Собственность Аввадона

      Комната была погружена в красноватый полумрак, на широкой кровати мирно спал тот, кого Сэлгир вот уже несколько десятков лет называл немудреным человеческим словом «партнер». На взгляд Полководца, слово это слишком простое, прямое и даже грубое, уж точно не подходящее тому, кому позволено приминать ложе хозяина дома. Демоническое «Nakhaline» куда более емкое по своему смыслу, и смысл этот не мог передать, наверное, не только Сэлгир, но и сам хозяин преисподней. Сказанное особым тоном, оно определяло куда больше, чем мог позволить людской язык. Партнер. Спутник. Собственность. То, что принадлежит только ему. Возлюбленный, если это слово можно применить к демону, которому не свойственны человеческие эмоции.       Короток век человека, слишком короток для того, чтобы прочувствовать, ощутить всю ту палитру впечатлений и красок, которыми полна Вселенная. Слишком мало опыта и уроков может извлечь человек из своей недолгой жизни, ее хватает лишь на что-то простое и приземленное, лишь на то, чтобы выжить. Нет времени на любовь, ненависть, на то, чтобы научиться ловить в воздухе что-то более яркое, богатое и полное, помимо того, чему люди дали названия. На золото есть время, на войну за это золото, на молитвы неведомому им Богу. На то, чтобы продлить свой род, существование которого нужно Вселенной лишь для того, чтобы в ней теплилась хоть какая-нибудь жизнь.       Внимание Сэлгира вернулось к спящему. Саэрон — на людском наречии, Saaeryon — на куда более звучном древнем демоническом языке, который редко звучит даже в Преисподней. Если бы хоть кто-то сейчас смог на минуту взглянуть на него глазами Полководца, он увидел бы красивого молодого человека, почти мальчишку, чьи темные волосы разметались по подушке, а пальцы вцепились в край шелкового покрывала. Юношу, который так и не дождался хозяина, чья усталость взяла верх и теперь витала в горячем тяжелом воздухе. Быть может, кто-то, не знающий об этом мальчишке того, что знал о нем Сэлгир, даже ощутил бы желание позаботиться о нем, укрыв одеялом.       Демонам Преисподней он известен как подчиненный Асмодея, в чьем ведении находятся игорные дома и иные низменные развлечения, разлагающие человеческие души. На счету Саэрона было немало душ, которые люди лично вручили ему в обмен на победу в карточной игре, сулившей крупный куш, немало невинных заразил он азартом, подтолкнув тем самым к Адским Вратам. Таким он был для широкого круга — Демоном Розыгрышей, чьи таланты и силой то назвать нельзя. Вот только и этой маске Полководец знал цену, равно как и усталости своего Nakhaline. Не играми занимался Саэрон, не простых смертных сбивал он с пути истинного до того как прийти в этот дом — смерть была его спутником, тень ее до сих пор не сошла с молодого тела демона, равно как и запах крови, густой и тяжелый. Догорал на его коже Смертный Знак, приказ самого Люцифера, нарушить который не под силу тому, на кого он ложился.       Иногда Сэлгир задавался вопросом — почему мальчишка, чья сила сравнима с силой демонов Высшего Трибунала, не покидает Среднего Круга? Ведь знал Полководец, знал не понаслышке, а на личном опыте, что когда тонкие пальцы сжимают рукоятку меча, кто-то обязательно умрет. Видел, как преображался его Nakhaline в схватке, как загорались холодные голубые глаза, как слетала с лица маска беспечного слуги Асмодея, превращая его в воина, которому с трудом нашелся бы равный в трех мирах. Однажды и сам он, Полководец Адских Войск, тысячелетний демон, которого сам Люцифер называл лишь полным именем, бросил вызов этому мальчишке, чтобы с кровью выпустить из него заносчивость и наглость. И проиграл. Проиграл в бесславной битве, совсем не похожей на красивый танец умелых фехтовальщиков, которые так любят описывать человеческие писатели; проиграл, пропустив грязный выпад и тем самым подставив шею под острое лезвие клинка. Саэрону оставалось сделать лишь одно короткое движение — и покатилась бы голова Сэлгира по красному песку арены, а сила демона Трибунала перешла бы к победителю. Но мальчишка вместо этого опустил меч, вонзил его в землю перед собой и склонил голову перед ним, словно именно он был проигравшим.       Сэлгир приблизился к кровати, присел на самый ее край и осторожным движением отодвинул темные пряди с лица спящего. Саэрон было напрягся во сне, вытянулся на постели, словно ощутивший опасность хищник, готовый вцепиться в глотку любому, кто представляет хоть малейшую опасность. Но тут же расслабился, когда пальцы почти невесомо коснулись его виска, скользнули по скуле и исчезли, вернув ощущение безопасности. Жестокий хищник снова исчез в своей норе, уступив место прежнему, невинному с виду юноше. Сэлгир едва заметно приподнял уголки губ в усмешке, когда осознал, что сейчас именно это слово подходит Саэрону как нельзя лучше. Она всегда была в нем, эта невинность, которую так и не смог вытравить Ад, не смогли выжечь излюбленными раскаленными прутьями палачи Ваала. А ведь старались они очень долго и с особым усердием, потому что с такими, как Саэрон, иначе не поступают. Ангел Господень, к чьему умению владеть мечом приложил руку Вечный Престол. Триста лет провел он на крюках в Зале Искупления, терзаемый жуткими порождениями Преисподней; триста лет отвергал договор, ежедневно подносимый слугами Люцифера, подпись под которым означала бы свободу от пыток в обмен на службу Темному Князю. Палачи не смогли сломить его волю, залили чернотой все, до чего смогли дотянуться, но до этого света внутри него так и не добрались. Не смог добраться до него и Люцифер, на службу которому Саэрон согласился добровольно, когда подошел к концу срок его наказания.       Прикосновения к своему плечу Саэрон ощутил не сразу. Он привык что в этом доме ему ничего не угрожает, кроме разве что самого Сэла, но тот уже давно не прижимал его к стене в приступе злости. Не было повода. А если и был, он научился себя контролировать рядом с ним. Им не было легко вместе, оба были демонами, горячими, вспыльчивыми, увлекающимися и отнюдь не сговорчивыми. Не проходило и дня, чтобы хотя бы один из них не взялся за меч, грозя отправить второго в такие глубины Бездны, что не светили и самому Люциферу.       Все изменилось вскоре после войны, жестокой, бесчестной и кровавой, когда Саэрон заболел. По крайней мере так Сэлгир называл его тогдашнее состояние, избегая правды. Правду не хотел вспоминать никто, Саэрон до сих пор помнил боль, несравнимую даже с пытками Ваала. Но тогда он знал, когда и чем это для него закончится.       Разумеется, Саэрон понимал, чем для него, ангела, пусть бывшего и потерявшего большую часть своей сущности, не пройдёт бесследно тот некромантский ритуал, затеянный, чтобы вернуть к жизни более трехсот солдат ради победы Альберона. Лилит предупреждала, что последствия будут запоминающимися. Она не знала, что ритуал он в итоге повторит шесть раз.       Саэрон сломался, когда от боли, до этого просто нудно терзавшей его, закричал так, что сорвал голос. Кажется, тогда он попытался разодрать себе лицо и впервые умолял прикончить его. Сэлгир, тысячелетний демон, повидавший за свою долгую жизнь всякое, сломался через месяц, когда чёрная жижа, которой начал блевать Саэрон, разъела его плащ.       Все это продолжалось целый год, и за это время Саэрон изменился настолько, что если бы мог встать и посмотреться в зеркало, вряд ли узнал бы себя. Седых нитей в чёрных волосах стало так много, что теперь ему был необходим морок, кожа приобрела серый оттенок и больше походила на пергамент, исчерченный чёрными полосами вен. Он ощущал себя скелетом, обтянутым кожей, и искренне не понимал, почему Сэлгир не прикончит его. Зачем тратит свое время, силы и терпение на того, кто не может даже встать с постели, а от прежней красивой внешности, на которую Сэлгир и повелся в свое время, не осталось даже намека.       Когда они думали, что хуже уже быть не может, Саэрон потерял зрение и почти лишился слуха. У них остались только прикосновения, и на протяжении нескольких недель Сэлгир не отходил от него, то сжимая иссохшие пальцы, то перебирая грязные, больше напоминавшие паклю, волосы. Чего ему это стоило, Саэрон не знал, но был уверен, что если бы не постоянное присутствие рядом, если бы не эти прикосновения, он наверняка сошел бы с ума. Последняя надежда, что все это кончится хорошо, растаяла в ночь, когда ушло осязание. Он оказался заперт в своем разуме, был не в состоянии даже нормально думать, не чувствовал вообще ничего, и это оказалось страшнее всего, что он испытывал раньше. Он только надеялся, что Сэлгир все же убьет его.       Проклятие ушло утром. Регенерация, которая весь последний год уходила на то, чтобы не дать последствиям ритуала разорвать его на атомы, надавила, словно прессом, доводя до лихорадки и потери сознания, стоило только пошевелить рукой. Они справились и с этим. Когда Саэрон смог, наконец, открыть глаза, различить в расплывающемся тумане Сэлгира и изобразить нечто, весьма отдаленно напоминавшее приветственную улыбку, тот махом осушил бутылку с каким-то пойлом. После чего запустил ее в стену, совсем рядом с его головой и сполз вниз по стене, закрывая лицо ладонями. И негромко, но четко сказал, что если подобное повторится, он вырвет ему сердце и сбросит его тело в Бездну.       Та угроза была последней между ними. И Саэрон знал, что она была абсолютной ложью. С тех пор минуло больше тридцати лет, но и по сей день, всякий раз, когда он возвращался с заданий Люцифера, Сэлгир всеми правдами и неправдами вытягивал из него подробности, чтобы выяснить, не грозит ли им повторение той «болезни». Ему оставалось только молча подчиняться, потому что первая же попытка возмутиться подобным обращением вылилась в грандиозную ссору, после которой они не разговаривали два года. А потом на левой ключице появилась вязь древних букв, означавших что-то вроде «Собственность Аввадона». Подобное клеймо бесило, но и забавляло одновременно, особенно когда Сэлгир прикасался к нему и на его лице появлялась такая ухмылка, что хотелось сначала дать ему в зубы, а потом раздвинуть ноги и зацеловать так, чтобы стерлась эта усмешка с его лица. Причём без разницы, в каком порядке.       И кажется, сейчас дело снова двигалось в эту сторону. Ладонь Сэла соскользнула с плеча к ключице, палец очертил выжженный рисунок и Саэрон решил, что продолжать пытаться спать при этом совершенно бесполезно.       — Твоё клеймо все ещё здесь. Я так и не придумал как от него избавиться, — неохотно открыв глаза и повернув голову, проворчал Саэрон.       — А ты хотел бы? — Сэл вопросительно приподнял бровь, но руку не убрал, надавил сильнее, словно пытался оставить рядом след ещё и от своих пальцев.       — Было бы неплохо, — Саэрон невозмутимо пожал плечами и все же столкнув его ладонь, приподнялся на локте и посмотрел на него внимательнее.       Сэлгир молча скинул плащ, расстегнул ворот рубашки и невозмутимо лег напротив него, вернув ладонь на прежнее место.       — Что с заданием?       — Ничего особенного. Обычное дело наемного убийцы: меч в сердце, предсмертный хрип и прощальная просьба катиться к Люциферу в зад. Даже рассказывать скучно, — Саэрон равнодушно махнул рукой.       Сэлгир нахмурился, поймал его запястье, сильно сжал и потянул на себя. Запах стали, чужой крови и пепла, ничего необычного, кроме царапины на предплечье, которая совсем недавно наверняка была довольно глубокой раной — после болезни регенерация Саэрона стала куда лучше. Были времена, когда ему пришлось бы проваляться почти сутки, прежде чем рана затянулась.       Саэрон почти упал на него, в последний момент успев упереться рукой и коленом в кровать, вторую перекинул через бедро. Приблизился к лицу напротив, остановился в паре сантиметров от губ и силой заставил себя проглотить очередной язвительный комментарий. Сэл хоть и был из тех, кому нравится трепаться в койке, но сейчас явно не настроен на перепалку. Он устроил руку на его шее, притянул к себе и сначала едва ощутимо коснулся губами его губ, чтобы потом настойчиво раздвинуть их языком и ворваться внутрь. Саэрон едва сдержал стон — он любил соперничество, но порой, вот в такие моменты, ощущение чужой власти над собой отключало мозг и гордость. Впрочем, на неё ему было плевать уже довольно давно.       То, что его опрокинули на спину, Саэрон понял не сразу, а лишь когда Сэлгир широкой ладонью огладил его бедро и, подхватив под коленом, закинул ногу себе на талию. Разорвал поцелуй, посмотрел внимательно в яркие голубые глаза с расширившимися зрачками. Хмыкнул удовлетворенно и снова подтянул к себе его запястье, чтобы языком медленно обвести рисунок вен. От теплого дыхания на чувствительной коже, от этой простой, в общем-то, ласки Саэрон вздрогнул, прикрыл глаза и не сразу услышал:       — Тебя хватит для меня?       Этот вопрос Саэрон научился понимать уже очень давно, тогда они даже не спали вместе и мечтали прикончить друг друга, а не заняться сексом. Он кивнул, медленно и смотря в глаза напротив.       — Что-то изменится, если я откажусь?       Сэлгир покачал головой, едва заметно усмехнувшись, и отпустил его руку, с удовольствием отмечая, как на ней проявляются красные следы. Даже жаль, что синяков не останется.       — Хочешь знать зачем? — поинтересовался он.       — Не хочу, — отозвался Саэрон и сам потянулся к пуговице на своих брюках. Сэлу нравится, когда он раздевается сам, это нечто вроде демонстрации того, что Саэрон позволяет ему творить с собой все, что угодно. Но в итоге Сэлгир оттолкнул его руку, и в следующие несколько минут они яростно раздевались. Когда обнажённое тело коснулось его собственного, устроившись между ног, Саэрон провел ладонями по широким плечам, впился пальцами в литые мышцы и склонил голову, открывая доступ к своей шее. Наверное, пытки и привычка к боли все-таки повлияли на него больше, чем следовало, потому что одно ожидание тонкого острого кинжала, распарывающего его кожу, заставляло вздрагивать и нервно облизывать губы.       Сэлгир торопиться не собирался. Через секунду они снова целовались, яростно и жарко, руки Сэла бродили по подтянутому, тренированному в сражениях телу, то поглаживая по животу, едва касаясь, то сильнее, чем следовало, сжимая давно поднявшийся член. Саэрон старался не отставать, путаясь пальцами в тёмных волосах, царапая спину и мускулистый живот.       Это напоминало какую-то битву, и Саэрон в итоге ее выиграл. Сэлгир не выдержал первым, устроил его ноги на своих плечах, не забыв, правда, широко лизнуть внутреннюю сторону бедра до самого члена, скользнуть языком ниже, смачивая слюной тесный анус. После чего резко вошёл, срывая с губ судорожный вздох и еле слышный стон. В сексе они оба были тихими и крайне редко опускались до громких стонов, считая их вульгарными и не имеющими ничего общего с настоящими ощущениями. Сам Саэрон громко кричал лишь однажды, сразу после выздоровления, когда каждое прикосновение к обновленному телу ощущалось словно разряд тока, а задница после года вынужденного воздержания была настолько узкой, что позавидовал бы любой девственник.       Сэл двигался медленно, словно каждым движением пытался вытянуть из него душу, и эта неторопливость пробирала до самых костей. Тяжёлая рука огладила мошонку, сгребла ее в горсть, остановилась на члене, скользя по нему так же медленно, как он двигался внутри. Саэрон вздрогнул всем телом, прогнулся в спине, обхватил руками шею Сэла и потянул его на себя. Стало наплевать, что так Сэл будет видеть мелкую сетку морщинок вокруг его глаз, седину в волосах, серебристыми нитями разбавляющими их черноту. Он все еще выглядел едва ли на двадцать пять, но вот эти недостатки, появившиеся не от легкой жизни, вызывают несвойственное демонам стеснение.       — Ты потрясающе красивый, — словно поняв его мысли, в самые губы проговорил Сэл.       — Аввадон… — едва ли не теряя сознание от этой сумасшедшей близости, выговорил Саэрон. Это имя Сэлгир не любил, для него оно осталось в прошлой жизни, но он знал, что для Саэ оно значит многое, а потому не запрещал ему называть себя так. А после того, как тот еще раз повторил это старое, забытое почти всеми имя, он окончательно потерял контроль над собой и в следующий момент в анус, и так растянутый крупным членом, вошли два пальца, смоченных слюной.       Стало… тяжело. Разумеется, за столь долгое время, что они вместе, им довелось попробовать многое — демоны вообще крайне изобретательны в своих развлечениях. Но в последнее время их едва хватало на обычный секс, после которого оба засыпали почти сразу, уподобляясь слабым людям. От такого проникновения, довольно грубого и болезненного, Саэрон вцепился зубами в собственный кулак, но мысли оттолкнуть настойчивые пальцы даже не возникло. Сэлгир не стал ждать, пока тот привыкнет, сразу двигаясь отрывисто и резко, но склонился к нему, целуя подставленное горло и облизывая ключицы, сначала чистую, а потом и расчерченную его собственной подписью. Прямо перед глазами билась венка. Сэл никогда не мог пожаловаться на отсутствие силы воли, но сейчас ее едва хватило, чтобы остановиться и позвать его, заставляя посмотреть на себя:       — Готов? — спросил он, не утруждая себя пояснением. Саэрон кивнул в ответ, немного заторможено, потому что думать у него явно не получалось. — Тогда полетели.       Стон все же не удалось заглушить, потому что Сэлгир вышел, словно давая нормально вздохнуть, черкнул коротким ножом по подставленной шее, а потом вошёл, снова членом и пальцами, одновременно впиваясь в пульсирующую тёмно-алой кровью артерию. Теперь, двигаясь уже не так медленно, как в начале, Сэл тянул из него не только душу, но и жизнь, и силы, заставляя терять сознание от накатывающей слабости, от зависимости от другого существа, способного при желании спалить дотла три их мира.       — Саэрон… — тихий зов в самое ухо он услышал не сразу, словно он доносился сквозь вату и едва сумел сфокусироваться на лице Сэла. — Я хочу, чтобы ты кончил сейчас.       «Сейчас» не получилось — давление регенерации на какую-то минуту оказалось сильнее прочих чувств. А потом зубы вернулись на шею, Сэлгир сцепил свободную руку на его запястьях, заставляя вытянуться под собой, его член особенно удачно прошелся по простате, и Саэрон сорвался в оглушающий, затапливающий оргазм, выплескиваясь на живот длинными белесыми потеками. Тёплый толчок чужой спермы внутри себя он ощутил спустя мгновения, и это было последним, что он запомнил, прежде чем совершенно по-людски провалиться в что-то очень похожее на беспамятство.       Пришёл он в себя, когда тяжёлая рука Сэлгира легла на его копчик, скользнула в ложбинку и остановилась возле влажного от спермы ануса. Настойчивый палец обвел растраханное кольцо мышц и чуть толкнулся внутрь, заставив уткнуться в шею и тихо застонать:       — Сэл…       Тот засмеялся в ответ, притянул его ближе к себе, но руку не убрал, продолжая неторопливо поглаживать снаружи и внутри.       — Просто ласка. Ты против?       Саэрон покачал головой, перекинул руку поперёк груди Сэла и удобнее устроился на его плече. А потом и вовсе задремал, как только спины коснулось легкое покрывало, а по растрепанным волосам пробежались чужие пальцы и замерли на затылке. И уже почти засыпая, он подумал, что пожалуй, собственная душа и клеймо на теле — не такая уж большая плата в обмен на такие ночи. Без беспокойства, суеты и ожидания очередного взрыва в непростой политической ситуации между тремя мирами.       Он еще не знал, что утро для них обоих начнется вовсе не с неспешного пробуждения, поцелуев или, как вариант, с очередной словесной перепалки. А с появления в их комнате Малека, чертового дворецкого Сэлгира, который знает всё и обо всём, и выполняет для своего хозяина поручения, мало попадающие под список дел обычного слуги. И скажет, даже не склонив головы в приветствии:       — Фрид Абертинский только что скончался.