Узы

In all affairs it's a healthy thing now and then to hang a question mark on the things you have long taken for granted. Во всех делах очень полезно периодически ставить знак вопроса к тому, что Вы с давних пор считали не требующим доказательств. (с) Бертран Рассел

Шум дождя приближался. Застучали первые капли, отбивая нескладную барабанную дробь по надежной крыше Угендоу. Сквозь приоткрытое окошко подул прохладный ветер. Шунсуи распахнул глаза и резко сел на футоне - нет, он почти не запомнил, что ему снилось, но сердце все еще лихорадочно прыгало в грудной клетке, а по спине бежал холодный пот. Впрочем, кровавые отблески видений быстро меркли в умиротворяющем шелесте нагрянувшего с утра пораньше весеннего ливня. Рядом заворочался Укитаке. Тихо вздохнул во сне, и Шунсуи поспешил натянуть сползшее одеяло на его плечо. В последнее время Джууширо чувствовал себя не очень хорошо - зима в этом году была длинная и морозная, и в очередной раз обрекла мужчину вытерпеть несколько затяжных приступов лихорадки. Поэтому, хотя снаружи уютного поместья уже вовсю расцветала природа, Шунсуи продолжал неустанно следить за тем, чтобы его любовник не мерз. Седые волосы красиво разметались по подушке - Шунсуи медленно проследил взглядом каждую длинную прядку. Бледные пальцы вдруг дрогнули и скользнули вбок - там, где Шунсуи лежал еще минуту назад. Вероятно, в поисках тепла. Джууширо во сне нахмурился, переместился ближе к его бедру, и снова затих. Шунсуи отвернулся. Внутри было странно пусто. Ни желания разбудить Джууширо, залепив ему рот поцелуем, как он любил делать вот уже на протяжении стольких лет. Ни желания прижаться к озябшему, исхудалому телу, чтобы подарить столь нужное мужчине тепло. Ни желания прошептать ему на ухо что-нибудь возмутительное, чтобы бесконечно наблюдать, как краска стыда покрывает почти белые щеки. Ничего. Он медленно поднялся, стараясь не разбудить Джууширо. Поднял свою униформу с татами, прислушиваясь к все еще усиливающемуся шуму ливня. Высоко в небе громыхнуло, заставив его поморщиться. Как не вовремя пожаловала первая в этом году гроза. Хаори легко скользнул на плечи, так что оставалось лишь забрать излюбленное кимоно, лежащее поверх одеяла. Шунсуи часто накидывал его в роли дополнительного покрывала, чтобы у Джууширо не мерзли ноги. Он повернулся. Снаружи ослепительно сверкнуло. Укитаке уже не спал. В бледном свете дождливого утра на его лицо падали тяжелые тени. Под глазами отчетливо выделялись синяки. Мужчина смотрел на него неотрывно, не шевелясь, и Шунсуи поежился под его тяжелым взглядом. Собравшись с духом, молча поднял яркое кимоно и завертелся, пытаясь вспомнить, куда вчера положил свою соломенную шляпу. - Ты для того посреди ночи пришел, чтобы уйти, так и не сказав мне ни слова? - тихо спросил Джууширо, по-прежнему лежа, не двигаясь, на футоне. Шунсуи вздрогнул. Если уж быть честным с самим собой, он сам не знал, зачем пришел. С Джууширо они были любовниками уже не первую сотню лет, но Шунсуи еще никогда до этого дня не чувствовал такого всепоглощающего равнодушия по отношению к мужчине. Он не мог сказать точно, когда же начались отголоски этого непонятного ему состояния. Просто годы шли, они с Джууширо встречались, поддерживая друг друга, как могли, но Шунсуи, как ни старался, все не мог подобрать конкретного слова для их... встреч. В конце концов, они ни разу не признавались друг другу в любви. Несмотря на это, Шунсуи всегда был верен мужчине, и Джууширо отвечал ему тем же. Иногда даже Шунсуи казалось, что слова им и вовсе не нужны, но, похоже, со временем что-то в нем самом неуловимо изменилось. То ли он погряз в серых буднях и жесткой рутине, то ли сказывалась усталость, но даже секс - каким бы замечательным он ни был - больше не приносил тех невероятных ощущений, которые когда-то связали их обоих в один прочный узел на долгие годы вперед. Шунсуи накинул кимоно на плечи, присел на колени рядом с Джууширо и едва уловимо прикоснулся губами к виску мужчины. К черту эту дурацкую шляпу. Он хотел выйти прочь из маленького, душного домика - покинуть Угендоу - встать под яростные струи дождя и застыть, пока одежда не промокнет насквозь - пока он не почувствует обжигающий холод бушующей грозы. Пока он не почувствует хоть что-нибудь. В последний момент Джууширо поднялся и поймал его ладонь в свои руки. Длинные полы простой, небесного цвета юкаты едва слышно зашуршали по татами. Казалось, что мужчина вот-вот рухнет назад. Но Шунсуи не смотрел на него, сосредоточившись на том, как дико бился пульс в отчетливо выделявшейся венке на тонком запястье. Как напряглись мышцы и связки на обманчиво хрупких косточках его оголенных ступней. - Шунсуи… Все в порядке? - отчаянно шепнул Джууширо на выдохе, и в его глазах промелькнула непередаваемая горечь - так, что Шунсуи едва сдержал порыв отшатнуться. Выбежать прочь. Вместо этого втянул воздух губами, выпутал пальцы из слабой хватки и медленно пожал плечами. - Не знаю. Слова слились с грохотом грозы. Джууширо резко дернулся, отвернулся. Впился ногтями в плечо поверх тонкой ткани юкаты. Помолчал. Шунсуи подумал, что, быть может, ему тоже хочется сейчас под леденящий дождь. Но нельзя. Из-за болезни. Сожаление сдавило грудь, но Шунсуи так и не решился сдвинуться с места. Он хотел уйти. - Останься, - голос Джууширо дрожал. Мужчина не мог скрыть этой дрожи, как бы сильно ни страдала его гордость, и не мог он скрыть ту же самую дрожь, которая сковала его тело. Шунсуи долго смотрел на сгорбленные плечи. Он помнил каждый изгиб худого тела мужчины, касался каждой клеточки его соблазнительной, бледной кожи, он столько раз зарывался руками в эти волшебные, мягкие прядки волос. Но сейчас больше всего на свете он хотел уйти. Тошнота подступила к горлу. - Извини. Молнии расчертили небо корявой сеткой, когда Шунсуи отодвинул седзи и вышел на энгава. Он не обернулся. Шагнул на разбухшую от влаги землю, сливаясь с дождем. Укитаке больше не звал его назад. *** Казалось, ничего не изменилось. Все также неторопливо текли дни, накапливалась работа, в результате чего голос Нанао-чан часто срывался на хрипы, все также быстро дохли под выпадами его занпакто пустые, а Укитаке каждый раз наигранно улыбался ему на капитанских собраниях. И хотя они по-прежнему общались и живо обсуждали новости отрядов, с тех пор, как Шунсуи сбежал в грозу, он ни разу не пришел к Джууширо, а Джууширо ни разу не просил его прийти - хотя хотел, и Шунсуи часто видел это в его глубоких карих глазах, которые он теперь старался прятать. Шунсуи пил, думая о том, не мерзнет ли мужчина по ночам. Но внутри было также пусто, и он заливал эту пустоту приличными объемами дорогого саке. Лето подходило к концу, когда Шунсуи впервые увидел их вместе. Не то чтобы он раньше не видел их вдвоем. Капитан тринадцатого отряда, лейтенант тринадцатого отряда - они часто засиживались допоздна, составляя отчеты, тренируя новобранцев, разбираясь с неотложными делами, словно не ведающие усталости машины или роботы, которыми иногда бредил Куротсучи. Шунсуи еще помнил, как ему приходилось подолгу околачиваться вокруг офиса Джууширо в ожидании того, как Кайен уйдет, и Шунсуи сможет получить своего трудолюбивого любовника лишь в свое расположение. Но сейчас эти двое стояли к нему спиной - и так близко, как никогда прежде. Часть седых прядок, которые раньше Шунсуи так любил перебирать в своих руках, совершенно невинно покоилась на черной ткани косоде на плече молодого человека. Они о чем-то шептались, Шиба Кайен отчаянно смущался, хотя и выглядел решительным, а Джууширо, пожалуй, впервые за все лето, ослепительно улыбался в такт тому, как жаркие солнечные лучи ласкали его гладкую кожу. Тихий смех трогал до самой глубины души, в глазах плясали теплые искорки, и Шунсуи поежился, когда вдруг понял, что теперь это все - уже не для него. Словно прочитав его мысли, Джууширо вдруг обернулся, и улыбка медленно сползла с его губ. Казалось, дневной свет померк, спрятавшись за кронами деревьев. Джууширо коротко кивнул ему, а потом его ладонь легла на плечо Шибы, и Шунсуи застыл, глядя на то, как мужчина совершенно спокойно уводит молодого человека прочь. Кайен так ничего и не заметил, увлеченный своим рассказом, но Шунсуи еще долго смотрел на то место, где они только что стояли - капитан и его лейтенант. Юный, упорный, задорный и веселый - такой, каким Шунсуи был, наверно, когда-то давно. Целую вечность назад. Таким, каким Джууширо его полюбил. В горле пересохло. Что-то уродливое и темное зашевелилось в груди, и Шунсуи собирался запить непонятно откуда взявшуюся досаду хорошей порцией саке. Но уже позже он понял, что напрасно. Опьянение не приходило, а перед глазами стояла картинка того, как тонкие пальцы ложатся на крепкое плечо другого мужчины. Шунсуи не понимал, почему его так беспокоила эта сцена, но противиться настырному желанию докопаться до правды он не стал. И тогда началась слежка. *** Все оказалось намного серьезней, чем он думал поначалу. А, быть может, все развивалось с той же стремительной скоростью, с которой Шунсуи теперь наловчился скрывать свою рейяцу, прятаться в кусты и кроны деревьев и даже под водной гладью пруда Угендоу. Со все нарастающим раздражением он пришел к выводу, что если бы их тренировки в Академии постоянно проходили так, как он теперь проводил свои дни, то не только бы им с Джууширо повезло пробиться в ряды капитанов. Нужно было быть крайне осторожным, чтобы ничем себя не выдать, потому что он понимал, что Джууширо, несмотря на свою улыбчивость и обманчивую расслабленность, всегда на чеку. Кто-нибудь другой уже давно бы спалился - но только не Шунсуи, знавший мужчину, как свои пять пальцев. Встречи учащались, несмотря на то, что работу еще никто не отменял. Но в положенные часы Кайен не покидал офис, всегда задерживался, и они с Джууширо пили чай - даже на расстоянии Шунсуи мог почувствовать волнующий цитрусовый аромат. В эти моменты он сжимал кулаки, вспоминая, как сам иногда поутру приносил вымотавшемуся из-за болезни Укитаке горячий чай или целебные отвары Уноханы. Как садился за спину мужчины и помогал тому держать кружку, и как между долгими глотками Джууширо откидывал свою голову ему на плечо, а Шунсуи осаждал его губы. Самое досадное заключалось в том, что Шунсуи - как бы близко ему ни удавалось подобраться - никак не мог расслышать разговоры мужчин. Он часто слышал смех, сквозь открытое окошко или незапертую дверь мог видеть, как они сидят друг напротив друга, но и Джууширо и Кайен всегда говорили тихо, почти шепотом, будто боялись, что кто-то может их услышать. На лице Джууширо всегда царила улыбка. Кайен же чаще задумчиво свешивал голову, а то и вовсе смущался, а румянец то и дело заливал щеки. Шунсуи никак не мог понять, о чем можно было столько времени беседовать без умолку. Тем не менее, встречи продолжались, и Шиба, не стесняясь, мог нагрянуть к Джууширо уже средь бела дня. Даже когда в середине осени Укитаке снова приболел, Кайен продолжал навещать его по вечерам. Несмотря на то, что с Джууширо они теперь общались только на людях, когда мужчина слег с лихорадкой, Шунсуи не смог остаться в стороне. Тем более что это был лишний предлог улизнуть из-под зоркого ока Нанао-чан. Осенью Угендоу преображалось - на ровной поверхности воды плавали разноцветные листья, привлекая взгляд, а сам - знакомый ему до боли - домик стоял в окружении пламени увядающей листвы обширного сада. Над поместьем нависало угрюмое серое небо, в любой момент готовое пролиться на землю дождем. Шунсуи без предупреждения отодвинул седзи и застыл в проеме, уставившись на открывшуюся ему картину. Джууширо, облаченный в юкату, сидел на коленях на футоне. В его карих глазах плясали чертята, а напротив него Кайен - в точно такой же позе - держал его за руки и с мученическим лицом пытался что-то говорить. Впрочем, он замолк, как только на пороге появился Шунсуи. Прочистил горло, поднялся на ноги, уважительно попрощался с ними обоими, и был таков. Шунсуи специально выставил плечо, чтобы задеть молодого человека, но Шиба ловко увернулся. Седзи за его спиной зашуршали, и улыбка Джууширо угасла в такт его удаляющихся шагов. Шунсуи потонул в нагрянувшей тишине, пока его неосмысленный взгляд блуждал по осунувшейся фигуре Укитаке. Но на чересчур бледном лице так и не отразилось ни одной эмоции. - Что, не пригласишь меня даже присесть? - усмехнулся Шунсуи, и Джууширо вдруг передернул плечами и отвернулся, пряча подозрительно заблестевшие глаза. - Раньше тебя это никогда не волновало, - резко ответил он. В этот раз его голос не дрожал, но сердце Шунсуи вдруг съежилось и кольнуло - тонкие пальцы слишком сильно впивались в ткань юкаты. Вряд ли это можно было скрыть. - И то верно, - Шунсуи нагло опустился на татами, принял ту же позу, в которой сидел Кайен несколько минут назад, и неожиданно даже для себя выплюнул, - Но ты довольно быстро нашел замену, так ведь? Он сам не понял, откуда взялась эта фраза. Джууширо вскинул голову, и они оба ошарашено уставились друг на друга, а потом щеку Шунсуи опалила дикая боль. Он не сопротивлялся, когда Джууширо вскочил с футона, схватил его за грудки и из последних сил почти швырнул его в сторону выхода. Шунсуи смог сохранить равновесие и удержаться на ногах, иначе бы точно пришлось звать кого-то ставить новые седзи. Джууширо задохнулся, кашель скрутил его в считанные мгновения, и он осел рядом с футоном, зажимая рот рукой. По тонким пальцам ручейками стекала алая кровь. Растерявшись, Шунсуи даже не сразу понял, что по щекам мужчины текут самые настоящие слезы. Он, было, дернулся вперед, но Джууширо его опередил. - Пошел вон, - почти всхлипнул он, дрожащие пальцы сжались в кулак и со всей силы рубанули по татами. Шунсуи отступил. Выскочил наружу, продолжая пятиться по невысокому мостику, пока, наконец, не добрался до земли. С неба падала липкая морось, неторопливо вырывая его из вязкого оцепенения. Шунсуи потоптался, но так и не решился вернуться назад. Хотя сильнее всего его терзало сейчас желание сжать хрупкие плечи в своих сильных руках. *** Пить больше не было сил. Наблюдать за тем, как день за днем его Джууширо уводит у него из-под носа какой-то хилый сопляк, он тоже больше не мог. Пусто больше не было. Было дико больно и страшно, что придется терпеть это одиночество до скончания веков. Он сам не понимал, что на него нашло тогда - больше, чем полгода назад. Зачем он ушел, отказавшись от их теплых ночей ради выедающей душу пустоты. Зачем он обидел того, кто был предан ему больше, чем кто-либо - того, кто ценил его больше, чем он сам себя ценил. Он больше не следил ни за Джууширо, ни за Шибой Кайеном, но судьба словно насмехалась над ним, заставляя его чуть ли не каждый день наталкиваться на обоих в совершенно разных местах. После того дня Джууширо с ним больше не говорил - отворачивался, делая вид, что его не существует, и каждый раз при этом грудь Шунсуи больно сдавливало, и он, поджав хвост, неизменно исчезал первым. Если Шунсуи когда-то думал, что он охладел к восхитительно-бледной коже, что больше не захочет целовать этот чудный изгиб податливых губ, что больше никогда не появится желание услышать, как Джууширо задыхается под его беспрекословным напором, то он ошибался. Точнее, он был полный идиот. Саке обожгло горло. Снаружи завывала метель, и Шунсуи с отчаянной ясностью представил, как в другой части Сейрейтея - посреди груды накопившихся бумаг, Укитаке вдруг привлекает Кайена к себе и впивается требовательным поцелуем в уже искусанные губы. Нет, он больше не мог терпеть. Ревность безжалостно рвала душу, под вой метели крича ему отправляться в путь. Забрать свое. Забрать то, что принадлежит ему по праву. Потому что именно он был рядом, когда Джууширо больше всего нужна была помощь. Потому что он был первым, кто поверил в мужчину - тогда еще мальчишку - несмотря на его шаткое здоровье. Потому что он был тем единственным, кому Джууширо когда-то дал право прикасаться к своему чудесному телу. Потому что Шунсуи действительно любил - и пусть он не сказал этого ни разу, быть может, еще не поздно исправить совершенную ошибку. Быть может, еще не поздно, наконец-то, столько веков спустя, не побояться открыться до конца. Он буквально вылетел на улицу. Уже стемнело, вдобавок назойливый снег слепил глаза и строил ему подножки, но Шунсуи не останавливался ни на секунду. Даже в такой поздний час Джууширо всегда можно было найти в своем офисе, и Шунсуи было бесконечно плевать, окажется ли и в этот день там Шиба Кайен. Если понадобится, он сотрет ублюдка в порошок. Вина за то, что он сам ушел от Джууширо и заставил мужчину страдать, пыталась соперничать с клокочущей ревностью, но на подходе к офису тринадцатого отряда она бессовестно проиграла, как только Шунсуи завидел в окошке, из которого приветливо лился оранжевый свет, обоих мужчин. Кайен взъерошил короткие, взлохмаченные волосы, что-то сказал, и Джууширо, до этого копавшийся в бумагах, тут же радостно поднялся с колен и заключил мужчину в крепкие объятия. Шунсуи едва не зарычал от гнева и резко отодвинул седзи прочь. Увидев его полыхающее яростью лицо, Джууширо побледнел, и Шунсуи, молниеносно схватив Шибу за рукав косоде, грубо отпихнул молодого человека к ближайшей стене. Он не жалел сил. Возможно, Кайен и приложился хорошенько затылком о прочное дерево, но Шунсуи искренне считал, что ублюдок того заслужил. Он схватил тонкие запястья в свои руки и прижал Джууширо к себе - тот попытался выскользнуть, но Шунсуи держал крепко. Карие глаза вспыхнули смесью боли и возмущения, и Шунсуи жадно пил этот непривычный взгляд. Словно изголодавшийся в долгой дороге домой, бесконечно одинокий путник, перед которым замаячил вдруг знакомый оазис. - Кьораку-сан, - где-то за спиной глухо прохрипел Кайен, потирая ушибленное место, - Что вы творите? Укитаке-сан себя не очень хорошо… - Прочь, - процедил сквозь зубы Шунсуи, и Джууширо вдруг втянул губами воздух, почувствовав, как ладонь мужчины оттягивает его голову за волосы назад, открывая доступ к беззащитной шее. - Но, Кьораку-сан… - еще раз подал голос молодой человек, и Шунсуи едва сдержал рвущуюся наружу рейяцу. Еще чуть-чуть, и Шиба Кайен мог серьезно пострадать. Шунсуи вряд ли смог бы сдерживаться дальше. Зубы скрипнули, но помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. - Иди, Кайен, - прохрипел Джууширо, не отрывая от Шунсуи пристального взгляда. По его телу пробежались стаи мурашек - Шунсуи мог чувствовать их - так сильно он сжимал в своей ладони хрупкое запястье. Шиба мельтешил недолго. Неуверенно посмотрел на них исподтишка еще раз, но перечить капитану не стал, схватил свою зимнюю накидку и плотно прикрыл за собой седзи. Пламя свечек на двух высоких подставках затрепетало от залетевшего внутрь морозного ветра. Джууширо дернулся, но Шунсуи тут же прижал его к стене и накрыл чужие губы властным поцелуем. Укитаке отворачивался и брыкался, даже зная, что это бесполезно. Шунсуи редко когда бывал таким безжалостным, но сейчас его пьянило ощущение еще больше похудевшего, знакомого тела под своей несговорчивой хваткой. Долгое отсутствие секса, тонкие пальцы, упиравшиеся в его плечи, блики света, мерцающие в переполненных тоской и горечью таких добрых глазах - все сводило его с ума. Дыхание сбивалось, и Шунсуи, стянув белый хаори с плеч мужчины, принялся лихорадочно развязывать его оби. - Прекрати, - отчаянно шептал Джууширо, выгибая спину, когда Шунсуи поцелуями-укусами прошелся по его шее, - Нет. Остановись. Шунсуи его не слушал, а с каждой секундой Джууширо сопротивлялся все меньше. Голова кружилась - руки Шунсуи блуждали по обнаженной коже дрожащих плеч, спускались все ниже, все быстрее лишая мужчину одежды и лишая его - его же собственной - стальной выдержки. Шунсуи оставлял засосы, где придется, и, наконец, Джууширо, судорожно вдохнув, ответил на его поцелуй. Бледные ладони скользнули на его широкую спину, вцепились в белый хаори - кимоно уже давно сползло с плеч - и Джууширо принялся кусать его губы в ответ. Языки соприкоснулись, лаская друг друга, Джууширо застонал, а потом сам дрожащими руками начал стягивать с него униформу. Шунсуи сжал ладонями его бедра, прижал его к себе за ягодицы и потянул его за собой. Ровные стопки бумаг - наверняка, часы кропотливой работы - полетели со стола на пол, но им обоим уже было плевать. Впервые на его веку Джууширо спокойно топтался на документах, покоряясь долгим поцелуям и жарким прикосновениям мужчины. Шунсуи почти грубо уложил его на широкий стол, помог ему избавиться от остатков одежды и навис над ним, зарываясь пальцами в седые прядки. Джууширо едва осмысленно моргнул, шевельнул покрасневшими, припухшими губами и сжал бедра Шунсуи коленями, бесстыдно выгибаясь навстречу мужчине. От сдерживаемого желания на спине и лбу уже выступил пот - Шунсуи кусал губы, пытаясь собрать остатки мозгов воедино. У них давно уже не было так. Так, будто в первый и последний раз. Так, будто на свете не существовало больше никого другого. Так, что терпеть дольше было воистину невыносимо, хотя с момента его прихода прошло не так уж и много минут. - У тебя есть… что-нибудь? - прохрипел Шунсуи, подтягивая Джууширо за бедра к себе. С худым, бледным телом хотелось вытворить целую кучу развратных вещей - взять его в рот, покусать набухшие соски, оставить дорожку поцелуев на слишком выпирающих ребрах, но в паху настойчиво жгло, а в глазах почти мутнело. Зубы стучали. - Нет, ахх, - выдохнул со стоном Джууширо, накрывая горящее лицо рукой, - Давай… так. Шунсуи не нужно было просить дважды. Слюну на пальцы. Совсем недолгие минуты едва ли должной подготовки, в течение которой Шунсуи неотрывно следил за дрожащими, искусанными губами, а потом Джууширо раскрылся под ним, впуская его в себя. В свое тело. В свое сердце. И в свою душу. Он замер, вжимая податливое, бесконечно дрожащее под ним тело в стол и разделил с Джууширо неторопливый поцелуй, давая ему время привыкнуть к вторжению. Вспыхнув в последний раз, вдруг погасла одна из свечей, погружая офис в еще больший полумрак. Где-то снаружи завыла метель, не в силах добраться до двух разгоряченных тел. Слова как-то сами слетели с губ - Шунсуи и не думал их произносить. - Я люблю тебя. Он не дал Джууширо ответить - толкнулся в него - со всей яростью и пылом, на который был способен. Толкнулся еще раз. И еще. И так до бесконечности - клеймя его как своего, и мужчина под ним, хватаясь за край стола и безжалостно сминая оставшиеся бумаги, бессовестно подавался ему бедрами навстречу. Потом Шунсуи почти не помнил, как кончил сам, но отчетливо помнил, как выгнулся Джууширо - взмокшие прядки волос красиво налипли на лицо - и задрожал, и минутой позже Шунсуи последовал за ним в бездонную пропасть острого удовольствия. Джууширо уснул прямо на столе - пока Шунсуи все еще был в нем. Ловя губами воздух, мужчина подумал, что тот не мог не уснуть после тяжелого дня с постоянной лихорадкой на подступах, да еще после таких физических упражнений, на которые Шунсуи его вынудил. Но Шунсуи не жалел. Пустота и ревность покорно ушли, оставив после себя странное, теплое чувство, охватившее его грудь, как только слова о любви сорвались с его губ. Это не была ложь. Шунсуи словно переступил за грань, на которой топтался все эти долгие годы. Он еще не знал, что ему ответит Джууширо, и какое место отведено для Шибы Кайена в жизни мужчины, но по тому, как Джууширо приветствовал его поцелуи на своей коже, был уверен, что Джууширо все еще испытывает к нему весьма нехилые чувства. Он натянул униформу, поднял Джууширо со стола и набросил на нагое тело свое кимоно, подтаскивая из угла комнаты подушку, которую Укитаке иногда использовал, когда ноги затекали сидеть на жестких татами. Шунсуи опустился на пол, обнимая мужчину, но так и не заснул. Перебирал волшебные, мягкие прядки и целовал осунувшееся лицо. И никак не мог остановиться. - Шунсуи? - слабо шепнул Джууширо часа два спустя, еле приподнимая голову с подушки. В кромешной темноте бледные пальцы осторожно - словно не веря - легли на смуглую грудь в распахнутом вороте его косоде, и Шунсуи обнял Джууширо крепче, давая ему понять, что он здесь и не собирается никуда уходить. - Прости меня, Джуу, я… такой болван, - едва слышно просипел Шунсуи, но Джууширо вдруг ткнулся макушкой под его подбородок и тихо засмеялся. - Ты что учудил, когда пришел? - поинтересовался мужчина, но, так и не дождавшись ответа, вдруг начал говорить сам, - Если ты думаешь, что нас с Кайеном может связывать нечто подобное, то ты сильно ошибаешься, знаешь? - Вот как? - откликнулся Шунсуи. Он верил Джууширо, но это не мешало волнению неприятно ворочаться внизу живота. - Именно так. А теперь, благодаря твоей выходке, я теперь перед ним со стыда сгорю, - искренне заявил мужчина, но, вопреки своим словам, улыбнулся, - А ведь он всего лишь обивал пороги моего дома, чтобы спросить у меня совета, как ему ухаживать за девушкой. Ее зовут Мияко, она в моем отряде. Очень талантливая девочка, думаю, пройдет совсем немного времени, и я смогу отдать ей место третьего офицера. Кайен влюбился в нее по уши, но он безнадежен в плане романса. Впрочем, как и ты. - Я не безнадежен, - шутливо обиделся Шунсуи, целуя Джууширо в лоб, - Но зачем вы тогда с ним за руки держались - тогда, осенью? И сегодня - зачем ты полез его обнимать? Джууширо вздохнул, придвигаясь к мужчине ближе, и потерся носом о колючую щетину. Он всегда любил так делать, и Шунсуи вдруг четко осознал, чего он лишал себя все эти долгие месяцы. Какой же он был идиот. - Осенью мы… репетировали, - открыто рассмеялся Джууширо. - Репетировали? - сквозившее в голосе Шунсуи удивление заставило Джууширо подняться на локтях. Он толкнул мужчину на подушку и улегся на него, удобно устраиваясь на его широкой груди. Шунсуи пришел к выводу, что так мужчине теплее, да и, в конце концов, сам он не имел ничего против такой близости. - Да, репетировали. Его признание. А сегодня Кайен сообщил мне, что Мияко приняла предложение его руки и сердца. И я просто его обнял, потому что действительно был рад за него, потому что… - Потому что я полный придурок и заставил тебя страдать, - прошептал Шунсуи, поморщился, но Джууширо накрыл ладонью его губы, прервав поток словесного самобичевания, и нежно провел пальцами по его скуле. - Я тебя тоже люблю. Всегда любил. И всегда буду, - прошептал Джууширо, и Шунсуи вздрогнул, обнимая его за озябшее плечо. Теперь все карты были открыты. В кромешной темноте они не могли видеть друг друга, но Шунсуи нутром чувствовал, что это и не нужно. Даже слова им больше не будут нужны. Сколько бы ни прошло времени, сколько бы ни выпало на их долю сложностей, они всегда будут вместе. Ему подумалось, что это ведь даже больше, чем любовь. Джууширо вздохнул, устало прикрывая глаза - ресницы едва ощутимо чиркнули по груди Шунсуи. Было не очень удобно спать на холодном полу, но как-никак им доводилось ночевать в местах и пострашнее. Уже почти задремав, Шунсуи вдруг вспомнил, что нужно будет извиниться перед Шибой. А, может, даже сделать подарок на свадьбу молодым. Например, подарить какую-нибудь фамильную побрякушку. Самое главное в этом жесте, конечно, окажется тот факт, что Джууширо одобрит его поступок. Хотя непременно закатит глаза и обзовет его старым угодником. Ну и пусть. Главное - что карие глаза Джууширо будут сиять от радости, и смотреть он будет на Шунсуи, а не на зарвавшегося ублюдка. А то репетировали они, понимаете ли. Кгхм.