Откровенное

В кафе полно народу, но в целом, несмотря на это, довольно тихо. Каин и его кузен сидят за столиком возле окна. Им даже не нужно оборачиваться, они и так знают причину царящего безмолвия — все взоры прикованы к ним, а если кто и заговаривает, то шепотом, чтобы его не услышали. Такая атмосфера зарождается каждый раз, когда ученики Ночного отделения перешагивают порог этого кафе. Вот только было шумно, официантки весело болтали за барной стойкой, но звенит колокольчик на двери — и все буквально замирает, как на схваченной объективом фотоаппарата сценке. Акацуки не считает себя особенной звездой, его кузен — другое дело, но присутствующим в кафе и не нужны конкретные лица. Они с восторгом и равным благоговением будут смотреть на любого студента из Ночного класса. Обаянию вампира сложно противостоять, тем более если ты не знаешь, что перед тобой вампир. Но и вампирам-аристократам в какой-то степени не просто, ведь феромоны, которые от них исходят, не "выключаются" по желанию. Даже если вампир не стремится кого-то очаровать, красота и соблазняющая аура хищника делают всю работу за него, и он, можно сказать, невольно притягивает внимание смертных. Акацуки, который обычно расценивает тишину как настоящую благодать, особенно после рассвета, когда приличные создания ночи отходят ко сну, сейчас, сидя в затаившемся от восхищения кафе, предпочел бы гвалт, и громкие звуки, и чтобы на них перестали, наконец, пялиться. Ей-богу, он ощущает себя экспонатом на выставке, а не простым студентом, зашедшим выпить чашечку кофе. Вот Айдо, напротив, сияет от радости — чем больше внимания, тем он чувствует себя комфортней. На него устремлены десятки палящих взглядов-прожекторов, а он даже не щурится от их света. Его стойкости можно позавидовать. Он мило улыбается официанткам и управляющей, которая вышла их поприветствовать, и кивает группе младших школьниц за соседним столиком, словно старым знакомым. Потом Ханабуса не спеша поедает три порции ванильного мороженого с шоколадом и сливками, бросая на Акацуки вроде бы случайные, но полные озорства взгляды. Каин цедит сквозь трубочку латте. Его глаза неотрывно наблюдают за тем, как Ханабуса тщательно слизывает сладкий крем с ложечки. Наконец любопытство берет над ним верх, и, повинуясь влечению таинственной улыбки кузена, он спрашивает: — Что тебя так веселит? Ханабуса вертит головой, осматриваясь, — они по-прежнему в центре внимания, хотя их столик самый дальний и неприметный, — и отвечает, а в бирюзовой глубине его глаз танцуют смешинки. — Я подумал, что все эти барышни, наверное, строят планы относительно нас. Каждая оценивает свои шансы, с кем бы из них мы могли встречаться. Они и не знают, что мы оба, ты и я, уже заняты. Акацуки негромко хмыкает и пожимает плечами. Мол, о чем ты вообще? Щеки Ханабусы окрашивает легкий румянец, он в растерянности моргает. Не такую реакцию он, по-видимому, ожидал от Каина. — Ну как же... Ты же понимаешь, о чем я... — тихим шепотом бормочет Ханабуса. Его взгляд мечется между Акацуки и креманкой с тающим десертом. — Ты и я... Мы ведь... Акацуки кивает, делая ладонью подбадривающий жест. Ну, что мы?.. Ханабуса морщит лоб, словно не может сформулировать фразу. Все он, конечно, может. Каин терпеливо ждет. Безмолвный поединок, в котором взгляд Айдо, смущенный и недоверчивый, красноречивее всяких фраз, оканчивается в пользу Акацуки. Блондин наконец поясняет: — Мы ведь встречаемся. Ты принадлежишь мне, а я — тебе. Все очевидно же... — Для нас, но не для них. — Акацуки улыбается. Сегодня — особенный вечер: Айдо признался, Айдо вслух подтвердил их отношения. Да, его стоило немного помучить, чтобы вытянуть из него желанные слова. Очевидные слова, которые Акацуки сказал ему давно, а Ханабуса не мог произнести до последнего. Айдо ковыряется в мороженом. Он старается принять обиженный вид: хмурит брови и покусывает нижнюю губу, — но, невзирая на усилия, улыбка опять играет в его глазах и становится ярче на губах, когда он мельком смотрит на Акацуки. Эту улыбку Каин расценивает как разрешение. Он не имеет склонность к шалостям. Отнюдь. Будем считать, что он просто у кое-кого научился. Акацуки похищает длинную ложку из пальцев кузена, зачерпывает прохладный, подтаявший десерт и подносит к его рту. Ханабуса хоть и удивлен, все-таки съедает угощение. Его губы соблазнительны, они влажно блестят, но к ним неудобно тянуться через стол, вот почему Акацуки демонстративно, медленно, чтобы каждая пара глаз в этом зале успела рассмотреть, облизывает ложку, хранящую сладость и тепло кузена. Ханабуса потрясенно ахает. Ему вторит вздох разочарования, прошедший волной от столика к столику, через одну барышню, вторую, третью... И тишины в кофейне как не бывало! Разноголосый шепот, смешки и даже приглушенные всхлипы всколыхнули замкнутое пространство, добавили цветных аккордов в замерзшую фотографию. Ханабуса чуть ли не бегом покидает кафе. Мороженое съедено лишь до половины, но, кажется, он забывает об этом. Вспугнув нескольких прохожих своей скоростью, юноша прячется за углом. Акацуки, выйдя чуть позже, замечает край его бежевой куртки и шагает к нему. — Ты!.. Ты!!.. — Ханабуса весь красный, и Каину хочется погладить его по щеке, чтобы ощутить, насколько он горячий. — Ты хоть понимаешь, что сделал?! Это ведь был «косвенный поцелуй»! Они теперь все знают про нас! — Мы встречаемся, поэтому пусть знают. Меньше будут строить матримониальные планы относительно тебя или меня. Айдо открывает рот, чтобы что-то сказать. Он может вспылить, накричать и потом точно огорчится из-за своей несдержанности. Акацуки молча притягивает его к груди, обнимает, носом утыкаясь в светлую макушку. Ханабуса сначала пытается отпихнуть Каина, но вяло, несерьезно, а спустя пару минут и вовсе сдается, вздыхает и крепко-крепко руками обхватывает Акацуки за талию. Пальцы Каина зарываются в золотой шелк кудрей кузена. — Акацуки, — шепчет тот в воротник его пальто, — ты и перед классом собираешься проделать нечто похожее? Это не вопрос, скорее уточнение. Каин приподнимает голову возлюбленного, чтобы видеть его глаза. Если он что-то не поймет по выражению его лица, глаза Айдо всегда скажут правду. Ханабуса сейчас отнюдь не напуган, немного смущен, но буря в целом утихла, и он выслушает Каина. — Если они не поверят, я поцелую тебя прямо перед всеми, — обещает Акацуки. — Чтобы ни у кого не осталось сомнений на наш счет. И словно чтобы отрепетировать возможный сценарий, он касается губ Ханабусы своими и, разведя их языком, не встретив сопротивления, целует. Без свидетелей, наедине, гормонам позволительно взыграть в крови, а упоительной страсти — затуманить разум, когда перестаешь замечать что-либо вокруг и весь спектр эмоций сосредотачивается лишь на слове «люблю». Такое никому видеть и знать о них не нужно. Подобное доказательство их связи Акацуки бы точно не хотел демонстрировать перед другими. Пересуды, сплетни, насмешки — Каин этого не страшится и кузена научит не бояться. Даже если существует запрет, который они нарушили, Акацуки верит: любовь прощает все, и нет ничего, с чем бы они ни справились вместе.