Штурман

- Джууширо! - голос Тацуки доносится словно издалека, и я не тороплюсь отозваться на ее окрик - я слишком заворожен простирающимся из обсерватории видом. Последние сутки я просидел в капитанской рубке, уткнувшись носом в сложные космические карты, и отчаянно пытался просчитать наикратчайший курс до гиперворот в систему Хуэко Мундо - нашей конечной цели путешествия. У меня просто-напросто не было возможности отойти от компьютеров и полюбоваться той красотой, что сверкает сейчас кольцами астероидов, вереницей разноцветных планет и воронками далеких галактик за надежным и прочным стеклом. Поэтому как только закончилась моя штурманская смена, вместо того чтобы как следует выспаться, я тут же рванул в пустующую обсерваторию. В обычные будни тут не бывает людей. Иногда мне даже кажется, что я единственный человек на этом звездолете, кто воистину любит космос. Хотя капитану и ребятам надо отдать должное - все они умудренные опытом, знающие свое дело матерые волки. За минувшие пару лет, учитывая сколько в последнее время расплодилось мошенников и пиратов, мы не раз попадали в серьезные передряги, но благодаря слаженной работе команды нам всегда удавалось оставаться на плаву. - Джууширо! Вот ты где! - облегченно вздыхает Тацуки, наша талантливая помощница главного механика, и упирает руки в бока, - Будь добр, сделай что-нибудь со своим приятелем. Он опять напился и дышит на всех перегаром в медицинском отсеке, требуя, цитирую, «чтобы чьи-нибудь шаловливые пальчики помогли облегчить боль его изнывающему от недостатка внимания дружку». Я устало запрокидываю голову и бьюсь затылком о спинку удобного кресла - в обсерватории их много, ибо все жизненно важные совещания проводятся именно здесь. Жаль только что спинка мягкая. И о чем я, признаться, думал, выпрашивая у капитана разрешение взять этого олуха с собой? Нет, исходил я, конечно, из благих намерений, но давно бы пора понять, что благими намерениями стелется разве что дорога в ад. Удивительно, что Ямамото-сан еще ни разу не всыпал мне по первое число. Я поднимаюсь с кресла, киваю Тацуки и ускоряю шаг, быстро петляя из отсека в отсек. Шаги металлическим эхом разносятся по длинным, узким коридорам, освещаемым тусклыми фонарями, ютящимися под чересчур низким потолком. На самом деле звездолет у нас огромный, но внутри он изрыт переходами и отсеками, словно настоящие муравьиные норы. Новички без сопровождающего инструктора или хотя бы электронной карты, заблудившись, могут петлять здесь кругами до умопомрачения. Когда-то давно так случилось и со мной, хотя сейчас я вспоминаю о тех днях с немалой долей ностальгии. Поворот. Еще. А вот и знакомые двери медицинского отсека. Как всегда датчики движения, установленные на панелях входа, срабатывают на отлично. Широкие створки сами по себе скользят в стороны, открывая мне великолепный вид на происходящее внутри безобразие. Хмурясь, замираю в центре светлого помещения, складываю руки на груди. Похоже, Тацуки подоспела за мной вовремя. Шунсуи вальяжно нависает над Котетсу Исане - личной помощницей главного врача на борту звездолета - чуть ли не тычась губами в лицо девушки в надежде украсть поцелуй. Саму Исане, скромно сжавшуюся на стульчике, он, по-видимому, ловко и хитро оттеснил к стенке, чтобы ей было некуда сбежать. Щеки девушки немилосердно горят, и она старательно прячет рвотные позывы, когда Шунсуи открывает рот, чтобы шепнуть ей на ушко очередную пошлость. Господи, ну что за идиот? Это ведь ему повезло еще, что Унохана сегодня не на дежурстве, иначе женщина церемониться бы с этим мужланом уж точно не стала бы. Вколола отрезвляющего и вышвырнула бы страдать похмельем куда-нибудь в захламленный грузовой отсек. И никто бы даже и не подумал помочь ему добраться до своей комнаты. Кроме меня. Вот честно? Да потому что Шунсуи достал абсолютно всех, наверно, уже спустя первую неделю полета. - Шунсуи, - рычу я, хватаю засранца за шиворот и тащу его прочь из помещения, пока он размахивает руками, чтобы удержать равновесие. От него и правда слишком уж разит перегаром и потом, и мне становится неудобно ощущать на себе благодарный взгляд Исане. В конце концов, именно я притащил этого невозможного пьянчужку и развратника на борт звездолета. О чем успел уже сто раз пожалеть. Всю дорогу до личных отсеков Шунсуи пытается отшутиться, но когда я силой заталкиваю его в душ, примыкающий к его комнате, он умолкает, сообразив, что я на взводе. Видит Бог, я не люблю срываться, я вообще не люблю кричать и устраивать разборки, но в этот раз с меня хватит. Я даю мужчине понять, что подожду, пока он приведет себя в приличный вид, и он послушно закрывает за собой дверь душевой кабинки. Я возвращаюсь в отсек и устало сажусь на его развороченную койку. В помещении полный бардак. Мятая и грязная одежда разбросана по полу, окурки от сигарет жмутся друг к другу и к переполненной пепельнице на железном столе, установленном в углу, а от постельного белья хорошенько разит куревом и потом. Странно, что Шунсуи еще надеется соблазнить какую-нибудь из присутствующих на борту дам. Не буду спорить - внешность у мужчины с его смуглой кожей, подтянутыми рельефами мышц и длинными, вьющимися локонами каштановых волос, ниспадающими на широкие плечи, действительно цепляет глаз. Однако его крайняя неряшливость, возмутительная привычка пересекать личные границы, любовь к выпивке и чрезмерная страсть к сексу со стопроцентным успехом отталкивают от него всех возможных кандидаток. Многие вообще удивляются, каким образом Кьораку Шунсуи попал в число моих друзей. Ведь, несмотря на мое добродушие и никогда не сходящую с губ улыбку, я очень серьезно отношусь к своей работе. Разве стал бы я просить Ямамото-сана - сурового капитана «Готея-13» - одного из известнейших исследовательских звездолетов Запредельных Галактик - взять на борт абсолютно чужого человека, руководствуясь лишь нестерпимым желанием помочь? Нет, не стал бы. И Шунсуи, кстати, прекрасно об этом знает. Но все равно день за днем наступает на одни и те же грабли, тем самым проявляя ко мне сущее неуважение и выставляя меня перед всеми полнейшим дураком. Иногда мне очень хочется его задушить, но, глядя на сгорбленную спину и время от времени ловя затравленный взгляд, который он умело прячет, я вспоминаю, почему до сих пор этого не сделал. Прошло уже целых десять лет, но он все еще не смирился. Я сам не понаслышке знаю, что такое потеря - я схоронил и родителей и старшего брата, вступившего в ряды пилотов Единого Флота и столь трагично погибшего в бою с пиратами на границе системы-столицы Сейрейтей, но благодаря самодисциплине, работе и друзьям я смог это пережить. В случае Шунсуи все оказалось несколько сложнее. Мы с ним познакомились еще в Летной Академии - и тогда он был совершенно другим человеком. Полным сил и энергии и надежд на будущее. О, он также неумело ухлестывал за девчонками - по сто раз на дню мог получить пощечину или оплеуху, но в его глазах светилась жизнь, а широкие губы то и дело изгибались в ленивой, но чертовски искренней улыбке. Мы оба с блеском окончили учебу, какое-то время вместе служили в Едином Флоте, набираясь опыта и бороздя просторы Сейрейтея на однопилотных, боевых звездолетах, прикрывая друг другу задницы, а потом наши пути, к сожалению, разошлись, хотя еще долгое время мы поддерживали общение. Мне пришлось уйти из Флота ввиду внезапно проснувшейся, врожденной болезни с легкими, но я не хотел отказываться от мечты о далеких просторах космоса, поэтому поступил в Исследовательский Институт, после которого меня почти сразу и определили на борт Готея-13. Шунсуи же попросился в состав Флота, назначенный охранять границы в далекой системе Руконгай - он был оттуда родом, и с детства мечтал защищать родную планету своими силами. Довольно долгое время я ничего от него не слышал, погрязнув в своей выматывающей, но интересной работе. Готей-13 слишком часто швыряло по разным концам систем и галактик, поэтому иногда у меня и возможности-то не было спуститься на любую космическую станцию, чтобы отправить Шунсуи весточку. И вот так потихоньку утекали в небытие года. А потом вдруг как гром среди ясного неба - новость протрубила по всем заселенным частям Запредельных Галактик. Группировке пиратов удалось уничтожить целую планету в системе Руконгай. Название не сразу всплыло из памяти - я долго хмурился, вслушиваясь в репортажи, читая электронные сводки, а когда меня осенило, я так резко вскочил из-за стола, смахнув с него все вещи, что на меня накатил приступ ярого кашля и долго еще не хотел отпускать. С того дня я принялся искать Шунсуи. Пытался посылать ему весточки, даже зная, что до Руконгая они будут идти целую вечность. Спрашивал о нем наших общих друзей по нескольку раз, хоть те и беспомощно разводили руками. Перечитывал официальные списки погибших, которые с каждым днем все росли и росли на глазах. И никак не хотел признавать, что мой лучший друг погиб. Так или иначе, прошло целых девять лет, прежде чем я увидел его снова. К тому времени я уже потерял всякую надежу, поэтому не сразу признал мужчину, встретив его совершенно случайно в одном из самых нелепых мест на свете. Он сидел и напивался в дешевом баре, куда я зашел, чтобы глотнуть воды, потому что меня раздирал кашель. На одной из самых задрипанных космических станций, которые я когда-либо имел счастье посещать. Увы, Шунсуи не захотел говорить со мной, ограничился лишь коротким рассказом, что все его родные, включая младших сестренок и невесту, мертвы, что теперь он намеревается дожить свой век, работая на мелкую грузовую компанию, и что пошла эта сраная жизнь с ее уебистыми поворотами судьбы вообще к чертовой матери. Позднее я узнал, что именно в тот день, когда его планеты не стало, он был в дозоре в соседней системе - как раз караулил тех пиратов, которые разрушили его дом. Он смеялся, отпуская глупые шутки, но его потемневшие глаза не смеялись, и я молча поднялся со стула, сжав на секунду его плечо. Человек, сидевший рядом, не хотел жить. Я не мог заставить его передумать, хотя сердце и обливалось кровью, глядя на глубокие синяки под медово-карими глазами и морщинки, изрезавшие некогда улыбчивое лицо. Тогда я сделал единственную вещь, которую мог - положил на барную стойку визитку со своими контактами и сказал, что через полгода буду в столице и что, если он захочет, смогу найти ему работу приличней, и ушел. Честно говоря, я не ожидал увидеть его в Сейрейтее. Но он пришел ко мне. Просто поздно ночью позвонился в дверь моей квартирки, пряча взгляд и вымокнув до нитки - дождь затапливал угрюмый город - и запихнув руки в карманы замызганных серых штанов. Да так и остался. У него не было ни особых денег, ни собственного жилья, и мне пришлось его приютить, пока Готей-13 находился в доке на плановом ремонте. Он спал на второй половине моей кровати, ел мою еду, взрывал мне мозг рассказами о том, на что способны шлюшки в постели, и я терпел-терпел-терпел, наивно надеясь, что раз уж он пришел ко мне, то с началом рабочего сезона он действительно попытается начать жизнь заново. Но, увы, даже поднявшись на борт Готея-13 в роли простого помощника, мужчина мало в чем изменился. Все те же маски. Все тот же горький взгляд. Все то же никому ненужное шутовство. Самое страшное, что если так дальше пойдет, я совершенно не знаю, что же мне с ним делать. Ямамото-сан очень уважает меня, и это единственное, что удерживает Шунсуи, постоянно вносящего смуту в нашу команду, на борту. Но терпение капитана, в отличие от моего, далеко не вечно. А я не хочу думать о том, что станет с Шунсуи, если он упустит этот шанс. Я боюсь, что он совсем сопьется. Уйдя в свои мысли, я едва не пропускаю тот момент, как Шунсуи выходит из душа, намотав на бедра белое полотенце. Впрочем, он тут же скидывает его себе под ноги, и я устало накрываю глаза ладонью, пока мужчина заваливается рядом со мной на койку - спасибо, хоть голой задницей кверху, а не другими, сомнительными частями тела. Мокрые, спутанные волосы рассыпаются по несвежему постельному белью. - Только не надо отчитывать меня, словно маленького мальчика, - бурчит он, и я хмыкаю, сидя к нему спиной. - Давай, еще скажи, что ты взрослый, зрелый мужчина, - парирую я, закатывая глаза. Жаль, но, похоже, весь мой пыл улетучился, пока Шунсуи пропадал в душевой. Не удивлюсь, если он специально зависал там подольше, чтобы выждать, пока мой праведный гнев сменится на милость. - Может, тебе показать? - ухмыляется Шунсуи, демонстративно переворачиваясь на спину. Я упорно не смотрю через плечо. Ни стыда, ни совести. Ей Богу как подросток. - Наличие внушительного детородного органа, Шунсуи, не является параметром зрелости, - равнодушно отвечаю я, не глядя, нащупываю откинутое в изножье одеяло и натягиваю его по пояс мужчины. Это сейчас я привык к его выходкам. Вот помню, как в первый раз узнал о том, что он любит дрыхнуть, в чем мать родила, спозаранку проснувшись чуть ли не нос к носу с его обнаженным великолепием - вот тогда эмоции феерически зашкаливали. - Ты уверен? - продолжает гнуть свою палку Шунсуи и прижимается коленом к моей спине. Этот его бессовестный флирт, признаться, уже порядком поднадоел. Обычно Шунсуи флиртует только с женской половиной населения, и я не понимаю, чем таким выделился, что заслужил подобную почесть. - Ты безнадежен, - заявляю я, поднимаюсь на ноги и отдаю голосовую команду компьютеру выключить лампы. - Хаха, - невесело отзывается Шунсуи из темноты, провожая меня странным, тоскливым взглядом. Дверь отсека автоматически скользит вбок, и полоска бледного света на секунду падает на его лицо. Застыв в проеме дверей, я отворачиваюсь - так чтобы завеса волос скрыла мои глаза - сам не знаю почему. Что-то непонятное копошится на сердце. - Шунсуи, - честно выдавливаю из себя я, - Ты меня подводишь. Он долго молчит. Переворачивается на бок. Темнота съеживается за его спиной. - Извини. *** Мне не спится, хотя часов через двадцать мне снова предстоит зависать на капитанском мостике, прокладывая курс звездолета к недавно открытой системе Хуэко Мундо. Говорят, правда, система пустует - редкие планеты едва ли пригодны для жизни, солнце там всего лишь одно, да и то карликовое, нету даже колец астероидов. Поэтому в этот раз задание Готея-13: выяснить, можно ли из системы сделать всеобщую мусорную свалку, или все же в ней найдется хоть что-то, что позволит системе сохранить неприкосновенность. Да, как исследователи, мы занимаемся и подобной грязной работой, хотя чаще цели путешествия у нас, конечно, гораздо интереснее. Я брожу по звездолету, запихнув руки в карманы белых форменных брюк - вся команда носит белые костюмы, исключение составляют лишь механики и помощники - едва ли встречая людей на своем пути. Ребята либо добросовестно работают, либо спят без задних ног - не так-то просто держать нашу гигантскую махину на плаву в бездонных пространствах раскинувшейся во все измерения Вселенной. Долгие полеты, одинокие ночи, неизбежное напряжение выматывают, поэтому мало кто тратит свое свободное время на бесцельные скитания по кораблю. Не знаю, что на меня нашло. Никак не могу отделаться от мыслей о Шунсуи. Никак не могу забыть это его искреннее «извини» и странный взгляд. Будто он хотел попросить меня о чем-то - о чем же? - но не стал. Я так хочу ему помочь, что меня буквально рвет изнутри от собственного бессилия. Я принял его в свой дом, нашел ему достойную - между прочим, хорошо оплачиваемую - работу, но даже я вижу, что этого недостаточно. Не все всегда в наших силах. Та девушка… его невеста… Наверно, он очень сильно ее любил. Я долго стою напротив дверей в обсерваторию, но, тряхнув волосами, все-таки возвращаюсь к себе. Если не посплю, не только получу нагоняй от Ямамото-сана, но еще и в координатах, не дай Бог, запутаюсь, а это чревато серьезными неприятностями. Потому что сейчас мы летим по практически неизведанной территории, и напороться на смертоносное кольцо астероидов - это раз плюнуть. При составлении приемлемого курса приходится учитывать буквально все - давление на корпус звездолета, радиационный фон системы, удаленность от солнц, от гравитационных полей планет и их спутников, расход топлива и целую кучу других немаловажных параметров. На самом деле, это очень сложная работа, но я ее люблю. Мой личный отсек точно такой же как у Шунсуи, за исключением того факта, что здесь всегда царит полный порядок. Я с детства не люблю, когда вокруг разбросаны вещи - родительская квартирка была двухкомнатной, и мне приходилось жить вместе со старшим братом, а он, точь-в-точь как Шунсуи, особой опрятностью не страдал. И отец и мать днем и ночью пропадали на работе, чтобы одеть и прокормить нас обоих, и волей неволей, но обязанности по уборке, а зачастую и готовке, ложились на мои плечи. В любом случае, я не жаловался. Я любил свою семью. Расстелив свою койку, я отправляюсь в душ. Горячая вода приятно расслабляет тело, заставляя забыть обо всех на свете невзгодах. Я долго не желаю вылезать из-под божественных, теплых струй, но добрый компьютер не стесняется напомнить мне о том, что скоро я могу превысить суточный лимит используемой воды. Со вздохом я хватаю с полки полотенце, вытираю голову и выхожу обратно в отсек, закутавшись в халат. Я уже предчувствую десятый сон, как в дверь громко и настырно стучат. Нормальные люди обычно звонятся в видеофон, располагающийся рядом со входом в личный отсек, поэтому по поводу того, кто же этот нахальный, загадочный гость сомнений быть не может. Это Шунсуи. Только он может игнорировать все существующие, современные удобства техники и вламываться в чужое, личное пространство без должного приглашения. Да и что вообще ему нужно? По идее я оставил его отсыпаться и трезветь. - Еще не спишь? - зачем-то спрашивает мужчина, замерев посреди моей комнаты. На нем черная, расстегнутая рубашка и такого же цвета брюки - одежда, хоть и мятая, но чистая, и я вздыхаю с облегчением - хоть не пошел напиваться по новому кругу. Хожу по отсеку, аккуратно складываю собственную одежду и рассматриваю Шунсуи краем глаза. Давно он не забирал волосы в хвост. Так ему лучше, хотя в целом у него все такой же взъерошенный и неприбранный вид. Интересно, когда он в последний раз брился по-человечески? - Такой стук и медведя бы поднял на дыбы, - отвечаю я, наконец, останавливаясь перед мужчиной, - Ты что-то хотел? - Нет, - слишком быстро реагирует Шунсуи, пряча взгляд, потом морщится от досады и снова поднимает лицо, - А, может, и да. Я вопросительно смотрю на мужчину, который словно не знает, куда себя деть. А затем вдруг будто решает что-то для себя, и мои брови взлетают вверх, когда его широкие ладони ложатся на мое лицо, и - Господи, в следующий момент губы Шунсуи так близко, что я не успеваю сделать спасительный шаг назад. Он, что, целует меня? Поверить не могу. Я настолько ошарашен, что не могу пошевелиться. Пока я стою, не сопротивляясь, прямо как окаменевшая статуя, одна ладонь Шунсуи спускается по моей спине, и мужчина прижимает мое безвольное тело ближе к себе. Дерзкие укусы и движения языка настолько завораживают, что я сам не замечаю, как растворяюсь в требовательном напоре мужчины. Податливые поцелуи тех немногочисленных девушек, с которыми я когда-либо встречался, ни в какое сравнение с этим не идут. - Джуу… - шепчет Шунсуи, оторвавшись от меня, чтобы глотнуть воздуха. Я вздрагиваю - одна его ладонь ложится на мое бедро, и это сильное прикосновение медленно сводит меня с ума. - Ты что творишь? - выдыхаю я, с ужасом сообразив, что успел вцепиться в плечи мужчины. Разжимаю хватку, все-таки делаю шаг назад, но Шунсуи следует за мной до тех пор, пока я не упираюсь внутренней стороной коленей в койку. Боже, все, мне некуда бежать. А он уже развязывает пояс моего халата, отрезая мне все пути к отступлению. - То, что давно хотел, - признается Шунсуи шепотом, от которого мурашки бегут по всему телу - губы мужчины, не торопясь, прокладывают дорожку поцелуев по моей шее, - Тебе ведь нравится. - Прекрати, - стыдно признавать, что я почти скулю. Запрокидываю голову, наслаждаясь тем, как он прихватывает кожу зубами, оставляя алеть злые метки. Наверно, я сплю. Мой лучший друг усеивает мою шею ничем иным, как засосами, а я все никак не могу его оттолкнуть. Да что со мной? Шунсуи-то точно перепил и не проспался, а я? Давно не изведывал человеческого тепла, или что? Мы ведь оба пожалеем об этом с утра, надо остановить его, пока еще не поздно… Халат бесшумно падает к ногам. Ладони Шунсуи мнут мои ягодицы - Боже, позорно даже думать о том, что у меня уже встало. Он заваливает меня на койку - его колено устраивается между моих ног, быстро подавляя все еще тлеющее во мне сопротивление. Шунсуи снимает с себя рубашку, швыряя ее куда-то на пол. Свет над нами притухает по его словесной команде. Ох. Его кожа такая горячая на ощупь. Выгибаясь под мужчиной, я запоздало понимаю, что, кажется, окончательно сдался. Но этому невозможно противостоять. В темноте Шунсуи надо мной словно зверь, не пропускает ни миллиметра моей кожи, не дает мне ни дернуться, ни вымолвить ни слова против - хотя все аргументы против и так застряли комом в горле, из которого так и рвутся едва ли контролируемые стоны. К тому моменту как он переворачивает меня на живот, вжимаясь бедрами в мои ягодицы, мне уже плевать, почему он этого хочет, и будет ли у меня адски болеть задница, если я прямо сейчас переквалифицируюсь в мужеложца. Я никогда не думал, что в постели с мужиком может быть так хорошо. Впрочем, это же Шунсуи. Я еще помню, как в Академии, да и потом, в Едином Флоте, девчонки перешептывались по углам, судача о том, какой он умелый любовник, и мечтательно вздыхая, как же попасть к нему в загребущие лапищи еще на разок-другой, и при этом не потерять своей девичьей гордости. Даже ко мне подходили - спрашивали совета, как добиться внимания этого нахала. Меня всегда это раздражало, а теперь, кажется, я начинаю их понимать. - Джуу… можно? - голос до ужаса хриплый. Странно, что он спрашивает у меня разрешения именно сейчас, когда ему самому уже невтерпеж. Как-то это нелогично - свести меня с ума, а потом спустить все на тормозах. Я ведь действительно могу отказаться - то, что происходит, несмотря на яркое удовольствие, является для меня полнейшей загадкой. Не только причины, которые заставили Шунсуи заявиться ко мне с подобными намерениями, но и реакция собственного тела - сплошная тайна, одним словом. Я медлю с ответом, а он терпеливо целует мое плечо. Руки скользят по моей груди и бедрам, дразнят откровенными прикосновениями, мнут мою бледную кожу. Прикусываю губу. Неужели, ради тебя, Шунсуи Кьораку, я готов зайти даже так далеко? Впустил тебя в свой дом, в свою работу, Господи, даже в свою душу, а теперь еще отдать и свое тело? Я вжимаюсь лбом в подушку, жмурю глаза и едва заметно киваю. Только прядки волос смущенно шевелятся на подушке. Но Шунсуи ждет этого - ждет, и не упускает этот момент. Боже, какой стыд. Я едва не умоляю его забыть о всяческой подготовке - не знаю, как остальным, но конкретно мне чужие пальцы в заднице кажутся чересчур уж унизительным событием - но я не делаю этого. Потому что озвучить свою просьбу кажется мне еще более унизительным делом, чем перетерпеть эту пресловутую подготовку. Нет, это вовсе не больно - Шунсуи осторожен. Просто ужасно непривычно и... и… и… повторюсь, стыдно, да. Хотя я уже далеко не подросток и мог бы спокойно отнестись к подобным новшествам в сексе. - Я бы хотел видеть твое лицо, - внезапно говорит Шунсуи, наклонившись к моему уху и властно придвигая мои бедра к себе - я могу чувствовать его - он упругий и твердый, и, ох, я понимаю, что сейчас самое страшное, наконец-то, свершится, - Но так тебе будет легче. Я жду дикой боли, но она не приходит. Я растянут до предела - это, пожалуй, неприятно, но не смертельно. Шунсуи замирает за моей спиной, выжидая, пока я привыкну, и едва сдерживаясь, чтобы не вбивать меня в уже смятые простыни. Он хрипло дышит, водит ладонью вдоль моего позвоночника, давая понять, чтобы я расслабился, и смотрит на меня таким благодарным взглядом - я оборачиваюсь на него через плечо - что у меня что-то ноет в груди. Что же творится в голове у этого мужчины? Скажет ли он мне об этом хотя бы с утра? Я не успеваю погрязнуть в своих мыслях - Шунсуи неторопливо двигает бедрами, и я хватаюсь за край койки. Один толчок, два, три - немного болезненные ощущения, но в целом сносно и, пожалуй, я смогу вынести эту ночь. Неужели кому-то нравится это чувство, будто все твои внутренности сейчас хлынут наружу? Я не озвучиваю этот вопрос, но Шунсуи надо мной догадливо усмехается. Конечно - мое лицо покрывается испариной - ему-то хорошо. Шунсуи не меняет медленный темп толчков, но принимается лениво рассказывать мне о том, какой я тугой, горячий и податливый, и постепенно - я сам не замечаю как, но мне начинает нравиться этот безумный процесс. По телу снова расходится волна жара. Движения мужчины внутри больше не приносят ни боли, ни неудобства - наоборот, волнуют мышцы и тело, заставляя дрожь скапливаться ноющим желанием в паху. - Ну, что, Джуу, готов? - улыбается надо мной мужчина, и я, постанывая от его медленных движений внутри, недогадливо хмурю брови. Готов? К чему мне быть готовым? Я только начал получать удовольствие от этого возмутительного и постыдного процесса, чего никак от себя не ожидал, а Шунсуи, будучи в своем репертуаре, уже обещает мне воз новых, загадочных ощущений. Шунсуи резко меняет темп, до боли хватая меня за бедра и насаживая на себя. Один сумасшедший толчок следует вслед за другим - мне не удается глотнуть воздуха, и я вынужденно покоряюсь ему на постели - сам же согласился на это безобразие - хотя больше всего на свете мне хочется сейчас задушить его своими скрюченными, цепляющимися за простыни пальцами. А потом мужчина вдруг наваливается на мои бедра как-то… иначе, и я захлебываюсь криком. - Да, детка. Это… это… ннн, невыносимо хорошо. Одна вспышка сменяет другую, и Шунсуи долгое время не сбивается с ритма. Кажется, я сам начинаю подаваться бедрами ему навстречу. Толчок. Еще и еще, и так до бесконечности. Пальцы Шунсуи тянут мою голову за прядки волос назад, добираются до лица, требовательно нажимают на приоткрытые губы. Господи, я не знаю, почему меня так возбуждает собственная покорность - ведь я же не баба - но я пускаю его пальцы в свой рот и послушно облизываю и ласкаю языком и прикусываю зубами наглые подушечки и костяшки. Шунсуи чертыхается. После этого его не хватает надолго. Он валит меня на койку, сжимая меня в одной руке, порывисто толкаясь бедрами между моих ягодиц - я почти всхлипываю - и сладкий жар хлещет через край непреодолимым наслаждением. Я взрываюсь в его руке, а он кончает во мне, и долгое время лежит поверх моего тела, оставляя вереницу слабых поцелуев на моей взмокшей спине. Я и сам не могу пошевелиться. Господи. Что это было? В конце концов, Шунсуи ложится рядом - я не хочу думать о том, что за влага сейчас медленно течет между моих ягодиц вниз по внутренней стороне бедра. Вряд ли это кровь - больно совсем не было. Но какой позор… Дыхание восстанавливается безумно долго, тело заполняет истома - у меня нет сил даже голову повернуть, чтобы посмотреть на Шунсуи. Я засыпаю. Где-то в середине ночи - конечно, ночью я называю текущее время весьма условно, для меня ночь - это именно тот отрезок свободного времени, что отведен мне на сон - Шунсуи уходит. Я слышу, как шуршит поднимаемая с пола одежда, но не решаюсь ничего сказать. Если мужчина хочет уйти, то пусть - я никогда не держу рядом с собой людей. Не буду отрицать, что мне обидно, но, как бы то ни было, все произошло по обоюдному согласию, несмотря на то, что изначально он моего разрешения не спрашивал. Горечь душит меня - я стараюсь ей не поддаваться, но, перед тем как уйти, Шунсуи вдруг садится рядом на краешек койки, заботливо натягивает сползшее одеяло поверх моего плеча и осторожно, чтобы не разбудить меня, наклоняется и целует меня в висок. Я едва не распахиваю глаза, но все-таки позволяю мужчине спокойно покинуть комнату. Меня терзает куча животрепещущих вопросов, но сейчас, пожалуй, не время их задавать. Надо доспать остаток ночи, чтобы не напортачить на смене. Думать буду потом. Только сон долго не идет - воспоминания о перемежающихся ласковых и грубых поцелуях никак не дают мне покоя. Хотя… что уж тут удивительного, ведь я побывал в раю, а вот проснуться мне суждено, по-видимому, на бренной земле. *** Мне не удается увидеться с Шунсуи до начала своей смены - да я и не уверен, что стоит это делать, несмотря на то, что хотя бы парочку вопросов я все равно непременно ему задам. Ну, нельзя же вот прямо так врываться в обитель лучшего друга и укладывать его в постель. Надеюсь, у мужчины найдется веское объяснение для этого поступка. На самом деле, я и позавтракать еле успеваю, потому что долго стою под душем, пытаясь привести себя в порядок - задница ноет, тело ломит, губы припухли, засосы усеивают кожу - тот еще видок. Я не смогу скрыть всех отметин, как бы ни хотел. Судачить все равно будут, и с этим придется смириться. На работе мне тоже не удается сосредоточиться полностью - мысли о Шунсуи также настырны, как и он сам - и хотя, вроде, я не допускаю никаких серьезных ошибок, Ямамото-сан все равно отпускает меня раньше. Пока я иду в обсерваторию - сейчас мне просто необходимы хотя бы полчаса абсолютной тишины - меня провожают насмешливыми и любопытными взглядами. Я уже буквально слышу шепотки за спиной - интересно, много времени ребятам понадобится выяснить, с кем я переспал. Думаю, вряд ли, учитывая, что до этого дня я никогда не заводил любовниц на борту звездолета. Падаю в кресло, устало накрывая лицо руками. Губы до сих пор саднят, задница жжет, на бедрах синяки, а там, где Шунсуи ласково прикасался ко мне, словно выжжено клеймо. Его клеймо. И это очень странное ощущение. Я отчаянно пытаюсь представить на месте Шунсуи любого другого мужчину, но с еще большим отчаяньем вдруг понимаю, что ни для кого другого я не сделал бы столько, сколько сделал ради него. А тем более - не пустил бы в свой дом, не отдал бы вторую половину кровати и уж точно не разделил бы с ним свою постель. Что же это получается? Я, что, по меньшей мере, был влюблен в него все это время? Или я просто дурю себе башку? Когда Тацуки заходит в обсерваторию, у меня возникает чувство дежа вю. Только на этот раз она задумчиво ерошит свою короткую, торчащую во все стороны прическу, и я уж готов выслушать, что же Шунсуи такого вытворил, что снова понадобилось мое присутствие, как Тацуки вдруг улыбается и треплет меня по плечу. - Я не знаю, что ты сделал, Джууширо, но Кьораку сегодня в ударе. - Что? - я неверующе оборачиваюсь на девушку, но она и не думает мне врать. Весело пожимает плечами и идет на выход из обсерватории. - Сам можешь глянуть. Он как закончил вещи тягать в грузовом отсеке, засел с Урахарой-сенсеем в шлюзе, и уже третий час подряд они вдвоем пытаются оживить тот боевой однопилотник модели «Зангецу», что недавно вышел из строя. Ну, тот, помнишь, который Куросаки раздолбал, когда пиратов отпугивал в системе Генсей. Еще бы не помнить. Ичиго тогда дал жару - пиратов-то отпугнул, да сам еле ноги унес от просто шикарной по своему размаху взрывной волны - удивительно вообще, как он на мертвом однопилотнике обратно до звездолета добрался. Это так и осталось для всех загадкой. Впрочем, это уже не первый раз, когда парню и его команде пилотов, взвалившим на себя тяжкую миссию по защите Готея-13, так невероятно везет. Честно говоря, каждый раз, как я наблюдаю за тем, как они покидают борт звездолета на своих кораблях, я не могу подавить слабые уколы зависти. Я очень сильно люблю космос - когда-то я летал не хуже ребят, но, к сожалению, чертова болезнь отрезала мне дорогу к моей заветной мечте. Прокладывать курс полета, вносить корректировки в маршрут, игнорируя зачастую неверные из-за недостатка данных или из-за технических сбоев расчеты бортового компьютера, тоже занимательное занятие, но оно не сравнится с тем ощущением полета, что я испытывал, сидя за штурвалом. Створки автоматических дверей, ведущих в шлюз, скользят вбок. Тацуки, шедшая впереди, подмигивает мне, указывая рукой в угол правой части обширного помещения, но сама направляется в противоположную сторону, сославшись на то, что ей еще надо проверить уровень топлива в одном из грузовых тягачей. Я петляю между ровными рядами звездолетов-однопилотников, выискивая Шунсуи. На самом деле на Готее-13 два шлюза. Один - тот, где я сейчас нахожусь - используется под своеобразный ангар, а вот как раз со второго, примыкающего к этому шлюзу, и производится запуск летной техники в открытый космос. - Шунсуи-сан, да вы просто гений! И почему мне раньше это в голову не пришло?! Секунду, захвачу инструменты и скоро вернусь, - Урахара Киске, главный механик, так резко выныривает из-за корпуса ближайшей машины, что мы с ним едва успеваем уступить друг другу дорогу, - Ой, простите, Укитаке-сан! Только не крадите у меня вашего друга - кстати, не знал, что вы раньше служили во Флоте - я мигом! Я смотрю вслед Урахаре, улыбаясь краешком губ. Когда дело касается техники, Киске просто настоящий одухотворенный маньяк. Со своими странностями, конечно - взять только бело-зеленую шляпу и трость, с которыми он никогда не расстается - но таланта, предусмотрительности и интуиции ему не занимать. Учитывая постоянство приключений, сваливающихся на Готей-13, могу с полной уверенностью сказать, что Урахара сидит на своем месте. - Джууширо? Ч-черт, - Шунсуи, видимо, поторопившись выползти из-под крыла однопилотника, прикладывается головой о недружелюбный металл. Стоит, потирая затылок и пряча глаза, а я пристально рассматриваю его перемазанное то ли в масле, то ли в саже лицо. Он вообще грязный с ног до головы - скорее всего и правда просидел все это время в компании Урахары, пытаясь починить безнадежно загубленный корабль. Если призадуматься, в механике Шунсуи действительно всегда разбирался неплохо. Помню, как-то раз в процессе патрулирования орбиты одной из космических станций - задание было донельзя скучное, потому что станция располагалась в центре системы, куда пираты свой нос отродясь не суют - Шунсуи подбил меня слетать к ближайшему кольцу астероидов, проверить, кто из нас ловчее будет маневрировать между угрюмыми осколками звезд. Выиграть-то он выиграл, зато однопилотники свои мы потрепали хорошенько. И, чтобы не получить нагоняй от начальства, Шунсуи двое суток проторчал в ангаре, приводя наши корабли в божеский вид. Пропустил все свои выходные дни, но зато потом ходил довольный, словно сто вместе взятых чеширских котов. - Решил взяться за ум? - натянуто улыбаюсь я, складывая руки на груди - прийти-то глянуть на это чудо я пришел, но вот стоит ли поднимать тему нашего секса, я абсолютно не знаю, - Или это очередной ход конем, чтобы привлечь к себе лишнее внимание? Шунсуи хмурится, наконец, встречая мой взгляд. Ну же, думаю я, ну скажи мне, что все это была игра, развлеченье на одну ночь, насмешка сложившихся обстоятельств или что там еще. Может, я просто оказался глупее и доступнее остальных? Ну, давай, все карты на стол. - Ты особенный, - внезапно говорит Шунсуи, делая шаг вперед. Он останавливается так близко, что теперь я могу чувствовать его дыхание на своей щеке. Мурашки предательски бегут по спине. Что? Что он такое сказал? Сердце сбивается с ритма - я чувствую, как щеки заливает краска, но эхо посторонних шагов заставляет меня отпрянуть прочь. Краем глаза я вижу приближающегося Урахару. Отлично. Самое время сбежать. Шунсуи улыбается мне вслед. - Отсюда некуда деться, Джуу. Я все равно тебя найду. Не прячься. Я лихорадочно возвращаюсь в свой отсек. Принимаю душ и заворачиваюсь с головой в одеяло. Постельное белье пахнет Шунсуи. Мне хочется рассмеяться во весь голос. Боже, но он ведь прав. Я знаю тысячу мест на этом звездолете, в которых мог бы затаиться, но смысл? Рано или поздно он все равно меня найдет. В этот раз космос мне совсем не союзник. Кажется, если я надеялся списать весь секс на кратковременное безумие, я совершил серьезную ошибку. Вот только не знаю пока, к лучшему это или нет. Смирившись, я даю компьютеру команду автоматически распахнуть двери при приближении Шунсуи. Хочу сейчас попробовать вздремнуть - вдруг грядущий разговор отнимет у меня все силы. Темнота и знакомый запах, впитавшийся в простыни, убаюкивают меня, и я проваливаюсь в пучину уютного сна. Тело приятно ломит - все еще наслаждается отголосками чужих прикосновений. Шунсуи будит меня поцелуями. Не голодными, нет. Просто его крепкое тело прижимает меня к постели, пальцы убирают прядки моих волос прочь с лица, а губы раз за разом припадают к моим в попытке украсть мое дыхание. Его щетина приятно задевает кожу, и мои руки сами по себе ложатся на широкие плечи. Не знаю, когда Шунсуи успел раздеться, но, кажется, он принял душ, и это хорошо. Мы долго целуемся, разглядываем друг друга в темноте, и я не имею понятия, как противиться этому волшебному мгновению, в котором мы застыли. - Почему? - все же решаюсь я. Мой шепот несмел, но я должен, должен узнать. Не стоит тратить время на неясные страхи. - Потому что ты единственный, кому не все равно. Нет, молчи, я не договорил, - ладонь предсказуемо ложится на мои губы, не дает мне вымолвить ни слова, - Когда я звонился в дверь твоей квартиры, я был мертв. Да, утекло много лет с той трагедии, отнявшей у меня все, но я никак не мог отпустить эти счастливые и до ужаса горькие воспоминания. Джууширо, у меня должен был родиться ребенок. Я никому даже рассказать не успел. Он молчит, морщится, а я обнимаю его за плечи. Сердце ноет, мне хочется прижаться к нему теснее, вытравить из тона его голоса всю боль и горечь. - А еще я ненавидел себя. Не только за то, что не смог защитить свою семью, хоть и понимаю, что просто погиб бы, не будь я на дежурстве в соседней системе. Джууширо, я… я не любил ее, свою невесту. Я всегда был осторожен в постели с девчонками, но не в тот раз. Мы встречались, но жениться я собрался, потому что она залетела. Не скажу, что она мне не нравилась, но я не готов был связывать свою жизнь с кем-либо. Впрочем, не подумай обо мне плохо, ребенка я ждал как самый замечательный подарок на свете. Но вина за эти предательские мысли о том, что я ее не любил и что за это Бог забрал у меня даже дитя, сводили меня с ума. - Мне очень жаль, - бормочу я, ласково зарываясь рукой в ворох чужих, взъерошенных волос. - Да, - кивает он, на секунду прижавшись губами к моему виску, - Я был мертв, когда ты впустил меня в свою жизнь. Я пришел к тебе, потому что знал, что ты смог бы меня понять. Ты сам через это прошел. Потерял и родителей и брата, даже возможность заниматься любимым делом. Но день за днем я наблюдал за тобой и не понимал, как можно вот так улыбаться, лишившись всего. Но ты заставлял меня дышать. Джууширо, ты сильный - настолько, что… глядя на тебя, я вдруг снова захотел почувствовать себя живым, только… Он судорожно выдыхает, до боли сжимает мои плечи, и в его глазах столько решимости, что мне становится страшно. - Только я хочу ощутить это вместе с тобой. Только с тобой. И никак иначе. Знаю, что снова прошу слишком многого, но ты единственный, кто у меня остался. Без тебя все бессмысленно. Я пытался, правда, но только время напрасно потратил. Шунсуи кладет голову на мое плечо и молча устраивается рядом, словно признание отняло у него все оставшиеся силы. Мне остается лишь задумчиво перебирать прядки его волос. Я даже не знаю, что ему ответить, потому что в голове лишь непонятная каша из собственных чувств, разгрести которую едва ли представляется сейчас возможным. В конце концов, свободной рукой я нашариваю откинутое в изножье одеяло и укрываю нас обоих по пояс. - Джуу? - Дай мне время, Шунсуи, - шепчу я, - Ворвавшись в мою жизнь, ты как обычно устроил полнейший бедлам везде, где только можно. Теперь жди, пока я его разгребу. Он улыбается, прикрывая глаза. - Хорошо. *** Поверить не могу, как я поддался на его ухищрения устроить разврат прямо в кабине звездолета-однопилотника. Того самого, который Шунсуи с Урахарой все-таки починили. Выгибаю спину под вспышками удовольствия и тут же стукаюсь затылком о немилосердное стекло. Шунсуи смеется, пока я чертыхаюсь, и я прожигаю взглядом его довольную морду, но засранец снова вскидывает бедра, заставляя мое тело содрогаться от удовольствия. Приходится оторвать руки от его плеч и упереться локтями в застекленный верх кабины, иначе секс грозит перерасти в избиение моего несчастного затылка. Толчки все также беспощадно следуют один за другим - ну что за невозможный мужчина, не дает мне ни секунды передохнуть. Тем более что это уже второй раунд за сегодня. Нет, я вовсе не жалуюсь, на самом деле мне безумно хорошо, но в следующий раз я точно заставляю Шунсуи потерпеть лишние десять минут, чтобы добраться до нормальной постели. - Двигайся сам, детка, - коварно улыбается мой мучитель, закидывает руки за голову на спинку сиденья, упирается ногами в электронную панель у штурвала, и нагло подталкивает меня бедром, чтобы я не медлил. Краска заливает щеки - конечно, в моих силах сейчас сползти прочь с этого нахала, похватать заныканную под сиденье одежду и умотать восвояси, но вот незагвоздочка - я совершенно не хочу этого делать. Остается сдаться и последовать позорному указу - стиснув зубы и пряча глаза, приподнимаюсь и насаживаюсь обратно на Шунсуи. Он не отрывает от меня голодного взгляда, но больше не мешает задавать тот темп, который мне угоден. Иногда я подолгу замираю, наслаждаясь дрожью собственного тела - мне безумно нравится просто ощущать мужчину в себе. Едва слышимый звон чужих бодрых голосов заставляет меня в очередной раз приложиться головой о верх кабины. Шипение срывается с губ, а Шунсуи использует этот момент, чтобы поменять нас местами. Затыкает мне рот поцелуем, разводит мои колени шире и начинает толкаться в меня с дикой скоростью. Он что рехнулся? Да нас же сейчас заметят! Я и так едва сдерживаю стоны. Чертов безумец, бесстыдный наглец - кусаю до крови губу, впиваясь ногтями в плечи мужчины. Тело натянуто струной, полыхает в ожидании развязки. Воздуха отчаянно не хватает. Хочу кричать, но нельзя. Нельзя, ч-черт. Когда я прихожу в себя, посторонних голосов уже не слышно. Шунсуи нависает надо мной на локтях, улыбаясь, оставляет на моей шее очередной засос. Устало вздыхаю, хватаю его за выбившиеся из хвоста прядки волос и притягиваю его лицо для поцелуя. Хоть прошло уже два месяца с тех пор, как он впервые предал меня разврату, я никак не могу ими насытиться. И не только ими. Иногда мне кажется, что всей жизни не хватит, чтобы насытиться мужчиной. Как мы добираемся до его личного отсека, я даже не запоминаю. Кажется, вишу на его плече всю дорогу, еле переставляя ноги. Если нам по пути и попадется Рецу, чьи брови взлетают вверх, а с губ мигом слетает полу-удивленное, полу-озаренное «о», то я благополучно пропускаю этот момент. Все равно Шунсуи во всем виноват, пусть сам с общественным мнением и разбирается. Как только за нами автоматически захлопываются двери, снимаю одежду, падаю на развороченную постель и зарываюсь лицом в подушку. Так хочется спать, но Шунсуи все не ложится. Отдав команду притушить свет, зачем-то расхаживает по комнате, аккуратно раскладывает вещи, принимается убирать вечный бардак. А, поймав мой любопытный взгляд, лишь пожимает плечами. Нет, так дело не пойдет. С тяжелым вздохом ловлю его за рукав и заставляю присесть рядом с собой. Он расслабляется в моих объятиях и позволяет мне неторопливо расстегнуть пуговицы измятой в звездолете рубашки. - Что не так? - тихо спрашиваю я. - Ты так и не ответил мне, после того как обещал подумать, - нехотя говорит Шунсуи. Видимо, не желает поднимать эту тему, боясь печальной развязки. Такой глупый. - Прости, я думал ты и сам все понял, иначе не стал бы так долго тянуть с ответом - шепчу я, ласково скользя ладонями по напряженной спине, - Если бы я не хотел быть с тобой, стал бы я поддаваться на твои уговоры устроить бесстыдство посреди бела дня, где попало? Шунсуи фыркает, прижимается лбом к моему лбу и несмело улыбается. - Так говоришь, будто тебе не понравилось. - Я тебя сейчас стукну, - честно признаюсь я, но, глядя в смеющиеся глаза, в которых весело пляшут искорки, добавляю, - Или поцелую. Шунсуи долго молчит, потом толкает меня на подушки и выпутывается из остатков одежды. - Наверно, я просто боялся поверить, - вздыхает он именно в тот момент, когда я уже почти засыпаю, пригревшись в его руках. - Шунсуи! - рычу я, откидывая одеяло, - Мне же на смену завтра. Спи, или… - Или что? - тут же с любопытством оживляется он. - …или в следующий раз мучать мы будем твою задницу, - не найдя, что еще придумать, грозно выдаю я. Шунсуи подкладывает локоть под голову и скользит по мне задумчивым взглядом, пока его губы медленно растягиваются в ехидную улыбочку. - Звучит заманчиво, Джуу. Как насчет попробовать прямо сейчас? Не говоря ни слова, я просто с размаху впечатываю подушку в его лицо. Будет у меня знать, развратник.