Stars

«Такова уж особенность звездного неба: у всякого, кто глядит на него, сладко щемит сердце. Возможно, мы и в самом деле родом откуда-то оттуда?» Борис Акунин

Дима не любит деревню. Пожалуй, это единственная вещь, которую он действительно ненавидит: до скрипа зубов, до мурашек по коже и трясущихся пальцев. Ему неприятна даже сама мысль об этом, об участи жить там, где нет сети, интернета, торрента и пиратских фильмов. О Ютубе Ларин вообще молчит. Но одно ему нравится точно. Небо. Особенно ночное. Раскинувшееся над всем горизонтом, оно кажется невероятным, неповторимым, невообразимым — прекрасным и отвратительно скучным одновременно, но таким притягательным, что даже Дима не может устоять. Оно напоминает ему о прошлом. — Так значит, тебя тоже зовут Дима? Улыбка яркая, словно солнечный свет летним днем, предназначена только ему одному, и Ларин улыбается в ответ. Всё кажется таким нереальным, что он забывается. Замирает на траве, позабыв о том, что уже давно пора идти домой обедать, и с интересом смотрит на неожиданного собеседника. — Любишь чеснок? — В каком смысле? — Ну… Он вкусный, не думаешь? Впервые лицо взрослого человека, не столь образованного, как он сам, Диму не раздражает. Разговоры о том, что кажется бессмысленным, действительно помогают скоротать время, — и они оба не замечают, как наступает поздний вечер. Закат. Глупая романтика. Ларин фыркает. Его раздражает всё, связанное с этим словом, и поэтому он встает с места, собираясь уйти, как вдруг слышит мужской голос позади него. — Не любишь ночное небо? Ложь. Провокации. Обман. Три простых слова обычно заменяют ему понятие чести, и он придерживается их скорее непроизвольно, чем осознанно. Но когда человек с его именем задает такой глупый вопрос, Ларину становится стыдно. Он действительно не любит романтику. А эти их посиделки слишком уж похожи на сцену из дешевого сопливого фильма, которые смотрит его мать. — Я… Мужчина хлопает пару раз по пустому месту на траве рядом с собой, всё еще улыбаясь, и усмехается, когда Дима, не успевший и шагу ступить в сторону, садится обратно. Ночное небо и вправду потрясающее. — Красиво, да? Он говорит о чудных вещах. О том, что все происходит благодаря звездам: жизнь, природа, мир в целом. И Ларин хочет возразить, но, видя лицо собеседника, настолько восторженное и честное, какое он никогда не знал ранее, замолкает на полуслове и только кивает головой. Только небо было их свидетелем. Он умер следующим утром. Наверное, Ларин слишком черств, чтобы понять это, но… Дима не плакал. Нет. Вовсе нет. Но когда в деревне опускается солнце за горизонт, он идет на местное кладбище за четыре сотни метров от дома и молча смотрит на гранитную надгробную плиту, на темной поверхности которой отражается его лицо. Имя, высеченное на камне, кажется знакомым и незнакомым одновременно, и Дима вздыхает, чувствуя, как в груди что-то щемит. Дмитрий Куплинов. Он совсем не любит деревни. Но одно ему нравится точно. Небо. И где-то там точно есть тот, кто показал ему эту красоту. — Красиво, да? — Очень, — улыбается Ларин пустому кладбищу и нервно смеется, поднимая глаза в темное полотно с рассыпанными по нему звездами. Ему совсем не одиноко. Нет. Но почему-то в груди сладко щемит от одного взгляда на небо в глуши, возвращаться в которую он не хочет вообще. Наверное, Дима его ждет. И потому звезды каждой ночью после его смерти сияют ярче, чем когда-либо до этого. Впрочем… это не так уж и важно. Ведь Ларин не любит деревню. И он уже не может смотреть на это чертово ночное небо. Но он всегда сюда возвращается.