Джууширо, убирая мою любопытную ладонь прочь, - Я не рыбина. Я фамильяр. Подожди здесь секунду, ладно? Фамильяр? Это еще что за чертовщина? Первый раз слышу подобное слово. Я не успеваю открыть рта, а Джууширо уже снова скрывается под ровной гладью воды. Я остаюсь один в полнейшей тишине и темноте. Превосходно, ну и куда он рванул? Кстати, надеюсь, мужчина знает, как отсюда выбираться – мне бы не хотелось, чтобы течение отнесло нас обратно к проклятой свалке. Не очень-то мне понравилось быть рабом. Как только доберусь до Сейрейтея, первым делом позабочусь о том, чтобы натравить Кенпачи – нашего Готейского берсерка – на генеральское логово. Засранец, конечно, шибким состраданием не славится, зато дико любит выворачивать кости зарвавшимся ублюдкам. Эта жирная скотина Генерал у меня еще попляшет. Пока я полыхаю праведным гневом, утекает несколько долгих минут. И я совершенно не готов к тому зрелищу, что внезапно предстает перед моими глазами. На воде вдруг расходятся широкие круги, а потом мелкие брызги летят в сторону, когда Джууширо, восседающий на морде самого морского дракона, появляется из глубины. Я смотрю на широкую, покрытую мерцающими в темноте белыми чешуйками, морду, огромный, отливающий зеленым огнем, глаз, выступающие по бокам морды острые шипы и длинную пасть с впечатляющим рядом клыков, и что-то сродни животному страху копошится в животе. Но потом Джууширо ласково гладит дракона по лбу, и животина, шумно выдохнув, опускается назад в воду – так, что над поверхностью остается лишь его полыхающий, внимательно наблюдающий за мной, вертикальный зрачок. Джууширо вытягивает мне навстречу руку, показывая, чтобы я забирался к нему, и я смотрю на него, словно на душевнобольного. Мужчина хмыкает, убирая налипшую на лоб мокрую челку, и вопиюще нагло улыбается мне. - Шунсуи, не дури. Если у тебя есть другие предложения, как добраться до ближайшего поселка, где можно раздобыть лодку, я готов тебя выслушать, - говорит он и после долгой паузы добавляет, - Да не съедим мы тебя. Обещаю. - В тебе-то я уверен, - бурчу я и, решившись, подплываю ближе, - А вот за него, пожалуй, не поручусь. - Забирайся, глупый, - смеется Джууширо, его пальцы сплетаются с моими, и он помогает мне устроиться за своей спиной, - Мы нападаем только на тех, кто хочет напасть на нас. - Вот как? – моя бровь ползет вверх, я оплетаю талию мужчины одной рукой, а второй с немым восторгом принимаюсь водить по шершавым, грубым чешуйкам подо мной. Дьявол, скажи мне кто, что когда-нибудь я буду сидеть верхом на морском драконе посреди шипастого гребня, уходящего вдоль едва виднеющегося под водой длинного змеиного тела, в компании восхитительного любовника, я бы не поверил. Джууширо оглядывается на меня с улыбкой, и я устало прижимаюсь лбом к его плечу. - Не волнуйся, мы поплывем над водой, - поясняет он, и я согласно мычу нечто невразумительное в ответ. Похоже, я достаточно наелся впечатлений на пару лет вперед. Морской дракон под нами устремляется к чистому горизонту с поистине поразительной скоростью, прохладный ветер бьет в лицо, и меня клонит в сон. Мокрая одежда неприятно налипает на тело, но, будучи спасенным из лап каннибалов, грех жаловаться на такие мелочи. - Расскажи, как так вышло. И что такое «фамильяр»? – любопытствую я, пытаясь отогнать наваливающуюся дремоту. Джууширо, держась рукой за один из столь удобно выступающих шипов на морде дракона, подвигается ко мне слегка ближе – вероятно, в поисках тепла, хотя тут я ему вряд ли могу помочь – я и сам прилично продрог в море. Мужчину снова начинает трясти, и я стягиваю с него вымокший плащ, чтобы иметь возможность хотя бы растереть его плечи. Я упираюсь ногами в выступающий на голове дракона гребень, чтобы не слететь в воду на полной скорости. Блин, да эта морская змеюка так быстро плавает, что ни одному – даже самому навороченному кораблю – будет за ней не угнаться. - После того, как пираты скинули меня, полуживого, в море, - начинает Джууширо свой рассказ, пока я пытаюсь отогреть его холодные пальцы своим теплым дыханием, - я очнулся уже в лаборатории. Скорее всего, меня выловили прямо из воды. Моя жизнь висела на волоске, и мне дали выбор. Я мог спокойно умереть, и мое тело разобрали бы на органы – но, если честно, мне тогда было так плохо, что, по большому счету, мне было все равно, я не хотел жить, Шунсуи. Либо же я давал согласие на участие в проекте «Шикай». Я почти выбрал первый вариант, но один из старичков, руководивших проектом, все-таки меня уговорил. Он был очень похож на моего дедушку, когда тот еще был жив, и, наверно, именно этот факт возымел эффект. Я согласился. Джууширо замолкает, видимо, с головой уйдя в воспоминания, и я ласково целую его за ухом. Чтобы ни случилось много лет назад, теперь он здесь, со мной, и все по-другому. Он уже столько раз спасал меня, что теперь моя очередь позаботиться о нем. Мужчине действительно необходим отдых, учитывая, сколько раз за последний год велась охота на морского дракона, которого он так отчаянно защищает. От отдыха не отказался бы и я – еда, сон, секс и податливый Джууширо под боком. Мне уж точно больше ничего для счастья не нужно. - Тогда-то я и узнал о существовании морского змея – вы называете его драконом, но на самом деле он змей, - мужчина довольно вздыхает, когда моя теплая ладонь забирается под его рубашку, принимаясь поглаживать его живот и грудь, - Понимаешь, Шунсуи, ученые надеялись, что в будущем такие морские существа послужат на благо человечества, но когда дракон все-таки появился на свет, оказалось, что его разум недостаточно развит – он, как у семилетнего ребенка, за которым нужен глаз да глаз. Возник вопрос - как можно целыми днями следить за такой огромной и изворотливой змеей, обитающей в основном в воде и по глупости творящей вокруг сплошной хаос? Тогда и придумали проект «Шикай», целью которого стало создание человека, который бы мог контролировать змея - создание фамильяра. Я задумчиво наматываю на пальцы мокрые прядки волос Джууширо, и, когда тяну слишком сильно, он ойкает и шлепает меня по руке. Это заставляет меня рассмеяться, и я прижимаю мужчину к себе крепче. Его тело все еще сотрясает дрожь, но в этот раз я не очень волнуюсь, представляя, чем это вызвано. Похоже, трансформация его организма под водой не проходит бесследно, когда он возвращается на поверхность. - В старину в мифологии фамильярами называли духов, служивших помощниками ведьмам и колдунам. Поскольку меня создавали для того, чтобы помогать дракону выживать в окружающем мире, мне дали это прозвище. Над моим телом десять лет подряд ставили эксперименты, чтобы создать между мной и змеем телепатическую связь. Вкалывали мне адские препараты, чтобы я мог дышать и хорошо видеть под водой. Ты себе не представляешь, Шунсуи, какую иногда мне приходилось выносить боль. Конечно, я был не один такой, но почему-то из всех подопытных кроликов проект удался только со мной. Лишь я один смог найти общий язык с драконом. Теперь в воде по моему желанию я могу отрастить жабры. Остались лишь небольшие побочные эффекты – когда я слишком долго остаюсь на глубине, температура моего тела понижается настолько, что потом отогреться мне достаточно сложно, поэтому обычно я стараюсь не превышать это время больше чем на пару часов… - Это все понятно, но что же такое произошло, что заставило тебя разгромить лабораторию? - интересуюсь я, вглядываясь в уже посветлевший край неба - вот будет забавно, если при свете дня кто-нибудь увидит, как два человека несутся на бешеной скорости вперед верхом на огромной белой змее. Ха-ха, Дьявол, наверно, это было бы незабываемое зрелище. У Старрка бы точно отпала челюсть, а Яма-джи навеки вечные заработал бы себе нервный тик. Так или иначе, Джууширо заметно мрачнеет, когда слышит мой вопрос. - Года три назад в лаборатории сменилось начальство – руководителями проектов морского змея и «Шикай» поставили совершенно других людей, - тихо поясняет Джууширо, пока его дрожащие пальцы медленно скользят по белым чешуйкам на морде дракона, - Людей… которые не знали жалости. Им осточертело изо дня в день наблюдать, как я вожусь со змеем, и они решили ужесточить эксперименты. Стали ставить на змее болезненные опыты, желая развить его интеллект, но это лишь приносило ему и мне, как его фамильяру, нестерпимые муки. Когда полгода спустя у них ничего не вышло, они решили прикрыть проект и начать все заново – и мне, и змею грозила могила, и тогда мы вместе разгромили лабораторию в пух и прах. Все равно к тому времени порядочных людей на ней уже не осталось. - А потом, когда дракона случайно заметили люди на поверхности, на него началась охота, - подытоживаю я, и Джууширо печально и согласно улыбается мне краешком губ. Да, пожалуй, это слишком горько – провести пятнадцать лет под водой, отдавая свое тело на растерзание кучке сумасшедших ученых, и потом выбраться на поверхность, чтобы всю оставшуюся жизнь бежать от спятивших от скуки жадных людишек. Я наклоняю голову вперед и опускаю губы на шею Джууширо, оттягивая зубами воротник его рубашки прочь. Я чувствую, как под хваткой моих тяжелых ладоней мышцы его живота напрягаются, и на этот раз - сладкая дрожь бежит по его позвоночнику. - Змей для меня, Шунсуи, он… словно мой ребенок. Он – все, что у меня было эти последние пятнадцать лет. Нет, в лаборатории я… я уже говорил, что у меня были любовники, но… Я хочу сказать, что именно поэтому я так вспылил, когда узнал, что ты охотишься на дракона… - выдавливает из себя Джууширо, и я неохотно отрываюсь от его подбородка, до которого только добрался с диким желанием прикусить нежную кожу зубами. - Я не хотел его убивать, честно, мне было просто интересно на него посмотреть, - признаюсь я, все равно чувствуя себя виноватым. Если бы я знал, что так выйдет, ни за что бы не отправился вместе с Барраганом. Джууширо лишь едва заметно кивает, давая понять, что принимает мое невысказанное извинение. Хотя я, наверно, вряд ли заслужил подобного доверия. Блять, какой он удивительный мужчина, мне так хочется его поцеловать сейчас – прямо свербит. - Думаю, в общем-то, рассказывать больше нечего, - пожимает плечами Джууширо, пока я откровенно пялюсь на его губы, - Если бы ты не выручил меня с того пиратского корабля, я бы телепатически попросил змея потопить его, а потом выплыл бы наружу. Медикаменты я достал из разрушенной лаборатории – пришлось, конечно, выжать из змея последние крохи сил, чтобы так быстро проплыть на такое расстояние, но я не хотел, чтобы ты исчез с этого света из-за лихорадки. Ну, а потом я снова увидел тебя на Гарганте и просто не смог пройти мимо. Ты так мило набивал рот едой. - Зачем ты переспал со мной – тогда, в первый раз? – спрашиваю я мужчину ни с того, ни с сего и внезапно понимаю, что из всех вопросов и загадок, терзавших меня все это время, именно на эту мне почему-то не терпится узнать разгадку. Щеки Джууширо покрываются румянцем, и он оборачивается на меня в возмущении, но мое лицо слишком серьезно, чтобы он смог отвертеться от ответа. Целую минуту мы смотрим друг на друга, а потом его карие глаза теплеют, и он прижимается виском к моей небритой щеке. - Тогда я еще не отошел после долгого плавания под водой, и мне было холодно, но… пожалуй, не поэтому, - пытается объяснить Джууширо, борясь со смущением, - Я… не знаю, Шунсуи. Я ни с кем не спал лет пять, мне было любопытно, как это будет с нормальным человеком, и ты показался мне… хорошим, что ли. Я подумал, что смогу довериться тебе в постели. - Мне? - хохочу я, зарываясь носом в белоснежные прядки, - Джууширо, даже тогда, в наскальной деревне, я едва ли умудрился проявить чудеса нежности, знаешь. - Я не знаю, Шунсуи. Я почти никогда еще не проводил с одним человеком больше, чем одной ночи. Даже в тот первый раз, с тобой это было… по-особенному. Хотя бы потому, что ты не ушел сразу и не выкинул меня из своей постели, когда я в полусне полез тебя обнимать, - добавляет мужчина, и широко улыбается, потому что морской змей под нами, приподняв морду, шумно выдыхает, поднимая в воздух столб соленых брызг, - О, кажется, кто-то ревнует. - Ревнует? – с притворным ужасом восклицаю я и забавно хмурюсь, - Ты уверен, что твое детище меня все-таки не съест? Джууширо громко смеется, я обнимаю его за бедра крепче, и вдвоем… втроем мы продолжаем путь в сторону, как я предполагаю, Гарганты. Иногда мужчина наклоняется, припадая лбом к морде дракона, и тогда я понимаю, что он перекидывается со змеем словами, и от этого я чувствую, будто попал в какую-то странную сказку, где люди могут общаться с животными, а Джууширо – прекрасная принцесса, чье сердце я столь вопиюще украл. Блять. Все, мне пора в кроватку. А то следующей моей мыслью будет то, что я в этой сказке - сопливый и распрекрасный принц в сияющих доспехах. - Ты ему нравишься, - внезапно говорит Джууширо, щурясь и закрывая лицо рукой от золотистых лучей наконец-то выкатившегося из-за линии горизонта солнца, - Он сказал, что с тех пор, как я встретил тебя, я стал больше улыбаться. Я ничего не отвечаю, уже почти провалившись в дрему на плече мужчины. Если это так, то я рад. В том плане, что налаживать отношения с морским драконом будет совершенно не трудно – главное, позаботиться о Джууширо. Что-то сродни – путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, а путь к сердцу Джууширо лежит через его морского дракона и наоборот. Дьявол, поражаюсь, какую чушь может выдать мой мозг на границе сна и яви. Я хмыкаю сам себе и, зевнув, все-таки отключаюсь. Я знаю, что даже во сне не разожму хватки вокруг талии мужчины. Как наездники в древние времена могли спать, сидя верхом на лошади, так и я могу прикорнуть, и при этом положение моего тела не изменится ни на йоту. Этому я выучился еще стоя в круглосуточном дозоре на стенах Сейрейтея. Вот такой я хитрец и ловкач. Джууширо будит меня, когда на горизонте начинают маячить очертания одного из островов Гарганты, и, хотя пока что вокруг не видно ни одной лодки, я понимаю, что морскому змею лучше залечь на дно, чтобы его никто не увидел, что означает, что до острова придется проплыть самостоятельно отнюдь немаленькое расстояние. Я хочу побиться головой о ближайшую твердую поверхность, но кроме морской глади, естественно, вокруг не находится ничего подходящего, и я с рыком сползаю с морды дракона в воду. На лице Джууширо похожее обреченное выражение, но, к счастью, сейчас время прилива, и сильные морские течения не грозят унести нас в неведомые дали. После того, как мы выбираемся на сушу - где-то в середине дня - мы с Джууширо долго лежим, раскинув руки, на песчаном берегу, усеянном разноцветными ракушками, пытаясь прийти в себя. Я едва ли чувствую свое измученное физической нагрузкой тело, но палящее солнце все-таки заставляет нас подняться на ноги. В уже высохшей одежде мы продираемся сквозь заросли пальм в направлении города. Конечно, это оказывается не тот остров, на причале которого я оставил свою яхту, денег у нас с собой нет, и заночевать нам приходится на деревянной скамеечке на открытом воздухе. Если бы у нас еще оставались силы, мы бы продолжили путь, но Джууширо умудряется споткнуться на ровном месте и подвернуть ногу, и, сдавшись, я толкаю его к попавшейся лавочке, поверх которой он тут же растягивается и кладет голову ко мне на колени. Я долго глажу его по волосам, пока мои мысли блуждают в непонятно каких краях. Пожалуй, мне все еще не верится, что все трудности позади, поэтому я невольно вслушиваюсь в шорох кустов за спиной, ожидая, что оттуда выпрыгнет какой-нибудь каннибал. Хотя прошло сравнительно немного времени с тех пор, как я встретил Джууширо, у меня такое ощущение, что минула целая вечность. Мне не терпится смыть с себя толстый слой грязи, набить желудок едой и завалиться дрыхнуть в кабине своей яхты – к черту даже здешние отели. Сейчас мне неимоверно хочется знакомой, расслабляющей обстановки. Впрочем, нам с мужчиной будет не очень удобно отсыпаться, лежа на не столь большой койке, так что, возможно, мой выбор падет все-таки на гостиницу. Пение диковинных птичек будит нас спозаранку, и мы возвращаемся на вымощенную камнем дорогу. Правда, Джууширо теперь прихрамывает и с виноватым видом половину пути висит на моем плече. Но хоть я сам и устал, я не жалуюсь, ведь теперь я дважды обязан ему жизнью. Хорошо, что острова Гарганты соединены между собой, пусть и ветхими, но мостами, иначе перебираться бы пришлось вплавь, а на это нас бы точно не хватило. Когда моя яхта – целёхонькая и невредименькая – попадает в поле зрения, я готов целовать землю под ногами. Начальник причала едва меня признает, но наконец-то я ныряю в кабину, выуживаю оттуда рюкзак, в который кидаю приличную стопку денег, и три часа спустя - уже под вечер - мы с Джууширо заваливаемся в гостиницу, минуя толпы собравшихся развратных дамочек. Бедный мужчина едва не сгорает со стыда, когда одна из них залезает шаловливыми ручками за пояс его штанов, и хозяин гостиницы долго не может понять, почему я громко ржу, склонившись над стойкой, и все никак не могу остановиться. Джууширо лишь сжимает кулаки и грозится мне это припомнить, но поскольку ему самому смешно, я не улавливаю в его голосе ни толики настоящей угрозы. Я снимаю комнату с широкой кроватью и, закинув на стол рюкзак, хватаю два полотенца и помогаю Джууширо добраться до ванного помещения. Я уже успел соскучиться по Сейрейтеевским душевым, в которых установлены настолько мощные фильтры, что можно принимать душ, когда захочется, и стоять под ним хоть с утра до ночи. Здесь же приходится возиться с тазами и экономить воду, но все равно разливающийся в воздухе запах простого мыла невольно расслабляет измученное тело. Я моюсь сам и нагло отнимаю у Джууширо губку, чтобы потереть ему спинку. Мои пальцы скользят по бледной коже, оттирая скопившуюся грязь, Джууширо довольно вздыхает, и я не могу подавить порыв обнять его со спины, поэтому обвиваю его руками за талию и снова целую его открытую, беззащитную шею. Мужчина откидывает голову ко мне на плечо, покоряясь моим неторопливым поцелуям, и мы замираем на несколько минут, просто наслаждаясь присутствием друг друга. Потом моя ладонь опускается на его татуировку змея на груди, и я шепчу ему на ухо: - Так все-таки, этот черный змееныш, откуда он? Джууширо улыбается, поворачиваясь в моих руках, и притягивает меня за прядки волос ближе. Голова начинает кружиться, как только его губы касаются моих, и я врываюсь языком в его рот. Его бедра приникают к моим, я хватаю его за упругие ягодицы, усиливая давление, и пальцы Джууширо обессилено чиркают ногтями по моим щекам, плечам и спине. Из его груди рвется тихий стон, и лишь адским усилием воли я разрываю этот безумно-сладкий поцелуй – чтобы устроить и ему и себе незабываемую ночь, сперва лучше выспаться. - Побрейся - хоть чуток, а то совсем зарос, - вдруг просит Джууширо, потирая свой подбородок, и, усмехнувшись, я прислоняюсь лбом к его лбу. Все же, он невероятно мил. Не хочется отпускать его от себя. Всю жизнь бы так простоял. - Ладно, - соглашаюсь я, вспоминая о том, что вроде пихал бритву в боковой карман рюкзака, - Но ты не ответил на вопрос. - Татуировка-то? – отзывается мужчина, тоже не спеша вырваться из моих объятий, - Ну, поскольку я находился в лаборатории на добровольной основе, меня не держали в заключении, как многих других, и мне были дозволены некоторые вольности. Я и попросил сделать мне татуировку в виде змея. Наверно потому что именно с ним был больше всего близок – когда я не мог плавать со змеем в море, а лежал на операционном столе или у себя на койке под действием экспериментальных препаратов, эта татуировка напоминала мне о том, что я не одинок, и помогала держаться. Глупо, наверно, да? - Вовсе нет, - я мотаю головой, возвращая мужчине мыло и губку, - Я бы не отказался от такой же. Особенно если бы в комплекте с ней шла возможность стать самой настоящей рыбиной! - Шунсуи! - Джууширо в возмущении едва не достает кулаком до моего живота, но я вовремя отодвигаюсь, - Я не рыбина! Я фамильяр! Мы быстро моем наши потрепанные шевелюры, и я никак не могу прекратить шутливо подкалывать мужчину по всем возможным поводам. Мне дико нравится наблюдать за тем, как его бледные щеки опаляются румянцем, но в итоге все-таки нарываюсь на мелкую взбучку, и обратно до комнаты Джууширо тащит меня за ухо, едва успев обернуться полотенцем вокруг бедер. Внутри небольшого гостиничного номера Джууширо тут же заваливается на кровать, и наказанием мне за баловство служит то, что он, выудив бритву из моего рюкзака, отправляет меня назад бриться. Когда я возвращаюсь, мужчина уже спит, обняв руками подушку, и я надолго замираю, сидя на табурете, подперев голову рукой и глядя на его соблазнительное тело, распростертое на левой половине кровати. Я задуваю светильник, комната погружается в вязкую темноту, едва разрываемую огнем фонарей снаружи. Я думаю о том, как же удивительны повороты судьбы – ведь еще совсем недавно я и представить не мог, что когда-нибудь буду так хотеть другого мужчину – и не просто телом, но душой, о существовании которой я уже успел позабыть. Усталость наваливается на меня, наливая веки свинцом, но почему-то я не могу встать – для этого нужно оторвать взгляд от Джууширо, а я не хочу сбивать это странно-волшебное мгновение, в котором я застыл. Не знаю, сколько проходит времени, но потом Джууширо хмурится, и через минуту его все еще влажная макушка поднимается с мягкой подушки, открывая моему взору красивое лицо с заспанными, блестящими в темноте, растерянными, карими омутами. - Шунсуи, ты здесь? – взволнованно шепчет он, потирая глаза. - Да, - тут же откликаюсь я, уловив тревожные нотки, и Джууширо как-то облегченно вздыхает, откидываясь обратно на простыни. - Господи, мне приснилось, что все это сон, что я по-прежнему в лаборатории, и я просто брежу, пока в мой мозг что-то вживляют… - признается он, натягивая на себя одеяло, - А ты почему там засел? Не спится? - Задумался, - улыбаюсь я, поднимаясь с табурета, и подхожу к кровати. Негоже оставлять такого симпатягу одного на растерзание кошмаров. Я забираюсь за спину мужчины, ныряю к нему под одеяло и устраиваюсь удобней, обняв его одной рукой. Джууширо находит мою ладонь и сплетает со мной пальцы – я совершенно не против, тем более, если так мужчине будет спокойней спать. Я утыкаюсь носом в белые прядки и закрываю глаза. - Куда мы теперь? – тихо спрашивает Джууширо, вырывая меня из дремоты, и некоторое время я молчу, не понимая, почему этот вопрос не может подождать до утра, но потом внезапно соображаю, что мужчина, должно быть, волнуется, не покину ли я его к чертовой матери, ведь, на самом деле, мы с ним ни разу не разговаривали открыто о грядущем будущем. Я ласково прикасаюсь губами к его плечу, вкладывая в этот незамысловатый поцелуй все те эмоции, на которые способен. Я не брошу его, и не хочу, чтобы он меня бросал. Боюсь, от такого шрама я никогда не смогу оправиться. - А куда бы ты хотел? – интересуюсь я, продолжая усеивать ленивыми поцелуями бледную кожу. Джууширо оборачивается ко мне, и я вытягиваю шею, накрывая его рот своим. Я улыбаюсь, когда он кусает меня за нижнюю губу, и прижимаю его к себе ближе. - Не знаю… пока шла охота на змея, я не рисковал особо далеко заплывать, да и мне нужно было освоиться на поверхности – все-таки столько лет я провел под водой… Я… хотел найти свой поселок, может кто-то из моей семьи еще жив. А потом… потом я хотел бы перебраться южнее, может, на восток – куда угодно, лишь бы подальше от разрушенной лаборатории и охотников, - говорит мужчина, и я понимающе киваю. Морскому змею лучше не светиться, и Джууширо вряд ли сможет когда-нибудь оставить змея одного на долгий срок. Так или иначе, но мне придется считаться с этим фактом, а это означает, что, если я собираюсь остаться вместе с мужчиной, нам нужно будет найти такое место, где змей был бы в безопасности. С секунду я прикидываю, как Яма-джи отреагирует, если я притащу морского дракона вместе с собой в Сейрейтей. Вокруг столицы много пустующих горных пещер и затопленных гротов, и при согласии старика змей вполне мог бы устроиться в одной из них. Джууширо навещал бы свою бестию, а я с удовольствием составлял ему компанию – потому что, наверняка, зрелище плещущихся в воде дракона и его фамильяра окажется весьма забавным. Вопрос лишь в том, не захочет ли Яма-джи использовать змея и Джууширо в своих целях – старик, конечно, и мне и остальному Готею-13 обязан многим, и хотя я сам никогда у него ничего особого не просил, он тот еще хитрец. - Тогда давай сначала попробуем найти твоего отца, сестренок и братишку, если они живы. Кстати, они вымахали уже наверно за пятнадцать лет-то. А потом, возможно, попытаем удачи в Сейрейтее? Поплывем на моей яхте, чтобы твоего белого, огромного красавца никто не узрел, – предлагаю я, и Джууширо поворачивается ко мне лицом, задумчиво опуская ладонь на мою щеку. Его пальцы скользят по моей скуле, по подбородку и, дрогнув, замирают на моих губах. - Ты просишь меня отправиться вместе с тобой в столицу? – мужчина смотрит на меня с подозрением, но я успокаивающе глажу его рукой по напряженной спине, и потихоньку он расслабляется. Сейчас я предельно искренен, и я надеюсь, что он чувствует это. - Я ничего не обещаю, Джууширо, но я знаю Ямамото Генрюсая лично, и, если получится с ним договориться, где еще в этом мире можно найти место лучше, чтобы спрятать твоего чешуйчатого друга, как не под защитой военного монарха и столичной армии? Я не стану тебя заставлять, просто подумай, пожалуйста. Лично мне кажется, что такой вариант все же лучше, чем всю жизнь скрываться от охотников и прочих неразумных смельчаков, - поясняю я и укрываю его плечо краем одеяла. Джууширо долго молчит, потом устало тыкается макушкой под мой подбородок, обнимая меня за спину, и едва разборчиво бормочет: - Ты прав, я подумаю. Доброй ночи, Шунсуи. Ночь растягивается на целую половину дня, и то, когда я просыпаюсь, Джууширо все еще сопит носом, лежа поверх моей груди. Не знаю, как он умудрился за ночь заползти поверх меня, но он не открывает глаза, даже когда я осторожно укладываю его обратно на постель. В животе урчит, и я натягиваю взятую с яхты белую майку, легкие, черные джинсы и выхожу наружу в поисках еды. Хозяин ближайшей лавки, дико улыбаясь, заворачивает мне в пакет коробочки с мясом и салатами, пока я отсчитываю серебряные монетки, капая слюной на чистую стойку. Меня гложет адское желание съесть это все в одиночку, но я героически терплю всю дорогу обратно до комнатки, чтобы накормить бедного Джууширо. Я расставляю еду на столе и, игнорируя ароматные запахи, присаживаюсь на краешке кровати, принимаясь водить пальцем по щеке и носу мужчины. Джууширо недовольно вздыхает, переворачиваясь на другой бок. Я откидываю с его нагого тела одеяло, неторопливо подминаю мужчину под себя, раздвигая его бедра, и наклоняюсь к его привлекательной шее. Целую его за ухом, прикусывая мочку, и провожу языком по его подбородку, пока мои руки поглаживают его плечи и талию. Я спускаюсь ниже, когда Джууширо едва приоткрывает глаза, и сжимаю ладонями его ягодицы, когда чувствую, что мужчина обнимает меня тяжелыми со сна, еще не слушающимися его, руками. Я уделяю порядочную порцию внимания его набухшим соскам – покусываю и лижу восхитительные комочки нервов, и Джууширо выгибается, ловя приоткрытыми губами воздух. Поцелуями-бабочками я двигаюсь дальше, на его слегка похудевший живот – все-таки не прошла для мужчины даром эта эпопея с каннибалами - и Джууширо цепляется руками за мои плечи, уразумев, куда я направляюсь. Он почти держит меня, не дает мне исполнить задуманное, но я осторожно беру его ладони в свои и долго целую изящные пальцы. На лице мужчины такое отчаянное выражение, что я не могу не улыбнуться, но потом все же настойчиво толкаю его обратно на простыни. - Позволь мне сделать это, - уговариваю его я, медленно скользя рукой на внутреннюю сторону его бедра, - Не обещаю, что у меня хорошо получится, но я хочу попробовать. - Господи, Шунсуи, - выдыхает Джууширо, пряча лицо под схваченной подушкой, - Только не смотри на меня, иначе я помру со стыда. Я смеюсь, но, вопреки свои словам, когда я добираюсь до упругого члена мужчины и сжимаю его у основания ладонью, опуская голову ниже, Джууширо садится на постели, зарываясь пальцами в мои распущенные волосы. Он тяжело дышит и почти всхлипывает, когда мои губы обхватывают головку его члена, и эти чудесные звуки пробуждают во мне неудержимое желание распробовать его на вкус еще тщательней. Он горячий и мягкий, и я прослеживаю языком уздечку и разрез на головке, не в силах оторваться прочь даже чтобы глотнуть воздуха. Джууширо все повторяет и повторяет мое имя, словно в этих нескольких буквах собрано все волшебство на свете, и я пытаюсь вобрать его глубже в свой рот, плотно смыкая губы и помогая себе рукой. Как я ни стараюсь, у меня не получается протолкнуть его член глубже – возможно, просто с непривычки, а, быть может, у меня просто нет к этому таланта, но, похоже, моих действий оказывается достаточно, чтобы довести мужчину до полного изнеможения. Джууширо хватает меня за плечо, заставляя меня отстраниться, и я поднимаю на него вопросительный взгляд, и сердце вдруг начинает щемить и лихорадочно биться о ребра. Когда он просит меня трахнуть его - прямо сейчас, пока он еще не кончил – его губы почти дрожат. Я не могу ему отказать, даже несмотря на то, что на столе нас дожидается еда, а я вроде как не планировал проводить остаток дня в кровати. Я стягиваю майку и джинсы и роюсь в рюкзаке в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить смазкой. Мужчина тянет меня назад, прижимаясь к моей спине и умоляюще водя по моей груди теплыми руками, но в этот раз я непреклонен. Не хочу, чтобы ему было больно. И когда моя ладонь нащупывает на дне рюкзака целебную мазь, я радостно насвистываю себе под нос глупую песенку, откупоривая крышку. Я не трачу много времени на его подготовку – ведь Джууширо уже далеко не девственник. Два пальца оказывается вполне достаточно, и я смазываю себя, раздвигая ноги мужчины шире. Я вхожу почти сразу, но все равно надолго замираю, нависая над Джууширо на локтях, и выцеловывая неведомые узоры на его поднимающейся и опускающейся в такт сбивчивому дыханию груди. Карие глаза, почти скрытые веками, неотрывно следят за моим лицом, и я весело подмигиваю мужчине, придвигая его бедра ближе и закидывая его ноги на свои плечи. Даже при таком незначительном движении я задеваю внутри него ту точку, что заставляет его выгибаться на простынях и подаваться мне навстречу, и Джууширо впивается пальцами в белую ткань. Как бы мне ни хотелось оттрахать мужчину так, чтобы он потом ходить не мог, я сдерживаюсь, чтобы растянуть удовольствие для нас обоих и чтобы Джууширо ощутил, что же такое настоящий секс с заботливым партнером. Не то чтобы я прям умею быть таким уж заботливым, но сейчас мне хочется стараться, честно. Я толкаюсь в него медленно и лениво, властно придерживая его за бедра, и каждый раз замираю, вслушиваясь во вздохи и полу-стоны мужчины и чувствуя, как дрожит подо мной его тело. Нет, все-таки, ни с кем мне еще не было так хорошо. - Шунсуи, ахх… - выдыхает Джууширо и, ухватившись за мое плечо, умудряется сесть ко мне на колени, - Ты меня совсем замучил, пожалуйста… Он обнимает меня за шею, устало кладет голову на мое плечо, и я опускаю руки на его ягодицы, приподнимая его вверх. Что ж, раз он хочет быстрее, значит, убыстрим темп. Я совершенно не против. С каждым разом я толкаюсь в мужчину все быстрее и сильнее, его собственный член, зажатый между нашими телами, трется о мой живот, и Джууширо, похоже, едва может соображать, отчаянно цепляясь за мои плечи. Блять, какой же он горячий и тесный внутри, я скоро не выдержу, ч-черт. Джууширо кончает, изливаясь на мой живот, мышцы его тела сводит сладкими судорогами, и толкаться в него становится практически невозможно. Я падаю вслед за ним в этот дикий, первозданный омут наслаждения, сжимая его бедра так, что потом на них наверняка останутся синяки. Мы замираем, сидя на постели, пока мой член пульсирует глубоко внутри него, а Джууширо пытается прийти в себя, сгорбившись, постанывая от малейшего движения и лежа на моем плече. Сквозь пляшущие перед глазами белые пятна, я смотрю на его дрожащие ладони и ласково глажу его по спине. Потом мы падаем обратно на кровать и долго валяемся, ловя губами воздух. Джууширо прижимается щекой к моей груди и снова засыпает, пока я убираю со своего лба и шеи налипшие от пота прядки волос. Черт подери, вот так бы каждый день. Я шумно вздыхаю и прикрываю глаза. Мне все еще хочется есть, но, думаю, ничего страшного, если я полчасика подремлю. Просто не могу сопротивляться этой приятной истоме, наливающей тело свинцом. Меня будит странный чавкающий звук, веки ползут вверх, и я поворачиваю голову в сторону стола. Джууширо сидит на табурете, накинув на себя мою белую майку – одна лямка красиво сползает вниз по плечу – и нагло набивает рот, ловко орудуя ложкой. Я ложусь на бок, подпирая щеку локтем, и мои губы невольно растягиваются в улыбке. Лучи закатного солнца, залетающие в приоткрытое окошко, золотят растрепанную шевелюру мужчины, а его лицо покрывается забавным красным цветом, когда он замечает, что я, считай, поймал его с поличным. Из его рта едва не падает кусочек огурца, и Джууширо торопиться всосать его обратно и проглотить. Я поднимаюсь с кровати, в чем мать родила, придвигаю второй табурет и сажусь за спиной мужчины, одной рукой прижимая его к себе, а второй отнимая у него ложку. - Шунсуи, - мычит он с набитым ртом, еще не успев прожевать следующую порцию, - Ну, дай я хоть доем. - Не жадничай, нахлебник, - смеюсь я, но в следующий момент ловлю себя на том, что, вместо того, чтобы начать кушать, принимаюсь сам кормить мужчину. Подношу ложку к его рту, и Джууширо покорно размыкает губы. Надо же. Никогда еще не кормил никого с ложечки и не думал, что это окажется таким занимательным занятием. В глазах Джууширо пляшут смешинки, и он опускает ладони на мои бедра, ласково скользя пальцами от колена, вверх и обратно. - Я не нахлебник, - отзывается Джууширо, с возмущением глядя на то, как я наконец-то подношу ложку с огромным куском мяса к своему рту, минуя его приоткрытые губы, - Я тебе потом таких деликатесов со дна моря достану, что ты станешь рабом своего желудка. Да, пожалуй, это правда. Вдвоем со своим морским драконом они могут не только редких рыб выловить на продажу и для пищи, но и кучу старинных вещей, похороненных под завалами разрушенных городов и мегаполисов. Мужчина никогда не будет нуждаться в деньгах. Я согласно киваю, но все равно проношу ложку мимо его рта во второй раз – меня дико веселит то, как Джууширо хмурит брови и легонько бьет меня кулаком по бедру. - Ладно, на, держи, - улыбаясь, я возвращаю мужчине заветный столовый прибор и зарываюсь носом в его белоснежные прядки, - Ешь, красава. Я молчу, вдыхая в себя особый аромат, исходящий от Джууширо, и время от времени наклоняюсь, чтобы поцеловать его в плечо или шею. Я думал, мне будет непривычна такая близость, но и тело, и разум, похоже, в этот раз сговорились и лишили меня последних остатков выдержки. Мне хорошо и уютно, как еще никогда не было, и я покоряюсь этому чудному мгновению, в котором я не один. Я не сразу замечаю, что Джууширо замирает, откладывая ложку в сторону, но вижу, как его пальцы, лежащие на столе, вдруг вздрагивают, и мужчина сжимает руку в кулак. - Я подумал, Шунсуи, - тихо шепчет он, пряча лицо за длинными прядками волос, - Когда я выясню, что с моей семьей, я отправлюсь с тобой. В Сейрейтей. Но если там ничего не выйдет, я… - Тогда мы исчезнем. Вместе. Кстати, я никогда еще не плавал в юго-западном направлении, - жизнерадостно подхватываю я, обнимая мужчину крепче, - Ходят слухи, там есть острова, только до них сложно добраться из-за бушующих повсюду штормов… Я накрываю его яростно сжатый кулак своей рукой, поглаживая напряженные, остро выпирающие костяшки, и Джууширо позволяет сплести с ним пальцы. Он долго молчит, а потом внезапно почти падает грудью на стол, накрывая затылок локтем, и его плечи дрожат. Если бы мы говорили на какую-нибудь веселую тему, я бы подумал, что он смеется, но… нет. Я глажу его по напряженной спине, пока Джууширо не успокаивается. Вот дуреныш. Неужели он до сих пор не сообразил, что я его ни за что не оставлю? Конечно, покинуть Готей-13 – это не самый мудрый шаг, который может совершить человек в нынешнем мире, но променять это тепло и спокойствие на горстку серебряников и полчище опасных для жизни миссий? Нет – никогда. В любом случае, я уверен, что Джууширо понравится Яма-джи. Старик всегда был суров и строг, но обаяние и доброта мужчины проймет даже его – в этом у меня нет сомнений. - Шунсуи… - хрипло говорит Джууширо, едва приподняв лицо от стола и потирая глаза и нос, - …спасибо. Хватка его пальцев, лежащих под моей ладонью, усиливается. Джууширо пожимает мою руку в благодарности, которой я, наверно, совершенно не заслуживаю. Ведь это он будет выгибаться и стонать подо мной по ночам, пока мою яхту будет качать на волнах на пути в Сейрейтей. Я усмехаюсь, представляя, что замучаю его до такой степени, что мужчина ускользнет от меня в море и будет нагло плыть рядом, разлегшись на морде своего великолепного змея - такой близкий, но в тоже время недосягаемый. Дьявол, наверно, это будет весело. Джууширо снова тянется к ложке, но в этот раз отдает ее мне, а потом ласково прикасается губами к моему подбородку. - Поешь, Шунсуи, а то что-то я и, правда, обнаглел, - слегка смущенно улыбается он, и его пальцы возвращаются к нежному поглаживанию моего бедра, на котором красуется старый шрам. Я отвечаю мужчине тем, что прикусываю верхний край его привлекательного ушка, и Джууширо от неожиданности ойкает и умудряется заехать локтем мне в живот. Да, хохочу я, это непременно будет весело. А еще – безумно тепло.