Отражение

Знаешь, сестренка, бывают такие стекла… смотришь в них, а человек по другую сторону тебя совершенно не видит? Грань, отделяющая тебя от него, тонка - так тонка, что если рубануть посильнее рукой, то она сломается - разлетится на миллиарды мелких осколков, и тогда, быть может, этот человек обернется. С удивлением скользнет взглядом по твоему лицу, а потом… А что потом? Да ничего. Кинет взгляд, пожмет плечами, да пойдет дальше своей дорогой, приняв тебя за банального вандала. А то еще и полицию вызовет. А полиция нас, приемышей задрипанного детского дома, выросших и превратившихся в настоящую криминальную шушеру, тут же, довольно потирая ручки, швырнет за железную решетку. И кучу статей сверху простого разбойничества навесит. Нет, спасибо. Не подумай, что я радуюсь, что ты покинула этот мир, Нан. Без тебя стало еще тоскливей. Но я не могу не признать, что какая-то часть моей души спокойна, что для тебя этот нескончаемый ад завершился. Я ношу цветы тебе на могилу почти каждый день. Ты бы наверно рассердилась, узнав, что эти букеты стоят туеву кучу денег. Раньше у нас такие суммы уходили за неделю. На еду. Ты прости уж, но без тебя для меня даже не осталось смысла стараться не окроплять свои руки кровью и дальше. Пока еще я не опустился до убийства, но все потихоньку идет к тому и, пожалуй, мне… все равно. Если моя душа совсем почернеет, возможно, Бог смилостивится и надо мной? Позволит уйти с этой земли, как думаешь? Вчера я снова видел его. Это, не знаю… как смотреть телевизор, на самом деле стоя на светофоре на противоположной стороне дороги. Господи, он так красив, что у меня сердце замирает в груди. Сколько лет уже прошло с тех пор, как я его встретил? Двадцать? Двадцать пять? Больше? Я был совсем еще сопляком. Ревел как дурень из-за разбитой коленки. А он - на пару лет меня младше - отчего-то не прошел мимо. В тот день, много лет назад, стекло - грань, разделяющая нас - треснуло. Совсем на короткий миг. Но я запомнил этот миг на всю жизнь. Тепло незнакомого человека - мальчишки из порядочной семьи. Мальчишки, которому отродясь сулило светлое будущее - нормальная школа, университет, высокооплачиваемая работа. Мы как свет и тьма - наверняка, ему запрещали - да не то что общаться, но даже дышать рядом с таким детдомовским отродьем, как я. Но он не прошел мимо. Присел рядом и успокаивал меня и дул на эту чертову коленку и улыбался. И улыбался так, что даже когда я, злясь на весь мир и всю свою никчемную жизнь, послал его к черту и убежал прочь - эта улыбка до сих пор не стерлась из моей памяти. Минули годы. Я падал во тьму, пытаясь выжить, а он жил и улыбался - ослепительно-прекрасный при свете дня, завораживающий, манящий под покровом ночи. Карие глаза и длинные белые прядки волос. Бледная кожа и добрый изгиб губ. Сколько раз я хотел прикоснуться к нему, сколько раз мечтал, чтобы он улыбнулся мне хотя бы еще один раз. Но стекло - проклятое, невидимое стекло между нами - ни разу не дрогнуло. Да и есть ли смысл его разбивать? Что я скажу ему, если протяну вперед руку для знакомства? Привет, меня зовут Шунсуи, мне сорок лет, я скотина, пьянчужка, бабник, вор и почти убийца, и, да, кстати, я тебя люблю? Мне нечего ему дать. Я лишь утяну его вслед за собой - в черный омут криминала и безысходности. А такие люди, как он, заслуживают лучшей участи. Его зовут Джууширо. Укитаке Джууширо. У него хорошая работа, куча надежных друзей, по выходным он помогает ухаживать за собаками в приемнике неподалеку, и каждый месяц перечисляет часть денег на счет благотворительного фонда, занимающегося помощью больным детям. Он живет тут, рядом, на соседней улице, на втором этаже, и каждое утро я выползаю из своей грязной, подвальной каморки, чтобы посмотреть на него издалека. Это большее, что я могу себе позволить. Правда, Нан? Я помню, ты убеждала меня устроиться на какую-нибудь тяжкую, но порядочную работу, а потом пойти и заговорить с ним. Порвать со старыми связями, начать новую жизнь. Ты никогда не признавалась, что плачешь по ночам, но мы оба понимали, что на подобной работе никаких денег не хватит для того, чтобы выжить нам обоим. Будь проклят тот день, когда твой хахаль заразил тебя вич. Ты постепенно увядала на моих глазах, лекарства едва ли могли сдержать натиск болезни. Иногда мне кажется, Нан, что ты специально сдалась. Ведь если нет духа, нет силы воли, не поможет уже ничто. Ты ведь хотела, чтобы я наладил свою жизнь? Но с момента твоей смерти я брожу словно в пустоте. Я больше не нужен тебе. Я не нужен этому ослепительному красавцу, улыбающемуся каждому прохожему. Я и себе-то по большому счету не нужен. Я никто. Меня нет. Я лишь смутная тень за стеклом, за которым бурлит жизнь. Знаешь, сегодня идет дождь. Может, само небо плачет? Я без зонта. За полой дешевого, уродливого, коричневого пиджака спрятана пушка - неприятно оттягивает ткань, тянет меня к земле. Сегодня я впервые пойду на серьезное дело. Кто его знает, возможно, не вернусь, Нан. И букет я тебе тут оставлю такой роскошный - на прощание. Ты уж прости, если я вдруг к тебе присоединюсь или стану полным ублюдком, чья совесть погрязнет в раскаянье о чужой, несправедливой смерти. Вряд ли я смогу тогда к тебе прийти. Сама посуди, кому нужен такой поганый брат? На часах уже семь вечера. Еще есть время взглянуть на Джууширо. В последний раз. Запомнить навсегда его улыбку. Незачем порочить мужчину и дальше своим незримым присутствием. Так будет лучше. У него все точно будет хорошо. Что будет у меня… да это и неважно. Я покидаю кладбище. Дождь перерастает в ливень. Знойное лето уходит в небытие. Скоро осень, потом одинокие холода, но пока еще все зелено. Встаю на привычное место по ту сторону дороги - вымокший до чертиков, но мне плевать. Жду. Жаль, что не прикурить - сигарета бы сейчас не помешала. Вообще-то я бросил ради Нан, но… больше нет причин себя сдерживать. Утекают минуты, неторопливо складываются в час. Где же ты, Джууширо? Вопрос оседает горечью на языке. Судьба, видно, насмехается - отказывает мне в единственном удовольствии в мой последний день более менее разумной жизни. Мужчина уже должен был вернуться с работы, но его все не видно. А мне уже пора. Что ж, красавец, спасибо тебе за солнечную улыбку и… прощай. Разворачиваюсь, разглядывая затопленный асфальт. Внутри пусто - так пусто, как никогда еще не было, но надо идти. Надо, да… Ускоряю шаг. Прочь отсюда. Прочь от этого места - волшебного места, дарившего мне кусочки непонятного счастья. Корявые, несуразные, недолговечные, но я бы не променял их ни на что. Ни за какие деньги. Я не жду столкновения. Но размытое дождем, белое пятно врезается в меня на полном ходу. Мы не падаем. Одновременно вскидываем голову, по инерции отступая на пару шагов назад, и у меня сердце уходит в пятки. С Джууширо ручьями течет вода - распущенные волосы липнут ко лбу и щекам. Он часто дышит - видно, бежал. Интересно, почему без зонта? Он никогда его не забывает. - Простите, - широко улыбается мужчина, убирая слипшиеся прядки, упавшие на глаза, - Так торопился домой, что вас не заметил. Такой дождь в середине дня внезапно полил, пришлось одолжить зонт подруге на работе и… - Ничего страшного, - хрипло выдавливаю из себя я, пожирая Джууширо глазами. Неужели стекло дало трещину? Пусть хоть на минуту, но… вблизи он еще прекрасней. В груди резко простреливает боль - я невольно вцепляюсь пальцами в пиджак - на уровне сердца. Слишком горько. Слишком. Так близко, но, Господи, так далеко… Это почти физически ощутимая боль. Джууширо хмурится - я вскидываю брови, едва не отшатываясь, когда его ладонь неожиданно ложится на мое плечо. Прикосновение осторожно и ненавязчиво, но дрожь все равно бежит по моему телу. - С вами все в порядке? - тихо спрашивает он, и я сжимаю зубы. Мне кажется, что даже сквозь толстый слой ткани тепло его руки проникает под кожу, хотя я понимаю, что это невозможно. - Да, все хорошо, - выдыхаю я. Лгу, конечно. Но я же не могу вот так просто взять и попросить его меня обнять? - Хотите, зайдем ко мне, чаю выпьем? - внезапно интересуется Джууширо, и мои ноги наливаются свинцом. Он, что, умом тронулся? Я вымок, вдобавок выгляжу настоящим бомжом - небрит, одежда мятая, волосы неухоженные, синяки под глазами, грубый голос, да еще татуировки на пальцах. Типичный бандюган. Разве только за решеткой отсидеть не успел. - У тебя что, в порядке вещей приглашать незнакомцев к себе домой? - недоуменно любопытствую я, и на щеках Джууширо вдруг расцветает едва заметный румянец. Взгляд смущенно скользит вбок. Я растерянно моргаю. - Почему незнакомцев? - возражает он, убирая руку с моего плеча и принимаясь теребить рукав своего белого пальто, - Вы почти каждый день здесь стоите. Много-много лет. Я не знаю почему, но меня окутывает страх. К горлу подступает ком. Нужно бежать отсюда. Бежать без оглядки. Я и так уже опаздываю. - Извини. Мне пора, - я обхожу мужчину. Шелест ливня закладывает уши, но Джууширо вдруг поворачивается вслед за мной, и бледные пальцы ловят мою ладонь в захват. - Не ходи, - карие глаза смотрят пристально и строго, потом он прячет лицо за завесой мокрых волос, но его вторая рука в подтверждении своих слов еще крепче обхватывает мое запястье, - Пожалуйста, не прими меня за чудака. Я… ты всегда тут стоишь, и я так долго гадал почему. Почему смотришь на меня. Почему уходишь, когда я тебя замечаю. Почему не подойдешь сам. А потом мне позвонили из больницы. Девушка умирала, но… - Нанао? - буря эмоций поднимается внутри, рвется из груди, и мне хочется стряхнуть руки Джууширо - вырваться на свободу, словно я сейчас пойманная в силки птица, но у меня отчаянно не хватает сил, потому что там - там под бледной кожей бьется настоящее тепло, которое я вожделел всю жизнь. - Она говорила многое, рассказывала то, о чем, наверно, лучше было бы смолчать, и я долго думал, не знал, что со всем этим делать, Шунсуи… Ты Шунсуи, так ведь? - Джууширо не ждет моего ответа, хоть я и заставляю себя вымученно кивнуть, - Просто сейчас… у тебя глаза мертвые. Прошу тебя, пойдем со мной. Я молчу. Стою как идиот, просто наслаждаясь присутствием мужчины. Как ты могла, Нан? Ты же, небось, всю мою душу, всю мою подноготную ему выложила. А ведь он добрый такой, Нан. Он же вознамерится мне помочь только потому, что будет считать себя обязанным. Если я пойду сейчас с ним - дороги назад не будет. Не явившись на дело, подумают, что я струсил, и больше не позовут. Разбираться со мной, тратить время на мелкую сошку, не станут - я еще не пересек точку невозврата. Останется только избавиться от пистолета… Боже, о чем я думаю? Но Джууширо смотрит на меня так проникновенно, с такой надеждой, прикусив губу, что я не могу сопротивляться. Он тянет меня вперед, а я иду за ним. Словно во сне. Дома у него тепло и уютно. Я замираю на пороге, разбрызгивая вокруг себя воду. Рассеяно обвожу взглядом светлую прихожую, дверь в маленькую кухню и коридор, ведущий то ли в спальню, то ли в гостиную. Чистота и порядок. Ремонт. Новые обои. Календарь - на нем что-то обведено красным. Коврик под ногами. Другой мир. - Проходи. Шум дождя долетает и сюда, но Джууширо, перелезая в мягкие тапки, быстро закрывает за мной входную дверь. Может, чтобы я не передумал? Смотрю на него, на то, как он, смущенно улыбаясь, вытирает волосы сухим полотенцем, и в теле снова просыпается нестерпимая жажда. Если я дам ей волю, я только все испорчу. То, что происходит, и так слишком волшебно, чтобы быть правдой. Снимаю порванные ботинки, вешаю пиджак на специальный крючок. Стою на бежевом коврике в мокрых носках, чувствуя себя таким идиотом, что впору бы пойти и убиться. Спохватившись, Джууширо несет мне чистое полотенце, и я зажимаю его в руке, не решаясь даже близко поднести к волосам. Я не помню, когда я в последний раз нормально мыл голову. В моей подвальной каморке и туалета то толком нету, не то что душа. Руки дрожат. Я еще не согрелся, даже когда мужчина усаживает меня за кухонным столом и ставит передо мной дымящуюся чашку чая. За тонким стеклом барабанит дождь, а я с нарастающим ужасом понимаю, что нахожусь сейчас не по ту сторону, что обычно. Я же как бездомная собака сейчас должен бродить снаружи в ожидании, бросит ли какой добрый прохожий косточку. Чай мы пьем молча. Скажи, о чем говорить людям, которые знают друг о друге все и одновременно не знают ничего? А, Нан? Ты ведь такой умной была, но вечно заваривала непонятные каши. Что твой сука-хахаль, что теперь… Как мне это разгрести? Нужно ли это разгребать? Еще не поздно уйти. Наверно, я так и сделаю. Только сейчас чай допью и… не смогу уйти без этого. Пусть он возненавидит меня, но это все же лучше, чем ничего. Я раздолбай, Нан. Я не умею спасать, не умею считаться, не умею быть благодарным. Мне кажется, я умею только брать, ничего не давая взамен. Когда Джууширо встает, чтобы поставить кружку в раковину, я поднимаюсь на ноги вслед за ним. Толкаю его к стене, накрывая своим телом - бедром развожу его колени, вжимаясь в Джууширо так сильно, как только могу. - Прекрати, - шепчет он прежде, чем я опускаю свои губы поверх его губ. Он не отвечает мне, но я и не жду этого. Скольжу по его губам, ладонью забираюсь под его белую, еще невысохшую рубашку, заправленную под ремень брюк, глажу теплую кожу. Одной рукой заставляю его запрокинуть голову - от неожиданности он приоткрывает рот, и я ныряю внутрь языком. Боже, мне так хочется стонать. Так хочется, чтобы он стонал подо мной. У него такой незабываемый вкус. Это… Щеку дико жжет, и я отступаю на шаг назад, бросая последний взгляд на взъерошенного и до чертиков злого Джууширо. Он самое лучшее, что есть на этом свете. Теперь пора уходить, но ноги будто вросли в пол. Я зверь. Я сам себя ненавижу. Надо было ему врезать мне сильнее. Он проявил доброту, пригласил в дом, а я… Сжимаю до боли зубы. Ну что я за тряпка, Нан? - Ты что себе по… - начинает Джууширо, но тут же осекается. Падаю на колени, обхватывая его за бедра руками. - Прости меня, - хриплю я, я не хочу, чтобы слезы текли по щекам, но они текут, предательски текут по заледеневшей коже, а я устал-устал-устал,- Прости меня, пожалуйста. Я люблю тебя. Господи, я так тебя люблю. - Шунсуи… - я не сразу понимаю, что Джууширо опускается рядом со мной, и теперь обнимает меня, гладит по грязным, спутанным волосам, и от этого слезы душат меня еще больше, - Все будет хорошо, слышишь? Все хорошо. Я тут. Я не верю в то, что все будет хорошо. Я не умею в это верить. Но если ты будешь рядом - даже если никогда-никогда не полюбишь - я могу попытаться. Ты поможешь мне, Джуу? Разбить это невидимое стекло, за которым без твоей улыбки я… лишь тень человека? Эпилог - Цветы купил, работяга? - Джуу, там сестра моя под землей лежит. Конечно, купил. Вот, видишь, охрененный, дорогой букет, как и положено. Пошли, тут недалеко. - Ммм, ну хорошо, как на работе? - Завал, но прорвусь. По крайней мере, за прошедший год это первое стоящее место… Ну, что ты смеешься? - Извини. Просто вспомнил, в каком виде ты приползал под утро, натягавшись коробок на складе. Помнишь, один раз даже в прихожей заснул? - Хаха, очень смешно. Ты еще напомни мне, как твой излюбленный песик меня за зад «щипнул», когда я в первый раз с тобой в приемник нагрянул. - Было забавно. Ты, надеюсь, злобу не затаил, он же просто приревновал. - Я, между прочим, тоже ревновал. - Вот он тебя и щипнул. - Джууширо, ты… ты… - Да, Шунсуи? - Ты просто маленький дьяволенок, хотя все вокруг убеждены, что ты ангел. Звонкий смех обрывается, как только двое надолго замирают у одной из ухоженных могил. Бледная рука находит смуглую ладонь, и мужчина растерянно оборачивается. Мимо идут люди, несут в руках доски и инструменты - собираются чинить старую часовенку неподалеку. Один из них держит небольшое стекло, и мужчина на секунду ловит в нем свое отражение. Стекло тут же выскальзывает из рук, разбиваясь на тысячи радужных осколков. Они разлетаются калейдоскопом,таинственно блестят под яркими лучами солнца. Мужчина вздрагивает. - Шунсуи… помнишь, я обещал, что подумаю? - Да. - Я… хочу сказать, ну… - Я могу прийти сегодня к тебе в спальню без опаски, что ты врежешь мне между ног? - Да, то есть… Господи, ну что ты за идиот? - Ахаха, я идиот, который любит тебя, Джуу. - Погоди, вот доберемся до дома, я тебе все-все выскажу. - Желательно губами, красава. - Ах ты… Двое покидают кладбище. Ветер ласково колышет зеленую траву, украшенную россыпью стеклянных осколков. Они настолько малы, что в них больше нет отражений. Есть только игра света на испещренных неровностями гранях. И сытая, довольная тишина вокруг.