Империю с нуля (и на костях)

Хотя бы руки у Вани больше не трясутся. Пальцы все черные. Он сидит и размазывает по лицу черный грим, а потом рисует на лице то, что смотрит на него из зеркала. Обводит красками это страшилище, чтобы и другие видели. Чтобы сам он не чувствовал себя сумасшедшим. Прячет под нарисованным оскалом настоящий. Это он сам придумал так сделать. Мирону идея понравилась, ему вообще все стало нравиться с какого-то момента. И когда он на Ваню теперь смотрит, глаза у него горят. Это немного обидно, сказать по правде, но еще и льстит. Ваня чувствует себя кем-то более значительным, кем-то важным. Это даже могло бы вскружить голову, если бы он не понимал, к кому на самом деле обращен такой взгляд. Ваня понимает, что он — оболочка. Он просто вовремя оказался в нужном месте. Это пиздец как трагично, но ему не дают как следует загнаться. Всегда кто-то рядом, кто-то его тормошит, Мирон ли, Порчи или другие ребята. Чес по городам, некогда вздохнуть, концерт — тусовка — концерт. Бэкстейдж, сцена, гостиница, тесный фургон. Популярность набирает обороты, спираль раскручивается и растет вширь: Илья шутит, что проект Оксимирон скоро выйдет на орбиту. Мирон обнимает свою маленькую команду, Мирон улыбается, Мирон очень внимательно следит за Ваней. Ваня — его счастливый талисман. Ваня вытирает руки и надевает костюм Охры. Теперь снаружи у него почти то же, что внутри. Мирон смотрит на него исподлобья и ухмыляется. Он о чем-то говорит с девчонками из орг-тусовки на диване. Ваня не вслушивается, у него свои голоса в голове. Они не требуют совершать массовые убийства, но они хотят есть. Я ебаный тамагочи, расстроенно думает Ваня и кивает на прикрытый расшатанной дверью закуток, в котором находится туалет. Мирон понимает сразу, он теперь ловит такие вещи на лету. Он придет, как только выпроводит девиц, чтобы это не казалось подозрительным. А Порчи подстрахует, если что. Ваня садится на крышку унитаза и зажигает сигарету. Черный грим пачкает фильтр. Как будто губы принадлежат какой-то готичной даме, которая чудом забрела в толчок их гримерки. Ване часто кажется, что он — другие люди, он сам уже не понимает, кто он и кем был раньше, до того, как Мирон с ним сотворил всю эту херню. Не помнит свое лицо. Но ведь ему и не нужно лицо, чтобы справиться со своей ролью. Наоборот, оно могло бы помешать. Мирон никогда не дает роли, с которыми ты не можешь справиться. На ладони у Вани «сценарий». Мирон заходит и прикрывает за собой скрипучую дверь. Становится тесно. — С предыдущего раза еще меньше времени прошло, да? — хрипло спрашивает Ваня, глядя в сторону. — Все нормально, — голос у Мирона спокойный, как будто он все контролирует. Как будто ему не страшно нихера. Когда он говорит так, ему веришь. Просто невозможно не поверить. Он снимает футболку и становится перед Ваней на колени. Деловито сдирает пластырь с левого плеча. Тварь внутри Вани содрогается от предвкушения. Ване хочется закрыть глаза и оказаться где-нибудь не здесь. Мирон вкладывает бритву ему в руку. Руки у Вани, по крайней мере, не дрожат. Когда он приникает губами и языком к порезу, Мирон с шумом втягивает воздух и шепчет: «блядь». Он кладет руки Ване на бедра, цепляется за подол черного балахона Охры. Ваня знает, что у Мирона встает от этого. Единственный, кому здесь хуево — это сам Ваня. Его тошнит от вкуса крови во рту, в горле начинает першить, но он продолжает глотать. Тварь внутри утробно урчит от удовольствия. Жри, думает Ваня, обнимая Мирона. Жри, насыщайся и затихай. Он хотел бы, чтобы все было вот так же, но без ебучей вампирятины. Без вездесущего третьего, дрожь которого он чувствует в своем теле. Который царапается изнутри и просит Мирона сожрать. Все еще не страшно? Началось с одной капли. Мирон проколол палец и вложил его Ване в рот. Ваня был бухой и накуренный, он совершенно не хотел вникать в суть какого-то там ритуала. Мирон притащил эзотерическую хрень и сказал: будет весело. Было весело. Пока изнутри не постучалась эта тварь. Пока Ваня не увидел ее в зеркале вместо себя. Порчи долбится в дверь: начало концерта через десять минут. Мирон берет Ваню за шею, шепчет успокаивающую херню и целует: его не отвращает кровь, ведь он такой же ебанутый, как та голодная тварь. Они тесно связаны друг с другом, а Ваня расплющен между ними и не имеет своей воли. Ване до дрожи хочется, чтобы Мирон так же целовал его самого. Он вытирает рот рукавом. Отстраненно думает: нужно поправить грим. *** Человечек смотрит в бездну, и ему не страшно. Его желание важнее. Он понимает, чего хочет. Он поступает согласно своей воле. Он знает, куда ведет его путь. — Я понимаю, что это не бесплатно, — говорит человечек.— Цена вопроса — моя бессмертная душа. Бездна смеется ему в лицо и отвечает: Душа. Но не твоя.