Поединок

Глаза в глаза… Одни цвета выдержанного виски, другие — злые, колючие, цвета жидкой ртути. Поединок длиною в жизнь… — Уходи, — голос Шерлока холоден, так же, как и его глаза. — Уйду, — Майкрофт не отводит своих, но с места не трогается. Они одного роста, оба напряжённо вытянутые, словно две струны. Холмсы… Майкрофт был зол. Он даже не пытался этого скрыть — как в тот день, когда Шерлок, заигравшись в плейбоя, сдал Ирэн Адлер тщательно проработанную и почти завершенную операцию. Тогда Майк разозлился не из-за загубленной работы, отнюдь… Его взбесило то, что Шерлок повелся на уловки мисс Адлер; то, что тот захотел ее настолько, что растерял мозги. Сейчас повод был тоже весьма весомым. Шерлок второй раз за  непродолжительное время пытался себя убить. Сначала была игра с Магнуссеном, итогом которой была почти неминуемая смерть в Восточной Европе. Избежать ее младшему помогли фантазия и ум Майкрофта, оживившего старого врага, от имени которого содрогалось государство, а после — наркотик… Шерлок ширнулся в тот момент, когда понял, что его возвращают в Англию. План не удался — это редкая удача. Майкрофт злился на брата, глядя в горящие нескрываемой ненавистью глаза. Все дело в Джоне Уотсоне… Разумеется. Этот мудак даже не догадывался, насколько ранит Шерлока. Куда уж ему… Майкрофт ненавидел Джона и его лживую жену, которая насмешливо улыбалась и трубила победу, близоруко щуря глаза. Она была убийцей, и ничто не могло этого изменить. Выстрел в упор — сущие игрушки по сравнению с тем, что Мэри Уотсон делала с душой Шерлока. Майкрофт ненавидел себя… За свое дикое и безответное чувство к брату. За то, что не имел сил бороться с этим, за то, что устал. Сколько он еще продержится, изображая кусок льда — притом, что внутри все горело от злобы, смешанной с желанием и преступной страстью? Сколько раз Шерлок ещё попытается оборвать свои муки, безответно любя никчемного доктора? А сколько раз старший Холмс жалел, что не пристрелил Уотсона при первой личной встрече? И возможность была — Шерлок тогда еще не подсел на своего соседа, а любовь к Джону не успела пустить в нем ядовитые корни. Глаза в глаза… Губы Шерлока презрительно кривились, привлекая к себе чрезмерное и такое опасное внимание. — Убирайся…

***

Майкрофт морщится от оглушительного звона. Это лопается его терпение, и многолетняя ледяная броня даёт трещину. Шаг — и пальцы крепко стискивают жёсткие кудри брата, тянут вниз и резко запрокидывают голову Шерлока. Тот, бледнея, уже не гримасничает. — Не смей больше так делать, — зло и горячо шепчет Майкрофт в такие близкие и желанные губы, сильнее стискивая волосы Шерлока, лишая его возможности отодвинуться, — ты слишком ценен… Ни один доктор в мире не стоит такой потери. Шерлок фыркает… Он уже пришёл в себя и преодолел первое удивление. Он отлично понимает, о чем говорит Майкрофт, и самое ужасное, что ему начхать на все требования брата. — Это тебя не касается. — Я предупредил, Шерлок… — Майкрофт резко опускает волосы брата и, немедленно разворачиваясь на каблуках, покидает гостиную. — Иди к черту! — слышится в спину злой крик. Пусть. Холмс сбегает по лестнице и слишком поспешно выскакивает на улицу, под промозглый снег с дождем. Непослушными пальцами, которые до сих пор хранят память о чужих волосах, Майкрофт вытаскивает сигарету и, не раскрывая зонта, закуривает…