Со вкусом крови и запахом мяты

      Даже несмотря на невероятную толкучку, Джим Гордон заметил этого парня еще до того, как понял, что тот будет обслуживать именно их столик. Это, впрочем, легко объяснялось — в своем костюме официанта, который был ему широковат в плечах, и со странной прической парень выглядел совсем как взъерошенный птенец то ли вороны, то ли еще кого, и совсем не походил на своих смазливых однотипных коллег. Когда же интересный незнакомец подошел ближе, Джим почувствовал, как на него накатывает странное чувство, будто кто-то отнял у него голос и взамен вручил тахикардию.       «Чëрт».       Джим был готов отдать свое место в команде, если видел в жизни кого-то, кто мог бы похвастаться более необычной красотой. Тëмные волосы контрастировали с бледной кожей, покрытой на щеках едва заметными веснушками, узкий нос украшала выдающая сложный характер горбинка, а высокие острые скулы делали его опасным на вид. О подведенных черным выразительных глазах цвета зацветшего озера можно было и не упоминать.       — Здравствуйте. Заказ сразу будете делать или вам меню? — Вечер выдался довольно напряжённым из-за наплыва посетителей, поэтому, подойдя к столику с новыми клиентами, Освальд почти машинально поздоровался, изобразил дежурную улыбку и уже потом оглядел шумную компанию. Семь человек — три девушки и четыре парня — с виду, типичные спортсмены. Насколько он понял из невнятных криков посетителей, сегодня случился матч по регби между колледжами, и местная команда победила. Так что не сложно было догадаться, что сейчас перед ним сидели члены команды победителей и черлидерши.       — Да нахрен это меню? Всем пива, — гаркнул один из парней, приобнимая за талию какую-то девицу. — Только не ваши разливные помои, а Гиннесс, в бутылках…       — Как тебя зовут? — вдруг чей-то хриплый голос перебил говорившего, и Джим с удивлением осознал, что это был он сам.       Переведя недоуменный взгляд на совершенно глупое лицо спросившего, Освальд снова улыбнулся, возвращая себе профессиональную «маску».       — Освальд. Только пиво, семь бутылок, Гиннесс, я понял, сейчас будут.       Проводив взглядом быстро скрывшуюся в толпе фигуру, Джим обернулся на своих друзей и встретился с шестью парами направленных на него недоумевающих глаз.       — Что? Я просто спросил!       Вернувшись с заказом, Освальд расставил бутылки на столе, краем глаза замечая, что русоволосый парень, который спросил его имя, незаметно разглядывает его. Точнее, пытается незаметно. В течении пары часов Освальд ещё не раз приносил этой шумной компании пива, снова встречаясь со странным клиентом взглядом, но постоянно думать об этом у него не было времени. Хотя он пытался сначала вспомнить, могли ли они встречаться раньше, чтобы вдруг вызвать такой интерес.       Заметив, что столик почти опустел и остались только тот самый парень и одна девушка, Освальд зевнул, взял поднос и пошел к ним. Было необходимо убрать пустые бутылки и узнать у оставшихся клиентов, не нужно ли им чего-нибудь ещё. Подходя, он увидел, что девушка пытается утянуть приятеля на танцпол — видимо, именно туда перекочевала остальная компания. Но ей явно не на что было надеяться, потому что Освальд без труда смог распознать выражение «может быть, если я буду вежлив, она отвалит наконец-то?» на лице её неудавшегося партнёра.       В конце концов, недовольно поджав губки, блондинка подскочила, и, видимо, заметив более подходящую цель, легкой походкой поспешила к барной стойке.       Подойдя к оставшемуся в одиночестве клиенту, Освальд снова изобразил улыбку, чувствуя себя немного не в своей тарелке от взгляда в упор — с уходом друзей тот перестал прятаться и делать вид, что не пялится на Освальда. Чуть сглотнув, он как можно более привычным тоном спросил, указывая на пустые бутылки:       — Позвольте, я заберу?.. Вы будете что-то ещё? Пиво?       — Когда заканчивается твоя смена? — невпопад ответил вопросом на вопрос Джим, благодаря алкоголь за подаренное ему мужество. Последние два часа он только и делал, что пытался отвлечься от запавшего в душу официанта, но тот как назло всё время ошивался рядом, сверкая своими светло-зелёными, такими яркими в приглушенном освещении клуба, глазищами, отвлекая Гордона и от разговоров, и от Кэти, которая сейчас, очевидно, отправилась искать кого-то более заинтересованного в её персоне. Юноша и сам не знал, какого чёрта так зациклился на этом Освальде — ну что за имя, ради бога! — ведь парни привлекали его очень, очень редко, и он старался это особо не демонстрировать. Однако сейчас, оказавшись почти наедине с заинтересовавшим его человеком, Джим ничего не мог с собой поделать, хотя и как вести себя особо не понимал.       Освальд покраснел, чувствуя, что улыбка стала напряжённой, и стал собирать бутылки, стараясь не делать это так лихорадочно быстро, как ему хотелось.       — Эм… Вообще-то утром. Вы уверены, что больше ничего не хотите? Нет? Хорошо, — даже не дожидаясь ответа, вопреки всем инструкциям менеджера, он поспешно отошёл, как только собрал тару на поднос.       …И почти сразу налетел на высокого мужчину, уже явно изрядно выпившего, который направлялся на танцпол. Несколько бутылок упали на пол, разбившись, в некоторых всё ещё оставалось пиво, которое теперь было тоже на полу — а его брызги на дорогих ботинках и брюках посетителя.       Побледнев, Освальд уже открыл рот, чтобы рассыпаться в извинениях, но не успел даже слово сказать.       — Ты ахуел? — басом выдал мужчина, а от его «легкого» толчка в плечо на полу оказались уже все бутылки. — Пидар, ты за эти туфли даже своей жопой не расплатишься!       Не дожидаясь оправданий, мужчина схватил Освальда за рубашку и притянул к себе, грубо встряхивая. От него несло перегаром и потом, а в плечах он был едва ли не в два раза шире.       — П… Простите, это н-недоразумение, конечно, я… — Освальд лихорадочно отметил, что люди вокруг них расступились и охраны тоже нигде не было видно.       — Ну, сучара… — отведя одну руку назад, мужик замахнулся для удара, когда вдруг в него сбоку врезалось что-то мощное, и Освальда откинуло прочь. С трудом устояв на ногах, он пораженно рассмотрел в клубке из двух тел того самого навязчивого клиента.       Джеймс Уортингтон Гордон. Он был действительно хорошим парнем — сам поступил в колледж, отлично ладил с детьми и животными, был неплохим другом и старался не обижать девушек. Одна проблема — он чертовски любил бить «плохих парней». И не только плохих.       Да. Джим действительно до безумия любил адреналин в крови и тупую боль после, любил то, как чувствуется под кулаками чужая кожа, и даже то, как от страха проиграть становится плевать на любые повреждения собственного тела. А в цивилизованном обществе подобная возможность официально предоставлялась только в спорте, армии и полиции. И он собирался использовать все эти возможности.       Однако, даже вне этих институтов изредка случались такие ситуации, в которых превратить чьё-нибудь лицо в кровавое месиво вполне допустимо. И он не собирался их упускать. Именно поэтому, а ещё потому, что это был прекрасный шанс ещё раз подкатить к проигнорировавшему его официантику, Джим сейчас восседал на огромном бычаре, который был выше его почти на полголовы, и пытался не дать повалить себя на пол. Потому что тогда ему точно пришел бы пиздец.       Мужик оказался действительно силён, но и ежедневные тренировки регби не прошли даром — Джим таки смог не потерять преимущество даже после двух ощутимых тычков в печень и прямого удара в нос. Кровь из носа уже затекла в рот, запачкала рубашку и шею, но специфический металлический вкус только бодрил и призывал бить сильнее и метче. Кулаки болели и наверняка были сбиты, а все мышцы тела напряжены до предела, до дрожи конечностей. Противник закрывался, пытался сбросить его с себя, дергался как бешенный, поэтому, в конце концов, Джим не удержался и оказался на спине. Но он не успел почувствовать веса — мужика сдернули с него. Расплывающимся взглядом Гордон увидел двух охранников, с трудом утаскивающих того к выходу. Похоже, он вовремя оказался на спине и его приняли за потерпевшего.       Болело всё. Но обеспокоенное лицо красивого официантика с необычным именем, склонившегося над ним, того стоило.       — Давайте я вам помогу, — Освальд протянул руку, мысленно ругая неторопливую охрану и разглядывая окровавленное лицо неожиданного защитника. Действительно неожиданного.       Джим попытался ответить что-то членораздельное, однако вышло только кровавое бульканье. Схватившись за бледную, тонкокостную, но крепкую ладонь, Гордон кое-как смог подняться.       — Освальд?.. — подошёл менеджер, смотря то на окровавленного клиента, то на Освальда, на плечо которого тот опирался.       — Я сейчас. Замени меня кем-нибудь, скоро вернусь. Пожалуйста, — попросил Освальд, а затем осторожно повёл своего защитника в сторону служебных помещений, стараясь не обращать внимания на тот самый взгляд, про который уже успел и забыть. — Вам… умыться надо, я думаю.       Наконец, когда они дошли до подсобного помещения, в котором музыка звучала намного тише, Освальд усадил спутника на стул, а сам стал искать на полках аптечку. Она нашлась возле стопки чистых полотенец, парочку которых он тоже прихватил. Намочив одно полотенце в раковине, Освальд сел на стул напротив и стал осторожно вытирать кровь с лица парня, другой рукой придерживая его за подбородок для удобства. Вроде бы нос сломан не был.       — Я должен сказать спасибо, наверное. Вы… ты… не был обязан, охрана всё равно бы подошла.       — Может быть мне просто захотелось? — приподняв бровь, Гордон попытался изобразить улыбку. Получилось так себе — зубы всë еще были в крови. — Я Джим, кстати. Если тебе интересно.       — Джим, — Освальд впервые за вечер искренне улыбнулся. — Спасибо тебе, Джим. За меня нечасто вступаются, я ценю.       Отложив полотенце, всё в пятнах крови, он внимательно оглядел лицо Джима на предмет других ран, не убирая руку с подбородка.       — Насколько ценишь? — Освальд был слишком близко, чтобы можно было удержаться от подобных уточнений.       Освальд снова покраснел, но не отстранился. И руку не убрал.       — Ты… весь вечер меня взглядом провожал. Хотя пришёл с компанией. Поэтому вступился?       — Да. Мне очень захотелось, — с трудом отведя взгляд от рта Освальда, Джим облизал собственные губы и лишь немного приблизился, давая тому последний шанс отказаться.       — И тебе чуть не сломали из-за меня нос, — Освальд осторожно провёл пальцами по скуле, не двигаясь с места. В горле стало сухо. Внезапно решившись, он наклонился к Джиму ещё ближе и поцеловал.       Едва ощутив нерешительное прикосновение тонких, теплых губ, Джим подался навстречу, отвечая так трепетно, будто не он пять минут назад пытался разбить практически случайному противнику лицо. Стремясь показать себя с другой стороны, он вкладывал в каждое движение всю имеющуюся в нем нежность, не пытаясь вести. И лишь дождавшись, когда Освальд приоткрыл рот, он проник в него языком, пробуя, исследуя, узнавая. Поцелуй вышел странным — со вкусом крови и запахом мяты.       Удивлённый неожиданной мягкостью, Освальд переместил ладонь на затылок Джима, поглаживая, зарываясь пальцами в густые волосы, а вторую положил на плечо. Металлический привкус и неспешность поцелуя будоражили, как и сцена насилия несколько минут назад. От осознания, каким может быть этот человек, и какой он сейчас — только для него — захватывало дух, и Освальд отвечал с таким же трепетом, стараясь передать странную смесь благодарности и восхищения.       — Иди ко мне, — прошептал Джим, разорвав поцелуй лишь на секунду, чтобы перетянуть Освальда на себя, усаживая к себе на колени и крепко обхватывая обеими руками за талию. Ощутив под собой горячие, мускулистые бедра, твердый пах, Освальд понял, что просто плывет. Из горла рвались тихие стоны, и он, сам того не замечая, начал неторопливо покачиваться на Джиме, тереться об него. Поцелуй становился все глубже и откровеннее, но никто из них не мог и не хотел останавливаться. Ладони Джима сползли ниже и сжимали ягодицы Освальда в такт фрикциям. В одежде становилось слишком жарко.       — Кобблпот, сколько ты… — резко распахнулась дверь и послышался раздраженный голос менеджера, который осёкся едва подняв взгляд от своего блокнота, —…Освальд?       Тот мгновенно напрягся и похолодел, чувствуя, как чужие руки на нём так и застыли, мешая выпутаться из объятий. Неловко вскочив, Освальд стал торопливо оправлять форму, чувствуя, что от стыда у него пылают даже кончики ушей.       — С… Сэр? Простите, конечно, я сейчас буду, сию секунду, да.       Менеджер перевёл застывший, нечитаемый взгляд с Освальда на клиента, с которым тот ушёл «на минутку», и вернул обратно, а потом таким же тихим голосом добавил:       — Там клиентов полный зал, мне некогда за тебя работать. Пошевеливайся быстрее, иначе смену не засчитаю за разгильдяйство, — к концу фразы он снова взял себя в руки и уже выглядел почти так же раздражённо. Резко развернувшись, мужчина вышел из подсобки, не дожидаясь дальнейших оправданий.       Освальд растерянно обернулся.       — Я… Извини, мне нужно идти работать.       — Да, — кивнул Джим, пытаясь отдышаться и чувствуя, как ему передаётся нерешительность Освальда. В представлении Гордона его самый крышесносный в жизни поцелуй никак не мог случиться в подсобке клуба с человеком, о котором он знал только имя и место работы. Но, кажется, именно это с ним и случилось. Почему ничего такого не было с ним раньше, с кем бы он ни целовался? — Я понимаю. Я тоже пойду.       Выйдя в громкий и душный зал вслед за почему-то не смотрящим ему в глаза юношей, Джим хотел сказать что-нибудь ещё, но тот уже, словно какой-то призрак, исчез в толпе.       — Джимбо! — На плечо Гордона опустилась тяжелая ладонь, он резко обернулся. Это был Харви, и, судя по следам яркой помады на подбородке, тот не терял времени даром. — Где ты был, кобелина? Выглядишь так, будто уже присунул кому-то, а? Признавайся!       — На себя посмотри, мачо, — надеясь, что плохое освещение скроет то, как покраснели его щеки, Джим выхватил бутылку из рук друга и отпил ещё слегка прохладного пива.       А тем временем, старательно пряча не сползающую с губ улыбку, чтобы лишний раз не раздражать начальство, Освальд почти машинально вернулся к работе. От долгого поцелуя болели губы, а привкус чужой солоноватой крови ещё долго чудился во рту. Смущение от неловкой ситуации в подсобке прошло и Освальд пожалел, что так быстро ушёл, просто кинув своего спутника где-то в клубе. Время от времени он пытался найти его среди толпы, пока ходил с подносами от столика к столику, но посетителей было слишком много. Светловолосый затылок и знакомую фигуру он заметил только когда парень со своей шумной компанией уже направлялись к выходу. Ближе всего к Джиму шла одна из девушек, почти повиснув на нём, а тот поддерживал её, пошатывающуюся, за талию.       По одной удаче успев вовремя заметить как сильно наклонился поднос с бокалами в его руках, Освальд умудрился ничего не уронить и отвернулся. Раз продолжения знакомства не намечалось, то ему нужно было взять себя в руки и умудриться не потерять сегодняшнюю зарплату. Как оно обычно и бывает, всё хорошее, что случается, кратковременно и ненадёжно. Однако, все равно чувствуя укол досады и какой-то иррациональной обиды из-за всей ситуации, Освальд наткнулся взглядом на менеджера, который муштровал одного из официантов.       «Повёрнутый на инструкциях самовлюблённый мудак. Выслуживается перед начальством он, а всю смену носиться должны мы».       До конца смены оставалось ещё три с половиной часа, а народу только прибавилось, и уже через десять минут Освальд перестал думать и о поцелуе с незнакомцем, и о том, как его бесит непосредственное начальство. С каждым мгновением на него всё сильнее наваливалась тяжесть, маневрировать в танцующей толпе становилось всё сложнее. К утру Освальд, с гудящей от постоянного запоминания заказов головой и такими же уставшими из-за целой ночи беготни ногами, еле живой переодевался в служебном помещении. Весь предел его мечтаний сейчас заключался в том чтобы выйти, покурить — наконец-то, сидя — и пойти домой спать. Мысль о парне по имени Джим с легким разочарованием промелькнула и исчезла, когда он, уже в своей одежде, проходил мимо кладовой к черному выходу — через парадный работникам покидать заведение было запрещено.       Улица встретила Освальда свежим утренним воздухом, так приятно контрастирующим с духотой клуба, и зачинающимся над крышами домов рассветом. Юноша прикрыл глаза и блаженно улыбнулся, а затем подумал о том, как ему повезло, что сегодня его имени нет в списке на уборку помещений. Да, пусть сегодня отдуваются другие неудачники. Впереди у него только короткая прогулка домой и долгий-долгий сон. И больше ничего.       Потянувшись к карману брюк, чтобы достать пачку сигарет, Освальд вдруг краем зрения заметил сидящую на коробках сгорбившуюся фигуру. Бросив поначалу ленивый, незаинтересованный взгляд, он поражено узнал в ней своего нового незнакомого знакомца Джима, который спал, прислонившись к стене.       Подойдя поближе, Освальд машинально поджег сигарету, отправил еe в рот и сделал первую затяжку. С неподдельным любопытством он стал рассматривать спящего парня, стараясь выпускать дым в сторону, чтобы резкий запах табака не разбудил того раньше, чем этого захочет сам Освальд.       Лицо у Джима было простое, но это совсем его не портило. Грубоватые, но приятные и мужественные черты лица сочетались с какой-то детской простодушностью — обманчивой, как успел понять Освальд ещё в клубе.       От воспоминаний о произошедшем между ними, несмотря на усталость, потяжелело в паху.       Сбив лишний пепел и отставив руку с сигаретой чуть в сторону, чтобы та не мешалась, Освальд положил Джиму другую руку на плечо, погладил, а когда тот не проснулся, легонько потряс.       — Джим. Джим, проснись… Что ты здесь делаешь?       Услышав, что его зовут, Гордон проснулся почти мгновенно, но не сразу смог заставить себя открыть глаза. Голос вызвал приятные эмоции, и он улыбнулся. А потом, услышав вопрос, все же соизволил посмотреть, кто же его будит.       То, что перед ним нависала причина его прибывания на задворках клуба, оказалось приятной неожиданностью.       — Освальд, — одарил Джим того сонной улыбкой, а потом принюхался и перевел взгляд на дымящуюся сигарету. — Привет.       — Что ты тут делаешь? — улыбнувшись в ответ, Освальд повторил вопрос, хотя уже примерно представлял, что ему скажут. Сонный Джим, преданно ждущий его на коробках возле клуба, вызывал в нём какое-то чувство, похожее на умиление и удовлетворение одновременно. Точнее характеризовать его Освальд бы не смог, но это было чертовски приятно.       Проследив взгляд, он машинально поднёс сигарету к губам и затянулся, а потом выдохнул дым в сторону. Спрашивать, не против ли Джим, он не собирался.       — Я… — поняв, что от созерцания не понаслышке знакомых губ, так соблазнительно зажимающих тонкую сигарету, не может связать и пару слов, Гордон заставил себя посмотреть собеседнику в глаза. Что не особо помогло — в лучах утреннего солнца Освальд выглядел словно чертов ангел. С дымящейся сигаретой и будто самим дьяволом в умном взгляде. Да, сразу признал Джим, сравнение вышло глупым, но лучшего он подобрать не смог. Кое-как взяв себя в руки, он, все же ответил, краснея от собственных слов, — Я очень не хотел тебя упустить.       Чувствуя некоторое смущение, Освальд потупил голову и виновато моргнул.       — Я зря так быстро ушёл. Бросил тебя, извини, — он затянулся снова, ещё глубже, чем обычно, докуривая сигарету до конца и выкидывая её в сторону. — Меня не каждый день застают на работе с кем-то в подсобке, — смешок вышел немного нервный и неловкий.       — Е-еп, — протянул Джим, потирая ноющую шею и вспоминая, когда последний раз себя так странно чувствовал. Кажется еще в школе, когда пытался пригласить красавицу Менди Нортон на дискотеку. — Меня тоже, если честно. Вообще никогда не целовался с человеком, про которого практически ничего не знаю… Так что… Ммм… Ты позволишь себя узнать?       Лицо Гордона перекосило в попытке изобразить очаровательную улыбку, и он прекрасно понимал, как идиотски выглядит и что за тупость говорит, но сбегать было уже поздно. Он уснул возле мусорного бака, ожидая Освальда, и если в три ночи по-пьяни это показалось бы чем-то романтичным, то сейчас, в пять утра, просто жалким.       Освальд протянул ему руку, добродушно улыбаясь.       — Думаю, для начала тебе стоит всё-таки встать с коробок.       Испытывая дежавю, Джим ухватился за протянутую руку и поднялся на ноги. Они оказались довольно близко друг другу, но Освальд не отошёл, всё так же улыбаясь.       — Я сейчас домой собирался идти, поспать. Тебе бы тоже не помешало.       — Ты приглашаешь меня поспать с тобой? — схитрил Джим, слегка наклонив голову и посматривая то на губы, то в глаза Освальда.       Чувствуя, что снова краснеет, Освальд всё же ответил в тон:       — А ты хотел бы? Поспать.       — Да, — вышло хрипло и почти на автомате; между их лицами оставалось не больше пары дюймов, — очень. Можно?       — Да, — почти без голоса, одними губами. Не в силах отвести взгляд, даже чтобы сократить расстояние между ними, он осторожно обнял Джима за пояс, и внезапно вспомнил, что под рубашкой наверняка остались синяки после драки в клубе. От воспоминания, каким он увидел Джима тогда, с жестоким азартом в глазах и всего в крови, у Освальда заныло в паху. Он машинально облизнул губы.       Больше тянуть не было никакого смысла; губы Гордона растянулись в шальной улыбке и он буквально впился в рот Освальда, прижимая его к ближайшей стене собственным телом. Не ожидающий такого напора, Освальд сладко застонал и вцепился пальцами в его бока, заставляя ушибы заныть тупой, удивительно возбуждающей болью. Совсем потеряв от эмоций голову, Джим протолкнул бедро между ног парня, запустил пальцы ему волосы и вынудил откинуть голову, чтобы сделать поцелуй еще глубже.       Почти поплыв — второй раз за последние сутки, да что он с ним творит? — от возбуждения и горячего, жадного рта, Освальд тихо постанывал, отдавшись ощущениям, оглаживал руками спину и бока Джима, ощутимо нажимая. Хотелось тереться пахом о твердое, мускулистое бедро, но места для движений почти не было, а отталкивать от себя Джима, целующего его так, что слабели колени, не хотелось совершенно. В ушах шумело, а глаза давно были закрыты, и видимо именно поэтому никто из них не услышал открывшуюся с довольно громким скрипом железную дверь.       — Господи блять Иисусе! — Не вздрогнуть от такого резкого крика человека, находящегося буквально в нескольких шагах, оказалось невозможно. Это был тот же самый менеджер, застукавший их в прошлый раз. На самом деле его звали Том Критчер, но Освальд ненавидел его и поэтому называть про себя по имени считал ниже своего достоинства. — Кобблпот, да что с тобой не так? Течка? Март? Дойдите уже до дома! Тьфу, пидоры…       Посмотрев сначала на появившегося мужчину, а потом на Освальда, Джим неожиданно отчетливо увидел в его красивых, светлых глазах тщательно скрываемую ненависть, от которой его сердце совершенно отчетливо пропустило удар. Кажется, этот человек сводил его с ума, пьянил его разум лучше всякого алкоголя. Освальду хотелось потакать, исполнять каждый его каприз. Казалось, Джим знал его не одну ночь, а целую жизнь — так хорошо он чувствовал чужое желание уничтожить, растоптать. Он просто не мог этому сопротивляться.       — Можно? — шепотом спросил Гордон, не отпуская Освальда из своих объятий, не отдаляясь ни на дюйм. Джим был уверен, что будет понят правильно. В это мгновение ему нужно было всего одно слово, кивок, единственный приказ, чтобы совершить то, что мечтал попробовать всю жизнь. Но сделать подобное только для себя означало принять слишком большую ответственность, к которой он готов не был. А вот стать орудием, отдать решение в эти прекрасные руки — вполне.       Переведя взгляд с менеджера обратно на Джима, Освальд секунду всматривался в его лицо, а потом хитро, ядовито ухмыльнулся углом рта.       — Сделай это, — ответил он так же тихо.       Сердце бешено застучало в груди. Запечатлев на губах Освальда короткий, почти невинный поцелуй, Джим отпустил его из объятий и обернулся к недоумевавшему от наглости подчиненного Тому Критчеру. Видимо, тот хотел сказать что-то ещë, однако, увидев в глазах довольно мощного Гордона опасный огонëк, дернулся было к черному выходу. Но не успел — одним рывком Джим преодолел разделяющее их расстояние и хлопнул едва приоткрывшейся дверью, отрезая единственный путь ко спасению.       — Не бейте! — испуганно запищал парень неожиданно высоким голосом, вжимаясь в угол здания и зачем-то прижимая к груди свой небольшой портфель, как будто тот мог чем-то ему помочь. — Освальд, пожалуйста!       — Не бойся, — успокоил его Гордон, приблизившись вплотную. Его широкая спина загораживала весь вид, поэтому Освальд обошел Джима, завороженно наблюдая за происходящим. Когда Джим пугающе-ласково погладил шею Тома Критчера большим пальцем, тот задрожал, безумно вращая глазами и не понимая, что с ним хотят сделать. Избить? Ограбить? Изнасиловать? — Я не буду тебя бить.       Через мгновение после того, как практически бывший менеджер ночного клуба «Чаки-35» чуть не потерял сознание от ужаса, решив, что сейчас случится худшее и он всë-таки будет изнасилован в подворотне двумя педиками, на его цыплячей шейке сомкнулись пальцы мощных рук и начали давить со всей своей силы.       Не отрывая взгляда от судорожно хрипящего, дергающегося, краснеющего Критчера, от ужаса и паники в его взгляде, Освальд подходил всё ближе, даже наклонился чуть вперёд, сам того не замечая. На его губах всё шире расплывалась счастливая, восторженная улыбка, но в лихорадочно блестящих глазах горело только яростное, злое удовлетворение и жестокий садизм человека, получающего от чужих страданий и страха искреннее наслаждение. Он перевёл взгляд с жертвы на сильные душащие пальцы, широкие запястья Джима и, не удержавшись, положил на его предплечье ладонь, ласкающе провёл до плеча, ощущая напряжённые, подрагивающие мышцы. К удовольствию от чужого страха прибавилось ещё дикое, острое наслаждение собственной властью над этими руками.       Да, не таким он представлял сегодняшнее утро, но это было лучшее, что с ним когда-либо случалось.       Почувствовав ласковые, так контрастирующие с происходящим прикосновения, Джим ощутил, как его наполняет сила и уверенность в том, что он делает. Всë правильно, всë хорошо. Его одобряют, поддерживают.       Всё хорошо.       Джим смотрел в глаза несчастного человека, когда в сдавливаемой шее что-то тихо хрустнуло, и они в одно мгновение остекленели, а тело обмякло.       Чувствуя невероятный, смешанный с ненавистью к этому ничтожеству эмоциональный подъём, Освальд ещё пару секунд смотрел на безвольно завалившееся тело у стены, тяжело дыша. Как же долго он терпел его унизительные, мелочные придирки, его маниакальный перфекционизм, заставляющий работников переделывать одно и тоже по сотне раз, и бесконечный вычет денег из зарплаты за любой проступок, настоящий или выдуманный… Высокомерная, тупая жадная мразь. Он всё равно рано или поздно убил бы его, когда у него кончилось бы терпение. Но так… Так было даже лучше. Можно сказать, замечательно.       Повернувшись к Джиму — тоже судорожно дышащему и смотрящему на труп диким взглядом — Освальд развернул его к себе, мягко погладил по слегка колючей щеке, чувствуя почти болезненную нежность, притянул к себе ближе, заставив чуть наклониться, и прошептал, едва касаясь губами уха:       — Ты восхитительный… Теперь я весь твой.       Почти дрожа от нереального, безумного возбуждения, Гордон услышал эти слова так, словно они вошли в него напрямую через вены и по ним попали в сердце. Он весь замер в ласковых руках, с трудом осознавая, что совершил, но будучи готовым повторить это столько раз, сколько потребуется, чтобы оставаться восхитительным для человека перед ним.       Коротко, но так же ласково поцеловав Джима, Освальд отстранился и, вытащив из кармана платок, открыл им лежащий на земле портфель, краем глаза замечая, что Джим следит за его действиями. Отчёт о сотрудниках… Нет, не нужно всё, только один лист с его фамилией. Какая удача, что Том сегодня решил отнести документы к начальнику, вот и его заявление о приёме на работу в клуб. И деньги. Кто ещё ему заплатит за отработанную смену?       Портфель Освальд оставил разворошенным нарочито небрежно, даже не застегнув. Это же просто ограбление, верно? Не повезло бедняге Тому. Такое в подворотнях Готэма каждый день бывает. Платок сунул обратно в карман.       Взяв Джима за руку, он потянул его к выходу из переулка.       — Пойдём ко мне. Здесь нельзя оставаться.       Гордон молча кивнул и сжал чужую ладонь. В отличие от его, она не дрожала. Освальд выглядел так собранно и спокойно по сравнению с Джимом, что он сразу понял — на Освальда можно положиться. Можно позволить позаботиться о себе, и это чувствовалось так пьяняще-приятно, так безумно хорошо… Джиму казалось, что он знал Освальда намного дольше, чем на самом деле, просто, почему-то, забыл. Он мог довериться ему, несмотря на то, что они оба оказались не самыми хорошими людьми.       Квартира Освальда оказалась неподалеку, буквально в нескольких кварталах от ночного клуба, в старом пятиэтажном здании с излишком пожарных лестниц. Всю дорогу они почти не разговаривали — когда возбуждение спало, на них обоих накатила большая усталость. Но руки не опустили. Только подходя к дому Освальд разорвал прикосновение.       — Соседи больно любопытные, — пояснил Освальд свой поступок, заходя в подъезд — Старайся не шуметь сильно. Особенно когда до квартиры дойдём. Я не один живу.       — А с кем? — почему-то шепотом спросил Джим.       — С мамой. Она сейчас спит еще, не стоит её будить, — Освальд стал искать ключи по карманам, — Я обычно не вожу к себе гостей на ночь.       — Скорее на утро.       — Никогда не вожу, — признался Освальд, хмыкнув, — Нам на третий.       — Никогда-никогда-никогда? — прищурился Джим, вдруг проведя рукой Освальду по спине, чуть ниже талии.       — Ага. Ты первый, кого я пригласил, — Освальд сначала машинально ответил, а потом, заметив хитрый прищур Джима, засомневался, правильно ли он понял смысл вопроса, но уточнять уже было неловко. Пододвинувшись ближе, он провёл ладонью по руке Джима, почти как тогда, в переулке, но шага не замедлил, — Пойдём быстрее, тут вечно кто-то шляется.       Через пару минут они уже были в квартире. Все внутри выглядело нарочито изысканно, но слишком потрепано, чтобы действительно решить, что у хозяев водятся деньги. Скорее, красивая мебель являлась остатками былой роскоши. Джим даже заметил в углу гостиной стул со сломанной ножкой и не до конца закрывающуюся дверцу на шкафу в комнате Освальда.       Осторожно прикрыв дверь и щёлкнув замком, Освальд почти без сил повалился на кровать. Надо было, конечно, раздеться и расстелить постель, но сначала хотелось просто немного полежать и дать отдохнуть усталым ногам.       — Располагайся пока, — устало пробормотал Освальд, понимая, что на гостеприимного хозяина он похож сейчас мало, но совсем игнорировать Джима было бы чересчур, — Я… сейчас. Полежу только немного.       Скептически посмотрев на упавшего почти поперек кровати Освальда, Джим не нашел иного выхода, как сделать все самому. Нагнувшись над ним, он принялся расстегивать пуговицы на рубашке.       Поняв, что оставлять лежать так его не собираются, Освальд вздохнул, подумав, что на продолжение недавней страсти в переулке он сейчас мало способен и это очень досадно, но позволил Джиму расстегнуть рубашку до конца, и только тогда уже открыл глаза, встречаясь с ним взглядом.       — А ты правда заботливый, — он произнёс это с явным оттенком иронии, а потом лениво поднял руку и погладил Джима по щеке, чуть усмехнувшись. Прикинуться ничего не понимающим показалось ему немного забавным.       — Собираешься спать? — спросил Джим, разводя ладонями полы рубашки.       — Конечно. Я всю ночь и вечер на ногах провёл. А ты нет?       — Из картонных коробок вышла неплохая подушка, но поспать, все-таки, стоит, — сказав это, Джим не удержался и поцеловал Освальда, забравшись сверху. А потом скатился на спину и лег рядом, глядя в потолок. — Но не уверен, что смогу уснуть. Что если полиция найдет меня?       — Не найдёт. Я потом позвоню одному… знакомому. Если у полиции даже будут какие-то улики, то тогда их точно не станет, — всё-таки переборов усталость, Освальд перевернулся на бок, поближе к Джиму, так, что едва касался губами его уха, и проговорил негромко, — Всё под контролем. Тебе не стоит беспокоиться, кроме нас никто никогда не узнает об этом. Всё хорошо.       Успокоившись от его слов, Джим повернулся к нему лицом и невесомо коснулся уголка губ.       — Мне кажется, что я знаю тебя очень давно.       Освальд уже почти привычным жестом положил ладонь Джиму на щеку, ласково погладив.       — Не тебе одному. Обычно… не каждый день таким образом с людьми сходишься, — Освальд сам не был уверен, говорил ли он об убийстве или о том, как Джим вступился за него в клубе. Или о поцелуе в подсобке? А может, обо всём сразу, и о том взаимопонимании между ними, которое возникло так, будто всегда было, — Это… ново и непривычно для меня.       Закрыв глаза, Джим повернул голову и поцеловал его ладонь, а затем и запястье. Освальд молча улыбнулся, расслабленно наблюдая за Джимом.       — Если ты не хочешь перепихнуться в ближайшие двадцать минут, нам стоит лечь спать, — бросил на него хитрый взгляд Джим и слегка прикусил его ладошку.       — Боюсь, даже если хочу, мой максимум сейчас — лежать в постели бревном. Это будет самый скучный секс в твоей жизни, — Освальд хихикнул, пытаясь скрыть смущение.       — Все интереснее чем в кулак, — ухмыльнулся Джим и положил его руку себе на грудь, — Но так и быть, можно потом. Сначала поспим.       Сонно кивнув, Освальд устроил голову у Джима на плече и закрыл глаза. На тело навалилась свинцовая тяжесть. Он чувствовал, как под ладонью сильно и ровно билось чужое сердце. Больше всего на свете Освальд хотел проснуться и снова почувствовать это биение. Чтобы произошедшее не оказалось сном — чтобы он действительно нашел кого-то, кто может его понять.       Чтобы их с Джимом ждало впереди что-то общее.       Освальд глубоко вдохнул. Пахло приятно — кровью и перечной мятой. Сон пришел быстро.