Рассмеши их

Той же ночью, после разговора с влюблённым по уши Сальвадором, клоун лежал на своей кровати без сна и пытался отогнать непрошеные воспоминания, которые одним мощным и сильным потоком захлёстывали его с головой, и не было от них спасения или хотя бы передышки в эту тихую ночь в самом начале лета. Диего закрыл глаза, поддавшись этому шторму ностальгии, позволяя ему закачать себя на своих лёгких волнах и унести в не такое уж далёкое прошлое… …То утро, о котором вспомнил Диего, выдалось шумным, рывком поставив на уши весь цирк. К ним приезжала пародийная певица со своим турне, решившая выступать под нашим началом. Это был дар для нас и значит шоу должно стать фееричным. Билеты раскупались пачками, афиши с певицей были расклеены по всему городу и все ждали вечера с нетерпеньем. В программе произошли изменения: номер вечера решили поставить вместо несчастного Альберто, который ныне находился в больнице. Но номер Диего тоже сорвался, потому что помощники певицы с шумом влетели в его гримерку и сказали о ЧП. Пианист певички свалился с температурой, а из оставшихся музыкантов, умеющих обращаться с оным инструментом, оказался сам клоун. После шумной брани, недовольный Диего решил согласиться, чем черт не шутит, подумал он. Всего пару часов за инструментом с партитурой и он уже смог аккомпанировать Женевьеве на репетиции. Как только он её увидел, то потерял дар речи на пару минут. Красивая, стройная женщина с огненно-рыжей копной вьющихся волос, черные длинные перчатки, держащие мундштук с тлеющей сигаретой, оборка мехового соболиного воротника и о, этот дерзкий слегка хриплый грудной голос… Не смотря на свой женственный образ, она ловко заправляла всем и всеми, указывая своим мундштуком, где и что будет стоять, ради ее номера. — Здравствуйте, Диего! Вы просто мой спаситель! — Она подлетела как вихрь и поцеловала шокированного мужчину в щеку, оставив красный след помады красоваться на лице. — Ах, как скверно, что я не представилась вам. Женевьева Де`Буа. — Наслышан.- усмехнулся оживший Диего. — Ну что, когда приступим к репетиции? — О, Диего. Как я люблю это в людях — профессионализм. Сразу к делу и никаких отступлений. — Она смерила его взглядом, слегка прищурив свои зелёные лисьи глаза. Улыбнулась. — Ровно через двадцать минут, я буду с вами. А пока… Лансель! Вы нашли мне гримерную? — Конечно, мадам, прошу за мной. И она ушла вслед за своим помощником, по пути злобно чертыхаясь на юнца, который посмел ее толкнуть её же багажом. Юнец весь побелел и жалобно извинялся перед этой особой. Эта сцена довольно позабавила Диего. — Ну, чертовка! — улыбнулся он во весь рот. Репетиция была успешной, порой Диего удивлялся диапазону и гибкости её голоса, она могла изобразить и популярных оперных певцов, и детский тонкий голосок, и грубый пиратский рёв, зовущий на абордаж. Она напоминала ему экзотическую южную птицу, которая могла копировать и сочетать различные по сложности звуки и голоса, легко превращая это в мелодию. Комичность ее номера заключалась в том, что она могла пародировать популярных исполнителей и повторять их тембр, жесты, мимику. Все это сочеталось комичным текстом, высмеивающим их недостатки или же напротив, их гордыню за свои заслуги. Порой он сам еле сдерживался от накатывающего хохота, пытаясь держать под контролем свои руки, скользящие по нотам. «Ох, не оплошать бы на радостях». На репетиции в промежутках, они останавливались на перекур и беседовали друг с другом, знакомились. Женевьева интересовалась его жизнью, а он многое узнал о ней. Что обоим нравились читать детективы, мифы, что для них обоих важна игра и смех, аплодисменты. Им приходится скрываться за «маской», даже среди друзей, потому что это уже дело привычки. Они понимали друг друга и не боялись быть открытыми. Потому что самый лучший собеседник- это человек, который ничего о тебе не знает. Женевьева была бойкой, порой стервозной, но невероятно притягательной и харизматичной. Ко многим относилась критично и всегда старалась всё сделать по-своему. — Диего, есть только твоё мнение и не правильное. Слышал о таком? Тебе должно быть плевать на чужое мнение, но ни за что не ставь крест на своём. Нет никого, на кого ты можешь положиться в трудный час, только ты сам. Ты сам себе лучший товарищ и друг. А остальные- приходят и уходят, привнося что-то в нашу жизнь или забирая. Не этим людям с тобой строить семью и говорить за кого нужно выходить. Если какая-то чертовщина в отношениях, я вспоминаю мамину фразу: « Дорогая моя дочь, ты себя нашла не на помойке, чтобы так с тобою обращались». И знаешь что? Она была права. Живи в своё удовольствие, мой друг! Только здесь и сейчас, остальное - шелуха. Никто не знает, что случиться завтра, может, ты вообще умрешь и что тогда? А может, что случиться с моим голосом, тьфу-тьфу-тьфу, и я перестану быть кому либо нужна? Он всё слушал и понимал, заряжаясь ее энтузиазмом и силой воли. Вскоре восхищению не было предела и он начал отвлекаться на ее черты лица, пытаясь как можно яснее их запечатлеть в своей памяти. Она становилась для него кумиром и примером для подражания, как она, женщина, терпела удары судьбы, гордо вскидывая голову. Превозмогая боль и ни на кого не рассчитывая, а целеустремленно шагая вперед. — Пожалуй, Женевьева, Вам стоило родиться мужчиной и стать полководцем! — Знаешь, дорогой Диего, ты читаешь мои мысли. Порой мне и вправду хотелось родиться мужчиной, чтобы добиться большего и не быть слабой телом. Но, увы, приходиться искать физическую силу среди противоположного пола, своих поклонников. — А почему бы не найти одного из них? И он стал бы вам твердой опорой на всю жизнь. — Диего, ну так же скучно жить… — Наклонившись, она потрепала его по плечу и они засмеялись. Настал долгожданный вечер и под куполом цирка собралась невиданная ранее толпа, что даже в проходе теснились люди, толкая друг дружку и устраиваясь поудобнее. Шум и гам толпы, предвкушающей представление, был так велик, что даже в дальней гримерной был слышан её зов. За кулисами стояли взволнованные циркачи. Вскоре начнется шоу. Свет гаснет и гомон толпы смолкает. Из оркестровой ямы начинают доноситься первые пробные звуки инструментов и вскоре, дирижер стучит по пюпитру, взмахивает палочкой и нарастают звуки виолончели и скрипок, после присоединяются духовые инструменты, нагоняя атмосферу таинства. Вспыхивают прожекторы и оркестр торжественно гремит разом, из-за кулис выпрыгивают акробаты с длинными рукавами до пола, которые следуя их прыжкам и переворотам, рисуют по воздуху узоры. Присоединяются прожекторы под куполом и там акробаты начинают свою воздушную игру в развивающихся одеждах. Пока «земные» акробаты хватаются за веревки, на сцену выходят жонглеры с незажженными факелами, но фосфоресцирующими в темноте зеленым и фиолетовым цветом. Секунду спустя на одноколесном велосипеде грациозно и быстро врывается Сальвадор, прокатываясь по кругу, развешивая поклоны и улыбаясь. Он становится по центру и дает знак своим оппонентам. Факелы жонглеров вспыхивают ярким пламенем. «Земные» акробаты улетают ввысь, поднимаясь по спирали. Хозяин цирка объявляет Сальвадора. И тот начинает кружиться по арене на велосипеде против движения поднимающихся вихрем акробатов. По мере продвижения по кругу каждый жонглёр подкидывает ему по горящему факелу и он на лету хватает их и сам превращается в виртуозного жонглера. После, когда он собрал от каждого из четверых по факелу, он едет в центр и там становится, балансируя на одноколесном велосипеде. Спустя пару секунд под музыкальные акценты Сальвадору подкидывают по очереди все горящие факелы, которые он закидывает далеко ввысь. Жонглёры-оппоненты удаляются и сразу вместо них выходят юные гимнастки, с летами на палочках. Музыка переходит в другую тональность и становится более мелодичной, переходя на размер вальса. Подключился металлофон, молоточки которого, стуча по пластинкам, придавали музыке более сказочное звучание. Акробаты продолжали свои эльфийские танцы под куполом и цирк наполнился трогательными чудесами грации и полётов. Зал замер в восхищении. Кто-то даже не скупился на тихие слёзы счастья, от непревзойденной красоты номера. Оркестр снова начал менять тональность и на арене медленно гасли огни прожекторов, погрузив сцену во тьму, а после по очереди исчезали огни факелов. Под куполом цирка акробаты продолжали свой номер и под барабанную дробь, по натянутому тросу, на маленьком розовом велосипеде выехала Паола Де Марко, лучшая воздушная гимнастка их шапито. В одной руке она держала бежевый зонтик, в другой — руль. Она привстала на велосипеде, подкинула зонт и послала публике воздушный поцелуй. Летящий вниз зонт перехватил один из акробатов, перекувырнувшись в воздухе, а после крючком зонта уцепился в раскачивающиеся «качели». Акробат отдал честь и скрылся в тени. Зал зааплодировал. Паола взялась обеими руками за руль велосипеда и поставила его на одно колесо, балансируя с ним на тросе. Немного раскачав трос вверх-вниз, в прыжке с велосипедом она его перевернула в обратную сторону, потом сделала с ним сальто и вновь покатила на нем дальше. Некоторые в зале стали аплодировать стоя, а после и весь зал встал. Паола вприпрыжку выбежала на центр каната, вывесив поклон и так же скрылась в тени по другую сторону. Потом начались кувырки на качелях и к ним она присоединилась. Зал заворожено смотрел ввысь. И пока все смотрели вверх, на сцену не заметно выкатили рояль, барабанную установку. И маленькую ширму. Музыка снова сменила тон и в воздухе расцвели букеты конфетти. Одновременно с этим высоко над ареной появилась Женевьева, сидя на качелях, украшенных цветами. Оркестр по мере ее приземления становился всё тише и в темноте заиграл рояль, разливаясь прибрежной морской легкостью. Вскоре рояль стала сопровождать виолончель, но только в качестве баса, лишь слегка задевая пальцами низкие, короткие, приглушенные ноты. Потом присоединились щеточки, вальяжно и ритмично поглаживая барабаны и тарелки. Это заиграл джаз. Вступил бархатный манящий голос Де`Буа и зал смолк. Теперь королевой их сердец стала Она, и много слышалось мечтательных томных вздохов, зал растворялся в этой влюбленности. Она с ловкостью кошки опустилась на землю, и ее голос то страстно взлетал к небесам, то мягко опускался до низких нот. Она была одета в длинное, искрящиеся в свете софитов белое платье, с высоким воротником, но скандальным декольте .Таким же был вырез юбки, оголяя ее стройную ножку. Она прошла рядом с Диего, проводя легкой рукой по его плечам, так чувственно, что думаю, многие в зале продали бы душу дьяволу за это мгновение. Пианист ухмыльнулся, не отрывая глаз от черно-белых клавиш. Тогда она наклонилась к нему и пела у самого уха, будто испытывая его знание дела и безошибочность игры. И здесь он не поддался искушению. Тогда Женевьева грациозно и ленно залезла на рояль. Многие мужчины ликовали с мест и свистели. Она перевернулась на спину и потянулась как кошка, опуская свою голову до уровня глаз Диего. Тот уже улыбался, замечая всё периферийным зрением, не поднимая глаз. Тогда к концу песни она провела пальцами по его скулам, и он не выдержал, но не окаменел, как от мифического взгляда медузы-горгоны, пальцы его доиграли последние аккорды и он утопал в ее изумрудных глазах. До него доходило, что в заминке прошло секунды три тишины и, как он оклемался, зал стоя приветствовал долгожданную звезду, которая смогла околдовать собой даже личного пианиста. Диего смутился как мальчишка и опустил глаза, улыбаясь. Он вышел из-за рояля и протянул руку Женевьеве, помогая ей спуститься. Они поклонились, потом подошли к барабанщику, молодой человек вышел из-за установки и они поклонились втроем. — Госпожа Женевьева Де`Буа и ее помощники: пианист Диего Бартичелли и барабанщик Антонио Тираццо. После бурных оваций, Женевьева приветствовала зал, рассказав немного о поездке сюда в комичном ключе, когда ее преследовали неудачи и казусы, зал смеялся. — А это мой спаситель Диего. Вообще-то это было ужасно с моей стороны срывать ему номер и сейчас я прилюдно извиняюсь перед этим человеком. Диего работает в этом цирке, и оказал мне великую услугу — аккомпанировать, потому что мой пианист, видимо, от частых гастролей решил сломаться, где-то потеряв свой иммунитет по дороге. Наверное, он сейчас жует апельсины и плюет косточками на мою афишу. Господин Бартичелли в этом цирке является клоуном, поэтому он сейчас во фраке, а мне приходится вас смешить. Диего, изобрази что-нибудь, чтобы тебя сразу узнали. Бартичелли обошел ее кругом клоунской неуклюжей походкой, согнув ноги в коленях, растопырив их в разные стороны, потом встал на место, поднес пальцы к носу и «бибикнул», будто сжимая настоящий красный клоунский нос. Зал умиленно засмеялся, и Женевьева чмокнула его в щеку.