Луи видел много вещей в своей жизни.
Он был свидетелем того, как их учитель психологии стригла ногти на ногах во время экзамена; видел мягкий восход солнца, купаясь в оранжево-розовых водах Атлантического океана на каникулах; и то, как его друг Зейн исполнял танец Бейонсе в одних боксерах с Железным человеком; наблюдал за первыми шагами младших братьев и сестёр; и, конечно, как проститутка пыталась заставить полицейского провести ночь вместе. Но ничто и никогда не сравнится с открывающимся ему сейчас видом. Луи со вздохом кладет ключи в керамическую вазу, которую слепил ему его лучший друг, Гарри, на Рождество, и осторожно заходит в квартиру. Телевизор включен, он тихо бормочет на фоне что-то свое, его голубоватый свет смешивается с оранжевым свечением лампы, над которой Найл вечно ржет, ибо, как он считает, она похожа на пенис. Посудомоечная машина урчит на кухне, Луи ее включил перед тем, как отъехал заправить автомобиль. Парень снимает свои вансы и скидывает куртку, не сводя глаз с чего-то всхлипывающего, укрывшегося под пледом на диване. — Хаз? — осторожно спрашивает Луи, подходя к лучшему другу с опаской. — Что ты тут делаешь? Я думал, у тебя свидание с Ником. Гарри смотрит на него потухшими глазами, в которых плещутся невыплаканные слезы, его щеки все красные от смущения. Венок из цветов придерживает непослушные кудри, а губы окрашены в красный цвет яркой помадой. Взгляд Луи скользит вниз, останавливаясь на разгоряченном, вздымающемся торсе и полупрозрачной кремовой ткани, элегантно подчеркивающей фигуру парня. Он был расстроен, и Луи не видел его в таком состоянии с того времени, когда они были еще подростками. Томлинсон аккуратно садится рядом с ним. — Оно… не состоялось, — бормочет Гарри, его голос был низким и хриплым. — Я думал, что ему понравится это белье и все такое, но когда мы зашли в его квартиру и он снял с меня одежду, то... Луи отводит глаза от бледного, изящного бедра Гарри, одетого в белые чулки, и расправляет плечи, готовясь успокаивать друга. Соберись, Томмо. Он осторожно опускает руку на широкое плечо Стайлса, уговорив его подвинуться поближе, проводит кончиками пальцев по немного запутавшимся кудрям, покоящимся на плечах Гарри, давно привыкшим к такому положению. Кудрявый был лучшим другом Луи на протяжении долгих лет, так что определить, когда Хаз грустил, Томлинсон мог без раздумий. — Что он сделал, солнце? Гарри нервно усмехается и потирает ладошкой озябшее плечо. — Он рассмеялся. Он отошел и начал ржать, спросил, шучу ли я. А я… — Гарри неловко сглатывает. — Я не знал, что сказать, поэтому тоже рассмеялся и выбежал из этой квартиры, забыв одежду. Выйти на улицу в таком виде я не мог, поэтому пришел сюда. Прости. Луи стискивает зубы, все также размеренно перебирая волосы Гарри, тактично не трогая венок и мысленно придумывая самые болезненные способы убийства. В его груди разгорается огонь ярости, прожигающий внутренности, но он пресекает его на корню, заставляя себя улыбнуться ради Гарри. — Он мудак, — говорит Луи, стараясь не выставлять напоказ гнев. — И идиот. А ты выглядишь чертовски красиво, Гарри. — Это ты так говоришь, — шепчет он. Луи придвигается поближе и кладет обе руки на плечи Гарри, скидывая одеяло тому на колени. Он хмурит брови и заставляет кудрявого посмотреть себе в глаза. Лишь какое-то тв-шоу и посудомойка нарушают тишину их момента, который все же навсегда останется на отдельной полочке в памяти. Стайлс моргает, разрывая зрительный контакт, и только тогда понимает, что и у Луи немного подкрашены глаза. — Ты не думаешь, что это странно? — тихо спрашивает Гарри. — Что я странный? — Нет, совсем нет, — Томлинсон лихорадочно качает головой. — Ты уже вполне взрослый человек и можешь носить, что хочешь. Одежда и макияж не должны быть разделены по полам, а такие недалёкие, как Ник Гримшоу, этого не понимают и осуждают. Я абсолютно серьезен, когда говорю, что ты шикарен в этом белье и что ты не должен беспокоиться о козлах, которые не могут найти в себе решимости разделить твою точку зрения. Гарри наклоняет голову, от чего его венок из ромашек и роз чуть не падает. Он выглядит как первый снег, чистый, яркий и настолько красивый, что Луи даже представить не в силах, как кто-то может попытаться заставить его растаять. — Я просто… — шепчет Гарри. — Я хочу знать, что я красивый. И я никогда… Черт, я никогда не показывал это кому-то, да я сам еле-еле принял то, что мне так больше нравится. Но… Но я в кои-то веки решился показать это Нику, а дальше ты и сам знаешь. Луи немного смещает свои руки с крепких плеч Гарри, призывая его посмотреть на себя. Стайлс поднимает свои огромные глаза олененка к нему. Слезы медленно катятся по его лицу, его нижняя губа дрожит, он выглядит точно хрупкая фарфоровая куколка, и потому Луи отчаянно хочет защитить его. Сейчас голубоглазый может быть описан сразу несколькими словами: шокирован, возбужден, доволен, удивлен; но в большинстве своем витает в воздухе ощущение неповторимости сего момента. Такое случается… будто сердце бьется быстрее взмахов крылышек колибри. То же происходит и с Гарри, ласково закинувшем руки на шею Луи, сомнувшем волосы друга, перед тем, как втянуть того в поцелуй, который Томлинсон навсегда запомнит. Кровь бежит по артериям с каждой секундой все быстрее, Луи ослабляет хватку на плечах парня, опускает их чуть ниже, чтобы почувствовать мягкий шелк белья на талии друга. Ресницы Стайлса, щекочущие кожу Луи, тихие вздохи Гарри, когда их губы расходятся и смыкаются вновь, все так идеально, что Луи уже начинает думать, что все это сон. И Луи хочет, ох, как он хочет подмять Гарри под себя и целовать его, пока вкус друг друга не останется на их губах еще на сотни, нет, тысячи лет. Он хочет быть с ним, когда их грудные клетки будут синхронно подниматься и опускаться, будто они - одно целое, пока Гарри будет шептать ему на ухо глупости, после чего они переместятся на постель, где позже, запутавшись в одеялах, сладко будут стонать в унисон, пока нежные лепестки с венка Стайлса будут все также опадать, отдыхая в смятых простынях кровати… Он хочет так сильно, так долго… но не может. — Не могу, — хрипит Луи, как только отстраняется от Гарри. — Мы не можем. — Мы не можем? — Гарри смотрит на него с жутким отчаянием в глазах. — Не можем, — Луи нежно проводит рукой по подбородку друга. — Не так. — Ты? — Гарри вздыхает, стряхивает руки Луи с плеч, чтобы встать. — Снова? — он бесполезно машет руками в воздухе, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы описать свои чувства, но быстро сдается. — Я сваливаю. — Нет, Гарри, — Луи вскакивает, но колени несправедливо подгибаются. — Не уходи, прошу. Гарри поворачивается к нему лицом, Луи пытается отвести глаза от тонкого кружевного белья, с которым не надо и воображать о причиндалах Гарри, но кудрявый отходит, чуть покачиваясь на каждом шагу, и хватает пальто. Он поворачивается обратно к Томлинсону, чуть приоткрыв рот, под таким тусклым светом мерещась еще выше и сильнее. В глазах снова плещутся невыплаканные слезы, а Луи чувствует себя таким ебланом, куда хуже Ника. — Прости, за то, что только что произошло, Лу, — Гарри бормочет это так тихо, что Томлинсон еле разбирает сказанное сквозь шум телевизора. — Мне очень... очень жаль. — Хаз, стой! — выкрикивает Луи, но друг уже хлопает дверью. Томмо накидывает куртку и выскакивает из квартиры в одних носках, но Гарри и его блять длинные ноги уже исчезли из виду. — Дерьмо… — шепчет он себе под нос, пиная ногой дверь.***
— Наконец-то, — ликует Найл в облаке дыма. — Пейно, платишь ты. Ноябрь был моим. Лиам бормочет что-то неразборчивое себе под нос и поднимается с дешевого бордового пуфа, который Луи купил несколько месяцев назад на распродаже, роясь в карманах в поиске кошелька. Он кидает несколько купюр в протянутую руку Найла, Луи отворачивается от них, но тут же остывает. Будем честны, он сейчас слишком накурен, чтобы дуться. — А? — Луи не сразу выговаривает слова, рот будто ватой набили. — Вы че тут блять вообще забыли? — Ой, да ладно, — огрызается Лиам, напихав в рот кучу чипсов. Он всегда жутко злой под кайфом. — Сексуальное напряжение между тобой и Хаззой убивало нас на протяжении многих лет, это был лишь вопрос времени, когда вы двое, наконец, перестанете ломаться и шлепнитесь членами друг о дружку. — Шлепнемся чле… — повторяет Луи и садится на диван, недоверчиво глядя на Лиама. — Ли, ты вообще знаешь, как геи трахаются? — Пейн пожимает плечами и забирает косяк у Найла, затягиваясь. — Я не знаю? Я вообще во всю вашу поеботню не вникаю, — пожимает парень плечами. — Один мудрый человек сказал мне, — бормочет Найл, листая каналы по телику: — чем больше членов, тем больше проблем. Луи закатывает глаза, пытаясь не заржать, и принимает косяк у Лиама, тут же отдавая Найлу. — Хотя мы даже не трахались. Мы просто поцеловались, но я прервал поцелуй, потому что он был в херовом таком состоянии, а сейчас он даже не отвечает на мои сообщения уже которую неделю, — Луи наклоняется и берет горстку чипсов у Лиама, — И когда я заходил в булочную на днях, он спрятался за прилавок, а Бабс солгала, что он болен. — Секундочку, — Лиам поднимает руку, — Почему ты тогда не трахнул его, если вы оба того хотели? Луи вытягивает ногу, пытаясь ударить друга по затылку, но тот легко отмахивается, так что Лу вновь прячет ногу под собственной задницей. Он любит Пейна, правда любит, но тот порой такой тупой... — Я не трахнул его, потому что я не какой-то заносчивый еблан, Лимо, — Луи откидывает голову на диван и рассматривает причудливые узоры на потолке. — К тому же, я типа представлял свой первый раз с Гарри особенным и в жизнь это хотел воплотить. — Ой, как мило! — Найл издает что-то странное, но, допустим, это был визг счастья. — Почему ты не скажешь ему о своих чувствах? Луи пожимает плечами, чувствуя, как румянец заливает щеки. Он просто... очень долго замечал, что к Гарри у него не просто дружеская симпатия. С тех самых пор, как они впервые встретились в школьном туалете, Лу был до ужаса влюблен в Стайлса. Есть что-то особенное в его глазах, в том, как он запрокидывает голову, громко и безостановочно смеясь, он всегда так интересуется всем, что его окружает, он сам по себе уникален и просто такой Гарри, что Луи безнадежно погрязает в своих чувствах к нему, утопая в своих чувствах. И он хочет рассказать это Гарри, признаться, объясниться, но просто не может. Вероятность того, что Гарри: кудрявый, прекрасный, великолепный Гарри, ответит ему взаимностью, до ужаса мала, Луи не мог рисковать их дружбой из-за собственных жалких чувств. — Нахера париться? — бормочет Томмо, и перехватывает косяк у Найла, чтобы сделать глубокую затяжку. Он позволяет теплому дыму заполонить легкие, а звездам заиграть под прикрытыми веками, лишь бы разум не заполоняли ненужные мысли, а артерии не лопнули под давлением тревоги. — Он встречается с другими, он рад, а я рад, что... — Луи машет рукой в воздухе, пытаясь подобрать слова — Что же тогда случилось с ним, что он оказался "в херовом состоянии"? — отрезает Лиам. — Блять, тебе, любопытному засранцу, я точно не скажу, — Луи качает головой, закатывая глаза. — Наверное, и о поцелуе том говорить не стоило. Найл согласно хмыкает, и Томлинсон выдыхает дым через нос. Его веки тяжелеют, угрожая захлопнуться и погрузить его в вечный сон, но он старается не закрывать их, чтобы не видеть сны о Гарри в кружевных шортиках и прозрачном топе (образы Гарри в кружевном бельишке всегда атакуют его разум, когда он теряет бдительность, и разум затуманивает травка. Это жестоко). — Ты странный, Лу, — невозмутимо говорит Лиам. Луи вздыхает, воздух кажется тяжелым из-за дыма, а руки так и чешутся, чтобы написать Гарри миллионную по счету смс и попытаться спасти их дружбу, забыв про свои чувства еще лет на десять. — Дай мне телефон, Найл, — требует Луи, протягивая руку, — Мне нужно позвонить. — Нет, — качает Найл головой, — Ты не будешь снова звонить Гарри. Это жалко. Он думает, что ты злишься на него, а ты, что сделал ему больно, так что ничего не исправится, пока ты не загонишь его в угол и вынудишь выслушать все объяснения. Так же мне осталось чуть-чуть, и я доделаю вводную часть своего инженерного проекта, а твои любовные ванильные сопли мне нихера не помогают. — Ты делаешь математику под кайфом? — единственное, что уясняет Лиам из речи Найла. Луи тихо скулит и закидывает руку на спинку дивана. Как же он хотел, чтобы Зейн был здесь, он бы слушал его нытье и почесывал волосы, пока Луи бы жаловался, как знатно он проебался с Гарри, но Зейн уехал на год в кругосветку, чтобы стать «культурнее»… Совершенно несправедливо. — Я скучаю по Зейну, — ноет Томлинсон и вновь пинает затылок Лиама. — И я скучаю по Гарри. — Честное слово, жизнь стала бы проще некуда, если бы кто-то хоть раз меня послушал, — жалуется Найл, и горстка чипсов прилетает Луи в лицо. Он думает, что жжение в глазах и то, что его лицо неделями будет пахнуть картофелем, должно что-то значить. А, может, это все назойливо шепчет на ухо травка.***
— Пиздец, — шипит Луи, хватая горсть салфеток и тщетно пытается вытереть свой джемпер, павший смертью великих под водопадом горячего чая. Грязно-волосый бариста за машиной эспрессо с трудом заглушает смех, за что Луи бросает в него салфетки в порыве ярости. — Все равно твой чай — дерьмо собачье. Кто, черт возьми, хранит в кофейне только обезжиренное молоко?! Бармен пожимает плечами, на что Луи фыркает, наклоняется, подбирая скейт, прижимая наполовину опустошенный стакан к груди, и топает к выходу из кофейни. Он толкает стеклянную дверь бедром, пытаясь открыть ее без рук, когда замечает длинные локоны и золотые сапоги, пробирающиеся сквозь толпу студентов, чтобы успеть к следующей пару. Он выскальзывает из кофейни и прочищает горло, опустив доску на землю и вставая на нее, отталкивается одной ногой, обутой в потертые вансы, объезжая группки людей. — Гарри! — он кричит в шуме толпы, звонков телефонов и автомобильных сигналов. Он замечает Гарри, заходящего в какое-то неприметное здание, и чуть не наезжает на девушку с обалденными татуировками на руках. Он извиняется, тут же вновь выкрикивая: — Гарри Стайлс, мать твою! Луи останавливается на лестнице около здания Гарри, выкрашенного в пастельно-голубой, а с каждого подоконника у него свисали горшки с цветами. Дом маловат для многоэтажки, в него квартир 10 вместится, да и лифт работает на последнем издыхании, но это место идеально для Гарри — недалеко от обеих квартир Луи и их любимой пиццерии с эпик-соусом. Луи так скучал по этому старому дряхлому зданию… Он подбирает свой скейт, быстро отпивает чай и поднимается по ступенькам, по две за раз, к винтажным белым дверям. Он стучит, и низенькая девчонка с голубыми волосами, живущая чуть ниже Гарри, любящая вместе со своей куда более высокой девушкой раздавать в воскресенье всем в здании вкусные блинчики, открывает ему. Луи кивает ей в благодарности и пробирается к лифту. Квартира Гарри находится на верхнем, третьем этаже, они подбирали ее вместе, украшали огоньками и теплыми оттенками два года назад. На его двери местами полопалась краска, а номер "3А", выгравированный на ней, выделен лавандовым. Луи в последний раз вздыхает, делает глоток чая, пытаясь найти хоть унцию решимости в своем теле, прежде чем постучаться Гарри в дверь. И как очевидный результат ужасающего поисшествия: никто ему не отвечает. Обычно Гарри приглушенно кричит «иду» и открывает дверь, натягивая на себя одежду на ходу, или просто просит Луи зайти самому. Вместо этого единственный звук из-за двери — приглушенные удаляющиеся шаги. Луи не знает, почему от этого сердце изнывает в спазме, но больно жутко. — Стайлс, я знаю, ты там! — он снова стучит, крича это чуть ли не в саму дверь. — Давай, нам надо поговорить. Не заставляй меня заходить без спроса. Луи вздыхает и засовывает руку в карман спортивных штанов, пытаясь нашарить ключи. Он хватает связку, и начинает искать леопардовый (Гарри сделал ему копию, и говорил, что других дизайнов в магазине не было), прежде чем повернуть вставить его в замок, провернуть по часовой и открыть дверь, делая осторожный шаг внутрь, закрывает за собой и скидывает с ног обувь. Он ставит скейтборд в уже привычное место под книжными полками Стайлса и вдыхает теплый, знакомый аромат корицы, исходящий от распиханных повсюду свечек. — Не очень-то и вежливо заходить к людям в дом, не спросив разрешения, — тянет Гарри своим низким хриплым голосом, смотря прямо на стоящего в метре от него Луи. Стоит Стайлс с прекрасными изумрудными и каплю прищуренными глазами, каштановой прядью, спадавшей на щеку, а остальными волосами спокойно убранными в небрежный пучок. На нем были носки с пончиками и черные, слишком узкие штаны, вроде как, для йоги, а так же тошнотворно яркий желтый джемпер, который Гарри любил носить. Сердце Луи подпрыгивает, ведь он не видел лучшего друга так долго. Но все омрачняет тревога, заливающая тяжестью все внутренности. — Так я своими манерами и не бахвалюсь, — Луи заставляет себя улыбнуться, но улыбка выходит кривоватой и неестественной. — Но ты бы все равно мне не открыл. Даже не отвечал мне, — Гарри кивает, облизывая обкусанные от нервов губы. — Почему не написал простого "отстань"? — спрашивает Луи, ему уже все становится ненавистно. Ненавистно то, как Гарри смотрит на него, будто оценивает противника. Ненавистно то, что теперь между ними непреодолимое расстояние, так отличающееся от того, как они раньше заваливались на маленький диван Гарри, растворяясь в греющих тело и душу объятиях, потому что так обоим нравится. Ненавистно, что он даже не знает, как у Гарри прошла неделя, как прошел тот тест на психику, и решился ли он все-таки завести котенка. Но больше всего ненавистен ему липкий страх внутри себя. Невыносимо, что столькие годы скрывания своих чувств в четырех стенах канули в лету ради одной прихоти, а теперь и Гарри его ненавидит, жалеет о том поцелуе и отказывается от их дружбы. И их связь — нечто, что Луи не может потерять, он понимает, что никогда такого не встречалось и уж точно не встретится в ближайшем будущем. — Я знаю, что ты хочешь поговорить, — говорит Гарри, нездорово сильно акцентируя последнее слово. - И, судя по моему опыту, все такие разговоры заканчиваются херово. — Гарри… — Знаю, что звучит глупо. Что это не повод ограждаться от тебя, как от чумы. Но я боюсь, ладно? Боюсь потерять лучшего друга. — Ты не потеряешь меня, — прерывает Луи. — Но я… — Гарри качает головой, его голос медленно подстраивается под нужные слова, а те в затуманенной голове подбираются с огромным трудом. — Но я тебя поцеловал. А ты оттолкнул меня. Друзья не целуются. Луи кивает, пытаясь открыть рот и сказать что-то, что угодно… но не может. Единственное слово, наматывающее бесконечные круги в его голове — друг, и он не знает, как дальше быть. — Я просто, — Гарри издает небольшой шумок, переставляя ноги, — Просто не могу потерять тебя, Лу, потому не отвечал, не хотел слушать твои причины, по которым мы должны прекратить дружить. Мне все равно уже на поцелуй, мне важен лишь мой лучший друг, но я, похоже, уже потерял тебя. — Мне важно, — говорит Луи дрожащим голосом. — Мне важны, эм... обе вещи. — Луи делает осторожный шаг вперед. — Мне важен ты. И поцелуй. — Лу, прошу. Это не смешно. — Конечно, нет, — соглашается Луи, шагнув еще ближе. — Это не смешно. Просто... этот поцелуй. Я почувствовал кое-что. — Почувствовал что? — спрашивает Гарри, распахнув глаза. Луи останавливается, его носки оказались едва ли в сантиметре от носочков Гарри. Он ощущал мятное дыхание Гарри. Старший опускает взгляд и видит, как их едва ли не прижатые друг к другу грудные клетки синхронно поднимаются и опускаются. Луи медленно поднимает руку, осторожно проводя ею по скулам Гарри, которые с течением лет становятся лишь острее. Где-то в голове он неосознанно слышит, как Лиам угарает над ним за такую ванильность, но быстро выкидывает его из мыслей. Ему можно, ведь Гарри позволяет к себе прикасаться, глядя на парня сверху вниз с таким обожанием, что Луи начинает казаться, что всякий раз, когда они пересекаются взглядами, все вокруг размывается в зелено-голубом океане. — Я почувствовал то, что испытываю уже много лет. Но, вроде как, в миллионы раз сильнее? — объясняет Луи. — Ничего не понимаю, — улыбается Гарри. Лу не может не ответить тем же, учитывая безумно яркую улыбку Гарри, которая, наверное, и рак вылечить может, понимая как жутко скучал, — Что ты почувствовал? — Будто, — Луи закрывает глаза. Парня не покидает ощущение, будто он вот-вот спрыгнет с крыши здания в объятия смерти. Он же не Человек Паук, в конце-то концов. Сейчас он не сможет спасти себя. Но… Может игра стоит свеч? Может Гарри его не возненавидит, узнав правду? — Я почувствовал, что люблю тебя… Люблю… Я все это время тебя любил. Любил так долго, а когда ты поцеловал меня, это было просто незабываемо, но я не мог целовать тебя, так грязно воспользоваться твоим разбитым состоянием. Я не мог, потому что не знал, разделяешь ли ты мои чувства. И все хорошо, если они не взаимны, правда. Но... вот почему я тебя оттолкнул. Люблю просто до чертиков. — Ты… Ты меня любишь? — бормочет Гарри. — Технически, — выдыхает Луи нервно. - Да. — Даже если я ношу… — Гарри сглатывает нервно, и у Луи тепло в груди разливается, даже если Стайлс его не любит в ответ, это уже не важно. — Мне плевать, что ты носишь, Хаз. Ты можешь одеваться, как хочешь, причесываться, как пожелаешь. Это твой выбор. А я... Я все еще буду любить тебя, даже если ты наденешь костюм из пупырышек для упаковки, мать его, или что-то, что в обществе считается "женским". Потому что одежда не меняет то, что внутри. Я люблю тебя, а не твою одежду. Хотя она мне нравится и ты выглядел... просто потрясающе в тот день. Неважно, что я думаю, важно лишь то, что чувствуешь ты. — Я хочу снова поцеловать тебя, — говорит Гарри хрипло, его дыхание ускоряется в миллиарды раз. — Не потому что я подавлен, просто хочу. — Я… — выдыхает Луи и не желает ничего больше, чем подняться на носочки, притянуть Гарри к себе и впиться в его губы поцелуем, но позиции не сдает. — Я не могу, если ты ничего ко мне не чувствуешь. Просто иначе... я не выдержу. — Луис Томлинсон, — Гарри обхватывает его лицо своими огромными ладонями, притягивая ближе к себе и заставляя посмотреть себе в глаза. — Я любил тебя с тех пор, когда нассал тебе на ботинок, а ты в ответ сказал просто "привет". Я просто начал встречаться с другими в этом году, потому что отчаялся ждать от тебя взаимности. И вот ты заявился, весь такой... ранимый и... Я просто до жути хочу тебя поцеловать. И вот, только этого хватило Луи, чтобы поместить руку на шею Гарри, сжать волосы, выпавшие из пучка, подняться на носочки и наклонить голову, чтобы прижаться своими губами к мягким губам Гарри. Это сильно отличается от их первого поцелуя, куда менее неожиданно и робко, но так неповторимо. Касание губ пропитывается дичайшим желанием, сам момент кажется чересчур интимным, а тот напор, с которым Гарри отвечает на поцелуй, делает момент куда лучше всех мечтаний, скопившихся в голове Луи за многие годы. Намного, намного лучше пустых фантазий. Гарри целует его с таким же сосредоточением, с каким он делает все на свете, сплетает их с Луи языки, руками за талию прижимает ближе к себе. Они стоят как можно ближе друг к другу, а у Луи ощущение, что где-то в груди у него загорается маленькая звездочка, яркая и счастливая. Они разрывают поцелуй, когда уже вконец задыхаются, тяжело дыша с улыбками на лицах. — Я тебя люблю, — шепчет Луи, и чувствует, будто только что вынырнул со дна моря на поверхность, делая первый вдох полной грудью. И это чудесно. Гарри чудесный.***
— Ебаный месяц? — доносится голос телефона из динамика телефона, который Луи прижимал к уху плечом, так как обе руки были заняты тяжеленными пакетами с покупками. — Вы двое встречаетесь уже месяц, и никто даже не подумал мне рассказать? — Мы думали написать тебе это в Рождественской открытке, — говорит Луи, улыбаясь девушке соседа Гарри, придержавшей ему дверь в лифте. — Но решили, что твой тайный любовничек не будет рад двум парням, одетым только в новогодние шапки, да прижимающим миски, чтобы скрыть причиндалы. Так что я решил рассказать тебе, когда ты все же соизволишь взять трубку. — Ты не представляешь, как сложно поймать сеть в ебаной Сахаре, Лу, — огрызается Зейн, все же улыбаясь. — Плюс, у меня нет тайного любовника. Просто то, что я пьяный в Токио строчил тебе о каком-то голубоглазом красавчике, не значит, что у меня кто-то есть! — Конечно, конечно, — лифт останавливается и девушка выходит. Луи ухмыляется, когда видит ее красные щеки. Может, не стоило дарить этой милой паре лесбиянок открытку с контентом 18+ на Новый год, зато та низенькая забавно покраснела в тот день. — Послушай, я сейчас пойду делать Гарри лучшее какао в его жизни. Так что давай, пока. — Конечно, конечно, — саркастично тянет Зейн. — Просто кинь своего лучшего друга, с которым месяцами не говорил ради животного секса со своим парнем. Я все пойму. — Рад, что ты уже знаешь, как я расставляю приоритеты, — улыбается Луи, когда лифт останавливается на этаже Гарри. — Но, на самом деле, я скучаю по тебе. Может ты следующие пару месяцев попутешествуешь там, где связь есть? — Я подумаю, — Луи интуитивно чувствует улыбку в голосе Зейна, — И я очень рад за тебя и Хаззу. Знаю, что вы долго ждали. — Спасибо, бро. Я серьезно, правда. Скучаю по твоей глупой заднице, — Луи вставляет ключ в дверь Гарри, — Но мне правда стоит идти. — Ладно, приятель. Предохраняйтесь! — гаркает Зейн, и Луи не убирает телефон от уха до того самого момента, пока Зейн не сбрасывает. Он заходит в квартиру Гарри, бросая ключи в похожую на стоящую у него дома керамическую вазу, которые Луи сделал для Гарри в то Рождество(хотя его навыки в лепке даже не сравнятся с тем, как Гарри управляется с глиной, а если миску перевернуть, то она вообще на сиську будет похожа). Аромат жаренного мяса чувствуется даже из прихожей, так что он, стянув ботинки, следует по запаху до кухни Гарри, размером со спичечный коробок. — Малыш, — кричит Луи, проходя мимо гостиной. Он замолкает, когда заходит в кухню, украшенную причудливыми апельсинками на белых стенах. Он вздыхает, пытаясь понять, реально ли то, что он видит перед собой. За все время, что он знал Гарри и встречался с ним, он уже смирился с мыслью, что парень может практически голый расхаживать где угодно и делать, что пожелает. Но Лу не видел его… таким с той первой ночи, когда вошел в свою квартиру и увидел Гарри под пледом. Он сглатывает противный ком в горле, опуская взгляд и замечая, что его естество разум предало, и у него уже встает. В этот раз Гарри надел мягкие лавандовые трусики и сочетающийся с ними бюстгальтер. Его распущенные волосы падали мягкими волнами до лопаток, подчеркивая, как крепко сиреневая ткань обтягивает его крепкую спину. Томлинсон позволяет взгляду опуститься вниз, где лавандовое бельё обтягивало бледные бедра парня, делая все изгибы в тысячу раз аппетитнее. Луи чуть не задыхается, когда замечает подвязки, на ножках Гарри держатся чулочки, окаймленные все тем же лавандовым кружевом. Он выглядит чертовски восхитительно, его тело будто выточено под такое белье. И Луи все это до неприличия возбуждает. Гарри оборачивается, откладывает лопаточку и прислоняется к столу, вытягиваясь в росте. Весь Гарри с лавровыми листьями, татуировками на животе и других частях тела, выглядывающие из-под лямок лифчика.. Сам по себе верх элегантный, сделанный в основном из кружева, и настолько тонкий, что Луи может разглядеть соски парня, оттягивающие ткань. Его колени слабеют, когда взгляд устремляется вниз, чтобы увидеть, что эти трусики, как и те в прошлый раз, прозрачные. Луи различает четкий контур члена Гарри, и облизывает пересыхающие губы, когда замечает, что головка, выглядывающая из-за резинки трусиков, порозовела и блестела чем-то влажным на кончике. — Тебе нравится? — смущенно спрашивает Гарри, краснея, Луи улыбается, когда замечает, что его парень даже накрасился. — Блять, малыш, — вздыхает Луи, подходя ближе. — Ты выглядишь потрясающе. Его руки скользят по подтянутому животу Гарри, слегка задевая затвердевшие соски сквозь ткань лифчика, останавливаясь на заднице. Он улыбается и прижимается губами к шее Гарри, оставляя засос под его кадыком, и сжимает его бедра в своих ладонях, щупая мягкую плоть. Гарри порывисто вздыхает, и Луи встает на носочки, чтобы поцеловать его, прикусив мягкие губы. Он отрывается, чтобы посмотреть в зеленые завораживающие глаза Гарри, немного улыбаясь, и снова чмокает его. — Бюстгальтер новый, — говорит Луи. Что, кстати, правда. Отношения с Гарри дали ему знать, что парень предпочитает носить только трусики, и Луи совсем не против. Он даже купил парню много красивого белья, которые подарит Гарри на день рождения. А вот лифчик новое, но прекрасное, к ним дополнение. — Это браллет, — поправляет его Гарри сквозь стон, когда Луи кружит кончиками пальцев вокруг его ануса, не входя в него (потому что у него нет смазки под рукой и он не какое-то там животное), но даже простые поступательные и легкие движения разливали в низу живота Гарри тепло. — И э-это же набор, я не могу носить только одну его часть. — Ну, ты выглядишь прекрасно, — усмехается Луи, перемещая руку, чтобы снова схватить парня за ягодицу. — Когда еда будет готова? — Я только что поставил ее в духовку, так что минут сорок, — Гарри целует Луи, и просовывает свою ножку, обвитую кружевами чулок, между ног Луи. — Отлично, — Луи улыбается и делает шаг назад, хватая Гарри за руку и ведя в сторону спальни. — Хочу испортить тебя, — резко говорит он, открывая дверь. — Тебе действительно нравится? — спрашивает Гарри полным нервозности голосом. Луи мягко толкает Гарри на кровать. Тот растягивается на белых простынях, его темные кудри плетут узоры вокруг его лица, делая парня похожим на самую что ни на есть настоящую Белоснежку. Луи усмехается, выскальзывая из брюк и откидывая футболку на винтажный стул, который Гарри купил в магазине подержанных товаров, который так любил. Он снимает носки, и замечает венок Гарри, гордо лежащий на комоде. Он довольно красив, сделан из гипсофилы и лилии, прекрасно сочетающийся с бельем Гарри. Он берет цветочный венок и протягивает его своему парню, усевшись тому на бедра. — Надень это для меня, любовь моя, — приказывает Луи и улыбается румянцу, заливающему щеки Гарри, пытающемуся уместить венок на непослушных кудряшках. Луи наклоняется и открывает тумбочку Гарри, доставая из нее презервативы и смазку. Он откидывает их чуть поодаль на простыни и смотрит на прекрасного парня, которого он подмял под себя. Улыбаясь, он ловит Гарри за тем, как тот прикусывает свои соблазнительные вишневые губы. Луи расправляет плечи и вживляется в свою роль "папочки". В течение месяца, что они встречались (и, естественно, трахались), они поняли, что оба идеально подходят друг другу даже в плане секса. Луи всегда хотел брать верх в постели, а после многих походов в клубы в свои университетские годы, он понял, что любит, когда в постели его называют папочкой. А Гарри, бесстыдный саб, любящий быть оттраханным с венком на голове и прозвищем "принцесса", всегда хотел попробовать этот кинк. Третью неделю их отношений они посвятили выяснению сексуальных границ и обсуждению кинков, что поставило галочку в списке доверия. Луи любит быть Папочкой Гарри и заботиться о нем, а Гарри любит быть оттраханным Папочкой, стирая блаженные слезы в уголках глаз. Кстати, это первый раз, когда он занимается сексом с Гарри в женском белье. — Хочешь быть оттраханным папочкой, малыш? — спрашивает Луи, проверяя готовность партнера. Он двигает руками по груди Гарри, особенное внимание уделяя соскам, заставляя своего малыша издать неземной стон. — Словами, принцесса. — Пожалуйста, — стонет Гарри, судорожно сжимая бедра Луи от желания. — Пожалуйста, кто, малыш? — ухмыляется Луи, нежно дергая Гарри за волосы. — Пожалуйста, папочка, — скулит Гарри. Луи наклоняется, и рассыпает смесь укусов и поцелуев по шее парня, помечая и делая Гарри окончательно своим. Одну руку он перемещает в трусики Гарри, берет член в ладонь и делает несколько ленивых движений. На кончике члена уже собралось немного естественной смазки, и Луи определенно нравится то, как легко его мальчик возбуждается. Он резко целует Гарри, заглушая громкий стон, прежде чем вытянуть руку из белья. — Хочешь, чтобы Папочка оттрахал твой ротик? — спрашивает Луи, вставая на колени и наклоняясь над лицом Гарри после утвердительного кивка. Он смотрит вниз, чувствуя напряжение, создавшееся в паху, и не может удержать себя от пары резких движений по члену, глядя на Гарри с яркими подкрашенными ресницами, теперь смотревшимися еще более прекрасно, парень смотрит на него снизу вверх, приоткрыв ротик, и терпеливо ждет. Гарри скулит от того, что вместо того, чтобы воспользоваться им, Луи ублажает себя собственной рукой, так что старший хватает Гарри за волосы, стараясь не поломать венок на них. — Жадная принцесса, — едва дыша бормочет он, медленно вставляя член в рот Гарри Гарри жадно заглатывает его, чувствуя, принимает весь (а у Луи член побольше стандартного будет) член в свой горячий ротик, втягивая щеки, но, как хороший саб, позволяя дому самому выбрать темп. Луи стонет, нежась в теплой влаге, и двигается вперед до тех пор, пока головка не уперлась в заднюю стенку горла, тут же начиная двигаться вновь. Он теперь уже всерьез трахает его рот, двигаясь небольшими толчками, чтобы подготовить горло. Гарри жадно стонет, распахнув глаза и смотря прямо на него. Томлинсон хвалит его шепотом, одной рукой крепко держа волосы, другую опускает вниз, играя с сосками Гарри сквозь ткань браллета. Он останавливается только тогда, когда за слезами Гарри не может видеть, а Луи кажется, что он вот-вот кончит. Гарри немного хнычет, когда Луи выходит, но вскоре тот хватает смазку и усаживается меж молочных бедер своего партнера. — Ножки на мои плечи, принцесса, — приказывает Луи, обмазывая пальцы клубничной смазкой, — Сначала трахнешь себя моими пальцами, а потом и сам папочка тебя трахнет, согласен? Гарри кивает, он медленно и лениво закидывает ножки по одной на плечи парня. Луи аккуратно отодвигает трусики парня в сторону, после чего потирает смазанные лубрикантом пальцы о дырочку. Он ждет, пока Гарри не начинает буквально молить сделать хоть что-нибудь, и только тогда вставляет палец в горячее обволакивающее нутро. Меняя угол, Луи ищет простату, а найдя, тут же начинает легонечко давить на нее с каждым толчком. Он наслаждается стонами Гарри и добавляет второй палец, зная, что Гарри уже более чем готов. Он ждет, вводя уже три пальца глубоко в парня, прежде чем перестает двигать рукой и трахать Гарри. — Ладно, детка, — говорит Луи своим лучшим голосом Папочки, когда Гарри начинает поднывать. — трахни себя моей рукой. Гарри, благодаря ногам на плечах Луи, толкается бедрами вперед и насаживается на пальцы Луи. Он громко стонет, а Луи сосредотачивается на том, чтобы не сдвигать руку, чтобы Гарри сам насаживался на пальцы. Он наклоняется, целуя чулки на бедрах Гарри, не убирая взгляда с раскрытого рта Гарри и съехавшего венка. Он выглядит как чертова фея из детской сказки, посланная ему, Луи, чтобы опекать и воспитывать, принося светлое, уникальное в его жизнь. Луи нагибается, чтобы взять свой член, двигая рукой в таком же темпе, в каком Гарри трахает себя. — Папочка, — стонет Гарри хриплым голосом, глаза его остекленели, лицо расплылось в ленивой улыбке. Луи ухмыляется ему и прекращает надрачивать себе. — Пожалуйста, трахни меня. Луи медленно вынимает пальцы, вытирая их о простыни перед тем, как взять презерватив. Он раскатывает его на себе и добавляет довольно большое количество лубриканта, учитывая уже смазанный вход, помогает Гарри перевернуться на кровати. Он встает на колени, оттянуть трусики и войти в парня кажется нереально трудным, но вот он уже в нем. Ткань кружева приятно потирается о пах, и это Луи, к его удивлению нравится, но не так сильно, как жар и узость самого парня. Он начинает трахать Гарри медленно, восхищаясь приятной дрожью, проявлявшейся каждый раз, когда он толкался вперед, и стоны его парня звучали лучше пения любого ангела на всем белом свете. Луи смотрит, как напрягается спина Гарри, и его бледная кожа кажется такой тонкой под лавандовой тканью, что парень не может удержаться, и наклоняется, оставляя метку на шее Стайлса. Он оттягивает кудри Гарри в такт с собственными толчками, зная, что тот любит боль, прошивающую все тело от таких движений. Лепестки цветов опадают на простыни, и Луи понимает по тому, как стоны Гарри становятся все выше, а ответные толчки становятся все беспорядочнее, что они оба уже близко. Луи наклоняется вперед, прижимаясь потной грудью к спине Гарри, тянется рукой к оттягивавшему ажурные трусики члену парня. Хватает всего нескольких поглаживаний, и Гарри уже издает особо яркий стон, изливаясь в кулак своего парня. Луи медленно достает еще твердый член из Гарри и переворачивает парня вновь на спину. Тот выглядел донельзя развращенно со стеклянными глазами цвета летней травы и покрасневшими щеками цвета лепестков роз. Луи приподнимается на колени и, сняв презерватив, берет член в руку, смазав ладонь спермой Гарри. Он громко стонет, когда Стайлс поднимает руку и помогает ему. Несколько секунд и Луи кончает на грудь парня, прямо на лиловую ткань бюстгальтера. Луи выдыхает будто впервые за сотни лет, падая на кровать возле Гарри. Из последних сил, он достает из тумбочки влажные салфетки, чтобы счистить засохшую сперму со своих рук и живота Гарри. Он выбрасывает их в мусорку прямо у кровати Гарри (Луи поставил ее туда, потому что они оба очень ленивые после секса, а засохшую сперму на своих вещах Стайлс видеть не желает) вместе с презервативом. Он берет Гарри за руки, тщательно вытирает их очередной салфеткой, а позже покрывает кучей поцелуев. — Какой цвет, Хаз? — тихо бормочет Луи, перегибаясь через Гарри, чтобы включить на телефоне кудрявого плейлист с успокаивающей музыкой "Безмятежность", потому что, да, Гарри в душе тот еще хипстер. — Ну же, малыш, не оставляй меня. — Все хорошо, зеленый, — медленно тянет Гарри, его руки тянутся к Луи, и тот прижимается к парню. — Мне понравилось. — Ты так хорошо постарался, малыш. Был самой настоящей принцессой с венком-короной и красивым нижним бельем. Ты сделал папочку таким счастливым, — Луи нежно целует Стайлса в макушку. — Спасибо, — шепчет Гарри, и Луи вообще не представляет, за сколько вещей вообще можно сейчас благодарить. — Нет, спасибо тебе, малыш. Ты был так хорош, — Луи чуть наклоняется вниз и целует парня в висок, — Я люблю тебя, Хаз. — А я тебя, — отвечает Гарри, двигаясь на кровати чуть выше и распахивая глаза. — Так сильно. Луи улыбается и прижимает свое маленькое солнышко поближе. Луна поднимается на ночном небе и "Oh Wonder – Lose It" тихо разносится по комнате парня, освещенной одними гирляндами, Гарри начинает тихонько подпевать песне, возвращаясь к реальности из сабспейса, в который всегда погружался слишком легко. Луи с улыбкой проводит по кудрям Гарри, чуть ли не хихикая от щекочущих грудь прядок, и он бы ни на что не променял такие моменты, когда его мальчик счастливо напевает песни, прижимаясь к его груди, а вся комната пропахла сексом и корицей.Конец.