P.S. Я тебя люблю

- Укитаке-сан, а вы любили когда-нибудь? Задумчивый голос Кайена доносится словно издалека. Я подставляю лицо, испещренное морщинами, под лучи палящего солнца. За спиной шуршит пышная листва вальяжных деревьев, и слышится звонкий, заливистый, детский смех. Да. Еще один замечательный день. Еще несколько месяцев таких замечательных дней, и мне стукнет семьдесят семь. Я поворачиваюсь к Кайену, крутя в чуток дрожащих ладонях свою трость. Без нее теперь лучше из дома не выходить, а то немудрено будет рухнуть, если вдруг снова навалится слабость и помутнеет в глазах. Шиба Кайен - довольно приятный, молодой человек двадцати лет отроду. Он покинул основанный мной приют совсем недавно. Конечно, теперь я слишком стар, чтобы управлять приютом самостоятельно, да и, слава Богу, подобралась достойная мне смена, но я до сих пор туда наведываюсь. Видеть детские улыбки и дарить брошенным на произвол судьбы малюткам тепло - это то, чем я решил наполнить свою жизнь давным-давно, когда еще сам был юнцом. Это то, чем я дышал и чем я жил. Это то, ради чего я пришел на этот свет. И я ни разу не сбился с этого пути. Так или иначе - в жизни подкидыша Шибы Кайена я навсегда останусь в роли заботливого дедушки. И сейчас я вовсе не удивлен, что молодой человек пришел ко мне за советом. Мне уже успели нашептать на ухо, что он влюблен в какую-то очаровательную девушку, и я за него искренне рад. Шиба моргает, щурится от яркого света полуденного солнца и молчит в ожидании моего ответа. Мой взгляд угрюмо скользит на усеянную камушками и покрытую травой землю. Любил ли я когда-нибудь, Кайен? Ох. *** Я молча откладываю ручку в сторону. На часах уже четыре утра, и я тру покрасневшие глаза. За окном темно, и вовсю льет дождь, налегая на посеревшие от сползшей краски стены приюта. Ничего не поделать. Цифры не сходятся. Денег еще хватит на пару месяцев, а вот потом настанут действительно сложные времена. Если только я не смогу найти того, кто сможет оказать мне помощь в материальном плане. Жаль, что мой приют слишком маленький - благотворительные фонды напрочь отказываются работать с такой малочисленной горсткой детей. Хорошо еще, что врачи из частной больницы Уноханы помогают мне, чем могут, в свое свободное время. Унохана, моя подруга и бывшая сокурсница - просто золотце. У нее воистину добрая душа. Я все больше погружаюсь в тяжелые раздумья, но вдруг краем глаза замечаю, как какая-то тень мелькает за завесой проливного дождя. В оранжевом свете ближайшего ко входу в приют фонаря вырастает фигура человека и замирает - страшно горбится, пока ее раздирает то ли кашель, то ли что. Я хватаю с полки зонт и бегу наружу. В такую погоду бродить по улице без плаща и зонта - просто настоящее самоубийство. - Вы в порядке? - спрашиваю я мужчину, раскрывая над ним оранжевый зонт, и осторожно дотрагиваюсь до его плеча. Он очень худой. Вымок насквозь. По его длинным, забранным в хвост, темным волосам ручейками течет вода. Он поднимает на меня взгляд, и по моему позвоночнику бежит дрожь. Медово-шоколадные, бесконечно теплые глаза улыбаются мне с чересчур серого лица со впалыми скулами и почти высохшими, широкими губами. Он медленно выпрямляется, хоть и не может до конца продемонстрировать мне некогда гордый разворот плеч. Но его глаза сияют. - Теперь да, - голос слишком хриплый, словно он уже отвык его использовать. Я не могу сдвинуться с места. Даже предложение зайти внутрь и выпить чая так и не срывается с губ. Он так смотрит, словно пьет меня изнутри. Словно я - центр его вселенной. Я чувствую, как щеки почему-то покрываются краской - это в тридцать пять-то лет! - и переминаюсь с ноги на ногу. Мужчина, наконец, замечает мое смущение и уже улыбается по-настоящему, хоть его улыбка и выглядит вымученной. - Может… - пытаюсь выдавить хоть что-то из себя, но он перебивает мою жалкую потугу разбавить тяжелое молчание. - Спасибо. Ты очень красивый, - зачем-то говорит мужчина, потом резко делает шаг вперед навстречу ко мне, - Очень, запомни. И душой и телом. Он тянется рукой к моему лицу, и это так неожиданно, что я позволяю этому странному мужчине дотронуться пальцами до моей щеки. Шершавые подушечки, острые костяшки, едва обтянутые мертвенно-серой кожей, будто зачарованные скользят по моей щеке непрошенной лаской. Останавливаются у шеи, а потом мужчина выдыхает, отдергивает сильно дрожащую ладонь прочь и поворачивается ко мне спиной. Он уходит. Грудь вдруг больно жмет, и я кричу ему вслед. - Возьмите хоть зонт! Мужчина замирает в последний раз. Его губы едва шевелятся, но даже сквозь шуршание дождя я разбираю слова. - Все будет хорошо. Когда он исчезает, я возвращаюсь назад и долго сижу за столом, уставившись в одну точку. Перед глазами лишь - его улыбка. *** Два месяца спустя, когда я едва свожу концы с концами, а деток уже почти не на что кормить, я получаю первое письмо. Мне приносит его обычный почтальон и равнодушно пожимает плечами, когда я спрашиваю его, почему на конверте не указан отправитель. Зато на белой бумаге полным полно смешных красных и розовых сердечек, и моя бровь ползет вверх, когда я нахожу сбоку конверта забавную надпись «открой меня здесь». Я устраиваюсь на кухне и наливаю себе чая. В голове проскальзывает мысль, что это кто-то из уже покинувших приют ребят решил порадовать меня хорошими новостями о своей сложившейся судьбе. Хотя странно - со всеми я и так поддерживаю связь, и бывшие малыши не устают благодарить меня за подаренный им в жизни шанс на счастье. Большинство вырастают в достойных, трудолюбивых ребят, и я всегда не могу нарадоваться, глядя на них. Я осторожно открываю конверт, следуя совету забавной надписи. Внутри всего лишь один, сложенный вдвое, лист бумаги. Читаю верхнюю строчку, и мурашки ползут по спине. «Здравствуй, Джууширо. Ты меня не знаешь, но я знаю тебя, а откуда и почему - пока что не скажу. Это первое мое тебе письмо, поэтому в этот раз я буду краток. Я в курсе того, как сложно тебе содержать приют почти одному, поэтому я решил тебе помочь. У меня много денег и мне их, в принципе, некуда девать, так что, думаю, ровно через два дня после того, как ты получишь это письмо, тебе следует проверить свой расчетный счет. Я распорядился. Возьми эти деньги и не смей мучиться совестью по этому поводу. Используй их на благо ребятни. За сим я, пожалуй, откланяюсь. Как говорится - наживка запущена, хахаха, и я тебя, естественно, заинтересовал своей загадочной персоной, верно? Ладно, шучу. До связи. P.S. ~ Твой таинственный незнакомец». Я долго перечитываю строки, написанные едва ли разборчивым подчерком, и убираю письмо обратно в конверт. Прохожусь по кухне и выглядываю во двор, где под присмотром Исане резвится ребятня. Я не знаю, что думать. Это письмо кажется мне глупой шуткой, и в течение следующих двух дней я напрочь отказываюсь поверить в то, что на мой расчетный счет могут поступить какие-либо конкретные суммы денег. А зря. Два дня спустя у меня глаза ползут на лоб. На моем счете теперь такое конкретное количество нулей на конце двузначной цифры, что сердце громко ухает куда-то вниз. Кто он? Кто этот незнакомец? И как мне его отблагодарить? *** Я расплачиваюсь с долгами, хоть мне и неуютно оттого, что я трачу чужие деньги в таком большом количестве. На самом деле я всегда так себя чувствую, но ради детей приходится мириться с собственным нежеланием доставлять чужим людям проблемы. Я показываю письмо Рецу, и вдвоем мы перебираем в уме возможных знакомых - тех, кто мог бы сделать мне и ребятишкам такой подарок, но ни у меня, ни у Рецу, увы, нет настолько состоятельных друзей. И мы оба никак не можем поверить в то, что кто-то по доброй воле станет помогать совершенно чужому человеку. Каждое утро я сажусь на ступеньки у входа в приют в ожидании почтальона, но следующее письмо приходит лишь в конце осени - где-то в середине ноября, когда земля по утрам уже начинает покрываться блестящей россыпью инея. Я отчаянно кутаюсь в теплую куртку и шарф. Зима не за горами. Честное слово, я не хотел вылезать из постели, но с тех пор, как незнакомец подарил мне самое настоящее денежное чудо, я не могу противиться порыву встретить почтальона с заветным письмом самому - как в первый раз - а не вытащить его потом из почтового ящика. Еще, не дай Бог, потеряется. Молодой почтальон все также угрюм. Зато конверт, который он мне отдает - заполоняет своей яркостью все пространство вокруг. В этот раз он желтый, хотя все также покрыт целым ворохом красных и розовых сердечек. Я присматриваюсь. В уголках можно разглядеть и маленькие цветочки, и это невольно вызывает улыбку. «Открывай, где хочешь, только не порви», - написано напутствие жирными буквами посередине, и я быстро устраиваюсь на лавочке в коридоре, повесив куртку на крючок. Что-то теплое копошится на сердце. Читаю. «Привет, Джууширо. Ну, что, разобрался с проблемами? Думаю, да. Хотел бы спросить, как у тебя дела. Жаль, не могу. Ну, да, ладно. Так я тебя заинтересовал? Ждал моего письма, признавайся, симпатяга? Черт, как, все же, интересно. Давай знакомиться, окей? То есть - тебя-то я знаю, но ты меня нет. Так что давай договоримся (ответ «нет» - не принимается), что я буду потихоньку рассказывать тебе о себе в письмах. Только ты их жди. Хотя, если не хочешь, просто выброси их все - я не настаиваю. Ммм, с чего бы начать? Я старше тебя на три года. Я долгое время был бабником, кутил на полную, и вообще у меня была довольно легкая и веселая жизнь. Не такая, как у тебя. Хотя мне говорят, что я и сейчас по-прежнему неотесанный мужлан и полнейший идиот, хаха. Тебя это не отталкивает? Подумай, а то скоро еще напишу! P.S. ~ Уже менее таинственный твой незнакомец». Я глупо хлопаю глазами, переворачивая лист на оборотную сторону, но он пуст. И это все? Это все, чего я дождался за больше, чем четыре месяца? Несколько невразумительных строк? Хм. Я даже не знаю, как реагировать. Я убираю письмо в своей комнате на полку - кладу его между книгами рядом с первым конвертом, и решаю подождать, что еще напишет мне этот таинственный шутник. Может, и правда, идиот какой? *** Третий конверт застает меня врасплох посреди ночи двадцать первого декабря. В дверь приюта громко стучатся, я в волнении продираю глаза и бегу к входной двери, закутываясь в халат. Лишь бы детей не разбудили, а то еще перепугаются малютки. Кого так поздно могло принести? Почтальон - суровый дедок - протягивает мне темно-синий конверт, на котором красным фломастером раскрашено огромное красное сердце, и я с возмущением забираю его из чужих рук, а старик беззубо усмехается. - Прошу простить, сэр, но мне так велели. Двадцать первого декабря. Не позднее часа ночи. Вот это наглость! Я отпускаю старичка, захлопываю дверь, ежась от холода, и вместе с конвертом ныряю обратно в кровать. Детки вроде не проснулись, и хорошо. За окном тихо падают на землю снежинки, кружась хороводом, навевая на меня дремоту, но конверт настырно бросается в глаза, и с тяжелым вздохом я включаю настольную лампу. «Привет, Джууширо. Ты прости, если разбудил. Просто хотел поздравить тебя самым первым. Я успел, симпатяга, нет? С Днем Рожденья! Я желаю тебе оставаться всегда таким же обаятельным, добрым, искренним и честным. Я желаю тебе удачи, желаю твоему приюту благополучия и процветания, но больше всего на свете я желаю, чтобы ты был счастлив. Скажи, у тебя есть кто-нибудь? Хотя нет. Я знаю, что нет. Но почему? Ты такой замечательный, что у тебя обязательно должен кто-нибудь быть. Как ты, кстати, отнесешься к тому, что этим «кто-нибудь» хотя бы немного побуду я? Поразмышляй на эту тему, окей? А я пока тебе следующее письмо напишу. P.S. ~ Твой вечно-неотразимый и менее-таинственный прекрасный незнакомец». Я зарываюсь пальцами в растрепанные седые прядки, перечитывая письмо. Щеки почему-то жжет. Да кто же этот мужчина? Почему он знает даже о том, что у меня никого нет на личном фронте? У меня и, правда, нет времени на то, чтобы попытаться выстроить с кем-нибудь отношения. Я все свои силы отдаю приюту и детям. По правде говоря, лет пять-семь назад я пытался встречаться пару-тройку раз с девушками, но у меня так ничего и не вышло. А потом я просто перестал об этом думать. Неужели мужчина заинтересован мной в качестве возможного - Боже, подумать даже стыдно - партнера? Впрочем, тогда это действительно объясняет, почему он так помог мне деньгами и почему он пишет мне эти глупые письма. Не имею ничего против таких людей, но применительно к себе я как-то никогда такую ориентацию не рассматривал. Я зарываюсь обратно в одеяло, выключаю свет, но в голове загнанной птицей почему-то бьется лишь одна мысль. Ты успел. Ты успел первым. *** По белому снегу ползет алыми красками спешный закат. На дворе конец января, весь город укрыт сугробами, детки играют в снежки, а я стою, сгорбившись, на ступеньках крыльца и разворачиваю на морозе только что полученный конверт. Я не хочу себе признаваться в том, что ждал его с огромным нетерпением. Так или иначе, в этот раз конверт черный. Просто черный, и я хмурюсь, доставая сложенный вдвое листок. Обычно мужчина пишет мне на белой бумаге, но сейчас, похоже, мне придется разбирать его ужасный подчерк на слегка смятых листочках в клеточку. Наверно, в дополнение к своему идиотизму, мужчина еще и бывает несносным неряхой. «Джуу. Можно в этот раз я просто с тобой поделюсь? Я немного пьян, так что ты не обращай внимания, если я тут бред понесу, окей? Знаешь, пока я тебя не увидел, я в своей жизни любил только одного человека. Давным-давно. Девушку. Она такая красавица была, Джуу. Я столько морд начистил - лишь бы добиться ее хоть на секунду. А она ведь полнейшая стерва была - ушла потом, оставив меня ни с чем. Нет, ты там не расстраивайся. Я ее уже не люблю. Просто лежу тут в своей темной, одинокой каморке, а тут вдруг совершенно случайно узнаю, что она замуж выходит. И как-то, знаешь… несправедливо вот. А ты - замечательный, милый, добрый - там едва концы с концами сводишь. Ну, теперь, нет, надеюсь. Но все же. Почему жизнь так несправедлива, Джуу? Почему я не мог встретить тебя раньше? Извини за эти сопли. Я обязательно напишу еще. P.S. ~ Меня зовут Шунсуи. Фамилию пока не скажу, незачем тебе ее знать. Будем знакомы, Джуу». Губы немеют, я прячу письмо в карман и натягиваю обратно перчатки. Что значит «пока я тебя не увидел»… что…? Он что… в меня влюблен, получается? Боже. И что это за фамильярность? Кто позволил ему называть меня «Джуу»? Я хочу провалиться под землю. Почему-то кажется, что сейчас все вокруг на меня укоризненно смотрят. Даже дети. Я скриплю зубами, пряча за легким раздражением крайнее смущение. Еще никто никогда в общении со мной не позволял себе таких вольностей. Тем не менее, Шунсуи… красивое имя. Уже вечером, засыпая, оно все крутится и крутится на языке, и мне вдруг снится что-то такое странное, будто это уже было, но я совсем не могу вспомнить когда… Я иду по улице ко входу в приют. Спину подозрительно щекочет. Оборачиваюсь - седые прядки чиркают по щеке. Там, на той стороне дороги, на остановке стоит мужчина… широкая улыбка, расстегнутая рубашка, смуглая кожа. Он пристально смотрит на меня. Секунда. Хочу поймать его взгляд. Тик-так… Автобус тормозит, скрывая от меня его фигуру. Трясу головой, прогоняя наваждение. Когда автобус уезжает, остановка уже пуста. Показалось, наверно. Надо поторопиться. Меня ждут детки. *** Я едва не роняю зеленый с тремя малиновыми сердцами конверт в подтаявший сугроб, случайно вывалив его из кучи писем в ящике, установленном у входа в приют. Вовремя хватаюсь за перила и успеваю поймать письмо в последний момент. Захожу в дом, скидываю сапоги и иду в столовую. С кухни тянет ароматом очередного вкусного обеда, и сорванцы, наверняка, тоже проголодались. Но прежде, чем звать малышню, сначала прочитаю письмо. Я полтора месяца его ждал - сейчас уже середина марта. «Привет, Джуу. Как ты там? Надеюсь, у тебя все хорошо. Зима скоро кончится, верно? Не забудь сводить свою ораву оболтусов в зоопарк, там у них весной всегда весело - все животные такие, будто под кайфом - из спячки просыпаются. По-крайней мере, мне так говорили. Я бы сам проверил, но не могу. Я по тебе очень скучаю. Хочу снова видеть твое заспанное лицо по утрам. Хаха, да, признаюсь, довольно долгое время я наблюдал за тобой, а ты и не замечал меня даже. Я коварный шпион, бойся. Шучу. Но здесь и правда не хватает твоей улыбки. Твоя улыбка - она как… солнце. Освещает все вокруг и греет. Да, в этот раз я решил быть романтичным. Даже стишков тебе тут сочинил, но, пожалуй, не буду позориться. Никто там на тебя еще не покушается? А то, смотри, из-под земли достану. Я бываю ревнивый, ага. Тебя это не пугает, надеюсь? Ладно-ладно, все, затыкаюсь. Не буду отвлекать тебя от твоих малюток. Раздай им там все подзатыльники от меня. Так, для профилактики. Скоро напишу. P.S. ~ В следующий раз я буду соблазнять тебя. Готовься, Джуу. Твой Шунсуи». Я впиваюсь пальцами в столешницу и дивлюсь сам себе. Меня не столько беспокоит тот факт, что мужчина, похоже, действительно за мной следил, сколько тот факт, что его шутливая угроза касательно моего соблазнения заставляет появиться целое полчище порхающих бабочек в животе. Мне тридцать шесть лет, а я сижу, перечитываю одну единственную строчку, и непонятный жар окутывает тело с головы до ног. Позор. Мне стыдно признаться себе, что следующее его письмо я буду ждать, словно готовящаяся к первой брачной ночи девица. О, Боже. *** Конверт приходит ранним майским утром - я вырываю его у почтальона дрожащей рукой и виновато улыбаюсь молодому человеку. Впереди еще долгий день, а меня так и подмывает открыть красно-белую бумагу, покрытую черными линиями, сплетающимися в изображения роз, шипов, стеблей и лепестков. Но я с мученическим видом иду обратно в свою комнату и запихиваю конверт под подушку. Я не знаю, что там в письме. Может быть, Шунсуи вообще шутил про соблазнение, но, если судить по раскраске конверта - лучше оставить письмо на вечер. В темноте ночи, когда дети будут видеть десятый сон, я позволю себе окунуться в это сумасшествие. Если я так нравлюсь мужчине, почему он не свяжется со мной каким-то иным образом? Даже если он где-то далеко… почему он не может хотя бы разок позвонить? Или хочет сперва завоевать меня через письма? Довольно старомодный образ. Хотя не могу не признать, что он действует. Как бы стыдно ни было в этом признаться. Меня уже даже перестает волновать тот факт, что Шунсуи тоже мужчина. Вероятно, долгие паузы между письмами позволяют обмозговать мне всю ситуацию вдоль и поперек и смириться с собственными, неизбежно зарождающимися чувствами. Шунсуи шутник и наглец, но мне кажется, что он очень хороший человек - со своими слабостями и сильными сторонами. Я мучаюсь в неизвестности весь день напролет и, как назло, даже дети устраивают мне в этот день бунт - никак не хотят идти спать. Лишь в два часа ночи, когда все стихает, я запираю свою комнату на ключ, принимаю душ и, забравшись под одеяло, неспешно достаю конверт. В горле встает ком. Открываю. Исписанный лист бумаги дрожит в моих руках. «Доброй ночи, красава. Я специально попросил доставить тебе письмо утром. Ты ведь его еще не читал, правда? Наверняка, ждал до вечера, сгорая от ярого нетерпения. К слову, я тоже сгораю от нетерпения, пока все это пишу. Знаешь, ты очень красивый. А твои белоснежные прядки, Джуу. Я бы зарылся в них сейчас пальцами, притянул бы твое лицо к себе и впился бы поцелуем в твои податливые губы. Ты бы сдался мне, Джуу? Позволил бы? Какой ты на вкус, Джуу, какой ты? Теплый, горький, дерзкий, сладкий, послушный? Неважно. Я бы распял тебя под своим напором, заставил извиваться на простынях. Как думаешь, где лучше - на постели? Или, может, прямо на полу? Хотя нет. Пусть будет постель. Первый раз - он был бы особенным для нас, Джуу. Для тебя и для меня. Я хочу целовать твои губы. Твое лицо. Твои плечи и руки. Твои пальцы. Твой живот. Твои бедра. Тебя, Джууширо. Я бы шептал тебе такие возмутительные вещи, кусая тебя за ухо. Ты бы смущался? А отметки - позволил бы оставить на своем теле хоть один засос? Господи, Джуу. Я так тебя хочу. Хочу двигаться в тебе. Ощутить, как ты принимаешь меня в свое тело, хоть это и не по заповедям. Как ты подаешься мне навстречу. Слушать твои стоны - наверняка, ты бы сдерживал их из последних сил. Хочу двигаться в тебе. Медленно, резко, быстро, жестко. Держать тебя за бедра, чувствовать твои руки на своих плечах. Кончить в тебе, Джуу. Смотреть на то, как ты последуешь за мной в эту бездну. Я хочу. Я хочу тебя. Будь моим, Джууширо? Будешь? P.S. ~ Я думаю о тебе каждую секунду, каждую минуту этих невероятно жестоких будней, от которых я так устал». Дыхание сбивается. С горящими щеками я роняю листок на пол и вжимаюсь лбом в подушку. Ах, Господи, как это позорно. Я не… не делал этого уже пару лет. А тут какие-то возмутительные строчки заставили вдруг бедра полыхать от дикого желания. Боже, Шунсуи, кто ты, что ты делаешь со мной? Нет, не могу больше терпеть. Обхватываю себя рукой. Голова кружится. Наверно, я пропал. *** Я маюсь весь июнь, перечитывая последнее письмо Шунсуи украдкой на ночь. И каждый раз прячу конверт обратно на полку с донельзя виноватым видом. Мне даже кажется, что я могу зачитать письмо наизусть. Я не знаю, почему, но сказанные мужчиной слова заставляют трепетать мое сердце. Я работаю, играю с детишками, улыбаюсь каждому новому дню, но под покровом темноты мои мысли все равно упорно возвращаются к мужчине. Я не скрываю, что очень жду его следующее письмо. Оно приходит ранним утром одиннадцатого июля в ярко-розовом конверте. На этот раз на конверте нет сердечек и цветочков, нет узоров, лишь желтые солнышки по бокам и броская надпись. «Джуу, прежде чем прочитать это письмо, я хочу, чтобы ты отправился в одно место. Если можешь, прямо сегодня. Это загородом, но не очень далеко». Я топчусь на месте, запоминая указания, как добраться до заветного места, и оглядываюсь через плечо. И Рецу и Исане сегодня здесь, в приюте, поэтому я с чистой совестью могу оставить детей на их попечение. Ничего страшного, если я сбегу на один день. Рецу все равно давно уже хотела устроить мне выходной. Высоко в небе палит солнце, когда я выпрыгиваю на платформу из электрички. Внизу простирается бескрайнее поле, и я, следуя советам надписей на конверте, спускаюсь вниз. Зеленая трава достает мне до пояса, ветер поднимает в воздух семянки, и мне вдруг кажется, что я попал в совершенно иной, волшебный мир. Белые пушинки окутывают меня с головы до пят - я ухожу настолько далеко от железной дороги, насколько могу, и нерешительно замираю. Открываю конверт под одобрительный шелест травы и теплого, игривого ветра. Я почти уверен, что сейчас произойдет что-то особенное. Невероятное. Я не тороплюсь читать - сначала делаю глубокий вдох. «Джуу. Правда, тут очень красиво? Я всегда любил это поле. С детства. Часто прятался в этой высокой траве, когда родители привозили меня сюда на пикник. Я бы хотел сейчас быть рядом с тобой и дышать тем свежим, летним воздухом. Держать тебя за руку, быть может. Знаешь, ведь у меня сегодня день рожденья. И если ты сейчас читаешь это письмо и стоишь там - на том поле, где когда-то давным-давно я был самым счастливым мальчишкой на свете - то это самый чудесный для меня подарок. Спасибо тебе. Мне хотелось поделиться с тобой хоть каким-то настоящим кусочком счастья, которое до поры до времени наполняло мою жизнь. Господи, я так хочу сейчас быть рядом с тобой. Закрой глаза. Представь, что я стою сзади. Мои руки скользят на твои плечи. Я обнимаю тебя. Давай вместе почувствуем ветер, ощутим, как щекочет локти настырная трава. Джуу… Наверно, я эгоист. Нет, я точно чертов эгоист. Заставил тебя приехать в это место лишь для того, чтобы ты прочитал всего пару абзацев. Прости мне эту прихоть, если можешь, хорошо? Хаха, вот брат - он сейчас как раз рядом сидит - говорит, что я полнейшая скотина. А ведь он прав, Джуу. Действительно прав. У меня осталось не так много времени. Наверно, следующее письмо будет последним. P.S. ~ А еще в детстве, представляешь, я до чертиков боялся кузнечиков. До сих пор боюсь. Я и, правда, дурень, Джуу. Не влюбляйся в меня, пожалуйста». Не влюбляться? Не влюбляться в идиота, который боится кузнечиков? Я тихо смеюсь, падая на траву. Сердце больно жмет. Почему последним, Шунсуи? Почему? Я ведь почти чувствую касание твоих ласковых ладоней на своих плечах. Я не хочу признавать, что это всего лишь ветер. Господи, пожалуйста, я не хочу. *** Последний конверт приносят в сентябре. После долгой паузы длиною в два месяца я уже и не надеюсь его получить, хотя каждое утро с надеждой вглядываюсь в лицо почтальона, а по ночам вслушиваюсь в тишину спальни в надежде, что Шунсуи снова даст о себе знать каким-нибудь образом. Конверт в моих руках чисто белый. Внутри нет ничего кроме маленького куска бумаги. Я вылавливаю его со дна и читаю напечатанные строки. «22 сентября. 16:00. Центральное кладбище, 27 аллея. Брат отдаст тебе мое последнее письмо». Уже завтра? Я звоню Рецу, и она обещает прислать Исане после полудня, чтобы кто-то мог присмотреть за детьми. Заснуть мне, увы, так и не удается - я кручусь с бока на бок и смотрю на безжалостно тикающие часы. Мне хочется остановить время. Продлить эту безумную сказку, в которой я жил больше года. Жаль, что я никогда не был трусом. Жаль, что завтра я обязательно пойду, чтобы поставить точку в этой слишком странной истории любви. То, что это будет точка, ясно уже хотя бы по тому, какое место указано на бумаге. Я прихожу на десять минут раньше. Найти нужную аллею не составляет труда. Кладбище чистенькое и аккуратное, вьюнки и свежие цветы усеивают ряды одинаковых надгробий, и люди вежливо уступают друг другу дорогу, если сталкиваются нос к носу на узких тропинках между могил. Я не знаю, как выглядит брат Шунсуи, но людей на аллее немного. А потом все вдруг в одночасье замирает, когда высокий мужчина поворачивается ко мне лицом. Конечно. Все тут же встает на свои места. Шунсуи и брат действительно похожи, и я втягиваю губами воздух, вспоминая, как держал над мужчиной зонт - тогда, больше года назад. Господи, а я ведь до сих пор помню его взгляд. Эти медово-шоколадные глаза, которые уже тогда меня любили. Я никогда не смогу этого забыть. Значит, мы все-таки встречались… Брат Шунсуи, вероятно, узнав меня по описанию, машет мне подойти. Он стоит у одного из надгробий, и я просто напросто боюсь смотреть вниз и прочитать выгравированное на нем имя. - Держи, - мужчина протягивает мне сложенный вдвое лист бумаги, и я забираю его почти скрюченными пальцами, - Честно говоря, не думал, что ты придешь. Но спасибо. Для него это было важно. Пффт, черт подери, надо же, не думал, что Шунсуи даже с того света сможет кого-нибудь закадрить. Чужая ладонь на секунду ложится на мое плечо, сильно сжимает, а потом мужчина уходит прочь, запихнув руки в карманы и оставляя меня стоять в одиночестве под набежавшими тучами. Я смотрю ему вслед, пока он не скрывается на центральной аллее. Где-то далеко за горизонтом бушует гроза, и зарница освещает край неба. Губы дрожат. Я медленно раскрываю листок. «Джуу. Прости меня. Но я хотел, чтобы ты знал. Понимаю, это очень эгоистично и жестоко по отношению к тебе, но я не смог бы иначе. Я должен был тебе все рассказать. Впервые я увидел тебя еще три года назад, когда только-только купил квартиру напротив. Ты стоял у приюта, выстраивал детей в колонну и так мило хмурился, когда кто-то из них паясничал, что я просто не смог отвести взгляд. Сперва это было просто любопытство, честно. Так ли сложно выглянуть в окно, чтобы увидеть, как ты подметаешь ступени? Или несешь из магазина тяжелые пакеты с продуктами? Или отчитываешь сорванцов? Я и сам не заметил, как день ото дня желание наблюдать за твоей неповторимой улыбкой разрасталось с новой силой. И вот когда я уже собирался постучаться в твою дверь, знаешь, пригласить, наконец, на свидание, мне вдруг ставят диагноз «лейкемия». Я состоятельный человек, какое-то время наивно думал, что деньги помогут мне вылечиться, но нет, увы. Я слабел день ото дня, Джуу. Лежал на этой дурацкой кровати после химиотерапии, часами наблюдая за тобой из окна - до тех пор, пока меня насовсем не увезли в больницу. И лишь только твоя улыбка помогала мне держаться все это время. Мне так жаль, что я не успел, Джуу. Ты такой замечательный. Не понимаю, почему никто до сих пор не украл тебя у меня. Они все просто дураки. Не знают, что теряют. Я такой эгоист, Джуу. Так хотел, чтобы ты был моим, что стал писать эти безумные письма. Ты уж прости меня, больного дурака. Я очень надеюсь, что все у тебя в жизни будет хорошо. Я не знаю, что еще написать, да и сил у меня почти не осталось. Постарайся найти свое счастье. Ведь ты самый лучший на свете. Ты этого заслуживаешь. А теперь - прощай. Я просто хотел сказать тебе, Джуу. Так хотел, что не сдержался. Надеюсь, что когда-нибудь ты меня все-таки простишь за это. Улыбайся всегда. ~ Твой Шунсуи. P.S. Я тебя люблю». Строки расплываются перед глазами. Я еле убираю письмо в карман пиджака и падаю на колени. Пальцы безнадежно скребут по холодному камню. «Шунсуи Кьораку. Любимому сыну, брату и надежному другу. Помним, любим, скорбим». Шунсуи Кьораку. Ах, ты ж, Боже, какой же ты сукин сын, Шунсуи. С неба падают первые капли дождя. Я прислоняюсь лбом к угрюмому надгробию. Наверно, сегодня будет лить как в тот день, когда ты в первый и последний раз по-настоящему прикоснулся ко мне, едва сдерживаясь, чтобы не поцеловать. И пусть. Я все равно посижу еще немного с тобой, ладно? Потом вернусь к детям, обещаю, но сейчас мне нужно сказать тебе… и, где бы ты ни был, я надеюсь, что ты меня услышишь. Я тебя тоже - очень-очень - люблю. *** Шиба непонимающе склоняет голову набок, когда я смеюсь и принимаюсь гонять тростью ближайший камушек под ногами туда-сюда. - Укитаке-сан? - Да, Кайен. Конечно, я любил. Если честно, это был самый жестокий и эгоистичный человек, которого я когда-либо встречал за всю свою долгую жизнь, - я широко улыбаюсь, ветер треплет совсем поседевшие прядки волос, но в моих глазах вовсю пляшут чертята, - А еще этот человек боялся кузнечиков, представляешь?