Тропой волка. Между концом и началом

— К ней можно? — вздохнул запыхавшийся посетитель. — Вы муж? — Нет. Он сможет быть тут через полчаса — не отпускают с работы. А я её лучший друг. Доктор смерил его изумлённым взглядом, но промолчал и кивнул в знак согласия. Юная волшебница лежала в постели, грудь её часто вздымалась, огненно-рыжие волосы разметались по подушкам, на щеках горел яркий румянец, губы приоткрыты, взгляд изумрудных глаз устремлён в потолок. — Лил, — неуверенно позвал он. — Рем! — радостно, но слабо воскликнула она. — Ты пришёл! — Должен же кто-то быть рядом в такой момент, — улыбнулся Люпин. — Мне очень жаль, что Сохатый… — Ничего. Хорошо, что ты здесь. Хочу, чтобы ты первый увидел его. Миссис Поттер несмело выпустила из рук крошечный свёрток и передала его другу. Люпин прежде в порыве чувств приложился губами к её горячему лбу и прошептал: — Я горжусь тобой, цветочек. Он осторожно потянул за концы пеленок. Блестящие серо-зелёные глазки, беззубая улыбка, пучок волос золотисто-пшеничного цвета. Самый чудесный ребёнок из всех, что ему доводилось видеть. Крошечная ручка потянулась к нему, он просунул палец и позволил малышу обхватить его ладошкой. — Он слишком похож на меня, — зажмурился Люпин. — Это твой сын, — не замечая его слов, тихо рассмеялась Лили и, приподнявшись, прижалась щекой к его плечу. — Джейми знает? — Нет. — Хорошо. Пусть думает, что он его отец. Но Лил! У него же нет ничего от Джеймса! И даже от тебя — ничего! Он маленькая копия меня. Он отрывисто вздохнул, достал из кармана волшебную палочку и направил на мальчика. Лили дёрнулась, схватила его за руку и умоляюще проговорила: — Римус! Не убивай его, прошу! — О чём ты говоришь, глупая? — удивился он, успокаивающе целуя подругу в уголок губ. — Я навсегда изменю его. Чтобы всё встало на свои места. Она подняла на него непонимающий взгляд. Но ведь она знала, о чём он говорит. А он чуял неладное. Она сейчас будто бы маленькая девочка, для неё всё незнакомо, всё слишком по-взрослому, слишком сложно и запутано. Ей было страшно. Перед неизвестным, перед будущим. Перед мужем, перед друзьями, перед сыном. Тем временем внешность последнего стремительно менялась. Волосы темнели до тех пор, пока не стали угольно-чёрными, черты личика немного преобразились. Он оставил только маленький шрамик на скуле. — Теперь он точная копия Джеймса, — рассмеялась Лили, но смех был таким странным, будто ненастоящим, таким, каким смеются сумасшедшие. — Только глаза твои. Я хочу так. Они очень красивые. — Это наш сын, — тихо и серьёзно сказала она. — Этого не должно было быть. Запомни: Джеймс его отец. Я клянусь защищать его, но не более. Если тебе сложно забыть меня, я наложу Обливейт. — Не надо. Я хочу помнить. — Ты сможешь жить с этим? — хрипло поинтересовался он. -А ты? Ты сможешь? Видеть, как растет твоё дитя и молчать? Знать правду, но мириться с ложью? — Да, смогу. Ради тебя, Лил. Ради Джейми. И ради него. Миссис Поттер забрала малыша на руки и замолчала на пару минут, а потом пробормотала: — Как все это случилось? Я ведь любила тебя, Рем. И сейчас люблю. Но Джеймс… Я не могу жить без него. — Случилось это по моей глупости. Ведь уже тогда твоё сердце принадлежало Сохатому. Он лучшее, что у тебя могло быть. И я научился радоваться этому, потому что знал, что рядом с ним ты в безопасности. А потом ты пришла ко мне и сказала, что беременна. Я готов был лезть на стенку, но понимал, что Джеймс в состоянии заботиться о вас обоих. Но минутой позже ты призналась, что не от него. А от меня. Я хотел бы улыбаться этим словам, но хуже кошмара я придумать не мог. В изумрудных глазах его подруги стояли слёзы, в следующий миг Люпин целовал мокрые дорожки на её щеках, шёпотом уверяя, что всё будет хорошо. Вскоре за дверью послышались торопливые шаги, и оборотень отодвинулся на край кровати. — Мы пришли! — объявил громким голосом Сириус Блэк, который вместе с другом -мародёром ввалился в комнату. — Лили! Солнышко моё! — воскликнул Джеймс, но потом заметил состояние жены и обеспокоенно спросил: — В чём дело? Почему ты плачешь? — Она просто очень устала, — ответил за неё Римус. — Думаю, это от переутомления. — Милая… — улыбнулся Поттер и обнял её — ласково и нежно. А потом он услышал тихое сопение, удивлённым взглядом изучил лицо подруги и медленно отстранился. Лили будто засветилась счастьем и показала сына мужу. — Он такой красивый, — пробормотал Джеймс. — И у него твои глаза! Ты молодец, моя хорошая… Как мы назовём его? — Гарри, — вдруг решила она, касаясь губами мочки его уха. — Сириус! Тот подошёл, сел на корточки у изголовья кровати, устремил взгляд пронзительно синих глаз на молодых родителей и улыбнулся. Миссис Поттер быстро посмотрела на Римуса, а потом попросила: — Станешь крёстным нашего сына? Блэк чмокнул подругу в лоб и согласно кивнул. — Теперь он всем нам как родной, — заметил Люпин. Лили притянула к себе всех троих и обняла. — Помните, как мы с ней познакомились? — нарочно громко прошипел Джеймс. — Как же забыть Лили— я-всегда-всё-знаю-и-не-упускаю-возможности-это-показать-чтобы-все-парни-тащились-от-меня-Эванс? — лающим смехом рассмеялся Сириус. — Она и сейчас такая. Только с другой фамилией, — ухмыльнулся Римус. — И теперь мне приходится ревновать её абсолютно ко всем, — буркнул Поттер. Она зевнула, и муж тут же уложил её, сказав, что после такого нужно поспать, и пообещал никуда не уходить. Она доверчиво согласилась и будто виновато улыбнулась. Джеймс не удержался и мягко коснулся её губ своими, запустив пальцы в ярко-рыжие волосы. * * * POV С одной стороны было море. Тёмное, зловещее, глубокое, но абсолютно спокойное. Но в нём плескалась вовсе не вода…, а кровь. Густая, липкая, ярко-красная. Кровь врагов, кровь друзей, собственная. Пролитая в бесполезной битве за желание власти над всем миром случайными невинными участниками. Никакого буйства, волнения — только зловещая неподвижность. В море было не видно отражения. Только отражения ушедших, которые не тянули руки на поверхность, а лишь грустно смотрели и опускались всё ниже, медленно растворяясь. С другой стороны была пустота. Пустота, куда улетали души, куда утекало тепло из холодеющих тел, где сливались в единый шум крики и стоны, где рассеивались муки и страдания, превращаясь в чужую боль и тоску. Она затягивала обманом, обещая нежные объятия покоя и тишины, обещая исполнения невозможного. Пустота была черной и безмолвной, будто давая понять, что в бездну канут ещё многие, что там оборвётся мигом их существование, не оставив ничего, кроме памяти. Но пустота забирала и память, ведь никому не дано помнить вечно. А посередине была узкая тропинка из мрамора — скользкая и ярко выделяющаяся белоснежным цветом в Царстве тьмы. Ни уступов, ни шероховатостей, ни зазубринок — абсолютно ровная и гладкая. Один неверный шаг или просто шаг в сторону мог стать последним, и уже ничего нельзя было бы вернуть. Но и останавливаться было нельзя: нужно было жить и доживать за тех, кто не смог сделать этого. Белая… не как снег или тёплое молоко, а как человеческие кости, идеально обтёсанные, отполированные и отшлифованные. Чтобы беспечно идти по ним и ничего не подозревать, а потом вдруг соединить все части паззла и догадаться, с ужасом понимая, как трудно будет сделать что-то дальше, поднять ногу и наступить. Могло показаться, что мраморная тропинка бесконечна, но конец виделся в каждом дне, и это чувство не уходило, острыми когтями вонзившись в плоть и не отпуская с того самого дня, как всё началось. Да, конец был: то беспощадно и неумолимо приближаясь, то отступая на немного в последний момент. Тропа была достаточно широка, пока были те, к кому можно было идти и тянуться. Они были таинственным свечением повсюду, горевшим ровно настолько ярко, чтобы не отступиться. Они помогали держаться, не падать, а если уж так получалось, то подняться, напоминали, что есть ради кого это делать. У каждого были свои спасительные образы. Мне вдалеке маячили Лили, Джеймс, Питер и Сириус. А потом… А потом в один день море заволновалось. Всколыхнулось, потом ещё раз и ещё, не останавливаясь. Багряные волны начали лениво лизать мрамор, оставляя на нём розоватые разводы и делая его до невозможности скользким. А в пустоте поднялся ветер: бушующий, жестокий, холодный, порывистый, который норовил сбросить в бездонную пропасть. Леденящая душу тоска пробралась уже слишком далеко. Крики звучали в голове, путая мысли. Мне были непонятны причины таких внезапных перемен. А потом я узнал, что Джеймса и Лили Поттер не стало. Что Сириус Блэк предал Поттеров и убил их. В тот момент, казалось, сердце моё дало глубокую трещину. Я был уверен в том, что тропинка должна оборваться, завернуть в одну из сторон так, чтобы не успеть затормозить и провалиться в темноту, должна раствориться напрочь или, может, оставить ниточку, на которую даже опереться нельзя полным весом. Но она была. Узкая, еле заметная во мраке. Тогда глаза искали впереди того, за кого цеплялся край. И я увидел сына. Мне нужно было жить, чтобы защищать Гарри, ради его родителей. И если мальчику не нужна была опека, я должен был сражаться против его врагов. Я поклялся сделать это. * * * — Римус, ты просто обязан согласиться! — настаивал Дамблдор. — Последние двенадцать лет ты сидишь дома и носа не кажешь! Как отверженный, в изоляции от общества. Это прекрасная возможность для тебя выйти в свет. И убедиться, наконец, что мир ещё не сгорел. — Я же выхожу на улицу! И вообще: сомневаюсь, что кому-то по душе придётся, что уроки ведёт оборотень, — нахмурился я. — Если не будешь повторять это при каждом удобном случае, никто и не узнает! — мне всё-таки удалось вывести его из себя, да. — А как же быть с полнолуниями? — сердито возразил я, с деланным интересом наблюдая за льющимся из чайника кипятком. — Северус будет заменять тебя, — устало сказал директор, жестом показывая, что чая ему достаточно. — Нюн…Снегг? Заменять? Он же всегда хотел преподавать Защиту от Тёмных Искусств, вот и назначьте его преподавателем. — Нет, я хочу чтобы ты им стал, Римус. Прошу тебя. — Хорошо! — со стоном сдался я. И он аппарировал. Добился своего и ушёл. Но на самом деле я был благодарен ему, потому что именно от него узнавал новости о сыне, хотя уже давно привык к тому, что он вроде таковым и не является. Нет, я не любил Гарри. Потому что в нём не осталось ничего от меня, даже характер был, по слухам, как у Джеймса. Талант попадать в переделки — определённо от него. Но я не мог не радоваться его становлению и взрослению. Теперь мне предстояло встретиться с ним лицом к лицу. * * * Тогда мраморная тропинка засветилась ярче, потому что я увидел Лили в глазах Гарри. Она была со мной, рядом, не уходила ни на миг… пусть даже только в мыслях. Я беспрекословно выполнял все желания её сына, помогал всеми силами, старался многому научить. А он верил мне, и крики из пустоты отступали, на их место приходило тёплое уютное чувство. Он помогал идти и жить. А потом в конце появился ещё один образ. Сириус вернулся. Я был готов рвать на себе волосы за то, что двенадцать лет неоправданно считал его убийцей. Мы так мало пообщались, а ему уже надо было улетать. Но на душе всё равно полегчало, потому что я знал, что он жив, что когда-нибудь всё-таки придёт ко мне, останется до поздней ночи, пока мне будет что рассказывать. Но прошло время, и я сам стал наведываться к нему. Он по-настоящему меня спасал, иногда буквально за шкирку вытаскивая из бездны, заботился обо мне, как о маленьком, хотя должно было быть наоборот. Без него было совсем тоскливо, ведь он накрывал меня волнами ласки и нежности, которых я не знал с тех пор, как Лили не стало. Только рядом с Сириусом я чувствовал себя не чудовищем, а маленьким волчонком. Он слишком избаловал меня своим вниманием, а я привык. Следующим источником света оказалась расплывчатая фигурка. Тонкс. Просто в один день я понял, что боюсь её потерять, а она начала играть в мою игру, заставляя меня влюбляться. Дурочка, нашла бы себе кого-нибудь помоложе и побогаче. В один день я наблюдал за ней и неожиданно понял кое-что. Эта мысль заставила меня пойти к Сириусу. — Римми? — он улыбался так тепло, и лучезарные синие глаза смотрели прямо в душу. — Что такое? — Дора, — вздохнул я. — Ты любишь её? — сразу прямо спросил он. — Да. То есть, нет. Люблю, но… Я запутался. Она восхитительная, но проблема тут в другом: во всех девушках мне видится Лили. Я не могу забыть её. Мне не нравится, когда он серьёзный, когда он втолковывает мне то, что я упорно отказываюсь понимать. Бродяга был жутко недоволен, что каждый день я вспоминаю про миссис Поттер, что она постоянно снится мне. Пытался отвлечь, но он не мог мне её заменить, потом пытался отвлечь на Тонкс, но вместо неё я видел Лили. — И что ты хочешь? — прищурился он. — Её, — застонал я. — Хочу, чтобы она была моей. Моей Дорой, понимаешь? — Тогда, во-первых — прекрати говорить ей, что она достойна кого-то лучше. Ей нужен ты, и не спорь. Во-вторых, ты должен перестать думать о Лили. Я покачал головой, взял с его столика стеклянный пузырёк. Через секунду внутри была белая блестящая нить — нить памяти о моей рыжей ведьмочке. — Поставь это среди своих воспоминаний, чтобы у меня не было соблазна вернуть их, — тихо попросил я. И Лили Эванс-Поттер почти покинула мои мысли. Я всё помнил, но мог легко теперь забыть. * * * Я никак не мог выполнить первый пункт дружеского совета. Мне хотелось оставить всё как есть. Продолжать полуневинную игру с Тонкс, против желания расстраивая её отказами, а потом сидеть в ногах у Бродяги, мешая ему читать своим тихим сопением. Да он не злился на самом деле, только ворчал. И со временем я стал всё сильнее — хотя, казалось бы, куда уж больше, — привязываться к нему… …Тем труднее было его потерять. На этот раз по-настоящему и навсегда. Тогда внутри стало пусто. Я не видел смысла идти дальше, потому что потерял то, что так сильно любил и не верну. Перевоплощения в волка стали ужасающе болезненными, я просыпался на мокрой от слёз подушке, я едва ли чувствовал под ногами мраморную тропинку — невозможно скользкую и узкую. И я закрылся от мира, попытался всё забыть, избегал людей. Я морально умирал в одиночестве. Но на пороге появилась она. С волосами мышиного цвета, с угасшей улыбкой, но с безумной решительностью в глазах. Шагнула ко мне и горячо поцеловала, мигом брызнув на реальность яркими красками. Мне ни в коем случае не хотелось отпускать её. И я не отпускал. Дора подарила мне сына Тедди. Но я не мог сидеть с ними, потому что по-прежнему должен был бороться против Тёмных Сил. Но эта дурочка пошла за мной, и я пытался донести до неё то, что не смогу защитить её здесь, пока она не убежала за Беллатрисой, чтобы отомстить за Сириуса. Я же почувствовал кого-то прямо за своей спиной. — Я смотрел воспоминания крёстного. И там было одно. Ваше. Вы мой отец, — голос Гарри дрожал. Я обернулся и успел увидеть горящие яростью изумрудные глаза Лили перед тем, как зелёный луч вылетел из его палочки.