***
За спиной лязгает железный засов на дверях одиночной камеры. Узница тяжело опускается на нары, запускает пальцы в распущенные волосы. Все шпильки, державшие причёску забрали при поступлении в изолятор, как впрочем, и брючный ремень. Подстава. Под сомнением её безупречная репутация полковника полиции и руководителя ФЭС. Обидно, злость берёт до боли в груди. Вся надежда теперь на экспертов-фэсовцев, ставших за восемь последних лет не просто подчинёнными — семьёй для одинокой руководительницы с жизненным кредо: «Пусть рухнет мир, но правосудие должно свершиться».***
Поздний вечер, скорее уже ночь. Наручники застёгнуты назад и снова конвой. Говорят, что перевод в другую камеру по причине дезинфекции… Но Галина слишком хорошо знает систему, в которой работает, чтобы сразу понять, что это лишь предлог. И другая камера, и «забытые» на запястьях наручники, и трое, поднявшиеся с нар ей на встречу… Сразу понимает — приказ «сверху» на запрещённый приём. Понимает своим острым аналитическим умом, вот только поверить в происходящее всё никак не может. Даже когда чужие руки тянутся к пуговицам на блузке и прямо перед лицом внезапно возникает деревянная столешница, а край её больно впивается в нежную кожу бёдер… И снова руки — мужские, сильные, грубые, забирающие то, что им не принадлежит, а потом снова застёгивающие пуговицы на блузке, будто и не было ничего… А на прощание — почти вежливая просьба подписать на следующем допросе признание своей вины.***
Снова ФЭС. Радостные лица. Полное оправдание. И попытка забыть об издержках системы. Генерал так и сказал при встрече, вернее, приказал. Вот только в тяжелых снах у Рогозиной — длинный нескончаемый коридор изолятора и… те самые руки… Галина Николаевна сидит в своём кабинете, а в голове как в кино: утро освобождения, такси, неубранная после обыска квартира, звонок Борису Селиванову, одежда на полу и обжигающие струи горячего душа. Дальше — как в тумане. Вошедший через незапертую дверь Борис вынимает её из душевой кабины, заворачивает в полотенце и несёт в спальню, опускает на постель. Осторожно осматривает, как клещами вынимая подробности. Ответы скупы, сухие глаза опущены, лишь мелкая предательская дрожь во всём теле. Борис гладит её успокаивающе по спине, прижимая к себе, хотя слёз нет, что-то говорит, чего она уже не слышит, начинает действовать снотворное… И нет сил, гордости, воли… Последнее перед провалом — чудится, что её обнимает не Борис, а уже умерший к тому времени отец, даже запах его, родной. От этого становится безопасно, спокойно и тепло… Из раздумий Рогозину выдёргивает её заместитель Круглов, последние дни почему-то всегда подвозящий её домой, «по пути». — Галь, ты в порядке? — Устала, пройдёт… Поедем уже? В машине Галя засыпает и майор, припарковавшись у её дома, ещё долго сидит в тишине, смотрит на неё спящую и слушает дождь, барабанящий по навесу над подъездом. Николаю Петровичу жаль будить женщину, но надо. В кармане лежит список имён, а где-то на окраине города, в заброшенном здании завода, его уже ждут в полной боевой готовности Селиванов, Майский и, в качестве технической поддержки, Тихонов. Ночь обещает быть тяжёлой, но оскорбление, нанесённое Галине, не останется без возмездия, жаль только, что сама она об этом узнать не должна… 2025 год. Поздняя весна. Уже очень тепло, но ещё не жарко и листва изумрудно-зелёная, без налёта из смога и пыли. По тропинке от электрички спешит худощавый мужчина. Со спины можно принять его за молодого парня, но на деле он уже разменял «сорокет», много лет работает в солидной конторе, в ФЭС, главным хакером, то есть начальником компьютерного отдела. А спешит он в гости, вернее, прощаться… Комната большого деревенского дома освещена заходящим солнцем. Мужчина тихо опускается на колени рядом с широкой кроватью, на которой лежит немолодая женщина. — Галина Николаевна, — тихо зовёт он, осторожно касаясь пальцами её щеки. Для него удивительно, как это её недавно ещё белоснежная кожа теперь стала лимонного оттенка. — Иван? Ты… — она не успевает закончить фразу. Лекарство, добавленное в систему, уже разливается по венам, даря безмятежный мир грёз. Последнее, что отмечает некогда острый аналитический ум — пальцы Тихонова пахнут шоколадным печеньем… Иван ещё некоторое время сидит рядом, держа руки женщины в своих, пока ему на плечи сзади не опускаются две тяжелые мужские ладони. — Иван, пойдём, посидим на кухне, она теперь долго не проснётся. В кухне тепло и тихо. Вообще, во всём доме тихо и за окнами тоже. Это так непривычно для уха жителя мегаполиса. Майор Круглов, теперь уже майор в отставке, разливает кофе по чашкам. Тихонов смотрит на него и прикидывает в уме сколько же тому лет, он старше Рогозиной лет на десять, значит — около семидесяти, но мужчина на удивление бодр и подтянут, только похудел или, как говорят, «усох». — Николай Петрович, скажите мне, почему она так поступила? Мы могли побороться, деньги бы нашли, я бы нашёл… А она никому ничего не сказала, так бы и ушла молча, да забыла с кем работает, мы всё сами узнали. От лечения отказалась, рапорт подала по состоянию здоровья… — Да, ты бы деньги нашёл... Я даже знаю где и как… Вань, да гордая она, самостоятельная, жалости не терпит. Не захотела быть обузой, медленно угасать, кочевать из клиники в клинику, там же без вариантов… Я до сих пор удивляюсь, что она согласилась ко мне переехать, вернее, промолчала, когда я просто перевёз её вещи сюда. Двадцать лет её знаю. Раньше - отшила бы по полной программе. Всё сама. А теперь приняла помощь… Мужчины некоторое время сидят молча. Потом Иван начинает собираться. — Поеду, Николай Петрович, завтра ещё зайду. — Кстати, как там наша с Галей крестница? Я тут ей зайца в супермаркете купил. — Да нормально, Николай Петрович, растёт. В дверях Тихонов сталкивается с Борисом Селивановым, они с Валей посменно дежурят у Рогозиной в качестве сиделки, обмениваются тёплыми рукопожатиями… Дверь своей квартиры Иван открывает тихо, стараясь не шуметь. Свет не включает. Но все его предосторожности тщетны — в дверном проёме спальни неслышно появляется маленькая девочка лет пяти с серьёзными глазками. — Пап, а это мне? — уставившись на пушистого розового зайца, торчащего из рюкзака Ивана. — Тебе, тебе, от дяди Коли. А вообще, чего это Вы без тапочек, Галина Ивановна? Иван подхватывает дочь на руки, подбрасывает и ловит. Девочка смеётся, знает, что руки отца всегда её поймают…