I'm not interested in normal people...

-Кён, проснись и пой! – этими словами его будил сосед-шизофреник каждое утро. От этой фразы у парня неприятно покалывало сердце. Он с тяжестью вставал, с тяжестью плёлся к умывальнику, брызгал на лицо парой капелек ледяной воды и от этого – будто бы просыпался: холодные водяные иголки как через кожу проходили, причиняя странную боль, которая не могла не бодрить. Потом он застилал кровать, на которой ворохом лежали спальные принадлежности: спал он нервно, с большими перерывами, во время которых ворочался как червяк на сковородке от тех обжигающих тошнотворных мыслей, ни на секунду не оставляющих измученный мозг. Убравшись, он садился на кровать и, ожидая завтрака, заговаривал с шизофреником: -Ицки, ты когда-нибудь любил? -А? Вы спрашиваете, любил ли я? – переспрашивал второй, очень обрадованный возможностью поговорить хоть с кем-то, - А что такое в сущности любовь? Только миг в последней капле дождя, последняя секунда перед эпилептическим припадком, миг до смерти… - здесь он обыкновенно осекался. Затем следовали странные конвульсивные подёргивания, сопровождаемые кашлем и напоминающие отдаленно предсмертные мучения чахоточных. Так его трясло минут пять, а потом он резко замирал: глаза его яснели, по лбу текли струйки пота. Он заговаривал вдруг будто бы другим голосом: -Да, знаешь, любил. -И? - Это было давно. Её звали Асахина Микуру. Красивая была…кажется. Я очень хорошо помню нашу первую встречу. Я возвращался из школы на электропоезде – я жил далеко от города, и когда подъезжали ближе к моей станции, то вагон был пуст. Обычно. А в тот раз кроме меня там осталась ещё одна девочка: она спала на соседнем месте. Я даже не сразу её заметил. Только после того, как она упала на моё плечо – как же я тогда испугался! Обернулся – а у меня на плече милая девушка тихонько посапывает. Я её разбудил. Оказалось, что она просто проспала свою станцию. Ей нужно было пересаживаться на обратный поезд, но уже было поздно и они не ходили…кажется, - на этом месте он обычно обрывал рассказ и умолкал минут на десять и подозрительно оглядывался вокруг. Потом он вставал с кровати, подходил к Нагато-сан, тыкал её пальцем, на что она никак не реагировала, вставлял ей две ухочистки в уши, и, возвратившись, закрывал дверь, которая обычно была нараспашку. Заговорческим тоном он продолжал: - Я не знаю зачем, но я предложил ей пройти ко мне домой. О чём я только думал! Не знаю, но так или иначе, а она согласилась, что, согласись, странно! Я думал, что мама довезёт её домой, но она сказала, что лучше бы бедной девочке переночевать у нас. Чертовщина какая-то! Дальше – больше: её родители тоже разрешили ей остаться у нас. Ну, вот она и осталась. А ночью произошёл ещё более странный случай: он пришла ко мне где-то в первом часу. Я не спал, потому что у меня никак из головы не шло, как это так её и мои родители пустили её у нас переночевать. Пришла среди ночи, пришла тихо как тень, я даже не услышал. Помню, её голос: «Я Вас люблю Койдзуми-семпай»… помню её поцелуй, её губы вкуса белого шоколада… да. -Шоколад, говоришь? -А, ну да… Потом она вернулась домой на утренней электричке. После этого мы с ней как-то не пересекались. Но я-то знаю, что она следила за мной, знаю… Этот рассказ в разных вариациях Кён слышал изо дня в день…