эхо

— Да мне и без тебя жилось бы отлично!.. Без тебя!... Эти слова заунывным эхом пронеслись в несчастной голове, проснись Гарри поутру, поглощенный объятиями скулящей от неспокойного сна постели. Накануне вечером они с Луи не поделили чёрт знает что, отчего улеглись на разных полюсах покрывала на расстояние, кажется, во много раз превышающее от земли до луны. И сейчас вечного спутника Гарри не было рядом. Ничего, они это уже проходили. Через пару часов утра и бодрого кофе Гарри подкрадётся к любимому и сонно выпросит нежное прощение, как бывало обычно, за свои неосторожные слова. Гарри никогда в жизни не смог бы прожить без Луи и дня — это чёртова аксиома, не требующая доказательств. Поэтому — живём дальше, дышим глубже. Гарри приподнялся с кровати, пятки больно ущипнули холодный паркет. Странно, коврик только вчера лежал здесь — Луи знает, как у Гарри вечно мёрзнут ноги, и не позволяет тому понижать их температуру хотя бы на градус. Гарри сонно улыбнулся этим мыслям. Они помирятся. Иначе и быть не может. Взгляд Гарри скользнул по фото в рамке — единственный предмет, покоившийся на тумбе подле кровати. И, возможно, вчера последняя склянка вина была несколько лишней, ведь на их свадебном фото — ну, знаете, белоснежные кружева, золотое шампанское в бокалах, два счастливых замужних лица — ярко улыбался только Гарри. То есть, совершенно один Гарри. Он сморгнул один, два, три раза. Больно ущипнул себя за бок, покрутил рамку так и сяк. Наконец, максимально приблизил фото к глазам. Там всё ещё только он, радостно обнимающий… пустоту. Спустя секунду стекло рамки вдребезги разбилось об пол. Кажется, Гарри начал немного нервничать. Он резко подскочил с кровати и в три широких шага оказался на кухне: она была пуста, лишь по полу гуляла легкая прохлада из приоткрытого окна — странно, Луи всегда закрывает их на ночь по известной причине. Гарри грубо захлопнул его. Признаков Луи всё ещё не доставало. Что, если он вышел развеять голову? Хоть и не делал этого никогда прежде. Что, если фото в рамке — его неудачная шутка с целью проучить своего кудрявого наглеца?! Гарри почти с облегчением вздохнул и протопал обратно в спальню; белые трусы легонько болтались на его бедрах. Луи любит это. Не стоит снимать их до его возвращения. Но с каждым шагом по небольшому островку их спальни Гарри всё сильней понимал — что-то не так. Нечто тревожило его, беспокойно порхало в груди, цепляя его сердце своими острыми крыльями. Спустя несколько полных замешательства секунд, Гарри кое-что уяснил: в комнате нет ни одной вещи, принадлежащей Луи. Нет его толстовки с белым номером на спине, что вечно болтается на главной вешалке их шкафа; на столе нет просроченных отчетов отдела, находящегося под его руководством, зеленой зажигалки и даже этого дурацкого мини-торшера в виде пениса; через спинку стула не перекинуты его домашние штаны, в углу комнаты не пылится гитара, и даже шторы, какие Луи с огромным трудом выудил в прошлом году по сумасшедшей скидке, пропали с окна. Кажется, Гарри всерьез испугался. Луи ведь не мог просто взять и уйти, верно? Они давно не подростки, к тому же… они любят друг друга, в конце концов! Нахмурившись, Гарри потянулся к мобильнику: отыскать единственный избранный контакт никогда не составляло большого труда, но сейчас… кудрявый листал телефонную книжку вверх-вниз, всё больше раздражаясь гребанными фокусами — и так в стиле мужа. Он вытрахает из Луи всё дерьмо, когда они покончат с этим. По памяти Гарри вбивает номер телефона, нетерпеливо прижимая трубку к уху: внутри раздаются протяжные гудки, будто нарочно измываясь над Гарри, и лишь на пятом из них включается связь, а парень выплёвывает: — Луи?! Голос низкий и недовольный, однако вежливый. — Ты ошибся, чувак. Никакого Луи тут нет. Гарри всегда отличался мгновенной реакцией, но сейчас он немой рыбёшкой пытался извиниться или послать незнакомца к черту. Всё даже дерьмовей, чем показалось на первый взгляд: Луи и вправду решил смыться отсюда. И весь спектакль из-за вчерашних слов, серьезно?! Бога ради, Гарри всегда отличался вспыльчивостью!… возможно, где-то резкостью… но ведь Луи всегда возвращался к нему, даже после самой кровопролитной ссоры!.. Тогда в стену летел подаренный мамой сервиз, а пару часов спустя — ненужные шмотки. И звуки примирительных поцелуев звучали на фоне тишины победным гимном. Ладно, без паники. Гарри решит эту проблему. Сейчас главное — сохранять спокойствие. Не переходить на жалостливый скулёж, по крайней мере, в разговоре с Лиамом. — Ли, Луи у тебя? — Эм-м-м… Кто? — Луи! — взвизгнул кудрявый, с досадой всплескивая руками. — Он исчез с утра, забрал все вещи, на фотке со свадьбы себя замазал — и свалил!.. Словесную паническую атаку прервало недоуменное: — Спайс или кокс, Стайлс? Гарри готов разбить телефон об стену. — Вот уже пятнадцать минут, как меня бросил муж, а ты тут какую-то хрень несёшь, мудак! Тишина продлилась одну, две, три секунды. — Разберись сначала со своей башкой, прежде чем звонить в девять утра выходного дня и нести какой-то бред. Финальное «мудак» выбило у Гарри землю из-под ног. Он, точно лужица, растекся по полу, слыша грохот мобильника рядом с собой. На душе заскреблась, кажись, целая орава диких кошек с чересчур острыми когтями. Это было страшнее всего, что видел он в жутких фильмах ужасов, и, вероятно, Луи уже не так сильно поплатится за свое исчезновение (даже если при этом он подкупил всех их общих друзей), ведь теперь Гарри хочется просто найти его. Отныне они будут смотреть только комедии. Тупые и пошлые комедии, Гарри клянется. Что ж, ладно. Гарри подождет. Рано или поздно Луи вернется, обязательно вернется. Он не любит затягивать время, к тому же — сегодня выходной, а у них и без того слишком редки уединенные моменты, полные пустых хлопот и ленивых поцелуев. Не помня себя, Гарри натянул на чуть дрожащее (он предпочел это не замечать) тело толстовку (в доме всё ещё было чертовски холодно, хоть и окно давно закрыто) и штаны для зала. Крепкий кофе ему не повредил бы. Возможно, Гарри — параноик, но личная кружка Луи, всегда стоявшая на своем месте, бесстыдно с него исчезла. Ее не было ни в одной из частей кухни — Гарри убедился в этом, бросаясь к каждому шкафчику и заглядывая в холодильник и мусорное ведро. Из всех фокусников на планете Луи признан самым отвратительным, ведь он, конечно, не мог подделать чертовы документы Гарри и обесцветить собственное имя в графе «брак», ха! Не мог, конечно. Не мог, но, блять, Гарри может поклясться — открытая им заветная страничка в паспорте кричит об обратном: у Гарри нет мужа. И, судя по зудящей под кожей и на листе бумаги пустоте, никогда и не было. Гарри отшатнулся, выронив паспорт из рук: всё это уже не походило на просто розыгрыш или трюк года, как ни крути. В мыслях Гарри елозила безумная мысль — и лучше бы он умел отключать функции мозга вовремя. Стайлс бросился к комоду, выудив из него альбом с фотографиями, — страница за страницей, ни на одной из них не находилось загорелого, смеющегося лица, голубых искорок-глаз и росписи морщинок у самых уголков, растрепанной челки и соблазнительной щетины возрастом до трех дней. Гарри листал их альбом, надеясь отыскать в нем знакомые черты, сдирая опустевшие без Луи страницы, комкая бумагу в руках, продолжая бесполезные без Луи вдохи и выдохи, понимая одну-единственную мысль в своей бесполезной без Луи жизни. У Гарри не осталось ни единого напоминания о Луи. Он, бесполезный без Луи, начал задыхаться. - Гарри не пятилетний мальчик, чтобы с каждым синяком бежать к маме. Но проблема в том, что его рана кровоточит. Изнутри. Поэтому он здесь, на пороге дома матери, с воспаленными глазами и дрожащей губой. Она без лишних вопросов усаживает сына на диван, подает стакан воды, который тут же отвергается, берет ледяные руки в свои, такие теплые и нежные, и заглядывает, кажется, в самую душу. — Мам. Голос ломается и сдаётся, и Гарри не может так. Энн терпеливо ждет, пока платок пропитает влажные щеки. Любящий взгляд вопрошает: может, всё же, воды? — Мам, ты только… — он пытается, пытается изо всех сил, — только не смейся, пожалуйста, и не считай меня идиотом, но… — он глубоко вздыхает, выпаливая следом, как на духу, — расскажи мне всё о моей жизни, начиная со школы. — Гарри? — осторожно говорит она. — Сынок, что происходит?.. — Мам, я не упал с высотки и не обкурился, — нетерпеливо отвечает он. — Пожалуйста, просто расскажи. Невыносимая боль в голосе — она ощущается буквально физически. И мать сделает всё, что попросит ее сын. Любые интересующие вопросы она может задать и потом. — Ладно, — соглашается она, самая лучшая на планете. — Ладно. Ты, Гарри, после окончания школы пошел в колледж, — она изучает сына в надежде узнать, справляется ли со своей задачей, — потом – — У меня кто-то был? — прервал ее Гарри. — Имею в виду, парень. Я с кем-то встречался? — Ну… у тебя были какие-то мимолетные увлечения, вроде как… — хмурится Энн, пытаясь вспомнить детали. — После колледжа ты успешно сдал экзамены и поступил в университет по направлению социологии… Гарри встретил Луи на первом курсе. В самый первый день его первого учебного дня. — А потом?! Что потом?.. — Потом… — она ищет в голове то, что нужно сыну, но осекается, — потом ты начал снимать квартиру вместе с другом. Найлом, кажется. Гарри начал мотать головой, отфильтровывая лишнюю информацию. — Когда у меня появился кто-то серьезный?! Энн непонимающе взглянула на него. — Мам, это важно! Пожалуйста! Широко распахнутые глаза умоляли. Женщина тяжко вздохнула; расправила складки на юбке. — Никого серьезного, Гарри, — мягко начала она. — С кем бы ты не вступал в отношения, эти люди были не теми, кто тебе нужен. Ты сам так говорил. Взгляд не мужчины, а потерянного мальчика заполонила нескончаемая печаль. — И никого по имени Луи?.. — едва слышно прошептал он, отчего мать переспросила. — Луи? Нет, Луи точно не было. Гарри уставился в одну точку, не смея останавливать горький поток, катившийся из глаз. Энн тщетно пыталась собрать блестящие бусины краем платка, испуганно причитая «Боже мой, милый, что случилось, почему ты это спрашиваешь?..». Но все вопросы оставались без ответа. Гарри опустил глаза вниз — быть слабым перед матерью представлялось не столь завидным зрелищем. Как только взгляд коснулся левой руки, сердце внутри него перевернулось. На безымянном пальце виднелся тонкий след от обручального кольца. — М-мам… Отчаянно желая выбраться из так внезапно засосавшей его пучины, цепляясь за единственный спасительный круг, Гарри, не моргая, смотрел на тонкую полоску светлой, не тронутой солнцем кожи — ведь не было нужды снимать кольцо с того дня, как они с Луи обручились на берегу летнего моря. — Откуда это у тебя, Гарри? Спустя целую вечность что-то зашелестело наряду с тронутой ветром листвой за серым окном. — Это Луи, мам. Мой Луи. - Гарри медленно погибал, корчась от боли на ледяном полу их дома, с крыши которого медленно сползали угрюмые дождевые капли, унося за собой свежую краску, отколотые от кирпича камешки, мозаику черепицы. Всё, что было связано с Луи, умирало медленно и беззвучно, и лишь одинокое эхо бродило по опустевшим руинам их маленького дома, робко твердя о том, что он вполне мог бы прожить и без него.