Я для тебя останусь светом

Оби-Ван безвольно обвисает в его руках. Точнее, воля у него есть. Нет смысла. Нет цели. Нет ничего, кроме жара и пепла, в котором сгорела его прошлая жизнь. Оби-Ван сомневается, что она, подобно фениксу, когда-либо восстанет вновь. — Важнее всего для меня спасение моего падавана, — заявил он на давней, одной из первых его совместных миссий с Энакином, — дела Республики менее значимы. Мейсон Винду (покойный) осудил бы его за столь вольную расстановку джедайских приоритетов. Магистр Йода (слава Силе, живой), по привычке ударил бы его своей тростью по колену, и этого тоже было бы достаточно, чтобы понять его позицию. Боль учит лучше любых слов. Больше нет Республики. Нет и падавана. Он вглядывается в желтые глаза (покойного?) Энакина, и все в нем, что еще способно реагировать на происходящее, восстает против последнего суждения. Вот же он, Энакин. Надо сказать: Дарт Вейдер. Ситх. Убийца невинных. Надо завалить разум картинами из недавнего прошлого, вспомнить всех до единого мертвых учеников, которым уже не суждено стать настоящими джедаями. А у него перед глазами стоит тот единственный, что был дороже всего на свете. Тот, улыбчивый и беспокойный, вечно рвущийся в гущу событий и переоценивающий свои силы. Тот, что вновь поспешил с выводами и оступился, слепо бросившись в бой. Оби-Ван опять не успел прийти ему на помощь. Это случалось с ними раз за разом, год за год. Ошибки, опоздания, выговоры, неловкое молчание в комнате заседаний Совета, примирения, недомолвки. Они оба отодвигали момент полной и безоговорочной откровенности, как чувствовали, что за ним пролегает пропасть. Пусть это решим не мы, а те, другие мы, что будут старше и мудрее — заключили они молчаливый уговор. Пусть пройдут годы, и мы успеем сделать как можно больше хорошего для Галактики. Для Галактики и друг для друга. Вот они. Неумудренные сединами, как они рассчитывали, все еще молодые. Если где-то вы видите Оби-Вана, то ищите поблизости Энакина. Так повелось с давних пор и продолжалось до сегодняшнего дня. Неужели раньше, чем наступит полночь, останется кто-то один? Энакин держит его крепко, обеими руками вцепившись в воротник туники. Энакин одет точно так же, как во время их последней беседы, и Оби-Ван вдруг задумывается о том, все еще ли в нагрудном кармане Энакина лежит тот черный речной камень, что Оби-Ван подарил ему на тринадцатый день рождения. Энакин… до недавних пор, во всяком случае, говорил, что камень служит ему талисманом. В камне не застревали пули, с ним не было связано ничего героического или опасного, но он был, и сколько бы мечей ни терял Энакин, камень он хранил бережно. Это казалось важным для них обоих. Вряд ли камень что-то значит для Дарта Вейдера. Что сказать, Оби-Ван умеет делать себе больно, когда больнее, казалось бы, некуда. Он тянется к Энакину через Силу и встречает там именно то, чего ожидает его рациональная половина. Огонь вместо привычного тепла, ненависть, боль, страх и черную гнетущую пустоту. Оби-Ван чувствует эту пустоту, как собственную. Где заканчивались его чувства и начинались чувства Энакина, после многих лет слаженной работе в паре, они не всегда могли точно определить это и не считали, что должны это делать. Единые и неделимые. Но сейчас ты ушел туда, куда я не могу за тобой последовать. Энакин нетерпеливо встряхивает его, словно одного из собственноручно собранных дроидов, отлично работавшего и вдруг сломавшегося. — Почему ты не сражаешься?! — Не могу. Не после всего, что было между нами, — честно признается Оби-Ван. Несмотря на то, что Оби-Ван ненавидел говорить о своих чувствах, Энакину иногда удавалось пробиться к нему и заставить откровенничать. — Что, просто так позволишь убить себя? — спрашивает Энакин. «Дарт Вейдер» сознание Оби-Вана упорно отторгает. Перед ним стоит Энакин Скайуокер, пытающийся разозлиться до такой степени, когда убийство бывшего наставника перестанет быть проблемой. Но пока Энакин говорит, а не нападает. — Я подвел тебя, — горько произносит Оби-Ван, и это тоже правда. То, что он считает правдой. Кровь каждого убитого падавана, каждого джедая и на его руках. Если видите Скайуокера, значит,Оби-Ван где-то неподалеку… — Меня не было рядом с тобой, когда ты больше всего в этом нуждался. Если ты сможешь убить меня, Эни, значит, так тому и быть. У него нещадно болит голова, кажется, что это трещат столпы, на которых покоится его личность, рассыпаются в мелкую крошку правила, заученные им с самого раннего детства. Падаван был важнее Республики. Бывший падаван, бывший джедай — важнее прямого приказа магистра Йоды? Энакин — его приказ шестьдесят шесть, и, кажется, в его программном коде обнаружен сбой. Он не способен справиться с выполнением этого приказа. — Не называй меня так! — требует Энакин. Эни. Его живая рука дрожит. — Но новое имя совсем тебе не подходит, — просто отвечает Оби-Ван. Его ответ еще сильнее распаляет гнев Энакина. — Вставай, сражайся! Тебе же наверняка велели меня убить. Совет, волю которого ты беспрекословно выполняешь! Совет, стоя перед которым я столько раз оправдывался за твои проступки, юлил или не рассказывал всей правды, чтобы защитить тебя от очередного строгого наказания. Думал, хватит и того, что отчитаю тебя сам. Энакин требует, чтобы он встал и сражался, с той же настойчивостью, с какой когда-то выпрашивал поцелуй. Один поцелуй, а за ним следующий и, как следствие: "Я хочу, чтобы первый раз был с вами, учитель, я вам больше всех доверяю"… Воспоминания мелькают вразнобой, неизменно лишь одно, каждое из них связано с Эни. Оби-Ван качает головой. — Даже Совет не сможет заставить меня сделать это. Я же… столько лет тебя знаю. Нет, не могу. Все равно люблю тебя. Слова сами слетают с языка. Любовь среди джедаев тоже под запретом, но это далеко не первый раз, когда он говорит Энакину о ней. Последний? — Я теперь убийца, ты забыл? Это я их убил, не кто-то другой! — выкрикивает Энакин, но и после этого не достает свой меч, чтобы добавить новую жертву к длинному списку погибших. Оби-Ван повторяет эхом: — Убийца. Предатель. Ученик Дарта Сидиуса. А я смотрю на тебя и вижу того мальчика, что мечтал летать среди звезд. Есть и моя вина в том, что случилось с тобой. Он действительно смотрит и не лжет о том, что видит. Маленький восторженный мальчик, первым протянувший ему руку для рукопожатия. "Приятно познакомиться! Ты тоже рыцарь-джедай? Здорово!" Когда все было просто — в тот момент. Мальчик, не Избранный, не падаван и, уж конечно, не будущий предатель и убийца. Мальчик, настолько солнечный, что было бы кощунством заподозрить его в чем-либо дурном. Скрещиваются не световые мечи, взгляды. Энакин отводит взгляд первым, а затем и вовсе закрывает глаза, болезненно нахмурившись. Оби-Ван знает, чувствует: Энакину передаются его эмоции. Нити, которые должны были порваться в тот момент, когда Энакин присягнул на верность Дарту Сидиуса, ощущаются натянутыми до предела. Энакин медленно оседает на землю, по-прежнему цепляясь за воротник его туники, утягивая его за собой, и вдруг кричит, громко, отчаянно, до хрипоты. Энакину, его Энакину очень больно. Оби-Ван реагирует без промедления. Крепко обняв Энакина, он укачивает его, как ребенка, точно как в те ночи, когда маленький Эни просыпался с криком из-за очередного кошмара или плакал, скучая по маме. Оби-Вану в первый год их знакомства тоже часто хотелось плакать. Слишком сильно он тосковал по Квай-Гону. Что сказал бы его учитель сейчас, что велел бы сделать с тем, кого лично нарек Избранным? Это не имело значения. Оби-Ван мог поступать только как Оби-Ван. Он обещал падавану, что они найдут свой собственный путь и что на нем не останется места для сравнений с Квай-Гоном. Их путь, как оказалось, вел прямиком во мрак, но Оби-Ван не мог бросить Энакина одного на этой дороге. Энакин не отталкивает его. Утыкается носом в плечо, всхлипывая и дрожа. Если смотреть через Силу, то видно, что Энакина буквально разрывает на части. Свет - тот, что согласно всем правилам должен был окончательно угаснуть в нем, то вспыхивает, то затухает, мерцая во мраке его души, на первый взгляд непроглядном. Когда это Энакина волновали правила? Убить Оби-Вана сейчас — дело нескольких секунд. Активировать меч и сделать единственный выпад, стряхнуть с себя мертвое тело, а после отправиться с докладом к Дарту Сидиусу и, несомненно, услышать от него слова похвалы. Но Оби-Ван обнимает его — точно как раньше. Гладит по спине, легко касаясь. Знает обо всем (знает! После стольких лет недосказанности, подозрений и уклончивых ответов!) и все равно не видит в нем чудовище. Не сопротивляется смерти. Мертвый дракон, обитающий в сердце Энакина, складывает крылья и опускает голову, подставляя ее под руку любимого человека. Убить Оби-Вана Кеноби сейчас — дело нескольких секунд. Энакин Скайуокер знает, что не сможет сделать этого, даже если в запасе у него будут миллионы лет.